- Знаю. - Владыка Мудрости опустился в возникшее из воздуха кресло и устроился поудобнее. - Что ты затеял на этот раз?
- Я затеял? - Шаннар обиженно покосился на собеседника. - Во-первых, не я, а… - Он оглянулся. - Нас здесь никто не услышит?
- Никто, - покачал головой Эзоксу. Шаннар понизил голос и назвал имя.
- Тот, кто его произнес вслух в последний раз, похоже, нарвался на неприятности, - пояснил он. - Надо будет, конечно, помочь… как-нибудь. Тебе это имя что-нибудь говорит?
Эзоксу смотрел куда-то сквозь него, и Шаннар представил, как на миллионах миров бессчетные его воплощения сейчас перебирают все те бездонные океаны знаний, хозяином которых он считался. Прошло несколько секунд, и взгляд Эзоксу стал более осмысленным.
- Был такой бог, весьма скромных возможностей, местный для небольшого селения. Но о нем уже несколько тысяч лет никто не вспоминает.
- Скоро вспомнят, - пообещал Шаннар. - Кто-то, кто назвался его именем, скоро соберет Суд Смертных…
- Известно.
- А известно, что он потребует? Эзоксу выглядел растерянным, и Шаннар в очередной раз насладился ощущением. Хоть какая-то компенсация за все эти длинные, трудные и утомительные разговоры!
- По правилам, это не оглашается до начала Суда.
- Он потребует изгнания нескольких других божеств и попытается присвоить их области влияния. По крайней мере, на Ралионе.
- Бессмысленно. - Эзоксу покачал головой. - Судьи его не поддержат. Потрясения были бы слишком сильными.
- А если поддержат?
- Что ты имеешь в виду?
Шаннар выдержал паузу и объяснил:
- Претендент тихонько сидел на Ралионе несколько столетий и кого-то ожидал. Он нашел себе интересного напарника - имя Нламинер из Анлавена тебе что-нибудь говорит?
Эзоксу вновь посмотрел куда-то в пустоту, после чего ответил:
- Говорит. Но я полагаю, ты с ним уже знаком.
- Знаком. У этого малого не было отражения в бассейне Андринкса.
Эзоксу нахмурил брови.
- И он теперь в напарниках у претендента? Какая жалость!
- Не совсем. Его двойник. Двойник идеальный, но содержимое его телесной оболочки для меня невидимо. Скажи, ты можешь попытаться увидеть двойника?
- Попытаюсь. - Эзоксу помедлил секунду-другую и ответил голосом, в котором звучало искреннее удивление: - Не могу!..
- Вот так. - Шаннар покивал головой. - Никто его не видит. Только смертные, но и для них он, скорее всего, принимает какой-нибудь неприметный облик. Вчера начали назначать Судей. У меня есть полная уверенность в том, что эта парочка попытается как-то на них повлиять.
Воцарилось молчание.
- Так что ты хочешь? - Впервые за время их разговора Эзоксу посмотрел Шаннару в глаза. - Все это очень странно, но я не имею права вмешиваться.
- Я хочу устроить небольшой розыгрыш, - невозмутимо сказал Шаннар, глядя в глаза божества. - Если не действовать, то, возможно, половина божеств вскоре покинет Ралион. Заметят это немногие, но когда заметят, будет уже поздно. Так что я хочу расстроить Суд.
- Ты с ума сошел! - Суд Смертных был чем-то вроде высшей инстанции для всех божеств - но не для Шаннара. Теперь в голосе Эзоксу звучал ужас. - Ты понимаешь, чем это может обернуться для нас всех?
- Не для всех. - Шаннар поднялся с травы. - Всего лишь для двух смертных, которых претендент избрал своим инструментом. И для меня. Я открою еще одну страшную тайну, Эзоксу: претендент вовсе не является божеством. Пока. Но если он выиграет Суд, то в пантеоне появится еще один персонаж… и весьма мрачный, смею заметить. Слуги Хаоса покажутся сущим подарком по сравнению с ним. Ты же знаешь, никто так не кровожаден и мстителен, как смертные.
- Я уже пообещал помочь этим двум. Не слишком ли многого ты от меня хочешь?
Шаннар мысленно проклял самомнение всех божеств, включая Владыку Мудрости, и вновь заговорил.
Прошло немало времени, прежде чем ему удалось убедить своего несговорчивого собеседника.
- …Зайди как-нибудь ко мне, когда все это закончится, - сказал ему Эзоксу. - Я что-то уже не ощущаю себя всезнающим. Неловко получается!
- Загляну, - пообещал Шаннар весело. - Кстати, тебе будет интересно поговорить с Нламинером. Или с ними обоими. Кстати, услуга за услугу. Где они сейчас находятся?
На сей раз Эзоксу очень недолго медлил с ответом.
- Ни на одной области, мне доступной, их нет.
- Значит, где-то на окраине. - Шаннар что-то прикидывал в уме. - Это очень плохо. Он, конечно, может тебя позвать, да вот только…
- Что только?
- Я ему посоветовал обращаться к богам только в самом крайнем случае.
- Ну что же, - заметил Эзоксу. - Вот и посмотрим, насколько он силен. Жаль, конечно, что первым его увидел претендент…
- Первым его увидел кто-то другой, - возразил Шаннар. - Ну ладно, мы еще поговорим об этом. До встречи!
Одиночество сильно мешало ему. Сам он вряд ли смог бы подобрать подходящее слово для нового ощущения. К большому облегчению его приемных родителей, Нламинер вовсе не интересовался вопросами своего появления на свет и тонкостями взаимоотношений между полами вообще. Словно уже знал все, что ему было нужно.
Если бы его хоть раз показали эмпату (воспринимающему эмоции) - Флоссу, например, - тот бы наверняка заинтересовался этим необычным ребенком, который оставался глух к одним видам эмоциональных переживаний и необычайно чувствителен к другим. Этого, однако, не произошло.
В окружающих он более всего ценил честность.
Во всех остальных отношениях Нламинер также был уникален… впрочем, как и все мы. Так или иначе, он сумел успокоить ноющее, неприятное чувство утраты и усилием воли поддерживал работоспособное состояние. Вследствие какого-то колдовства ни пить, ни есть ему не хотелось, пока он находился в Библиотеке. Его тайные ожидания не сбылись: никого больше в Библиотеке так и не появилось.
А жаль, подумал он. Никакого способа следить за временем не было (по подозрениям самого Нламинера, время здесь вообще не шло), но по внутренним часам прошло не менее трех суток, прежде чем он, прихватив с собой несколько книг (которые, как ему казалось, еще пригодятся), вышел наружу, в бескрайние пустоши.
- Каждая дверь не лучше других, - сказал он вслух и твердо открыл дверь с надписью "ТЕАТР".
К его удивлению, изнутри вырвался не пыльный и застойный, но чистый, бодрящий воздух, наполненный хвойным ароматом.
Селиан Килор, потомственный ткач, был немало удивлен, когда богатый эскорт прибыл кнему домой и пригласил его в храм Элиора, оказывая почести, которые подобали бы какому-нибудь богатому аристократу.
Пока его торжественно везли в храм, его соседи по улице успели составить несколько версий происходящего. Фигурировали такие интересные версии, как участь жертвы на каком-нибудь особо торжественном празднестве гневного бога; неожиданно вскрывшиеся родственные связи с каким-нибудь высокопоставленным жрецом; такие впечатляющие предположения, как кража большого количества храмовых сокровищ, и многое другое. Если бы не крайний ужас, который не отпускал ткача всю дорогу, он, без сомнения, достойно бы ответил зубоскалам.
К его невероятному удивлению, миссия, которую ему поручили, была равно ответственной и почетной. Сам он слышал о Суде Смертных, но быть самому избранным Судьей! Это была слава на всю жизнь, чем бы Суд ни закончился. Он только робко заметил, что не имеет никакого отношения к культу (мстительный характер Бога-Солнца был ему хорошо известен).
- Это не имеет значения, - ответили ему.
После чего с почетом проводили домой. На сей раз массивная золотая эмблема на его шее мигом пресекла всевозможные разговоры. Шутки шутками, а смеяться над Судьей, избранным Элиором, означало бы значительно сократить срок своей жизни…
…Поздно вечером в дверь его дома постучали. Селиан, чей разум перебирал радужные перспективы, с неохотой оторвался от раздумий и открыл дверь.
За ней стоял высокий незнакомец, отличавшийся от человека только очень длинными клыками. Он улыбнулся (Селиан вздрогнул) и вежливо спросил:
- Имею ли честь говорить с Судьей Селианом Килором?
- Вы из… Храма? - спросил почему-то Селиан, глядя в глубокие, затягивающие черные зрачки пришельца.
- В некотором смысле, - ответил тот. - Я вас надолго не задержу.
Селиан впустил гостя в дом и запер дверь.
Нламинер сделал несколько шагов и остановился в недоумении. Затем оглянулся. Дверь "наружу" висела в воздухе, безо всякой видимой опоры. А вокруг расстилались подозрительно знакомые холмы…
Впрочем, нет. На горизонте виднелось величественное куполообразное строение. Должно быть, это и есть Театр. Одинокие небольшие постройки - полуразвалившиеся хижины, какие-то памятники и совсем непонятные сооружения украшали собой холмы.
Слева от него глухо заворчал отдаленный гром, и Нламинер обернулся. Обернулся и тут же присел от неожиданности, не зная, спасаться ли ему бегством или вцепиться в землю, слиться с ней, держаться до последнего.
Огромная, непередаваемо грозная и клубящаяся грозовая туча возвышалась на расстоянии нескольких шагов от него. Она висела всего в футе-другом от земли, щедро изливая на нее свои водяные запасы. Внутри ее черной массы непрерывно сверкали молнии; время от времени доносились раскаты грома. Небывалое зрелище совсем парализовало Нламинера - сил хватило только на то, чтобы не кинуться без оглядки подальше от такого дива.
Он так и не нашел в себе храбрости дотронуться до тучи рукой и предпочел отвернуться и пойти к Театру. Несколько раз оборачивался - туча лениво плыла своей дорогой, и размеры ее были просто потрясающими. Судя по всему, ползти над одним и тем же местом ей предстояло несколько дней.
Только теперь он заметил, что и обычные облака тоже плывут чуть-чуть ниже уровня его головы. Все остальное - деревья, кусты, даже птицы, которые в изобилии летали вокруг, - было нормального размера, и острое чувство нереальности долго не отпускало Нламинера.
Он не решился пройти насквозь ни одно облако и предпочитал обходить их за несколько шагов. По пути он пытался запоминать ориентиры, если случится возвращаться той же дорогой, но постепенно приходил к выводу, что эта затея напрасна. Где бы ни был он сейчас, это все одно с Лугами, с мертвой пустошью вокруг здания с бессчетным количеством дверей, с Библиотекой и Портом… Интересно, а что там за дверью, помеченной "Ралион"? Привычный ему мир или такое же место, где ни один закон природы не является обязательным?
"Узнаем в свое время", - думал Нламинер, постепенно приближаясь к растущей громаде Театра. Искушение воззвать к какому-нибудь божеству было сильным, но он сумел его побороть.
Она летела куда-то сквозь пространство, лишенное материи.
Чем-то это походило на астральное путешествие, но на сей раз полет был неуправляемым.
Ее "тело" непрерывно вращалось, далекие зарницы освещали призрачным сиянием "небо", и многочисленные более светлые пятна проносились мимо. Возможно, это были "спуски" в физическую проекцию, возможно, что-то еще - понять это не представлялось возможным. От прежней Риссы сейчас оставался только разум в чистом виде, без всего прочего. Что-то, что для физического тела казалось бы ледяным ветром, влекло ее по никому не ведомому пути.
В момент "отрыва" от физического тела всякий, кто практиковал астральную проекцию, испытывал поначалу сильный шок. Разъединение духа и тела, мыслящей сущности и ее носителя никогда не проходило безболезненно. Со временем можно было привыкнуть к этому довольно болезненному ощущению, как хронически больной свыкается со своими неудобствами. Полностью избежать этого было нельзя.
Но теперь, однако, судя по всем признакам, она совершала астральный полет - безо всякого нервного укола. Это было поразительно, и, вероятно, именно эта мысль пробудила Риссу. Слишком стремительно "унесло" ее сюда, и слишком настойчиво неизвестный до сих пор голос убаюкивал ее, предлагая вечный отдых и покой.
Очнувшись, она ощутила пронизывающий "холод", которым было сковано все ее невидимое "тело".
Осознав себя, она смогла остановить вращение вокруг своей оси и принялась изучать окрестности.
Очень скоро стало ясно, что она движется по спирали, постепенно ускоряясь и приближаясь к загадочной центральной точке ее орбиты. Повернувшись "лицом" (скорее по привычке, чем по необходимости: в астральной проекции мыслящее существо смотрит одновременно во все стороны) к центру "притяжения", она заметила странную темно-фиолетовую вращающуюся туманность, куда ей предстояло упасть.
Попытавшись мысленно остановить свой спиральный полет, она убедилась, что каждая такая попытка приводит только к ускорению движения. Какие бы методики, способы концентрации, мысленные приказы она ни отдавала, на каждую попытку остановить движение неведомая сила отвечала противоположным действием.
Тогда Рисса, секунду поколебавшись, прекратила сопротивление и убрала все ментальные барьеры, которые привыкла воздвигать, проникая в астральную проекцию. Как правило, в любом месте проекции есть обитатели, которых притягивает временно "необитаемое" тело. Беспечность может дорого обойтись. Здесь же, когда физическое тело было неведомо где, на это можно было пойти.
И случилось чудо: ее движение почти прекратилось. Исчез жуткий холод, оставалась только равнодушно вращающаяся туманность да светящиеся дыры-окна, украшающие "небесную" сферу. Рисса поймала одну из них взглядом, и тут же непреодолимая сила повлекла ее навстречу быстро приближающемуся окну. Инстинктивно она дала приказ невидимым мускулам защитить руками лицо, но в следующий момент окно уже закрывало собой полнеба. И тогда застывшая картина, которую она увидела сквозь окно, ожила.
Словно в древнем килиане, где не было звуков и порой не было красок, картина была немой.
Рисса увидела незнакомое небо, почти чисто сиреневого цвета, и приземистые, ветвистые деревья. Впрочем, какими бы странными ни были иные миры, везде были деревья, везде была трава, птицы, животные. Глаза и сознание быстро привыкали к новым формам. По крайней мере, ее глаза и сознание: смежные реальности были ей знакомы, и то, что приводило другие расы в суеверный ужас, для хансса и некоторых других рас было столь же обыденным, как порталы, големы - неутомимые работники на все руки, ковры-самолеты и прочие достижения цивилизации. Разница была в точке зрения.
Изящное строение под открытым небом было, несомненно, храмом. Человекоподобные существа, с иссиня-черной кожей и коротким мехом, покрывавшим почти все тело, участвовали в неком неизвестном обряде. Точка зрения сместилась, и в кадре появилась изящная представительница прекрасного пола, державшая за руку ребенка. Женщина стояла перед небольшим возвышением (алтарем?), на котором находилась хрупкая на вид статуя - летящее крылатое четвероногое существо с оскаленной пастью. Жрец со своей свитой приблизился к возвышению с другой стороны и, судя по движениям губ, принялся что-то читать. Статуэтка, казалось, ожила и засветилась всеми цветами радуги.
И это будет всегда, подумала Рисса. Всегда будут боги и им поклоняющиеся, всегда у смертных существ будет необходимость опереться на что-то более постоянное, универсальное, всеобъемлющее.
В этот момент ребенок сумел освободиться от руки своей матери и потянулся к сверкающей, переливающейся игрушке, что манила его.
Несколько человек бросилось к алтарю со всех сторон.
Слишком поздно. Ручки уже сомкнулись на постаменте статуэтки. Кто-то успел поймать ребенка за руку, но безуспешно. Статуэтка покачнулась и, упав на каменный пол, взорвалась дождем из сотен сверкающих брызг.
Все, кроме матери, бросились прочь от ребенка. Алтарный камень стал непроницаемо-черным. Трещины побежали по нему. Черный саван опустился на испуганного малыша, впитался в его кожу, в одежду, в пол под ним.
Лицо ребенка заполнило весь экран. Рисса старалась запомнить каждую его черту. Особенно запомнились его глаза - черные, бездонные, непонимающие.
Камера начала удаляться. Все те, кто несколько секунд назад принимал участие в ритуале; осторожно, пятясь, удалялись прочь от оскверненного алтаря. Возле перепуганного, плачущего ребенка и его матери, что лежала ничком на камне, уже не было никого. Все сторонились их, словно зачумленных.
Окно отодвинулось прочь, картинка замерла, и через миг Рисса вновь вернулась на свою орбиту. Подавив бешеное сердцебиение, она выбрала следующее окно, и оно вновь поглотило ее…
Сотни картин увидела Рисса, одна не была похожа на другую - менялось все: раса персонажа, пол, реальность… Неизменным оставались только почти неуловимые следы. Выражение лица. Выражение глаз. Мимика. Почти ничего общего, но, тем не менее, что-то связывало все увиденные ею картины воедино.
С каждым новым "представлением" реальность все больше походила на Ралион. Трудно понять, чем походила - сама Рисса не смогла бы дать этому никакого убедительного объяснения. Новое чувство требовало названия, но названия не находилось.
Оглянувшись как-то раз, Рисса заметила, что "окна", в которые она заглядывала, постепенно тускнеют. Лишь дюжина их горела звездами на "небе", все остальное было залито чернотой.
Когда предпоследнее окно показало ей еще одну историю несчастий все того же персонажа, ощущение какого-то небывало древнего, но все же достоверного прошлого Ралиона стало очень сильным. Вон те горы походили на Серебряный хребет, что начинался не слишком далеко от Оннда, древнейшего города. Фиолетовый песок под ногами все еще встречался и под Онндом, и среди бесплодных дюн Выжженной Земли. Замок, на башне которого стоял безвестный персонаж, ничего ей не напомнил, но мало ли руин пребывают в забвении после многих веков бесконечных войн?
Рисса не стала смотреть, что сталось с владыкой замка, который успел перебить почти всех нападавших. Ясно было одно: победы ему не видать. Ему не повезет, как не везло постоянно.
Вот оно, общее! Рисса ощутила, как сильнее забилось сердце. Невезение. Древнейшее из проклятий, которое обезоруживает самых сильных и ломает самых крепких. Но кто слышал, чтобы все воплощения, одно за другим, страдали от того же самого невезения? Страшное сочетание - редкостный магический талант и невезение, острый ум и неприязнь к негостеприимному миру.
Теперь оставалось лишь два места - клубящееся фиолетовое облако за спиной и последний сияющий глаз "окна". Что ждет ее здесь? Что ожидает там? Ничто не помогало ей сделать выбор. Возможно, Нламинер был прав, и они давно уже перестали владеть свободой воли?
Она долго размышляла, прежде чем сделать выбор.
Когда за спиной его захлопнулись массивные двери Театра, Нламинер вздрогнул. На Ралионе театр был другим. Честно говоря, сам он поклонником этого вида искусства не являлся. Только люди, некоторые из ольтов и - что удивительно - многие флоссы питали страсть к пьесам. И удовольствие это было не из дешевых.