Она обняла его за шею и привлекла к себе.
* * *
Урс вымылся в бочке с холодной водой позади дома, наслаждаясь тем, как предрассветный воздух покусывает его кожу. Он спал не тревожимый сновидениями, а будущее сулило много золота. Если Король Сказаний купит его лошадиные панцири, его примеру последуют все владыки и вожди, ведущие войны, а он, Урс, удалится во дворец в Долине Великой реки с десятком-другим наложниц.
В двадцать лет Урс уже твердо определил свое будущее. Хотя он принадлежал к дому Меровиев, они с Баланом находились с Меровием лишь в дальнем родстве и не имели никаких прав на корону Длинноволосых королей. А жизнь воина не влекла молодого человека, проведшего юность во дворцах наслаждений Тингиса.
Он вытерся досуха мягким шерстяным полотенцем и надел под промасленную кожаную куртку чистую черную рубаху. Из кожаной фляжечки налил на ладонь несколько капель благовония и втер его в свои длинные темные волосы. Вонь конюшни заставила его выйти на открытый луг, где воздух был напоен ароматом шиповника, разросшегося у древнего круга стоячих камней.
Там его нашел Прасамаккус. Старику было явно не по себе.
– Что не так, друг мой? – спросил Урс, садясь на плоский алтарный камень.
– Я напился, как старый дурень, и теперь у меня в голове стучит кузнечный молот.
– Слишком много меда, – заметил Урс, сдерживая улыбку.
– И слишком болтливый язык. Мне не следовало бы говорить про короля и про то, что касается его одного.
– Успокойся, Прасамаккус. Я ничего не помню. Вино ударило в голову и мне. Помнится только, что ты говорил о государе Утере как о лучшем короле во всех христианских землях.
– Он такой и есть, – ухмыльнулся Прасамаккус. – Спасибо, Урс.
Урс ничего не ответил, вглядываясь в неровный строй воинов, появившихся на гребне дальнего холма.
– Надеюсь, это наши, – прошептал он.
Прасамаккус приложил ладонь козырьком к глазам и выругался. Поднявшись на ноги, он заковылял к дому, крича во весь голос и указывая на воинов, беспорядочно ринувшихся вперед. Пастухи и конюхи выбежали из конюшен с луками в руках, а двадцать легионеров, вооруженных мечами, сомкнули щиты в боевом порядке перед домом. Урс кинулся в свою комнату за собственным луком с колчаном. Адриана скорчилась под средним окном.
– Кто они? – спросил Урс про приближающихся всадников.
– Тринованты, – ответила она.
В открытое окно влетела стрела и впилась в дверь по ту сторону комнаты. Урс отступил и наложил стрелу на тетиву своего лука.
Всадники влетели во двор под гром копыт, спрыгивая на землю, чтобы вступить в бой с легионерами. Их было вчетверо больше, стена из щитов распалась, и тринованты, облаченные в одежду, режущую глаза пестротой, начали, рубя и коля, пролагать себе путь к дому.
Урс рискнул выглянуть в окно как раз тогда, когда воин с заплетенной в косицы бородой прыгнул в брешь.
Оттянув тетиву, он пустил стрелу в горло тринованта, и тот повалился навзничь.
– По-моему, нам следует уйти, – сказал Урс, хватая Адриану за руку и поднимая ее на ноги. Дверь затрещала и рухнула в комнату, куда сразу же ворвались трое с мечами, обагренными кровью павших легионеров.
– Надеюсь, вы подумали о получении выкупа, – сказал Урс, бросая лук, и широко развел руки.
– Убейте его! – приказал высокий темноволосый воин с заживающим рубцом на щеке.
– Я стою дорого… на вес золота! – воскликнул принц, пятясь.
Воины двинулись на него. Урс шагнул им навстречу, повернулся на одной ноге и пяткой другой ударил первого в подбородок, так что тот опрокинулся на своего товарища. Принц легко отпрыгнул вправо, уклонившись от опускающего меча Лица с Рубцом. Затем он поднырнул под вновь занесенный меч и ткнул врага растопыренными пальцами под грудину. Тот охнул, лицо его побагровело… и он упал. Урс схватил его меч и всадил его в сердце первого воина, который попытался встать.
Адриана ударила третьего табуретом, сбив его с ног.
Снаружи донесся звук трубы, а затем гром копыт.
Урс подбежал к окну и увидел, как Утер, Викторин и полная центурия конных легионеров обрушились на растерявшихся триновантов. Многие из них побросали оружие, но тут же были убиты.
Несколько минут спустя бой закончился, и легионеры принялись очищать двор от трупов.
Король вошел в дом, его светлые глаза блестели, усталость исчезла без следа.
– Где Прасамаккус? – спросил он, переступая через убитых. Воин, оглушенный Адрианой, застонал и попробовал приподняться. Утер обернулся, и его огромный меч рассек ему шею. Голова откатилась к стене, туловище осело на пол, заливая его кровью. Адриана отвела взгляд.
– Я сказал: где Прасамаккус?
– Здесь, государь, – сказал старый калека, выходя из задней комнаты. – Я цел и невредим.
Король ухмыльнулся по-мальчишески.
– Сожалею, что мы не успели сюда раньше. – Он подошел к окну. – Викторин! Тут еще три!
В комнату вошли легионеры и вытащили трупы наружу.
Утер вложил меч в ножны и сел.
– Ты хорошо показал себя, Урс. Сражаешься не хуже, чем говоришь.
– Мне улыбнулась удача, государь, да и Адриана свалила одного табуретом.
– Неудивительно: она – росток от доброго корня.
Адриана присела перед королем, потом отошла к шкафу, подала королю кубок и наполнила его яблочным соком из каменного кувшина. Утер сделал несколько больших глотков.
– Вы теперь в безопасности. Гвалчмай окружил главный их отряд, и к ночи в живых не останется ни единого триновантского мятежника отсюда и до Комбретовиума.
– Твои подданные всегда настолько непокорны? – спросил Урс, и на лице короля мелькнуло раздражение.
– Мы, британцы, плохие подданные, – поспешно сказал Прасамаккус. – Такова эта земля, Урс. Племена почитают каждое своего короля, своего военного вождя и своих священнослужителей. Римляне почти покончили с друидами, но теперь культ возродился, а друиды не признают римской власти.
– Но Рим ведь больше не правит Британией, – сказал принц. – Я не понимаю…
– Для племен Утер – римлянин. Им все равно, что Рима больше нет.
– Я верховный король, – сказал Утер. – По праву рождения и по праву завоевателя. Племена смирились с этим, но друиды – нет. Как и саксы, и юты, и англы, и готы. И сикамбры стали нашими друзьями совсем недавно.
– Ты не испытываешь недостатка во врагах, король Утер. Так пусть же у тебя всегда будут сильные друзья.
А как ты поступишь с друидами?
– Как поступали римляне, любезный юноша. Я распинаю их там, где нахожу их.
– Но почему не привлечь их на свою сторону?
– Скорее я лягу в одну постель с гадюкой.
– Но в конце-то концов они же хотят того же, что и все люди: власти, богатства, красивых женщин, ведь верно? Значит, среди них должны быть такие, каких можно подкупить. Тем самым ты хотя бы посеешь рознь среди своих врагов.
– У тебя острый ум, юный Урс.
– Я любознательный, государь. Как ты узнал, что они нападут здесь?
– Земля знала, а земля – это я, – ответил Утер с улыбкой.
Урс не стал расспрашивать дальше.
* * *
Кормак бежал, пока у него не начали гореть подошвы, а легким перестало хватать воздуха. Но он знал, что ему не убежать от всадников, следующих за ним по узкой тропе, и не сразить всех, кто перешел ручей слева от него, а теперь двигался наперерез ему. Он пытался добраться до гребня, где, казалось ему, он сумеет убить одного охотника или даже двух. Если бы одним из них оказался Агвайн!
Он попытался перепрыгнуть через круглый валун на тропе, но усталые ноги плохо ему повиновались, он зацепился носком и упал в траву. Меч выскользнул из его пальцев. Он вскочил, хотел подобрать меч… и тут чья-то рука сомкнулась на рукояти.
– Интересный клинок, – сказал высокий человек в плаще с капюшоном, и Кормак выхватил нож, готовясь броситься на него. Но незнакомец протянул меч рукояткой совсем растерявшемуся мальчику. – Иди-ка за мной.
Он нырнул в подлесок и отогнул пышный куст, за которым оказалась неглубокая пещера. Кормак забрался внутрь, и незнакомец закрыл вход ветками куста.
Менее чем через минуту мимо их убежища проскакали охотники-саксы. Незнакомец откинул капюшон и провел руками по густым черным волосам, осеребренным сединой, которые ниспадали на его широкие плечи. Его серые глаза были глубоко посажены, а борода струилась, будто львиная грива. Он усмехнулся:
– Да, пожалуй, они заметно превосходили тебя численностью, юноша.
– Почему ты мне помог?
– Разве ты не Божье создание?
– Ты святой отшельник?
– Я понимаю Таинства. Как тебя зовут?
– Кормак. А тебя?
– Я Откровение. Ты хочешь есть?
– Они вернутся. Мне надо идти.
– А ты мне показался неглупым. Мальчиком, наделенным ясным умом. Если ты сейчас уйдешь отсюда, что произойдет?
– Я не дурак, почтенный Откровение. Но то, что случится, все равно случится через час или на следующий день. Я не смогу пройти через весь сакский юг невидимкой. И я не хочу, чтобы тебя убили вместе со мной. Благодарю тебя за твою доброту.
– Как тебе угодно. Но прежде поешь! Таково первое правило воина.
Кормак прислонился спиной к стене и взял протянутый ему ломоть хлеба с сыром. Еда была наслаждением, как и прохладная вода из обтянутой кожей фляжки.
– Откуда у тебя, сакса, такой меч?
– Он мой!
– Я не оспариваю твое право владеть им. Я спросил, как он к тебе попал.
– Это меч моего отца.
– Ах так! Видимо, он был хорошим воином, лезвие из стали, которой славится одна Испания.
– Он был великий воин. Он убил шестерых противников в тот день, когда я родился.
– Шестерых? Это требовало большого искусства.
Он был сакс?
– Я не знаю. Он погиб в тот же день, и меня вырастил друг. – Кормак словно увидел перед собой лицо Гристы, и в первый раз после смерти старика из его глаз хлынули слезы. Мальчик откашлялся и отвернул голову. – Я… прости… я… – Он захлебнулся рыданиями, как ни старался их сдержать. Ему на плечо легла сильная ладонь.
– У удачливых в жизни бывает много друзей. А ты удачлив, Кормак. Ведь ты нашел меня.
– Он умер. Они его убили за то, что он вступился за меня.
Теперь ладонь прижалась ко лбу Кормака.
– А сейчас усни. Поговорим позже, когда опасность минует.
Едва Откровение прикоснулся к его лбу, как мальчика окутала дремота, будто теплое одеяло… И он погрузился в сон без сновидений.
Проснулся он глубокой ночью и обнаружил, что укрыт толстым шерстяным одеялом и под голову ему положен свернутый плащ. Перевернувшись на другой бок, он увидел, что Откровение сидит у костерка в глубокой задумчивости.
– Благодарю тебя, – сказал Кормак.
– Не стоит благодарности. Как ты себя чувствуешь?
– Отдохнувшим. А охотники?
– Устали и вернулись домой. Думаю, утром они вернутся с собаками. Ты голоден? – Откровение снял с огня бронзовый котелок и помешал в нем палкой. – Тут у меня похлебка: свежая крольчатина, вяленая говядина и душистые травы. – Он налил до краев глубокую деревянную миску и придвинул ее мальчику. Кормак с радостью принялся за еду.
– А ты совершаешь паломничество? – Спросил он между двумя глотками.
– Своего рода. Я возвращаюсь домой.
– Ты британец?
– Нет. Как тебе похлебка?
– Вкусней не бывает.
– Расскажи мне про Гристу.
– Откуда ты знаешь; как его звали?
Бородач улыбнулся.
– Ты звал его во сне. Он был твоим другом?
– Да. Он потерял правую руку, сражаясь против Кровавого короля. И стал козопасом. Он меня вырастил, и я был ему как сын.
– Значит, ты был его сыном: отцовство ведь не просто узы крови. Почему они тебя ненавидят?
– Не знаю, – ответил Кормак, памятуя последние слова Гристы. – А ты священник?
– Почему ты так подумал?
– Я один раз видел священника Белого Христа. На нем был плащ вроде твоего и сандалии. Только он, кроме того, носил на груди деревянный крест.
– Я не священник.
– Так, значит, воин? – спросил Кормак с сомнением в голосе, так как у незнакомца не было никакого оружия – только длинный посох, который лежал возле него.
– Я не воин. Просто человек. Куда ты направляешься?
– В Дубрис. Я там смогу найти работу.
– А чему ты обучен?
– Я работал в кузнице, на мельнице, у гончара. В пекарне мне работать не позволяли.
– Почему?
– Мне запрещалось прикасаться к их еде, но иногда пекарь позволял мне убираться у него. А ты идешь в Дубрис?
– Нет. В Новиомагус на западе.
– А!
– Почему бы тебе не пойти со мной? Дорога приятная, и я буду рад спутнику.
– На западе мои враги.
– Забудь про своих врагов, Кормак. Они ничего тебе не сделают.
– Ты их не знаешь!
– Они тебя не узнают. Вот погляди! – Из заплечного мешка он вытащил зеркало из отполированной бронзы. Кормак взял зеркало и ахнул: на него оттуда смотрел темноволосый юноша с узкими губами и круглым лицом.
– Ты чернокнижник? – прошептал он, и его оледенил страх.
– Нет, – был негромкий ответ. – Я Откровение.
* * *
Как ни был ошеломлен Кормак, он попытался осмыслить, какой выбор ему следует сделать. Незнакомец не причинил ему вреда, не забрал у него меч и обходился с ним ласково. Но он – колдун: одного этого хватало, чтобы сердце мальчика исполнилось ужаса. А что, если он предназначает Кормака для какого-нибудь жуткого кровавого жертвоприношения, чтобы скормить его сердце демону? Или ему нужен раб?
Однако если Кормак попытается добраться до Дубриса в одиночку, его выследят и убьют, как бешеную собаку.
И как бы то ни было, колдун, если и замыслил против него недоброе, пока ничего дурного ему не сделал.
– Я пойду с тобой в Новиомагус, – объявил Кормак.
– Мудрый выбор, юный Кормак, – сказал Откровение и, легким движением поднявшись на ноги, начал собирать свои вещи. Пучком жесткой травы он оттер котелок и миску, а затем уложил их в заплечный мешок.
И, не оглянувшись, вышел из пещеры на лунный свет и зашагал на запад.
Кормак нагнал его и старался приспособиться к его широкому шагу, пока они шли сначала через лесистые, а затем безлесные холмы Южного края саксов. После полуночи Откровение остановился в укрытой от ветра ложбине и развел костер с помощью изукрашенной трутницы, которая просто заворожила Кормака. Серебряная, с огнедышащим драконом, вычеканенным на крышке.
Откровение бросил ее мальчику, а сам начал подкармливать прутиками разгорающийся огонек.
– Ее сделал в Тингисе на севере Африке старый грек по имени Мельхиадес. Он любил претворять обиходные предметы, которыми мы пользуемся ежедневно, в произведения искусства. У него это настоящая мания, но мне нравится его работа.
Кормак осторожно открыл трутницу. Внутри был рычажок в форме головы дракона – ему в пасть был вставлен кремень с заостренным краем. Когда на рычажок нажимали, кремень скользил по зубчатой железной решетке, рассыпая снопы искр.
– Она очень красивая!
– Да. А теперь берись-ка за дело и принеси хвороста.
Кормак отдал ему трутницу и прошел между деревьями, собирая валежник. Когда он вернулся, Откровение уже настлал у костра папоротник, как мягкую постель, Он наложил валежник в костер, а когда пламя разгорелось, лег, завернулся в одеяло и мгновенно уснул. Кормак некоторое время сидел рядом с ним, вслушиваясь в звуки ночи.
Потом тоже заснул.
На заре путники позавтракали свежим хлебом с сыром и отправились дальше. Теперь то, что хлеб оставался свежим, Кормака не озадачило и не смутило, ведь он знал, что его спутник владеет магией. Тот, кто способен изменить лицо другому человеку и цвет его волос, уж конечно, без всякого труда может сотворить вкусный каравай!
Всадников они увидели перед полуднем – они следовали за псарем с шестью волкодавами на сворке. Едва псы заметили путников, как рванулись вперед, заливаясь яростным лаем, так что псарь потерял равновесие, упал и вынужден был выпустить их ремни. Псы помчались вперед.
– Не двигайся! – приказал Откровение. Он поднял посох и выждал, пока псы не приблизились с неимоверной быстротой, кровожадно оскалившись.
– Сидеть! – рявкнул он, и волкодавы остановились перед ним, перестав рычать. – Сидеть, кому говорят!
Псы послушно сели на задние лапы, а пятеро всадников рысью надвинулись на них. Во главе ехал Агвайн, за ним следовал его брат Леннокс. Трое остальных были керлами Колдера, дюжими, с угрюмыми глазами. Они были вооружены топорами.
Побагровевший, перемазанный в грязи псарь подобрал ремни с земли и отвел псов в сторону.
– День добрый, – сказал Откровение, опираясь на посох и наклоняясь вперед. – Поохотиться выехали?