* * *
Внезапный дождь распугал прохожих. Свежесть трезвила. Чарутти шел по тротуару, выбирая клуб, в котором он проведет пару часов. Три месяца – слишком большой срок для воздержания. Хотя бы немного алкоголя. Хотя бы немного ощущений жизни. Они нужны ему как глоток свежего воздуха. А после, с новыми силами, он вернется к работе и закончит то, что начал. Тайна уже трещит по швам. Он чувствует это. Он видит. Чарутти остановился, вглядываясь в яркую вывеску ночного клуба. "Искушение". Название нравилось ему. Чарутти выскочил на дорогу под проливной дождь, перешел на другую сторону и направился к клубу.
Громкая музыка наполнила легкие, дополняя проникшие в них запахи пота, табачного дыма и выпитого алкоголя. Два десятка шестов приятно ласкали глаз обвившими их телами гибких как змеи стриптизерш. Чарутти остановился, не в силах отвести взгляд. Крохотные лоскуты прозрачной ткани будоражили сознание трехмесячным воздержанием. Мигающий свет словно бросал вызов, предлагая эпилептикам испробовать на себе его всепроникающую силу. Молодая девушка в коротком топе, натянутом неестественно большой грудью, толкнула Чарутти, пробираясь к выходу. Он обернулся, но толпа уже поглотила ее. Остались лишь сотни безумных глаз. Чарутти сглотнул вставшую поперек горла слюну и начал пробираться к барной стойке.
"Нужно выпить, – думал он. – Нужно обязательно выпить". Взгляд снова устремился к девушкам у шестов. В бесконечных всполохах света их тела казались нереальными, словно сон, который в любой момент может рассыпаться на части, оставив утро да тяжелое похмелье.
– Водку с содовой! – прокричал Чарутти бармену. – Один к одному. И побольше льда!
Он внимательно проследил, чтобы бармен налил ему из новой бутылки, бросил на стойку деньги и, довольно кивнув, закурил. В желудке приятно потеплело. Возбуждение сменилось интересом. Чарутти допил и попросил повторить заказ. Если уж его три месяца травят газом, то какого черта он не может позволить себе немного водки со льдом?! Чарутти довольно хмыкнул и нагло уставился на однополую женскую пару. Он смотрел до тех пор, пока их танец не начал утомлять. Хотелось чего-то более откровенного. Более насыщенного. Взгляд Чарутти снова пополз по толпе. Господи, как же различить среди них блудниц?! Он поймал себя на мысли, что почти готов сдаться и нарушить принятые правила, которые раньше всегда приносили ему успех: никакой личной жизни во время задания. "Я всего лишь посмотрю, – пообещал себе Чарутти. – Просто посмотрю и все".
Он закурил еще одну сигарету. Бородатый толстяк в ковбойской шляпе, развалившийся на стульях у стены, встретился с ним взглядом и довольно подмигнул, хвастаясь парой купленных блудниц у своих ног. Чарутти нервно моргнул. Светловолосая блудница подняла голову, уступая место подруге. Темные волосы рассыпались, скрывая промежность толстяка.
Истлевшая сигарета обожгла Чарутти пальцы. Он вздрогнул, выбросил окурок и снова посмотрел на толстяка, но у противоположной стены уже никого не было. Чарутти гневно глянул на бармена. "Наркотики! – он улыбнулся, разглядывая содержимое своего стакана. Кубики льда уже почти растаяли, но содовая все еще вязала рот. – Ну вот и попались!" Чарутти взял стакан и направился к выходу. Интересно, какой препарат он найдет в своей водке? Чарутти обернулся, награждая стриптизерш прощальным взглядом. Музыка покинула легкие. Он толкнул дверь и вышел на улицу.
– Извините, – буркнул он, встречаясь взглядом со светловолосой девушкой.
Она обернулась, награждая его улыбкой. Прямые волосы по плечи. Темные глаза с длинными ресницами. Чувственный рот. Белые ровные зубы за полными губами. Чарутти опустил голову, посмотрел на стакан в своей руке и снова на губы.
– Я видел тебя, – сказал он, вспоминая толстяка.
– А я тебя, – губы девушки растянулись шире.
Воображение невольно дорисовало детали: толстяк, музыка, голова вверх, голова вниз, неспешно, со знанием дела. Чарутти улыбнулся.
– Зачем я тебе? – спросил он блудницу.
– Мне? – она игриво повела бедрами.
– Все это часть плана, да? – Чарутти лихорадочно соображал, где допустил просчет. Газ, сигареты, водка.
Он смотрел на блудницу, вернее, на ее губы, и мысли путались, захламляя сознание пикантными подробностями.
– Ну, если не хочешь, то я пойду.
– Подожди, – Чарутти схватил ее за руку. А что если это просто случайность? Что если она вычислила его, но не успела еще никому рассказать? – А как же толстяк? – спросил Чарутти.
– Толстяк? – блудница улыбнулась.
Воспоминания распаляли сознание Чарутти.
– Любишь наблюдать, да? – она обхватила губами свой указательный палец с длинным накрашенным ногтем. Голова вверх. Голова вниз.
Чарутти нервно сглотнул.
– Вижу, что любишь, – проворковала блудница, оглядываясь по сторонам. – Насквозь вижу.
* * *
Квинт перевернулся на спину и открыл глаза. Ничего не изменилось. Даже три луны, выстроившиеся в треугольник, все еще висели в черном небе, заливая серебристым светом безобидную поляну. Гладиатор вспомнил женщину-дерево и спешно начал отползать в заросли, лихорадочно толкая тело ногами и не сводя глаз с дерева-хищника.
– Не бойся, – голос художника за спиной был тихим и спокойным. Даже каким-то умиротворенным.
– Это дерево…
– Я знаю, – рука художника легла на плечо гладиатора. – Оно не побеспокоит нас. По крайней мере, в эту ночь.
– Но я помню… – Квинт обернулся, продолжая следить за деревом боковым зрением.
Лицо художника было красно-зеленого цвета, словно пот размыл нанесенную краску и теперь она стекала с кожи, оставляя отвратительные в своей нелепости разводы.
– Что с тобой? – спросил художника Квинт.
– Со мной? – Назиф коснулся лица. Посмотрел на оставшуюся на пальцах краску. – Ничего страшного, – он улыбнулся. – Всего лишь пот.
– Похоже на кровь и дерьмо, – гладиатор отвернулся и снова посмотрел на застывшее безжизненное дерево в центре поляны.
– Да забудь ты о нем! – начал терять терпение художник.
– А зверь? – вспомнил гладиатор, и все инстинкты непроизвольно напряглись.
– Зверя тоже нет.
– Нет? – Квинт обернулся.
Ответивший ему голос не принадлежал художнику. Тихий, спокойный, рассудительный. Но до отвращения детский, словно ребенок-гений, объясняющий бестолковому взрослому принцип мироздания.
– Ни здесь, ни где-либо еще в этом мире, – сказал голос.
Гладиатор оторвал взгляд от неподвижных губ художника. Огляделся.
– Ты никого не найдешь, – голос словно издевался над ним. – Никогда не найдешь.
– Черт! – начал терять терпение гладиатор.
Голос устало рассмеялся.
– Кто это? – потребовал объяснений гладиатор. Художник опустил голову и посмотрел себе под ноги. – Только не говори, что ничего не слышишь!
– Ты будешь смотреть или нет?!
– Смотреть куда? – Квинт замолчал, различив какую-то тень у ног художника. Темная. Бесформенная. Он несколько раз моргнул. Трехцветный зверек с большими серо-зелеными глазами выглянул из-за ноги Назифа. – Снова он!
– Можешь называть меня Иллакс, – осторожно сказал ка-доби.
* * *
Дождь то затихал, то снова обрушивался на землю с новой силой. Холодные ночи чередовались с дневной духотой. Поиски Кипа продолжались, но смысла в них оставалось все меньше и меньше. Ни один ребенок, привыкший к родительской заботе, не сможет прожить в дикой природе так долго. "У него может начаться пневмония или лихорадка, – думал Бити, лежа в палатке и слушая, как дождь барабанит по крыше. – Или же его могла укусить змея. Здесь много змей. Да и хищники…"
– Просто признайся, что ты отвратительный отец! – услышал он голос несуществующей жены. Холли рассмеялась. – Никудышный отец. Никудышный муж. Никудышный любовник. Да ты просто неудачник, мой милый!
Бити поморщился, но предпочел не отвечать.
– Мой маленький толстый ворчун! – продолжал издеваться голос. – А эта баба, что навязалась тебе! На кой черт ты взял ее с собой?! Думаешь, она хочет найти твоего сына? Как бы не так! Ей плевать! Плевать! Плевать! – Холли устало вздохнула. – Думаешь, где она сейчас?
– В палатке у проводников. Спрашивает про Кипа.
– Ах! Мое наивное пятое ничтожество! – голос просто брызгал желчью. – Ты никогда ничего не видишь. Никогда не слышишь. Даже со мной. Помнишь? – Холли выдержала паузу, но вместо мучительных подробностей жизни с бывшей женой Бити снова вспомнил Кипа.
– Все уже в прошлом, – сказал он Холли.
– В прошлом?! – она притворно рассмеялась. – Ну, если только со мной. С другими-то ты все равно останешься неудачником! Даже сейчас.
– Твой сын пропал! – не сдержался Бити.
– И что?! Ты мужчина, тебе и искать, – еще один притворный смешок. – Хотя какой из тебя мужчина?! Думаешь, проводники помогают тебе в поисках? Да они просто водят тебя кругами. Как думаешь, с кем из них спит твоя баба? Мне, например, по душе тот, что повыше. Будь я сейчас с тобой, то обязательно дала бы ему. Хотя бы ради того, чтобы он подсуетился с поисками Кипа.
– Хейзел не ты.
– Думаешь, она пойдет дальше? – Бити уже ненавидел этот смех. – Думаешь, ей одного будет мало? Можешь считать меня кем угодно, но я никогда не дала бы сразу двоим.
– Заткнись!
Бити смутился, увидев Хейзел.
– Опять Холли? – спросила она, застегивая молнию на входе. Бити кивнул.
– Что сказал Сиола?
– Приборы что-то нашли, но пока не стихнет дождь, проверить не получится.
– Надеюсь, это Кип. – Бити начал одеваться. – Попробую отыскать его в одиночку.
– Приборы могут ошибаться.
– Все равно это лучше, чем сидеть здесь и ждать.
– Нет, – Хейзел тщательно пыталась подбирать слова. – Ты сейчас никого не сможешь найти. А потом… Потом нам придется искать не только Кипа, но и тебя. Понимаешь? – она заглянула в глаза Бити. – Иногда просто необходимо смириться и ждать, чтобы все не испортить.
Он долго выдерживал ее взгляд, затем как-то подавленно кивнул и сел, опустив голову.
* * *
Кип. Он стоял недалеко от палатки отца, и невидимое поле, которое раскинул вокруг него ка-доби, защищало их от непогоды.
– Если бы отец покинул сейчас палатку и отправился на поиски, то все равно не нашел бы меня, ведь так? – спросил Кип нового друга. Ка-доби кивнул. – Тогда я не обижаюсь на него, – вздохнул мальчик.
Стены палатки утратили свою прозрачность. Кип в последний раз взглянул на отца и Хейзел.
– Они снова будут заниматься тем, что я видел в отеле? – нахмурился он.
– Люди иногда это делают, – сказал ему пушистый зверек, покрепче уцепился крохотными пальцами за воротник детской куртки и добавил, что в этом нет ничего плохого.
– Я тоже это буду делать?
– Когда вырастешь.
– Тогда я останусь ребенком, – Кип услышал тихий смех ка-доби и обиделся. – Вот оттаскаю тебя сейчас за хвост, будешь знать!
– Не оттаскаешь! – самоуверенно заявил зверек. – Скорее я оттаскаю тебя за волосы!
– Вот еще! – детские пальцы сжались, ловя пустоту.
Зверек прыгнул ему на голову, схватил за волосы, повалил на землю и победоносно навис над смеющимся ребенком.
– Сдаюсь! Сдаюсь! – весело закричал Кип.
Ка-доби щелкнул его пальцем по носу, отскочил в сторону и остановился, деловито подбоченившись.
– Я всегда хотел брата, – сказал Кип, поднимаясь с земли. Его взгляд снова устремился к палатке отца и Хейзел. – Как думаешь, если она родит ему ребенка, то он будет считаться моим братиком?
– Ну, а ты сам как думаешь?
– Думаю, да.
– Ну значит, так оно и будет. – Зверек снова вскарабкался ему на плечо. – А сейчас нам пора.
– Новые приключения?
– И очень много!
Защитное поле вспыхнуло ярким светом, унося их сквозь густые заросли в высокие заснеженные горы. Пронесло сквозь черные коридоры и бросило куда-то в бездну, в густую непроглядную тьму. Сквозь землю. Сквозь небо. В новый мир.
– Уау! – крикнул Кип, когда под ногами снова появилась твердая опора. – А еще раз так прокатить обещаешь?
– Обещаю, – тихо сказал ка-доби. – Только не кричи. В этом мире я не смогу уже защитить тебя от всего, что нам встретится.
* * *
Голоса. Несколько дней тишины и охоты в непроходимых зарослях, и вот зверь снова услышал чужие мысли. Странные, но отнюдь не хаотичные. Зверь прокрался к двум палаткам. Прислушался. Три самца и одна самка. По двое в каждой палатке. Мысли стихли и появились сны. Образы. Зверь приблизился к палатке, где находилась самка. Ее сон был темным, как ночь. Но вот самец…
Десяток беспокойных картин ворвались в сознание зверя. Сложные. Отчаянные. Потеря и боль застлали сознание зверя. Чувства были новыми, и зверь не знал, бороться с ними или позволить стать его частью. А потом появился голос. Презрительный, наполненный желчью. Зверь поморщился и побрел прочь, но голос не оставил его. Он прорывался сквозь расстояние из сознания самца. Зверь прыгнул в заросли. Затаился, пытаясь сосредоточиться на образах самки. Так он и заснул: вглядываясь в образы и слушая дождь.
Утро. Хейзел вышла из палатки и, взглянув в небо, поблагодарила его за отсутствие грозовых туч. Проводники собрали свою палатку и теперь дожидались возившегося с одеждой Бити. Хейзел махнула им рукой и начала пробираться в раскинувшиеся заросли, сбивая с листьев оставшиеся после ночного дождя капли. Бити наконец-то справился с непослушной молнией на куртке и выбрался из палатки.
– Скажите, что знаете, где Кип, – обратился он к Сиоле, пропуская приветствия.
Проводник замялся, достал дисплей и смущенно протянул его возбужденному отцу.
– Должно быть, гроза повредила датчики, – буркнул он.
Бити молча смотрел на красные точки.
– Это что, люди?
– Если верить приборам, то да. – Сиола помялся и неуверенно протянул руку, чтобы забрать дисплей. – Но это практически невозможно, – он глуповато улыбнулся. – Простите, но, боюсь, нам придется проверить их все.
Хейзел обернулась, желая убедиться, что не ушла далеко, но что и видно ее с дороги не будет. Примяла ногой высокую траву и спустила к коленям штаны.
– Где Хейзел? – спросил Бити, отдавая Сиоле дисплей.
Проводник махнул рукой в сторону зарослей, радуясь, что неприятный разговор отложен на неопределенный срок.
– Вам помочь собрать палатку?
– Если можно, – кивнул Бити, и в этот самый момент раздался истошный крик Хейзел.
Проводники переглянулись. Бити громко позвал ее по имени.
– Хейзел! С тобой все в порядке?
Тишина.
– Хейзел! – Бити неуклюже перебрался через старое поваленное ветром дерево и скрылся в зарослях.
Сиола достал из чехла дисплей. Две жирные красные точки стремительно удалялись прочь.