Риггер восстанавливает силы. Значит, кому-то придётся плохо.
В последнее время подобные мысли звучат всё более и более неуверенно, неестественно. Я чувствую, что меняюсь.
Я забираюсь на носорога, мы трогаемся с места. Дорога – широкая и утоптанная, но вокруг – ни души. Лес, затем дикое, необработанное поле, затем снова лес.
Через некоторое время я виду деревню. В целом, она выглядит точно так же, как и в Санлоне. Только дорога ухоженная, ровная.
Еду молча. Люди смотрят на меня. Носорог им не в диковинку, а вот всадник в необычной одежде их интересует.
Жизнь этих людей выглядит идиллически. Цветочные клумбы у каждого дома, густая зелёная трава, ласковое солнце над головой. Беленые аккуратные домики с большими чистыми окнами. Моя империя – гораздо южнее, климат засушливее. Я немного завидую этим людям.
Вот только в подобных условиях нельзя воспитать настоящего воина.
Я останавливаю носорога напротив темноволосой женщины с узким лицом. Она стоит на пороге дома и смотрит на меня.
– В Фаоланкан – туда?
Машу рукой вперёд. Я и в самом деле не уверен, что еду в верном направлении.
– Да, – она отвечает спокойно.
– Долго?
– Пять дней пути напрямик.
Пять дней до Фаоланкана. Затем – на другой конец империи Фаолан, к западным горам, если, конечно, понадобится. Цикра объяснил мне, как найти Знание. Конечно, он не был уверен. Конечно, он прочитал всё это в книгах. Но это мой единственный шанс.
– Стражник!
Я не сразу понимаю, что обращаются ко мне.
Это мужчина в крестьянской одежде, небольшого роста, щуплый.
– Да? – я играю роль.
– Стражник, нам надо довезти до столицы обоз… – он мнётся, – мы опасаемся пути, стражник.
– Конвой?
Он кивает.
– Мы заплатим сколько скажешь, стражник.
Он просто пресмыкается передо мной. Я не знаю, принято ли обращаться к стражникам с такими просьбами. Наверное, принято. Только стражники дерут неимоверные цены за свои услуги.
Обоз… Это неплохо. По меньшей мере, не придётся искать дорогу.
– Сколько займёт путь до столицы с обозом?
– Восемь дней, стражник.
Они не задаются вопросом, почему стражник не знает, сколько добираться до столицы. Может быть, местные стражники никогда там не бывали. Они хранят верность своей части Фаолана.
– Когда выезжаем?
Его глаза светятся от радости. Он понял, что я соглашаюсь.
– Послезавтра, послезавтра на рассвете, стражник. Ты можешь задержаться на день? Мы заплатим!
Он ждёт от меня согласия.
– Послезавтра, – я спрыгиваю со своего зверя. – Куда отвести носорога?
* * *
Я лежу на мягкой кровати. Носорог пасётся где-то позади дома. Он не переносит крытых помещений. Это я узнал от Лиука – так зовут мужчину – с помощью нескольких наводящих вопросов.
Никто, кроме стражника, не может касаться носорога. При этих словах Лиука мне становится смешно. Кажется, я нарушил и этот закон Фаолана.
В дверь стучат. Это Лиук.
– Стражник, тебе больше ничего не нужно? – спрашивает он.
Интересно, как он расценит требование привести мне женщину.
– Нет, – говорю я.
Он исчезает.
Проходит всего несколько минут, как дверь открывается без стука. Тихо, едва заметно. Но я не сплю. Я вглядываюсь в темноту. Женский силуэт. Кажется, тут читают мысли.
Женщина подходит к кровати и садится на край.
Я шевелюсь, показывая ей, что не заснул.
– Ты – Риггер, – говорит женщина.
Я напрягаюсь. Когда моё имя произносят в Санлоне или в Оменескорне, я горжусь этим. Моё имя внушает страх. Когда моё имя произносят в первой попавшейся деревне империи Фаолан, мне становится неуютно.
– А кто ты?
– Я – Марфа.
Что-то крутится у меня в голове, но выскальзывает.
– Я названная сестра Бельвы, – говорит Марфа.
Я вспоминаю. Я не знаком с Марфой. Когда я встретил Бельву, Марфа уже жила в Фаолане. Она была лучшей подругой Бельвы. Бельва рассказывала мне о Марфе. В мире, где нет родства, дружба приобретает совсем другое значение.
– Не волнуйся, Риггер, – говорит Марфа. – Я тебя не выдам. Я знаю, зачем ты здесь. Границы закрыты, но письма доходят. Много лет назад одно из писем Бельвы, отправленное в пустоту, нашло меня. Я знаю, что она в Санлоне, я знаю, что она – твоя женщина. Когда ты отправился в путь, она послала мне весточку – и я приехала сюда, чтобы тебя перехватить. Впрочем, я живу неподалёку, тут меня все знают.
– Я мог поехать другой дорогой.
– Тут нет другой дороги. Я знала направление, и этого хватило.
В темноте я не вижу черт её лица.
– Я поеду с тобой, Риггер. Ты будешь меня защищать. Я буду тебя вести. В Фаолане совсем другие законы. Здесь, в приграничных областях, ты почти как дома. Но чем ближе ты к столице, тем явственнее будет отличаться твоё поведение. И тебя убьют, Риггер…
Она знает?
– …и отправят в вечные казематы.
Я успокаиваюсь. Не знает даже Бельва.
– А если я не соглашусь?
– Это твой выбор, Риггер. Бельва попросила у меня помощи. Помощи для тебя. Отказаться – твоё право.
Я дотрагиваюсь до её руки. Провожу по бедру. Она не отстраняется.
Риггер, ты сволочь.
Марфа наклоняется и целует меня.
Конечно, я согласен.
* * *
Не бывает ничего случайного. Я понял это ещё тогда, когда с Киронагой ехал в Оменескорн. Я почти уверен, что Марфа знает больше, чем говорит. Всё-таки с большой вероятностью я мог проехать через другую деревню. Мог проскочить эту без остановки. Я ощущаю себя куклой на верёвочке.
Утром Марфы уже нет. Оружие и одежда аккуратно лежат у кровати.
Я выхожу из дома, готовый к бою. Мне кажется, что сейчас из-за угла появятся настоящие стражники на боевых носорогах и втопчут меня в землю. Смешают с грязью.
Но нет. Мне улыбаются женщины. Со мной здороваются мужчины. У всех лёгкий акцент, но мой говор их не смущает. Они приветствуют меня как своего.
– Стражник! – меня зовёт полный мужчина в полотняной рубахе.
Оборачиваюсь к нему.
– Мне поручили покормить тебя, стражник. Пойдём в мой дом.
Это выглядит, как идиллия. Как обетованный остров, в который давно уже никто не верит. С тех пор, как вся земля стала обетованным островом. Где-то тут, на зелёных лугах, пастухи и пастушки должны бегать вокруг душистых стогов и заливисто хохотать. Здесь не может быть гладиаторских боёв. Не может быть машин для снятия кожи. Здесь не было императора Аонги.
Я иду к мужчине. Он исчезает в тёмном дверном проёме. Я инстинктивно жду засады, но всё в порядке. В сенях никого нет, а в комнате меня ожидает накрытый стол с дымящейся кашей из неизвестной мне крупы.
Мужчина садится напротив.
– Меня зовут Лимон.
Смешное имя.
– Нет, – он чувствует мой взгляд. – Правда, Лимон. Это не кличка, это имя.
Он похож на лимон. Кругленький, желтокожий.
– Риггер, – говорю я.
Никакой реакции. Он просто кивает, принимая моё имя к сведению.
Он ест вместе со мной. Просто ест, спокойно и размеренно. В Санлоне только Лосось мог позволить себе подсесть за мой стол.
И я чувствую, как во мне закипает ненависть. Мне казалось уже, что я научился контролировать себя. Ко всему прочему, моя злость в последнее время получила массу каналов для выброса: позавчера я дрался с пограничниками, а два дня назад вырезал целое племя.
Сдержаться, Риггер. Нужно сдержаться.
– Лимон, – говорю я. – А ты бывал в империи Оменескорн?
В его глазах интерес.
– Нет, а это возможно?
– Ну, – я делаю хитрый вид. – Через границу иногда проходят и без документов.
– Правда?
– Я вижу, ты бы хотел побывать там.
Он мнётся, а потом кивает.
– Ага. Хотел бы. Я Фаолан на самом-то деле вдоль и поперёк объездил. А границу никогда не переходил… Боязно нелегально-то.
– Я могу устроить.
Мне нужны друзья здесь. Помимо Марфы.
Лимон стесняется.
– Ну…если….
– Когда мы вернёмся, я тебе обеспечу проезд и документы, – я вру без зазрения совести, – только ты мне сейчас немного расскажи, хорошо?
Он кивает.
– Как в деревне появилась Марфа?
– Не знаю. Я тогда как раз в отъезде был. Вернулся, а она уже здесь.
– В ней есть что-нибудь необычное?
Прямее некуда.
– Ну, – он снова мнётся.
– Давай-давай.
– Она передаёт письма. За границу. Через Стирру, почтаря.
– И всё?
– Ну, всё, в общем. Живёт как живёт. Иногда мужиков меняет. Сейчас одна, но это ты и сам догадался, стражник, – он подмигивает.
Ем кашу, запиваю каким-то сладким напитком с небольшим хмельком.
– Стражник, можно спросить?..
– Давай.
– А что тебе до Марфы? Или это потому что ты с ней…
В его речи слишком много несказанных слов.
– Ничего, Лимон. Это просто не твоё дело.
Как трудно сдержать себя. Ещё несколько минут, а потом я достану нож и перережу ему горло.
Встаю, не доев.
– Невкусно? – в его голосе обида.
– Очень вкусно. Но я не люблю много есть с утра.
– Ну ладно… – он разочарован.
Выхожу на улицу. И нахожу выход из положения.
Встаю по центру дороги. Достаю клинок.
– Эй! – кричу громко. – Кто хочет поучиться обращаться с мечом, – ко мне!
И после этого медленно иду к дому Лиука.
Практически тут же подбегает невысокий крепкий парень.
– Меня, меня научи, стражник!
– И меня!
– И меня!
Через две минуты желающих набирается пятнадцать человек. У десяти находятся клинки. Я осматриваю оружие. Все клинки – одной работы. Простые, но качественные. Никаких филигранных изысков на рукоятях, но сталь добротная, слоёв достаточно, точно клинки делали для профессиональных воинов.
– А кто клинки делал? – спрашиваю я.
– Виркас-кузнец, – говорит кто-то.
– Местный?
– Да наш, тутошний.
Надо будет навестить этого деревенского мастера.
– Кто с мечами – со мной. Остальные могут посмотреть.
На заднем дворе встаю по центру.
– Посмотрим, кто чего стоит. Бить буду насмерть. Кто пройдёт экзамен, того чему-то да научу, остальные будут просто смотреть.
Если я никого не убью сейчас, я буду убивать потом.
Они набрасываются сразу, скопом. Десять человек с клинками. Первые двое не успевают остановить мой удар снизу. Одному ноги отсекает начисто, в ноге второго клинок застревает. Всё-таки непросто сражаться пилой. Увёртываюсь от двух ударов, выдёргиваю клинок и распарываю чей-то живот. Застываю с поднятым оружием.
Они кружат вокруг, но подойти не решаются. Двое корчатся на земле. Удар в живот был смертельным.
– Что ж… – опускаю клинок. – Достаточно.
Добиваю обоих раненых. Меня отпускает. Жажда крови чуть-чуть успокоилась.
– Первый! – говорю я. – Насмерть не буду, не боись.
Выходит тот, кто подходил ко мне первым, невысокий и коренастый.
Держит меч умело, будто и не работал никогда у сохи.
– Учился драться?
– Да, немного. Виркас учил чуток.
– Он всех учил, – добавляет кто-то.
Ничего себе деревенька. Кузнец-мечник. Крестьяне с мечами. Что-то тут не так.
– Как зовут?
– Микта.
– Бей, – говорю я.
Он бьёт, не раздумывая. Сбоку, стремясь попасть по почкам. Я легко парирую удар и двумя пальцами тыкаю его в глаза. Удар останавливаю за полсантиметра.
Микта отшатывается.
– Так не дерутся! – возмущается он.
Я приближаю своё лицо к его.
– Дерутся как угодно, запомни, Микта. Как угодно.
Продолжаю громко.
– Если у вас есть возможность ударить соперника по дых – бейте. Если можно ткнуть его в глаз – ткните. Можете откусить ухо – кусайте. Запрещённых ударов нет и не может быть. Кодекса чести в бою – нет. Я не знаю, чему вас учил этот кузнец. Благородных сражений не бывает. Микта!
Он снова нападает. Точно так же, сбоку. Я проделываю тот же финт.
– Ты видел, что я сделал?
– Да.
– Почему ты повторил тот же удар?
Он мнётся.
– Когда ты бьёшь таким образом, твоя левая рука должна быть готова к отражению атаки. Она не задействована в ударе. Она – для обороны.
Я говорю что-то ещё, говорю медленно, продумывая слова. Говорю так, как мне говорили мои учителя. Как говорил Киронага. Как говорил Файлант. Мертвец и смертный.
Впрочем, я такой же.
Я обучаю их почти до вечера. Мы пропускаем даже обед. Только когда солнце начинает клониться к западу, а вокруг меня столпилась уже вся деревня, я завершаю урок.
* * *
Я ужинаю в доме Марфы. Лиук посмотрел на неё хитрыми глазами, но разрешил накрыть для меня стол. Слово Лиука имеет вес в этой деревне, хоть он и не староста. По-моему, тут вовсе нет старосты.
Марфа сидит напротив и смотрит на меня.
– Она всё такая же? – спрашивает Марфа.
– Какая?
– Большая. Добрая.
Я улыбаюсь. Это правильно, наверное. Бельва должна быть именно такой.
– Да, такая.
Марфа опускает глаза.
– Он всё тебе прощает, правда, Риггер?
Я не отвечаю. Но по моему выражению лица понятно, что Марфа права. Бельва прощает мне всё.
– Мы жили в столице, в Фаоланкане, городским главой был тогда мессир Айрог. Но теперь он уже не правит… – в её голосе удовлетворение.
– Сместили?
– Лет пятьдесят назад. Говорят, первый помощник Касс залил его в раствор по горло. И налил в углубление воды так, что Айрог может пить, но не может захлебнуться. И у него есть постоянный выбор: умирать от жажды или от разрыва мочевого пузыря.
– Да, неприятно, – я думаю, вынес ли бы я такое испытание.
– Ладно, – она резко меняет тему. – Дело не в этом. Мы жили с Бельвой и Клифой. У нас был дом на улице Забытого Счастья. Она называлась иначе, эта улица. Но настоящего названия я не помню. Все её называли так. Тихая была улочка, незаметная. Мы жили в доме Клифы, он достался ей от какого-то любовника. Клифа была очень стройная. У неё фигура была, как на картинах, где изображают красавиц. Фавориток наместников и тому подобных.
Он делает паузу. Я жую мясо.
– Нам хорошо было, понимаешь, Риггер. Нам никто не был нужен. С нами здоровалась вся улица. Весь район. Весь город. К нам приходили женихи. Представляешь себе, Риггер? Люди, которые предлагали жить с ними долгие годы. Которые сулили богатство и власть. А мы жили себе и жили. А потом, в один прекрасный момент, Клифа понравилась Кассу. Первому помощнику наместника Айрога.
Марфе тяжело говорить.
– Касс не сулил богатств. Касс пришёл с отрядом и забрал Клифу силой. Я вцепилась в неё и не хотела отпускать. И Касс забрал меня тоже. А Бельва пошла сама. За отрядом.
Я прекращаю есть. Бельва никогда не рассказывала об этом.
– Нас дотащили до дома Касса. Там дом – как замок. Больше, чем у наместника, наверное. Клифу потащили в дом. А меня – на конюшню. И там меня насиловали. Знаешь, Риггер, каково это? Касс тоже приходил. По утрам. Когда я просыпалась после очередной смерти. Чтобы быть первым. Там был один урод, просто солдат, стражник. Огромный, ростом за два метра. Он мог проткнуть меня кинжалом, а потом трахать в рану. Представляешь себе, Риггер? Его подпускали ко мне, когда уже никто не хотел. После него было уже некого насиловать. Я так жила три недели, Риггер. Каждый день.
Она тяжело, болезненно сглатывает.
– А однажды конюшня загорелась. Огонь был повсюду. Метались лошади, люди. Почти все лошади погибли. Лучшие лошади Касса. Он потом по городу ездил с отрядом, бесился. Поджигателя искал. А подожгла конюшню – Бельва. Она в суматохе моё тело вытащила и на себе унесла. А наутро я проснулась уже за городом, на траве. И рядом была Бельва. И мы ушли.
– А Клифа?
– Я не знаю, что с ней стало. Больше мы её никогда не видели.
Бельва. Да, она такая. Она могла так сделать. Даже больше: она не могла поступить иначе.
– Марфа…
– Да?
– Ты знакома с Ритой, женщиной из Оменескорна? Темноволосая, полная, чем-то напоминает Бельву. Очень красивая.
Марфа молчит. А потом, точно через силу, говорит:
– Нет, не знакома. Почему ты спросил?
– Вы чем-то похожи.
Марфа молчит некоторое время, а потом говорит:
– Знаешь, Риггер, у меня когда-то была сестра. Настоящая сестра, не названная.
В мире, где нет родства.
– Мы не виделись с того самого дня, – говорит Марфа. – На нашу деревню напали воины императора. Я не помню, кто был императором тогда. Меня проткнули мечом. Убили в первый раз. Когда я очнулась и поняла, что жива, её уже не было. Её угнали, увели с собой. Её звали Инва.
– Ты помнишь это до сих пор?
– Да, – говорит она. – Я знаю, большинство не помнит жизнь до бессмертия. А я – помню.
Затем она поднимает глаза и смотрит на меня с неожиданной надеждой.
– Может быть, – говорит она, – твоя Рита – это и есть моя Инва.
– Вряд ли. Тебе не стоит знать, кто такая Рита. Точнее, я не смогу тебе рассказать.
Они с Ритой и в самом деле похожи. Рита полнее. Но лица – точь-в-точь. Всё связано. Всё сплетено. Бельва – Рита – Марфа. Треугольник.
Я придумываю какие-то факты и пытаюсь собрать несоединимую головоломку. Почему-то мне кажется, что Рита – и в самом деле Инва. Но нет, не может быть. Это было бы слишком странным совпадением.
Я вспоминаю тот день в императорском дворце, когда Рита подошла ко мне и наказала беречь Бельву. Наказала никуда её не отпускать. Знала ли она, кто такая Бельва? Я думаю о том, как Бельва вытаскивала обгоревшее тело подруги из огня. Какой Бельва была – сильной и любящей. Рита желала мне добра, но откуда взялось это желание? Из женской солидарности или из знания?
Мне, Риггеру. Добра тебе, Риггер. Кто не испытывал ко мне ненависти в этой жизни? Кто?
А кто желал мне добра? Пальцев одной руки хватит, чтобы их сосчитать.
Я встаю.
– Марфа, – говорю я. – Давай забудем про этот разговор. Навсегда. И никогда к нему не вернёмся.
– Никогда, – шепчет она. По её щекам текут слёзы.
Я выхожу из дома. Уже темно. Некоторые окна светятся.
Далеко, на противоположном краю деревни, ярким светом пылают окна кузницы. У меня остался ещё один неразрешённый вопрос.