Потому что кто кого играет - не понять. Звука нет, одна музыка. Изображение, правда, есть. Но не цветное, а черно-белое. Причем белого мало. А потом и черное пропало.
Вот как оно пропало, одна замша и говорит:
- Это же надо, какие съемки! Прямо Лелюш!
И все вокруг тоже шепчут:
- Какой Лелюш! Какой Лелюш!
И ткачиха мне тоже говорит:
- Какой нахал!
Я ей хотел сказать, что я тут ни при чем, просто съемки такие - не видишь, куда руку кладешь… Тут как раз снова изображение появилось. Только зря оно появилось, потому что звук пропал. Тут какой-то парик опять говорит:
- Это ж надо, какой монтаж! Прямо-таки рука Феллини!
И все опять:
- Рука Феллини! Рука Феллини!
И ткачиха мне тоже:
- Это ваша рука?
Я говорю:
- Нет. Это рука Феллини.
И тут - бац! Пленка оборвалась. На самом интересном месте! Ну, свет зажгли - оказалось, это не обрыв пленки, а конец фильма. И все жюри сидит как бы потрясенное. И я со всем жюри тоже сижу вроде бы потрясенный.
Но вот встает главный и говорит, что только что мы увидели интересный фильм самобытного мастера и надо бы нам об этом фильме поговорить и поспорить.
Ну, встает первая замша и начинает спорить, что ему тут сидеть было очень волнительно, потому что он тут увидел манеру Пудовкина.
Я ему хотел сказать, что, во-первых, не Пудовкин, а Пуговкин. А во-вторых, где он тут его видал? Я лично не видал.
Но тут встает второй, только не в замше, а совсем лысый, и говорит, что ему, наоборот, очень волнительно. Но не потому, что тому было волнительно, а потому, что он тут почувствовал Эйзенштейна.
Так они все поговорили и поспорили. Снова подымается главный и говорит:
- А теперь, товарищи, хочется заслушать интересное мнение нашей общественности с шарикоподшипникового завода, для которой мы и создаем все наши произведения.
Тут ко мне все обернулись, смотрят, вроде бы им интересно, что же я про ихнее кино скажу. А мне это и самому интересно.
Ну, напрягаю память и начинаю, что наш участок план по втулкам в прошлом квартале перевыполнил. И в этом тоже успешно претворяет. Чувствую, что им все жутко волнительно. Читаю дальше, про себестоимость, потом говорю, что ихнее произведение оставило во мне неизгладимый след. И что особенно взволновал меня образ Антонины, который воплощает в себе…
Ну, чего он воплощает, я сказать не успел, потому что входит в зал какой-то парень и что-то на ухо главному шепчет. И тот встает и говорит, что всем им бесконечно важна моя оценка образа Антонины, но только механик извиняется, потому что он по ошибке нам вместо Антонины показал кино из жизни вирусов. И поэтому давайте, говорит, сперва посмотрим настоящую картину, а потом я продолжу свой глубокий анализ.
Я сперва хотел ему сказать, что за один отгул два раза анализировать дураков нет. Да потом раздумал: кино-то бесплатно тоже не каждый день…
Ну, опять свет погас, музыка пошла, скрипочки… Замша опять талдычит:
- Ах, Феллини! Ах, Антониони!
А я рядом с ткачихой сижу - мне это все сплошной Лелюш. Лишь бы пленка не обрывалась…
Скрепки
Спустя неделю после того, как я принял организацию под свое руководство, у меня уже был готов "План первоочередных мероприятий". "План" предусматривал резкий бросок вперед и казался настолько очевидным, что было непонятно, почему его не осуществили мои предшественники.
На восьмой день я записал пункты "Плана" на нескольких листках бумаги и сложил листки, чтобы сколоть скрепкой. В коробочке скрепок не оказалось. Я нажал было кнопку звонка, но тут же вспомнил, что секретарша взяла отгул. Где у нее хранились скрепки, я не знал.
Я снял телефонную трубку и набрал номер заместителя.
- Ящеров, - холодно сказала трубка.
- Здравствуйте, Иван Семенович, - сказал я.
- Добрый день, Игорь Андреевич! - Голос в трубке обрел деловитость и бодрость. - Слушаю вас!
- Тут, понимаете, какая штука, - сказал я. - Я сегодня секретаршу отпустил…
- Безусловно! - с горячностью сказал Ящеров. - Я полностью согласен!
- Да нет, - сказал я. - Не в том дело. Просто мне скрепка нужна, а я найти не могу. Попросите, пожалуйста, кого-нибудь занести мне коробочку.
- Очень нужная мера, - сказал Ящеров. - Ваше указание понял.
- Какое тут указание, - засмеялся я. - Просьба.
Я положил трубку и стал ждать.
От кабинета Ящерова до моего кабинета было полминуты хода. Через полминуты скрепок мне не принесли. Через полчаса тоже. Я снова набрал номер Ящерова. Трубку не снимали. Не откликались также ни канцелярия, ни плановый отдел.
Я вышел из кабинета и направился вдоль коридора, заглядывая во все двери подряд. Всюду было пусто. Мне стало не по себе. Хорошенькая история: среди бела дня исчезает штат целой организации!
Тут до меня донесся смутный шум.
Звук шел из конца коридора. Я приблизился к двери с табличкой "Конференц-зал" и чуть приоткрыл…
Зал был заполнен людьми. На возвышении стоял стол президиума. Среди сидевших там я узнал начальника планового отдела и женщину, которая убирала в моем кабинете. Слева, впереди стола, находилась трибуна. За трибуной стоял Ящеров. Он глядел в зал и неторопливо бил в ладони. Спустя некоторое время Ящеров перестал хлопать и покашлял в микрофон.
- Товарищи! - сказал Ящеров. - В заключение я хочу выразить уверенность, что отныне мы будем руководствоваться основополагающими указаниями товарища Игоря Андреевича Степанова о необходимости улучшать снабжение скрепками. Скрепку - во главу угла! Таков наш девиз!
"Какой девиз? - подумал я. - Бред какой-то!"
Ящеров было покинул трибуну, но, хлопнув себя по лбу, сказал в микрофон: "Спасибо за внимание" - и пошел к пустому столу в президиуме. Затем к трибуне вышла женщина, убиравшая мой кабинет, и призвала согласно моим указаниям развернуть кампанию, чтоб скрепок не бросать на пол. Я тихонько прикрыл дверь и пошел в кабинет.
До конца дня я обдумывал, что делать. В голове вертелась одна фраза: "За вопиющее нарушение дисциплины, выразившееся…" Однако в чем именно выразилось нарушение, сформулировать не удавалось.
Я уже собрался уходить, когда зазвенел телефон.
- Докладывает Ящеров!
- Зайдите ко мне, - приказал я и не успел положить трубку, как он уже стоял в дверях.
- Что все это значит? - спросил я. - Что вы тут устроили?
По лицу Ящерова было видно, что он ошарашен.
- Виноват, - забормотал он. - Я, Игорь Андреевич, несколько недопонимаю… Так сказать, не совсем улавливаю…
- Чего вы не понимаете? - спросил я. - Я вас утром просил прислать мне скрепок. А вы что устроили?
- Общее собрание, - пролепетал Ящеров. - Поняв ваши указания в самом широком смысле, счел необходимым донести… Как основу для работы вверенной вам организации… Безусловно, были допущены отдельные искажения, но…
- Постойте, Иван Семенович, - сказал я. - Какие указания? Какие искажения? И потом, почему меня не поставили в известность о собрании?
- Моя вина! - прижав руку к груди, сказал Ящеров. - Не мог предполагать, что вы лично пожелаете участвовать… Ошиблись… Готов понести самое суровое…
- Слушайте, Иван Семенович! - сказал я. - Надо делом заниматься, а не болтать попусту.
- Безусловно! - вытянулся Ящеров. - Именно заниматься делом. В этом надо видеть смысл нашей работы!
- Вот-вот! - сказал я. - Я рад, что вы поняли. Идите.
В конце концов, я только начал тут работать и недостаточно знал людей, чтобы принимать поспешные решения.
Утром следующего дня я снова перечитал свой "План первоочередных мероприятий" и окончательно убедился в его продуманности. Нажав кнопку звонка, я вызвал секретаршу.
- Принесите мне скрепок, пожалуйста.
Секретарша помедлила и сказала:
- У меня нету, Игорь Андреевич.
- Что значит "нету"?!
- Все скрепки собраны по указанию товарища Ящерова и будут распределяться по специальным заявкам.
- Ящерова ко мне! - закричал я.
- Ящерова нет на месте, - сказала секретарша.
- А где он?
- Проводит совещание.
- Совещание? - тихо переспросил я. - Ладно, сейчас посмотрим…
В коридоре в глаза мне бросился свежий номер стенной газеты. Еще вчера ее не было. Всю газету занимала одна заметка под названием "Искоренять болтовню, заниматься делом, как учит тов. Степанов".
Заметка была подписана Ящеровым.
Идти в конференц-зал уже не имело смысла.
- Как только Ящеров освободится, пусть зайдет, - сказал я секретарше, вернувшись в кабинет.
Ящеров освободился через два с половиной часа.
- Иван Семенович, - сказал я. - Как прикажете понимать ваши действия?
- Простите, Игорь Андреевич, - начал Ящеров, - я не совсем понимаю ваш…
- Я вижу, что не совсем! - сказал я. - Что за новые совещания? Что за глупости вы в газете написали? Люди над нами смеяться будут, если уже не смеются!
- Кто смеялся? - деловито спросил Ящеров, доставая записную книжку.
- Уберите книжку! - закричал я. - Я вас спрашиваю, чем вы занимаетесь?
- Так ведь как же! - расстроенно сказал Ящеров. - Дабы ознакомиться с новейшими указаниями… Незамедлительно довести… Как руководство к действию…
- Подождите, - сказал я, пытаясь держать себя в руках. - Может, по крайней мере, вы объясните, зачем отобрали у всех скрепки?
Ящеров оживился и торопливо заговорил:
- Реорганизация системы снабжения сотрудников скрепками, проведенная мною в соответствии с данными вами основополага…
- Ящеров!! - заорал я. - Что вы мелете?!
- Виноват, - сказал Ящеров, хлопая глазами. - Готов понести…
- Слушайте меня внимательно, Ящеров, - сказал я. - Чтоб завтра навести полный порядок. Чтобы у всех были скрепки. Газету вашу сейчас же снять. И больше никаких глупостей, иначе придется принять решительные меры. Вам ясно?
- Абсолютно! - воскликнул Ящеров. - Завтра утром все будет исполнено.
Завтра утром началось созванное Ящеровым общее собрание. Двухчасовая речь Ящерова завершилась словами: "Будем принимать решительные меры, как призывает товарищ Степанов!"
Я был начеку. Как только Ящеров стал собирать листки своего доклада, я вошел в зал. Увидев меня, Ящеров округлил глаза до размера чайных блюдец и радостно крикнул в микрофон:
- В нашей работе принимает участие сам товарищ Степанов!
- Товарищи! - крикнул я. Зал замер. - Неужели вы не понимаете, что никаких указаний Ящерову никто не давал? Он же несет абсолютную ахинею! И вообще, по-моему, это форменный идиот!
Секунду в зале царила жуткая тишина. А потом на меня обрушился пульсирующий грохот оваций. За моей спиной рукоплескали те, кто находился за длинным столом президиума. Краем глаза я увидел Ящерова. Он стоял за столом и хлопал громче других.
И тут я понял, что выполнить намеченный мною "План" будет не так-то легко…
Превращения Шляпникова
Лежа в кровати, Шляпников дочитал последнюю страницу брошюры "Как себя вести" и заснул. Проснулся он другим человеком - он теперь знал, как себя вести.
Утро начинается со службы. Шляпников пришел на работу, сел за стол, откинулся на спинку стула и стал глядеть на сотрудников. Сотрудники приходили, усаживались, доставали из своих столов входящие и исходящие. Без пяти девять, как обычно, пришел старый Дорофеев и, как обычно, принялся с каждым здороваться за руку.
- Здравствуйте, Борис Андреевич, - бормотал Дорофеев, протягивая руку для пожатия. - Здравствуйте, Пал Палыч… Здравствуйте, Анечка! - сказал Дорофеев и протянул руку Анечке. - Чудесная у вас сегодня прическа.
- Ой, что вы! - расцвела Анечка и протянула руку Дорофееву.
- Постыдились бы! - раздался голос Шляпникова.
- Что такое? - испуганно посмотрели на него Анечка и Дорофеев.
- Хамство какое! - сказал Шляпников. - Пожилой человек!
- Что? Почему? - зашумели сослуживцы.
- Потому! - произнес Шляпников. - Разве мужчина даме первым руку подает?! Бескультурье! А вы, Аня, тоже вели бы себя поприличней! А то вот так, один руку протянет, другой. А там вообще…
Анечка заплакала. Дорофеев взялся за сердце.
Шляпников поморщился и сказал Дорофееву:
- Полюбуйтесь! Довели даму до слез! Культурный человек на вашем месте хоть бы воды подал! Мужлан!
И Шляпников вышел из комнаты. В остальном рабочий день прошел спокойно, потому что Шляпников решил себя пощадить и не трепать нервы по мелочам.
После работы Шляпников зашагал к магазину. Надо было купить подарок ко дню рождения Петухова.
Народу в магазине было много. Но очередь оказалась какая-то вялая, неразговорчивая. Да и продавщица работала быстро. Шляпников совсем было скис. Но, подходя с завернутым в бумагу галстуком к выходу, он приободрился. У дверей стояли люди, пропуская входящих с улицы. Шляпников ринулся вперед и прямо в дверях сшибся с заходящей в магазин бабушкой.
- Спятила, старая? - вежливо спросил Шляпников. - Совсем одурела?
- Ты что, сынок? - напугалась бабушка. - Дай пройти-то…
- Во-первых, надо говорить "пожалуйста", - сказал Шляпников. - Темнота! Во-вторых…
- Чего там встали? - крикнули сзади. - Пропустите женщину-то!
- Деревня! - бросил через плечо Шляпников. - У магазина культурные люди сперва пропускают выходящих, а уже потом лезут. А эта прет, как танк. На похороны свои, что ли?
Когда Шляпников с женой пришел к Петуховым, гости уже сидели за столом, ели, пили, курили, шумели.
- Поздравляю вас! - сказал Шляпников Петухову, торжественно протягивая сверток. - Это вам подарок от меня и моей супруги. То есть наоборот: от моей супруги и меня.
- Спасибо большое! - сказал Петухов. - Садитесь, сейчас мы вам штрафную - за то, что опоздали!
- Во-первых, - строго проговорил Шляпников, - если гость опоздал, значит, у него были веские причины, и говорить об этом просто неприлично и бестактно!
Шум за столом стих.
- Извините, - сказал Петухов, краснея, - я не думал…
- Думать надо всегда! - указал Шляпников. - А во-вторых, когда гость приносит подарок, его следует развернуть и посмотреть, после чего сердечно поблагодарить дарителя. Чек из подарка я тактично вынул.
- Простите, - пробормотал Петухов и потянулся было к шляпниковскому свертку.
- Теперь уже нечего! - с горечью сказал Шляпников. - Настроение гостям вы уже испортили. Кроме того, здесь многие курят. А культурные люди прежде обязаны спросить окружающих, может, они не курят. Положим, мы с женой курим. Но все равно!
За столом воцарилась уже могильная тишина.
- Кушайте! - пискнула жена Петухова. - Кушайте, вот салат вкусный…
- Во-первых, - сурово сказал Шляпников, - хозяйке не подобает хвалить свои изделия. Гости сами похвалят, если сочтут нужным. Во-вторых…
Жена Петухова приложила платочек к глазам и выбежала из комнаты.
Кто-то боязливо сказал:
- А знаете анекдот: уехал муж в командировку…
- Во-первых, - сказал Шляпников, - анекдоты рассказывают лишь те, у кого за душой ничего нет. Во-вторых, анекдот может быть принят кем-нибудь из окружающих как намек. В-третьих…
Гости стали прощаться с Петуховым.
- Подождите, - сказал бледный Петухов, - может, кто хочет потанцевать…
- Во-первых… - начал Шляпников.
Комната опустела.
- Что ж, - сказал Шляпников, - посидели, пора и честь знать. Мы тоже пойдем. Пойдем, Клавдия.
- До свидания, - сказал плачущий Петухов. - Приходите еще.
- Непременно, - учтиво сказал Шлялников. - Только, во-первых, запомните…
Дверь за ним захлопнулась.
- Абсолютно никакой культуры, - сказал Шляпников жене.
- Жлобы, - вздохнула жена. Она тоже читала книжки.
Приехав домой, Шляпников попил чаю, походил по комнате. Телевизор включать было уже поздно, а спать еше не хотелось. Шляпников задумался. Потом подошел к стенке и прилип к ней ухом. Отлепившись, он посмотрел на часы. Было пять минут двенадцатого. Шляпников расправил плечи и пошел к соседям по площадке.
- Добрый вечер, - открыл двери сосед, молодой человек с бородой. Пожалуйста.
- Вежливый! - иронически сказал Шляпников. - Поучились бы себя вести в быту! - закричал он на бородатого.
- Что случилось, Женя? - выбежала в коридор какая-то сопливая девчонка в халате, должно быть жена бородатого. - В чем дело?
- А в том! - Шляпников стукнул себя по часам. - Людям спать надо! А вы после одиннадцати на полную катушку включаете!
- Что вы! - сказал бородатый. - Мы спать ложимся. У нас только трансляция…
- Вот хамло, а! - сказал Шляпников. - Во-первых, старших некрасиво перебивать, а во-вторых, все равно слышно, если прислушаться как следует! А в-третьих…
- Извините, - сказала девчонка. - Мы сейчас выключим.
- А в другой раз милицию вызову, - пообещал Шляпников. - Пусть она вас культуре поучит!
И Шляпников вернулся к себе.
- Смотри, какую я книжку купила, - сказала ему жена, когда он уже лежал в кровати. Она дала в руки Шляпникову брошюрку под названием "Становление гармоничной личности".
Шляпников открыл книжку и стал читать.
Уже за полночь он перевернул последнюю страницу и заснул.
Проснулся он другим человеком. Теперь он был уже гармоничной личностью.
Заботы Сергея Антоновича
За стенкой раздался шум, послышался женский крик. Потом женский крик перешел в мужской. Что-то загремело. Потом открылась дверь и в комнату вошла Антонина Ивановна.
- Обратно Колька напился, - сообщила она. - Клаву бьет, гад такой. Слышишь ты или нет?!
- Мгм, - сказал Сергей Антонович.
- Все вы подлецы, - сказала Антонина Ивановна.
Она хотела развить тему, но за стеной снова загрохотало, кто-то побежал по коридору, хлопнула входная дверь. Антонина Ивановна вышла - посмотреть.
Сергей Антонович вздохнул облегченно, стал глядеть в окно и думать дальше.
Сергей Антонович Питиримов не мог бы с гарантией ответить, есть ли на свете телепатия. Сергей Антонович мог бы вообще послать того, кто стал бы приставать к нему с такими вопросами. Но к нему никто и не приставал. Однако с некоторых пор стали происходить вещи, которые никак не укладывались в рамки познаний Питиримова о материальном мире. И не то чтобы эти рамки были слишком узки - Антонина Ивановна выписывала популярный женский журнал, - но все же объяснить происходящее с материалистических позиций Сергей Антонович не мог. Впрочем, справедливости ради отметим, что и для большинства ученых в области человеческой психики еще имеют место белые пятна. Эти пятна и позволяют действовать феноменам, одни из которых различают цвета пальцами, другие запоминают наизусть телефонный справочник, а третьи одеваются во все заграничное, не выезжая за пределы родной области (так называемый телекинез)…
Как бы то ни было, с некоторых пор Питиримов начал получать сигналы. И тогда Сергей Антонович как бы раздваивался. Одна его половина оставалась кладовщиком инструментального склада, мужем Питиримовой Антонины Ивановны, отцом Питиримова Вовы, другая же, лучшая часть Сергея Антоновича, вступала в контакт с Гологваем.