30
Кажется, я впал в прострацию или медитацию. Усталый мужик домой, обычно, короткой дорогой идет, а я вот окружной. Хорошо хоть через окно не полез. Встреча с нортором здорово подействовала на мои мозги.
У Ранула самые дешевые комнаты – рядом с лестницами. Те, что подороже – подальше. А люкс вообще в конце коридора. Чтоб лишний раз мимо двери не ходили, дорогих гостей не тревожили.
Так сначала я пошел не в ту сторону. Спустился по ближайшей лестнице. Прогулялся по первому этажу. Встретил Ранула. Тот даже в лице изменился, когда увидел мой эскорт. Это со мной, – кивнул я на пацана и направился к дальней лестнице. Встречные прям по стенам размазывались, чтоб мне места больше было. Если свернуть никуда не могли. (Блин, такие забота и уважение, что с ума спрыгнуть и загордиться). Поднялся по лестнице. Протопал в дальний конец коридора. Все, кто хотел выйти, вдруг резко передумали. Остановился перед своей дверью. Приложил пятерню к опознающему знаку, что вместо замка здесь работает. Открыл дверь. Все. Я дома.
Эта прогулка заняла у меня минут десять. А дойти до моего люкса можно было и за две. Если думать башкой, а не тем, чего ниже. Ногами, в смысле. Для бешеной собаки сто верст не крюк, а для замечтавшегося Лехи – десять минут не время. Да и куда спешить, в наши-то годы?
– Ну, чего стоишь? Заходи, раз уж пришел.
Это я нортору.
А не сказал бы, может, до утра тот на пороге топтался б. Я не сразу вспомнил, что не сам домой заявился. Пацан будто в тень мою превратился: болтается где-то за спиной, не слышно и почти не видно его. А тень, вроде, не принято в дом приглашать. Сама заходит. А мне вот очень вежливая тень попалась. Без приглашения не входит, без разрешения не говорит.
Ну, зашел, быстро осмотрелся. Цепкий взгляд у моего гостя. Словно каждый предмет взглядом пощупал. И ценник повесил.
Может, мой люкс и считается самым дорогим и шикарным в этом кабаке, но я и лучше номера видел. Нортор, кажется, тоже. Только стол его мой заинтересовал. Вернее, то, чего на столе валялось. В творческом беспорядке.
Я ведь начал писать скорее по привычке, да от нечего делать. Типа, культурный голод замучил. Ни тебе телевизора, ни газеты. Так и буквы забыть можно. Вместе с родной речью. Вот и стал карябать чего-то вроде отчетов: как день прожил, чего интересного видел. Потом втянулся. Из скучающего лентяя в графомана на отдыхе превратился. Весь ежедневник исписал. Черте чем. Но так и не успокоился. Пальцы зудят, а писать уже нечем. И не на чем. Пришлось к Ранулу обратиться. Тот аж заикаться стал от такой просьбы. Наверно, я-другой не озадачивал его такими.
Бумага здесь не самым дешевым товаром оказалась. Ну, сезон в этом кабаке я жить не собирался, так что пару чистых свитков мог себе позволить. Не напрягаясь. И писучую палочку вместе с чернильным камнем. Забавные такие штуки. Палочка на заостренную сигару похожа, только тверже. А камень… ну, камень и есть. Тяжелый, маслянисто-черный, в полкулака. И дырка в камне. Как пальцем вдавленная. Для воды. И для палочки. Налил, подождал, пока она воду впитает, и пиши себе. И час, и два, и три. Потом опять вода нужна. А облом за водой идти – плюнуть можно. Тоже работает. Только чернила темнее станут.
Вот на стол с моей писаниной гость и уставился. Внимательно. Вроде как, прочитать хотел. Не разворачивая свиток.
Блин, еще один любопытный! Его что, Машка прислала? Вместо себя, типа? Чтоб я не расслаблялся.
– Ты сюда молчать пришел?
– Нет.
Глухой у нортора голос. Не часто он им пользуется.
– Тогда, говори, зачем я тебе понадобился?
А то, что он возле двери Меченого отирался, так наплевать и растереть. За мной пошел, значит ко мне. Я ведь не обязан все помнить. Что целую вечность назад было. Для кого-то десять лет – как вчера, а для другого – каждые пять минут новый приступ склероза. И жизнь начинается с чистого листа. Может, и я, как тот другой…
– У тебя есть имя?
Это я вежливым пытаюсь быть.
– Есть.
И продолжения не следует.
Так, кажется, в эту игру мы уже играли. С Машкой.
– Ну, и как мне тебя называть?
– Как хочешь.
– Ладно, как хочешь, говори, с чем пришел.
А сам на стуле устроился. Возле стола. Нортору, понятное дело, сесть не предложил. На кровати – рано, вроде бы, а другой стул у меня за ширмой остался. Да и быстрее стоя разговор закругляется. Нет у меня желания до утра болтать.
– Я хочу попросить тебя…
И замолчал.
– Ну, так проси!
– Возьми меня и дай свой плащ.
Блин, и этот тоже!
Может, я не знаю чего? Может, сегодня день взятия, и мне тоже нужно попросить кого-то?… Ту же Марлу, хотя бы. Уж она возьмет, так возьмет! Мало никому не покажется.
– А на фига тебе мой плащ? У тебя и свой есть.
Правда фасон и материал не в моем вкусе. Чего-то широкое, легкое, с неровно обрезанным краем. Как собаки рвали. Странно этот прикид на мужике смотрится. Сомнения возникают в его ориентации. Но говорить это нортору… чего-то не хочется. У Ларки пеньюар из такой же ткани. И цвет точь-в-точь – Черный жемчуг называется.
– Да и нет у меня плаща…
На этом я пасть захлопнул. Дошло все-таки до меня. Сообразил что к чему. Лучше уж поздно, чем совсем никак. Смотрел я в черные провалы глаз, а в башке вертелось: Я отдал плащ Меченому… отдал плащ… отдал…
Ритуал здесь такой: слуга носит плащ господина. А если есть ритуал, то должны быть и ритуальные слова. Напрасно я на Меченого грешил. На пацана этого. Не извращенцы они. Это у меня с головой чего-то не то. Простейшей вещи понять не могу. Вернее, двух…
– Мне вот чего не понятно: зачем тебе служить у меня?
Глаза нортора малость изменились. Будто тень промелькнула в них.
Тени в темноте? Ну-ну. Кажется, у меня не только с головой проблемы, но и с воображением. Какая темнота, блин? Светлые глаза у пацана, совсем светлые!
Пока я мысленно делаю себе комплименты, он говорит. Всего несколько слов, но мне хватило.
– Ладно, я понял, что норторы самые лучшие и самые дорогие телохранители. Гроза врагов своего господина и все такое. Но зачем тебе у меня служить?
– Тебе не нужен оберегатель??
Оказывается и нортора можно удивить.
– Честно? Я как-то не думал об этом. Да и не так я богат, чтобы столько платить…
– Мне платить не надо.
Ну, да. Халява, конечно, сладкое слово, но мне говорили, где бывает бесплатный сыр.
– Ты хочешь служить без платы?
– Да.
– Зачем?
– Чтобы оберегать тебя днем и ночью, чтобы…
– Стоп! Это я уже слышал. И чего с этого буду иметь – понял. Ты мне скажи, зачем тебе это надо? Тебе. Понятно?
Пацан закрыл глаза. Молча. А когда нортор молчит и не смотрит, хочется убедиться, что он живой, а не галлюцинация. Умеют они молчать и не двигаться. И дышать через раз.
– Смотри. – Пацан подошел, положил руку на стол. – Видишь? Я – урод!
Рука как рука. Ничего особенного я не заметил. Тонкая, но сильная кисть, длинные пальцы. Форма и пропорции – в пределах нормы. И если это уродство, то что же тогда красота?
– Видишь?
Пальцы вцепились в край стола, и я увидел темную полосу на них. Чуть выше серых ногтей.
Смотрю… до звона в ушах смотрю… И вот уже ногти не серые, а белые от напряжения. И не край стола они сжимают, а край каменной плиты. А вторая плита медленно поворачивается, чтобы упасть на эти пальцы и на их хозяина.
– Говорил же тебе: брось топор! А ты вцепился в него, как в родного. А если бы я не удержал плиту? Отбило бы пальцы на фиг! Вместе с башкой твоей тупой.
– Ты помнишь!
Ногти скользят по столу, оставляют глубокие царапины.
Н-да. А Ранул говорил, что это дерево даже нож не берет.
– Помнишь!…
Черные глаза заглядывают, кажется, в самое нутро, будят там давно уснувшее и забытое. И что-то глубоко внутри начинает болеть. Как старая рана на непогоду.
– Ни хрена я не помню! Так болтаю невесть чего.
Гость недоверчиво улыбается. Бледными узкими губами.
– Ты не помнишь – я помню. И они забыть не дадут.
Опять шевелит рукой, с темной полосой у ногтей. Потом сдергивает налобную повязку. Не волосы она придерживала. Волосы и без повязки нормально лежат. Под ней тоже полоса оказалась. Словно вторые брови пацану нарисовали. Только светлее. Забавный вид получился. Но смеяться над нортором… Вряд ли это полезно для здоровья. Хорошо, у меня подготовка та еще. Всякого повидал. И смешного, и совсем даже наоборот.
– Ладно, посмотрел я. Дальше чего?
– Теперь ты понял, почему я пришел…
И замолчал. Только руку со стола убрал.
А я мысли его читать должен? Или догадываться? Ни хрена подобного!
– Или объясняй, как тупому. Или иди на фиг!
Разозлил меня этот пацан. Так разозлил, что я забыл, какой он страшный и опасный.
Странно, но мой наезд восприняли как надо. Словно так с норторами и разговаривают. Или с этим, конкретно взятым.
– Я твой должник… нутер.
А нутер это куда круче, чем миной. Но и проблем больше.
– Не помню я твоего долга!
– Тебе и не нужно помнить, нутер. Я помню. И знаки на моем теле говорят.
– И чего ж они такого говорят?
– Я не отдал свой долг в прошлой жизни. А в этой родился уродом. И оберегателем.
Урод? Ну-ну. У пацана явно занижена самооценка.
– Зачем же… так…
Договорить мне не дали.
– Чтобы отдать долг тебе.
– А если не получится?
– Тогда в следующей жизни я стану твоим рабом.
– Веселая перспектива…
Похоже, с чувством юмора у гостя тоже туго. С таким серьезным видом гнать такую пургу.
– И кто тебе наговорил такого… этакого?…
– Прорицатели. И Наставник.
– И чего конкретно они тебе сказали?
– Что я должен найти тебя и стать твоим оберегателем.
– Н-да?… Именно моим?
– Я оберегал других. Сезон или Путь. Но постоянного Обещания не давал никому.
И торжественно так сказал! Типа, я тебе не изменял, любимая, на мне был презерватив. Ну, ладно…
– Мне, стало быть, ты хочешь дать… это обещание.
– Да.
– Чтоб снять проклятие и все такое…
– Да, нутер!
– А если ты ошибся? Вдруг не я тебе нужен, а кто-то еще. Чего тогда?
– Я знаю, ты мой нутер!
– А я вот сомневаюсь.
Легкий плащ заколыхался. Может, от ветра. А может гость заряжает гранатомет. Или делает себе харакири. Поди-разгляди, чего творится под темной тканью.
– Нутер, позволь мне коснуться твоей руки.
– Зачем?
– Ты сам все увидишь.
– Ладно, касайся, только… нежно.
И чуть не ляпнул: ненавижу грубости, проти-и-ивный… Нет, как-то не так действует на меня этот пацан. Совсем не так.
"Скромнее, Леха, и серьезнее, – пришлось напомнить себе. – Меченый ведь не трусливая истеричка, а о смерти замечтал, чтоб с нортором не встретиться. Из ничего такая репутация не возникает".
Ну, положил я руку на стол. Левую. Правой я привык Нож держать. И скальпель. Иногда.
Гость подошел, посмотрел на мою руку. Внимательно так, словно ничего похожего раньше не видел. Потом поднес свою. Осторожно поднес. Как к горячему. Подержал немного навесу и прикоснулся. Пальцами.
Гром и молния, искры, разряд тока, трубный глас и колебание тверди земной… – ничего этого не было.
Только полоса на руке нортора стала бледнее. И на лбу сделалась почти незаметной.
– Видишь? – выдохнул он.
– Ну, вижу.
– Вижу и запоминаю.
Два эти ответа слились в один.
– Какого?!
Нож сам собой прыгнул мне в руку. Грохнулся тяжеленный стул. А пацан метнулся к открытому окну. И плащ грозовой тучей летел следом.
– Ты кто?
– Зачем ты здесь?
И опять два голоса смешались, наложились, как некачественная запись.
Но ответили только на один вопрос. Не мой.
– Смотреть и запоминать.
За окном, на карнизе, стоял еще один нортор. Вернее, одна. Сестренка моего гостя.
– Ты не можешь сюда войти.
– Кто меня остановит?
– Я.
Плащ пацана лег складками. Тяжелыми. Гранитными. А плащ сестренки трепетал крыльями летучей мыши.
Маленькая семейная разборка. И я в ней, явно, лишний.
– Ты не оберегатель его.
– Он мой нутер.
– Ты станешь защищать его?
– От смерти и до смерти!
Целая вечность тишины.
Только б не испортить все. У кого-то торжественно-ответственный момент, а меня на смех растаскивает. По нормальному, я испугаться должен, а не давить в себе хихиканье. Но к нормальным норторы в окна не лазят. И в слуги не набиваются.
– Тогда я ухожу.
Сказала и исчезла. Растворилась, что называется, в ночи.
– Нутер…
Пацан уже стоит передо мной. И когда он успел пройти полкомнаты?
– …тебе нужен оберегающий.
– Зачем?
– Она может вернуться.
– С какой это радости?
– Ты ей понравился.
– Блин, как я польщен! Но, знаешь, она не в моем вкусе, так что…
– Это не важно.
– Да-а?
Оригинальные здесь, однако, порядки. Сначала Марла, потом эта. Ну, против Марлы я ничего не имею, но бледная…
– Я не хочу, чтобы вы умирали.
Вообще-то я тоже не хочу. В самое ближайшее время. Стоп! А с какой это стати он ко мне на вы обращаться начал?… Внезапный приступ вежливости или я чего-то недопонял?
– Я себя и защитить могу. При случае.
– Я вижу, нутер. – Он глянул на Нож в моей руке. – Но Лирта тоже умеет защищаться. И оберегать. Как я.
– Ладно, договорились. Я ее не обижаю, если она ко мне не лезет.
– Ей не понравится этот договор.
– А мне…
– Тебе нужен оберегатель.
– Нужен, так нужен…
Плащ взметнулся крыльями и сложился за спиной нортора. Пацан протянул ко мне руки. Не знаю, чего он прятал под плащом, но теперь в его руках ничего не было.
– Возьми меня и дай мне свой плащ.
Я смог выслушать эту бредятину без улыбки. Во второй раз даже самый смешной анекдот не таким смешным кажется.
– В общем-то, я не против. Насчет, взять. Вот только с плащом проблемка. Я его уже отдал.
– Оберегателю или слуге?
– А есть какая-то разница?
– Слуг может быть много. Оберегатель один.
– Значит, слуге.
– Кто он?
– Меченый.
Молчание. Нортору, явно, требовалось продолжение.
– Он победил на аукционе. Худой, выше меня, со шрамом через всю морду.
– Я видел его.
– Надеюсь, никаких проблем не будет?
– Он твой слуга.
– Вот и ладушки. А утром я куплю новый плащ и тогда…
– Не утром. Сейчас.
– И где я сейчас плащ возьму? У тебя, что ли одолжить?… Дашь?
– Нет!
– Почему-то я так и думал.
– Дай мне тот плащ, что на тебе сейчас.
– Сейчас? Ну-ну…
Посмотрел я на свою одежку: сапоги, штаны, пояс, рубашка, жилет на шнуровке, Нож в руке… (Все еще. Разжал пальцы. До пола Нож не долетел). Что там еще? Ну, шарф на шее. Без него ни один, уважающий себя миной, на люди не выходит. Вот, кажется, и все. А плаща нет. Ни короткого, летнего. Ни длинного, походного. И кто из нас дурак?
Не спросил я этого, но очень уж внимательно посмотрел на гостя. У того на физиономии стопроцентная невозмутимость.
– Закрой глаза, нутер, и ты увидишь свой плащ.
Издевается, гад? Ладно, будет ему воображаемый плащик. Сделаем.
Зажмурился и пошевелил плечами. Удобно мне в этом плаще или как? Оказалось, вполне удобно. И не тот плащ на мне, что я Меченому отдал. Другой совсем. Тут таких не носят. Длинный, теплый, на белом меху. А сам ярко-красный. С большим белым воротником. И клочки белого меха по красному. Блин, и где я такой прикид подсмотрел? На бабский немного смахивает.
Хотел открыть глаза, а нортор опять завел: возьми меня и дай…
– Сейчас дам, сейчас!
Застежка у плаща не на плече, а под горлом оказалась. Здоровенная такая блямба из белого металла. Пока расстегнул ее, чуть ногти не обломал. Снял, подержал в руках – тяжелый прикид! – и бросил на руки нортору. Как гардеробщице в театре.
– Бери и береги.
У пацана даже руки прогнулись под моим подарочком. И вид стал обалденно-растеряный. Это у нортора-то? Не-е, показалось мне. Наверное.
– От смерти и до смерти. Обещаю!
Чего-то еще он хотел сказать. Соответствующее моменту, но я влез со своими приколами.
– До чьей смерти: твоей или моей?
– Если я умру, то кто будет тебя оберегать?
Так, ясненько, моей, значится. Дальше развивать эту тему не будем. А то дашь, случайно, какую-нибудь идею и неизвестно, чего потом с этой идеей сделают.
В дверь постучали. Кулаком. Уверенно так, по-хозяйски.
Марла пришла.
Я открыл дверь. Сразу. Не задумываясь.
И увидел улыбку.
Когда Марла так улыбается, кому-то становится плохо. Очень. Надеюсь, не я вызвал у нее такую радость.
Воздух за спиной застонал. Какая-то сила отбросила меня от двери и впечатала в стену. Я только раз моргнул, а в комнате уже завертелся смерч. Красно-зеленый.
Марла… носит… зеленое…
– Всем стоять!!!
У меня в ушах зазвенело от собственного ора.
Хорошо, что стенка оказалась за спиной, сполз по ней на пол.
Смерч распался надвое. Темное и зеленое. Нортор и Марла. Блин, и почему мне красное приглючилось?
Хлопнул в ладоши. Тихо это у меня получилось, но внимание привлек. Гости перестали бодать друг друга взглядами, уставились на меня.
– Слушаем сюда! Говорю только один раз. Сначала тебе, Марла. Это… Кран. – Вдруг вспомнилось имя того, кто цеплялся за край плиты. Нортор вздрогнул и побледнел. Хотя, куда ему еще бледнее. – Я дал ему свой плащ. Теперь он мой оберегатель. Все понятно?
– Да.
Блин, я прям млею от голоса этой бабы.
– Теперь тебе, Крант. Это – Марла. Я д елю с ней завтрак, обед и постель. Понятно?
– Да, нутер.
– Когда она приходит, ты делаешь так, чтоб я тебя не видел. Это тоже понятно?
– Да-а…
Кажется, у моего телохранителя возникли какие-то сомнения. Я подождал немного – возражений не услышал.
– И еще одно. – Вдох-выдох, подняться, отлепиться от стены. Нет, от стены, пожалуй, рановато. Ладно, стоя тоже можно командовать. – Последнее. Чтобы больше такого бардака не-уст-ра-ива-ли! Мне несчастные случаи в быту не нужны. Все все поняли? Тогда свободны.
Еще одна попытка отойти от стены. Ладно, постоим, подождем. Все когда-нибудь проходит. И звон в ушах пройдет, и ноги дрожать перестанут.
– Марла, лапушка, дай мне попить.
Какое вкусное вино у Ранула! Язык проглотить можно Промочил пересохшее горло. Полегчало. И в глазах перестало двоиться. Хорошо. Марла рядом. Трется, мурлыкает…
А посреди комнаты стоит нортор.
– Крант! Я чего тебе сказал, сукин ты сын!…
– Я стараюсь, нутер.
– Иди, старайся за дверью!
Крант тихо вышел. Ни шелеста, ни вздоха. На миг показалось, что сквозь него я вижу засов на двери. Глюк, наверно. При легком сотрясении и не такое покажется.
– Ты лучше всех! – сообщает мне Марла.
– Ага. Вот только до кровати дойти не могу.
– Я тебя донесу!