Я сидела на широком каменном подоконнике, подтянув колени и обняв их руками, и глазела в окно: заточение утомительно даже в золотой клетке. Правда, ночью Эльдер стаскал меня за городской вал на неизменную тренировку с мастером Рагаром, потому я дико не выспалась и отчаянно зевала. Зевок застрял в глотке: в ворота въезжала дивная кавалькада на тонконогих белоснежных конях с искрящимися гривами.
Волшебная красота скакунов, морозные узоры попон, диковинная серебряная упряжь и полупрозрачные, словно ледяные, седла не оставляли сомнений: пожаловал северный принц. Вот кому не надо стесняться великолепных снежных ласхов и бояться обвинений в колдовстве. А ведь если бы не наша возня с заменой средств передвижения, мы бы успели спасти несчастную Виолу.
Сердце нехорошо заныло, когда среди всадников мелькнуло улыбающееся лицо Дигеро. Зачем он здесь, среди всей этой грязи, зачем?
Сиарей докладывал нам потом о встрече Игинира и Роберта. Гость был так потрясен случившимся и именем виновника, что едва на ногах устоял:
- Кто? Принц Лэйрин? Простите, не могу поверить. Он же… совсем мальчишка, совсем. Я имел честь видеть его в Белогорье. Примите мои соболезнования, ваше величество. Император поймет ваше горе, уверен. А могу я увидеть обвиняемого?
Принцу было отказано, но препятствий для северного сполоха не существовало. Не пустили в дверь - войдет в окно, что он и сделал поздним вечером, и был на диво мрачен.
Я же порадовалась, что он пришел один. Я боялась тогда смотреть тебе в глаза, Дигеро. Боялась, что ты поверил в очередную ложь обо мне.
Выслушав рассказ Рагара о том, как обстоят дела на самом деле, Рамасха вздохнул:
- Это какой-то злой рок.
- Тщательно продуманный рок, - заметил белый воин.
- Рад, что девушки живы. Вы спасли и мою голову: отец приказал без невесты не возвращаться. Мне надо поговорить с обеими. Как ни жаль Виолу, но император очень щепетилен в вопросах чести, и я не могу везти ее на верную смерть. Но я не понимаю, Рагар, почему ты медлишь с защитой Лэйрин? А если дело дойдет до казни?
- Видишь ли, тут слишком много странностей, Рамасха. Роберт бурно изображает гнев, но он до сих пор не встретился с долгожданным наследником, даже не допросил. Он не поднял шум, когда мы подменили принцесс и выкрали Дирха. Что бы это значило? Подозреваю, руки у короля связаны, и он хочет развязать их, не вызывая чьих-то подозрений раньше времени. А тут главное - внезапность. Сейчас мы с ним вынуждены играть на одной стороне, но вслепую. И если я раскрою карты преждевременно, мы можем проиграть.
Принц Игинир лишь покачал головой, и по его волосам метнулось северное сияние, озарив комнату. Мы сидели, как всегда, при звездах и луне, свечи погашены, жаровни вынесены, и лишний источник света пришелся кстати.
- Мне надо было пристальнее следить за Равнинным королевством, - с досадой сказал Рагар. - Причина случившегося не в ревности старших принцесс, на ней просто сыграли. Смотри, что получается. Хелина рожает шестерых девочек. Адель и Агнесс бездетны, это уже ясно с их образом жизни. Средних сестер удалили, лишив возможности замужества. Теперь под удар попали младшие.
- Кто-то пытается поссорить короля и императора?
- Это мелочи. Неизбежная пена на волне. А сама волна… - Рагар вытащил из кармана мою белую королеву, украденную пять лет назад из этой же комнаты, задумался, подержав на ладони, и убрал обратно. - Кому-то очень нужно, чтобы "огненная кровь" умерла вместе с королем. Ты видел Роберта. Тебе не показалось, что он не доживет до рождения внуков? Уже два года он и речи не вел о приезде сына, но усиливал охранные чары: через сновидения, через любой контакт с огнем. И посмотри, какой силы эти чары. Никакой холод не берет.
Оба посмотрели.
Я слушала их, устроившись на диванчике у стены и стараясь, чтобы о моем существовании и не вспомнили: вдруг какие тайны ненароком приоткроются. Морда любопытного Эльдера тихонько пристроилась рядом и тоже не отсвечивала. Под пристальными взглядами мы попытались спрятаться друг за друга, но диванчик, оказывается, так заледенел, что хрустнул от нашей возни, а со стены посыпался серебристый иней. Еще бы: окна нараспашку, ласхи сквозняками гуляют, сугробы в каждом углу моргают драконьими глазами…
- Восхитительные чары. Мне бы такую пылкую жену! - Рамасха мечтательно закатил глаза, плеснувшие радужным смехом.
- Не до сказок пока, мечтатель, - осадил его Рагар. - Вернемся к нашей проблеме. Приезд наследника может спровоцировать убийц, они попытаются устранить либо принца, либо, что вероятнее, короля, как только он проявит интерес к сыну. Они сделают всё, чтобы не допустить передачи дара. Будет неплохо, если ты возьмешь на себя ненавязчивую охрану Роберта: наших сил здесь слишком мало.
- Сделаю, - снова прокатилось сияние по длинным волосам склонившего голову принца. А в ночном небе за окном мелькнул подозрительный отсвет, словно там висело невидимое зеркало. Через пару мгновений блик повторился. Рамасха, покосившись на окно, улыбнулся: - Уже приступили. Но если охота идет на носителя "огненной крови", то непонятно, почему равнинный король до сих пор жив?
- Во-первых, прежде чем убить, его нужно погасить до последней искры, иначе бесполезно - восстанет даже из пепла. Роберт был очень силен. Во-вторых, вокруг его дара схлестнулись интересы нескольких враждебных друг другу сил. Кое-кто хочет, чтобы наследником волшебной крови стал только принц Лэйрин.
- Только? Я тебя правильно понял, Рагар? - вскинул бровь Рамасха.
- Не знаю, что ты понял, но это не Белогорье. Нам нужна защита от подземного пламени, это понятно. Для гор чем больше носителей "огненной крови", тем безопасней. Я имел в виду Темную страну.
На лице северянина отразилось полнейшее недоумение:
- Но разве не в интересах Азархарта уничтожить носителя опасного дара и лишить Белогорье надежды?
А мой учитель опять оказался самым умным:
- На первый взгляд - да. Но если копнуть, то им куда интереснее получить власть над огнем. За полтора столетия он не предпринял ни одной попытки уничтожить династию огненных королей равнин. Не странно ли? Зато у темных есть договор на седьмую дочь Хелины. Они, конечно, причастны к плачевной судьбе шестерых девочек, но ждут седьмую, и пока заинтересованы в жизни монарха. Полагаю, именно с целью охраны они и приставили к нему темного вейриэна Дирха два года назад.
- Понял. Если не темные с их извечной мечтой уничтожить Белые горы, то на черно-белой доске появилась третья сила, Рагар? Сила, играющая на противостоянии всех магических сил мира?
- Возможно. Только я поздно начал это осознавать. Мне бы задуматься, когда я вернулся в Белогорье после… - Рагар запнулся, бросив на меня быстрый взгляд, и проглотил фразу. - Но я тоже думал, что это интрига владыки темных. И сейчас у меня даже предположений нет - кто, если не он.
- У тебя? Позволь не поверить.
- Позволяю. Мне нужно понять силу, стоящую за Шаэтом. Пять лет назад я его недооценил. Возможно, он служит степным или даже пустынным шаунам - они мечтают вернуть отвоеванные у них Робертом и его отцом территории. Но и для них я не вижу особого смысла в охоте за "огненной кровью". И тем более - в полном уничтожении дара.
9
Я проснулась утром на своем ложе, облаченная в ночную сорочку, но так и не вспомнила, когда ушла в спальню и как сумела переодеться и заползти под одеяло. Последнее, что помнилось - подсунутое под щеку мягкое и прохладное крыло Эльдера и драконье шипение, когда я задремала, провалившись в огненный ад.
После скромного завтрака, проверенного Рагаром на наличие ядов (обнаружился в подливке рябчика, пришлось довольствоваться сыром и хлебом), Роберт прислал за мной полсотни стражников, а я опять зверски не выспалась и зевала в кулак, демонстрируя свите полнейший цинизм закоренелого насильника и убийцы (такие осуждающие взгляды на меня бросали суровые солдаты).
Оружие мне взять не разрешили, но обыскивать не рискнули, вейриэнов тоже вежливо попросили обезоружиться самим. Рагар проигнорировал просьбу, и незнакомый сержант не осмелился настаивать.
Такой нестройной толпой - окружившая меня шестерка телохранителей внутри плотного кольца стражи с обнаженными мечами - мы прошествовали в тронный зал.
Это угрюмое продолговатое помещение мне никогда не нравилось. Толстенные колонны крали пространство, в узкие окна-бойницы проникало мало света и воздуха, и от человеческого пота и чада факелов здесь всегда было душно.
Между колоннами уже толпились придворные с очень неприязненными лицами. На галерее, опоясавшей зал по периметру, рассредоточились с полсотни лучников. Под их прицелом нас подвели к трехъярусному возвышению с пустовавшим троном, еще одним поменьше для отсутствовавшей королевы и креслом для наследника по правую руку от трона.
Адель и Агнесс в окружении фрейлин уже ждали на возвышении слева от трона. Обе - дьявольски красивые, в алых платьях, усыпанных драгоценностями, словно принцессы собрались на бал, с уложенными в высокие прически белокурыми локонами, с кроваво-красными, искусно подчеркнутыми губами, скривившимися в злой ухмылке при виде унижения опального кронпринца.
Рамасха тоже пожелал присутствовать, как лицо заинтересованное и требующее справедливого возмездия, и ему не посмели отказать. На Дигеро, стоявшего в свите северянина, я старалась не смотреть, но заметила и сурово сжатые губы, и неровный румянец на его щеках, какой всегда появлялся, когда горец давил в себе гнев.
Король появился в сопровождении первых лиц государства.
Он шел медленно, опустив обильно поседевшую голову и старчески сутулился. Ни следа от былой стати и мощи. Казалось, он действительно смертельно болен. Но мне ли его жалеть после того, как я видела, что стало с королевой, изгнанной его волей? Я не испытывала злорадства, но и жалости тоже. И почему-то вспомнила, как стояла у его шатра, сжав кулаки, и шептала: "Никто не смеет безнаказанно обижать мою матушку".
На полшага позади гордо несли себя Шаэт и не менее толстый кардинал. Узнала я и смуглого горбоносого судью в мантии и в парике с буклями, и казначея - костлявого, несмотря на должность, желтолицего, с юркими глазками и неприятной слащавой улыбкой.
Роберт сел на трон, по-прежнему не поднимая на меня глаз, опер локти о подлокотники и опустил лоб в скрещенные пальцы, не заметив поклонов. Шаэт занял место первого советника за спинкой трона.
- Огласи приговор, судья Даинер, - глухо сказал король.
Судья откашлялся, развернул свиток.
Смысл его речи, сопровождавшейся беглым взглядом в свиток, сводился к тому, что королевское расследование подтвердило вину кронпринца Лэйрина во вменяемом ему преступлении против младшей принцессы Виолы (следовало бесконечное перечисление имен свидетелей обвинения). Кроме того, оное преступление является изменой короне, за что полагается казнь через лишение головы. Но, так как пролить королевскую кровь невозможно, а статус преступника слишком высок для казни через повешенье, принц Лэйрин приговаривается к сожжению, и приговор следует привести в исполнение незамедлительно.
Рагар превратился в ледяную статую, но я заметила движение его пальцев, означавшее "вот и отлично (слава богам, лучше не бывает)". Я не разделяла его оптимизма: одно дело - угольки в руке подержать, а другое - костер. Выдержит ли защита, данная мне королем? И… если он дал мне ее, то ведь может и забрать в любой момент.
Принц Севера изобразил удовлетворение справедливым судом, а вот Дигеро побледнел, и его ладонь легла на пустую перевязь - гостям не положено являться к королю с оружием, но сам жест многое мне сказал. Я вздохнула с облегчением: мой друг не поверил в клевету.
Этот вздох был уловлен наблюдателями, интерпретирован по-своему и едва не стал последним.
Третий советник, герцог Виннибор, внезапно вмешался в судебный процесс, что стало потрясением для всего двора: этот блеклый сероволосый мужчина лет сорока считался безмолвной королевской тенью. Говорили, что, будучи еще оруженосцем, он был совращен совсем юным Робертом и стал его первым любовником, что удивительно при такой невыразительной внешности Виннибора. Советник занимал свою должность не по способностям, кои по общему мнению отсутствовали напрочь, а из королевской милости к преданному бывшему оруженосцу, во всем соглашавшемуся с монархом и ни разу не подававшему голоса на совещаниях. Если с кем-то он и вел беседы, то исключительно междометиями.
Теперь вдруг обнаружилось, что герцог умеет говорить и обладает приятным тенором:
- Прошу твоего милостивого позволения, мой государь, слово сказать…
Король кивнул, спрятав изумление за ладонью.
- Разве принц - богомерзкий колдун, чтобы быть подвергнутым такому отвратительному виду казни, как сожжение, которое применяется токмо к дьявольским отродьям? - громко вопросил Виннибор. - Все мы помним, как его святейшество кардинал Трамас испытывал наследника пять лет назад и никакой колдовской силы в мальчике не обнаружил. Кто-то, может, и попеняет, что времени с тех пор прошло многовато, но я уверен, что душа его высочества не омрачена адской силой, так зачем нам самим бросать тень на корону? Ведь ты, мой милосердный король, не отказался от сына, и он будет казнен как твой, увы, преступный, к нашему горю, но - кронпринц. Не позор ли это? Не станет ли это поводом бесстыжим врагам для глумления? Нижайше прошу ваше королевское величество о снисхождении к его высочеству и коленопреклоненно умоляю заменить вид казни на менее постыдный.
Блистательная речь взбудоражила присутствовавших: какая муха укусила королевскую тень, если она обрела вполне индивидуальное лицо и осмелилась восстать против хозяина?
- А не провести ли нам еще одно испытание на колдовскую силу? - оживился кардинал, не переносивший долгих стояний ввиду чрезвычайной тучности тела.
Герцог Виннибор стушевался, закивал с обычной своей тишайшей, на все согласной улыбкой:
- Да-да, конечно… во имя истины и Бога… но не лучше ли избежать… ради чести государевой… какая уж сейчас разница… лучше бы повесили.
Мнение придворных разделилось: сестрам А. очень хотелось посмотреть, как я буду корчиться на костре, остальные не определились, выжидая королевского слова. Но Роберт молчал, не поднимая головы, словно внезапно потерял сознание. Наконец он пошевелился, вяло кивнул кардиналу:
- Испытай, не помешает.
Процедура, которой меня в детстве подвергли на каменном мосту, повторилась и опять сильно разочаровала кардинала. Даров у меня опять не обнаружилось.
Зато вновь вдохновился третий советник, герцог Виннибор:
- Раз доказано, что его высочество - не колдун, то костер не обязателен, и ваш покорный слуга снова взывает к милосердию, мой государь. Яд в чаше - куда более благородная смерть!
Всё шло к тому, что смошенничать королю не удастся, и Рагар наконец выложил козырь.
- От имени и по праву Белых гор! - прокатился рокот его голоса, и в душном зале внезапно повеяло грозовой свежестью. Все замолчали, недоуменно таращась на моего скромного телохранителя, ставшего неожиданно грозным. - Считаю приговор преждевременным, король равнин. Я не услышал здесь имени еще одного важного свидетеля. Не опрошен некий Дирх.
Скрещенные пальцы, заслонявшие лицо короля, дрогнули.
- Он мертв! - взвизгнул Шаэт.
- Есть способы допросить и мертвеца, - вмешался Рамасха. - От имени императора Севера я требую, чтобы этот свидетель был допрошен.
- Протестую! - колыхнулся кардинал. - Дьявольщина, колдовство!
- Труп исчез, - злорадное замечание Агнесс.
- Уже найден, - усмехнулся вейриэн.
- Несите! - приказал король, заткнув кардинала яростным взглядом.
Хладного свидетеля внесли.
Невозможно передать, что я пережила, когда рассмотрела "труп", поднявшийся после того, как Рагар вынул у него из-под лопатки ставший невидимым сельт.
Не скажу, что негодяй был похож на меня, как отражение в зеркале, - его черты были более грубыми и мужественными, но несомненное сходство имелось. Последний фаворит короля Дирх обладал прямыми черными волосами, торчавшими ежиком - немыслимая прическа для придворного, которой не стеснялась лишь я. На его бледном лице с широким лбом и узким подбородком вызывающе сверкали зеленые глаза, а губы, чуть тоньше моих, надменно кривились. И стремительные движения, когда он подошел к трону и встал на колено, и резкий, какой-то птичий, поворот головы - были моими.
Меня ударило это сходство по сердцу. Захотелось выпить яд немедленно, потому что ты, чистый мой Дигеро, смотрел на это и так же, как я, все понял о любовной страсти короля к наследнику. На это смотрел Рамасха - будущий император и серьезный политический соперник или союзник. И это видели и знали мои будущие подданные.
Невозможно было нанести упреждающий удар по моей будущей короне искуснее, чем нанесен этот. В памяти людей наши лица неизбежно сольются - наследника и любовника. Уже слились, если вспомнить гнилые слова белобрысого лорда Наэриля. А значит, и беды королевства, и проклятия будут приписаны мне.
Пока все завороженно пялились на ожившего, но еще ничего не понимающего Дирха, которого начал допрашивать судья, я с презрением глянула на Роберта и вздрогнула: король пристально смотрел на меня, и столько вины было в этом взгляде, и мольбы о прощении и еще что-то такое пронзительное, от чего в груди стало еще больнее.
Дирх, осознав наконец, что находится уже не в будуаре, а на королевском суде, во всем признался. Назвал и участников заговора: и обеих старших принцесс, и первого советника, ныне графа Шаэта, и еще пару имен. Его наглость была изумительна.
- Да, я потерял голову от любви, мой обожаемый государь… от любви ко всему, что исходит от тебя, - с усмешкой щурился Дирх. - И я же не отказываюсь жениться на твоей дочери, заметь. Если нужно, то ради тебя я пойду и на этот подвиг.
- Он лжет! Выгораживает принца! - прошипел Шаэт. - Какая вера может быть посмертным показаниям трупа, чья жизнь сосредоточена сейчас в руках вейриэна - в сельте, вынутом из его сердца? Он скажет то, что захочет "снежный дьявол"!
- Принца?! - совсем не похожий на труп зеленоглазый фаворит, вытянув шею, заозирался по сторонам, увидел Рагара.
А потом узрел меня.
Наши взгляды встретились, и он вдруг покачнулся, как от удара, и переменился в лице. Разительно. Его сходство со мной мгновенно уменьшилось, словно подул ветер, стирая рисунок на песке.
Забыв и о короле, и о допросе, и о глазевших придворных, Дирх рухнул на колени и пополз в мою сторону, и в его голосе звучал отчаянный, неподдельный страх:
- Ваше высочество! Простите меня, мой принц. Я… это чудовищная дерзость, понимаю… Но я же не знал! Ваш отец ничего не сказал мне! Никто не сказал! Я готов искупить, клянусь… Я бы никогда не осмелился, никогда. Я же не знал, кто…
Рагар тихо ругнулся на языке айров, щелкнув ногтем по лезвию сельта в руке, и Дирх замертво рухнул лицом в каменную плиту.
А я ничего тогда не понимала. Я же тоже не знала, светлый мой Дигеро, взиравший на происходящее с брезгливым отвращением, я еще ничего не знала ни о себе, ни о той пучине, в которую меня еще до рождения погрузила моя странная судьба.