Все теперь было не так, как раньше. Но какое же это облегчение, когда можно самостоятельно резать еду, застегивать пуговицы, завязывать волосы, и она все это делала, хоть движения поначалу и были неуклюжими и детскими, а живые пальцы горели, и она ощущала жалость в чувствах друзей, смотрящих на нее. Жалость только добавляла ей упорства. Она напрашивалась помочь в ручной работе в целительской комнате - бинтовать раны, кормить воинов, которые не могли есть сами. Те никогда не возражали, если она проливала похлебку на их одежду.
Сделавшись половчее, Файер начала даже помогать в самых простых делах при операциях: держать лампы, подавать хирургам инструменты. Она обнаружила, что спокойно переносит вид крови, инфекций и человеческих внутренностей - хотя человеческие внутренности были несколько противнее внутренностей жуков-чудовищ. Некоторые из воинов были ей знакомы со времен трехнедельного путешествия с Первым. Возможно, раньше кто-то из них был ее врагом, но теперь, когда они были на войне, испытывали боль и такую потребность в утешении, это ощущение ушло.
Однажды принесли воина со стрелой в бедре, которого она помнила очень хорошо. Это был человек, который как-то одолжил ей свою скрипку - огромный, мощный, похожий на благородное дерево. При виде его Файер заулыбалась. Время от времени они тихо беседовали, пока она облегчала боль в его заживающей ране. Он ничего не говорил о ее мертвых пальцах, но лицо его при взгляде на них ясно показывало глубину его сочувствия.
Когда приехал Брокер, он взял ее руки, прижался к ним лицом и плакал в них.
С Брокером приехала не только Роэн, но и Мила, потому что Брокер попросил ее быть его помощником, и Мила согласилась. Брокер и Роэн - старые друзья, не видавшие друг друга со времен короля Накса, - теперь были практически неразлучны, и Мила часто была с ними.
Нэша Файер видела лишь изредка, когда он приходил в форт за информацией или обговорить стратегию с Гараном, Кларой, Брокером и Роэн. Улыбка у него была тусклая, а сам он - перепачкан в грязи и изнурен.
- Я верю, что король Нэш вернется, - спокойно говорила Мила Файер каждый раз, как он снова уходил в пещеры. Даже притом, что Файер знала, что уверения Милы не основывались ни на какой логике, они ее утешали.
Мила изменилась. Тихая, уверенная, она напряженно работала с Брокером.
- Я узнала, что есть лекарство, которым можно прервать беременность, едва она проявится, - легко сказала она Файер однажды. - Мне уже поздно, конечно. Вы знали, миледи?
Файер была потрясена.
- Конечно, нет, иначе я бы сказала тебе и нашла его для тебя.
- Мне сказала Клара, - ответила Мила. - Королевские целители достигают впечатляющих высот, но, наверное, нужно вырасти в определенных районах Столицы, чтобы иметь хоть шанс узнать, на что они способны. Я разозлилась, когда услышала, - добавила она. - Я была в ярости. Но что толку теперь об этом думать. Я такая же, как все, так ведь, миледи? Все мы идем не теми путями, которые выбрали бы для себя. Я иногда устаю от собственных жалоб.
- Этот мальчишка… - произнес Брокер позднее в тот же день. Он сидел подле Файер на крыше, куда позволил себя отнести, потому что хотел посмотреть на серую пятнистую лошадь. Он покачал головой и проворчал: - Ох уж этот мальчишка… Надо думать, у меня будут внуки, о которых я никогда не узнаю. И вот он умудрился погибнуть, так что вместо того, чтобы злиться из-за Милы и принцессы Клары, я утешаюсь.
Они наблюдали за танцем, который разворачивался на площадке перед ними: две лошади обходили друг друга, и одна из них, простая бурая, время от времени вытягивала морду в попытке поцеловать ускользающий серый круп другой. Файер пыталась подружить двух лошадей, потому что кобылице, если она и правда собиралась повсюду следовать за Файер, неплохо было бы иметь еще несколько душ, которым можно доверять. Сегодня она перестала пытаться отпугнуть Малыша, вставая на дыбы и брыкаясь. Это уже было достижение.
- Это речная лошадь, - сказал Брокер.
- Какая?
- Речная. Я видел пару серых в яблоках лошадей вроде нее и раньше; они родом из устья Крылатой реки. Не думаю, что их много продают, хотя они очень хорошие - они ужасно дорогие, потому что их трудно поймать и еще труднее объездить. К тому же не такие общительные, как другие лошади.
Файер вспомнила, что Бриган однажды с благоговением говорил о речных лошадях. И что кобылица упрямо несла ее на юго-запад от земель Каттера, пока Файер ее не развернула. Она пыталась отправиться домой - взять Файер с собой туда, где начиналась река. Теперь она оказалась здесь, хоть и не хотела приходить, но все же решила остаться.
"Дорогой Бриган, - подумала Файер. - Люди хотят невозможного, неуместного. Лошади - тоже".
- Командующий ее уже видел? - спросил Брокер, словно бы довольный собственным вопросом.
Очевидно, он был в курсе отношения Бригана к лошадям.
- Мне все равно, сколько она стоит, - тихо сказала Файер. - И я не стану помогать ему ее объездить.
- Ты несправедлива, - мягко укорил ее Брокер. - Мальчик славится своей добротой к лошадям. Он не объезжает животных, которые не тянутся к нему сами.
- Да ему любая лошадь рада, - сказала Файер и замолчала, потому что это звучало глупо и сентиментально, и вообще, она сболтнула лишнего.
В следующую секунду Брокер заговорил таким странным, смущенным тоном, что она растерялась:
- Я совершил несколько страшных ошибок, и у меня кружится голова, когда я пытаюсь осознать все, что из-за них произошло. Я не был тем, кем должен был быть, ни для кого. Возможно, - сказал он, глядя на свои колени, - я справедливо наказан. Ох, дитя, твои пальцы разбивают мне сердце. Ты сможешь обучиться зажимать струны правой рукой?
Файер взяла его за руку и сжала так крепко, как только могла, но не ответила. Она думала о том, чтобы играть наоборот, но это было словно учиться с нуля. Восемнадцатилетние пальцы учатся порхать по струнам вовсе не так быстро, как пятилетние, и, кроме того, трудно держать смычок рукой, на которой помимо большого пальца еще только два.
Ее пациент-скрипач предложил другое решение. Что, если она, как обычно, держала бы скрипку в левой руке, а смычок в правой, но переделала музыку под два пальца? Однажды ночью, в темноте, чтобы стража не могла видеть, она попробовала понарошку взять скрипку и попереставлять два пальца по воображаемым струнам. Тогда ей показалось, что это неуклюжее, бесполезное и угнетающее дело. Но после вопроса Брокера она подумала, не попробовать ли снова.
Неделю спустя Файер поняла остальную часть сказанного Брокером.
Она допоздна задержалась в целительской, спасая жизнь человека. Это ей удавалось очень редко: все решалось силой воли воинов на волоске от смерти, причем некоторые из них были в агонии от боли, а другие вовсе без сознания. В тот момент, когда они сдавались, она могла придать им мужества, если они сами того хотели. Могла помочь им держаться за свои исчезающие самости. Получалось не всегда. Человек, которому не удалось остановить кровь, не мог бы выжить, как бы яростно он ни боролся за жизнь. Но иногда того, что она давала, оказывалось достаточно.
Конечно, она выбивалась из сил.
Вот и сегодня она страшно проголодалась и направилась за едой в штабы, где Гаран, Клара, Брокер и Роэн проводили дни в тревожном ожидании вестей и в спорах. Только в тот день они не спорили, и когда она вошла в сопровождении стражей, то почувствовала необычную легкость. Нэш был там, он сидел рядом с Милой и болтал с ней, и Файер уже давно не видела на его лице настолько искренней улыбки. Гаран и Клара мирно ели, а Брокер и Роэн сидели вместе за столом, рисуя линии на топографической карте, кажется, подземелий королевства. Роэн пробормотала что-то, от чего Брокер хохотнул.
- Что такое? - спросила Файер. - Что случилось?
Роэн оторвалась от карты и указала на супницу с тушеным мясом на столе.
- А, Файер. Садись. Поешь, и мы тебе расскажем, почему война не безнадежна. А ты, Муза? Нил? Голодные? Нэш, - сказала она, критически обращаясь к сыну, - иди возьми еще мяса для Милы.
Нэш поднялся со стула.
- Похоже, тут все собираются есть мясо, кроме меня.
- Я видела, как ты съел три миски, - строго сказала Роэн, и Файер тяжело рухнула на стул, потому что от веселых поддразниваний, витающих в воздухе, ее охватило облегчение, но она не была уверена, безопасно ли его чувствовать.
А потом Роэн объяснила, что двое их разведчиков на южном фронте совершили одно за другим два радостных открытия. Во-первых, они нашли ту часть лабиринта, по которой враг получал поставки продовольствия, а во-вторых, обнаружили пещеры к востоку от боевых действий, где враг держал большую часть своих лошадей. Захват продовольственного канала и пещер удался всего с двух хорошо спланированных атак королевских сил. И теперь остаются считанные дни до тех пор, когда люди Гентиана останутся без еды и без лошадей для отступления, так что у них не будет других вариантов кроме как сдаться, позволив большей части Первого и Второго отправиться на север, чтобы оказать подкрепление войскам Бригана.
По крайней мере, улыбающиеся лица в кабинете полагали, что так будет. И Файер была вынуждена признать, что такой расклад казался вероятным, если только армия Гентиана не перехватит в ответ поставки королевского войска и если только на севере в Третьем и Четвертом остался хоть кто-нибудь, кому Первое и Второе могли бы прийти на подмогу.
- Это он сделал, - шепнула Роэн Брокеру. - Бриган нанес на карту эти туннели и до отъезда вместе с разведчиками просчитал, где вероятнее всего пролегают пути снабжения и где держат лошадей. И угадал.
- Конечно, угадал, - сказал Брокер. - Он давно превзошел меня.
Что-то в его голосе заставило Файер остановиться, не донеся ложку до рта, и пристально всмотреться в Брокера, снова прокручивая в голове его слова. Что было странно в его тоне, так это гордость. Конечно, Брокер всегда с гордостью говорил о юном командующем, который так изумительно пошел по его стопам. Но сегодня его голос звучал почти покровительственно.
Он поднял на нее глаза, чтобы понять, почему она так смотрит. Взгляд этих глаз, бледных и ясных, поймал ее и застыл.
Файер впервые поняла, что такое сделал Брокер двадцать с лишним лет назад, что так прогневило Накса.
Когда она вскочила из-за стола, за спиной донесся голос Брокера, усталый и странно подавленный:
- Подожди, Файер. Файер, милая, давай поговорим.
Не слушая его, она выскочила за дверь.
На крышу к ней пришла Роэн.
- Файер, - сказала она. - Мы бы хотели поговорить с тобой, и лорду Брокеру было бы гораздо проще, если бы ты спустилась.
Файер согласилась, потому что у нее были вопросы, а еще ей хотелось высказать пару гневных мыслей. Скрестив руки, она обернулась к Музе и заглянула в ее карие глаза.
- Муза, можешь жаловаться командующему сколько хочешь, но я настаиваю на том, чтобы поговорить с королевой и лордом Брокером наедине. Понимаешь?
Муза неловко кашлянула:
- Мы будем сторожить за дверью, миледи.
Внизу, в покоях Брокера, за закрытой и запертой дверью, Файер встала к стене и уставилась не на Брокера, а на огромные колеса его кресла. Время от времени она бросала взгляд на его лицо, а потом на Роэн, потому что не могла сдержаться. Казалось, в последнее время так слишком часто случается, что она смотрит кому-нибудь в лицо и видит там кого-то еще и понимает кусочки прошлого, которых не понимала раньше.
Черные волосы Роэн с единственной седой прядью были туго затянуты на затылке, а губы тревожно сжаты. Она встала рядом с Брокером, мягко положив руку на его плечо. Даже зная то, что она знала теперь, Файер изумилась непривычности этого жеста.
- Я никогда не видела вас вместе до войны, - сказала она.
- Да, - сказал Брокер. - На твоей памяти я не путешествовал, дитя. Мы с королевой не виделись с тех пор, как…
Роэн тихо закончила за него:
- С тех пор как Накс натравил на тебя тех тварей в моем зеленом доме, я полагаю.
Файер резко взглянула на нее.
- Вы это видели?
Роэн мрачно кивнула.
- Меня заставили смотреть. Я думаю, он надеялся, что у меня будет выкидыш вместо внебрачного ребенка.
Накс был бесчеловечен, и Файер почувствовала всю силу этого кошмара, но все же не могла смирить свой гнев.
- Ваш сын - Арчер, - сказала она Брокеру, задыхаясь от возмущения.
- Конечно, Арчер - мой сын, - убежденно сказал Брокер. - Он всегда был моим сыном.
- Он вообще знал, что у него есть брат? Ему бы пошло на пользу иметь такого серьезного брата, как Бриган. А Бриган, он знает? Я не стану от него скрывать.
- Бриган знает, дитя мое, - сказал Брокер, - но Арчер, к моему сожалению, так и не узнал. Когда Арчер погиб, я понял, что Бриган должен знать. Мы сказали ему всего несколько недель назад, когда он прибыл на северный фронт.
- И что он? Бриган мог бы называть отцом вас, Брокер, а не бешеного короля, который его ненавидел за то, что он был умнее и сильнее, чем его собственный сын. Он мог бы вырасти на севере, вдалеке от Накса и Кансрела и никогда бы не стал… - Она замолчала и отвернулась, стараясь успокоить дрожащий голос. - Бриган должен был стать северным лордом, с домом, землями и полной конюшней лошадей. А не принцем.
- Но Бриганделл в любом случае принц, - тихо сказала Роэн. - Он мой сын. И Накс был единственным, кто мог лишить его наследства и отослать прочь, а он бы так никогда не сделал. Никогда бы публично не признал себя рогоносцем.
- И в итоге из-за гордыни Накса, - отчаянно сказала Файер, - Бриган получил роль спасителя королевства. Так нечестно. Нечестно! - воскликнула она, зная, что это детский довод, но ей было все равно, потому что детскость не делала его менее правдивым.
- Файер, - вздохнула Роэн. - Ты, как и все мы, видишь, что Бриган нужен королевству именно тем, кто он есть, как нужна ему ты и все мы, справедливо это или нет.
В голосе Роэн звучала ужасная скорбь. Файер посмотрела ей в лицо, пытаясь вообразить, как она выглядела двадцать с лишним лет назад. Умная и способная на многое, и вдруг замужем за королем, который оказался марионеткой безумного кукловода. Роэн видела, как ее брак - и ее королевство - распадается в прах.
Тогда взгляд Файер переместился на Брокера. Тот безрадостно его выдержал.
- Брокер, отец мой, - сказала она. - Вы так нехорошо поступили со своей женой.
- Ты бы хотела, чтобы этого не произошло, - вставила Роэн, - и Арчер и Бриган никогда не родились?
- Это нечестный довод!
- Но обманули не тебя, Файер, - сказала Роэн. - Почему же тебе так больно?
- Разве мы бы сейчас воевали, если бы из-за вас двоих Накс не уничтожил своего командующего? Разве не все мы обмануты?
- Ты полагаешь, - сказала Роэн с растущим раздражением, - что королевство тогда ожидал бы мир?
И Файер поняла, сквозь боль и дрожь, почему ее это так мучает. Дело не в войне, не в Арчере и не в Бригане. Не в наказании, которого не предвидели преступники. Дело в жене Брокера, Элисс; всего лишь в том, что Брокер сделал с Элисс. Файер думала, что у нее было два отца, которые полностью противоположны друг другу. Но, даже понимая, что ее злой отец был способен на доброту, она никогда раньше не допускала мысли, что ее добрый отец может быть способен на жестокость и бесчестие.
Внезапно она поняла, как бесполезно судить о вещах вот так, в черно-белом цвете. Простых людей в этом мире не бывает.
- Я устала узнавать правду, - сказала она.
- Файер, - сказал Брокер хриплым от стыда голосом, какого она никогда не слышала раньше. - Я не сомневаюсь в твоем праве на гнев.
Она посмотрела Брокеру в глаза, так похожие на глаза Бригана.
- Кажется, я больше не гневаюсь, - сказала она тихо, убирая волосы от лица. - Бриган отослал вас, потому что разозлился?
- Он разозлился. Но нет, отослал он нас не поэтому.
- Там было слишком опасно, - сказала Роэн, - для пожилой женщины, мужчины в коляске и беременной помощницы.
Опасно. А он остался там совсем один, на войне, свыкаться с правдой о своем отце и истинном положении вещей, и ему даже не с кем поговорить. А она оттолкнула его словами нелюбви, лживыми словами. Взамен он послал ей Малыша, каким-то образом поняв, что тот ей нужен.
Файер охватил всеобъемлющий стыд.
Видимо, если уж ей суждено любить человека, который всегда там, где ее нет, бедным выздоравливающим пальцам пора привыкать держать ручку. Это она и написала ему первым делом в письме, которое отправила тем же вечером.
Глава тридцать первая
Весеннее таяние началось рано. В тот день, когда Первое и Второе, покинув Половодный форт, отправились на север, снег уже съежился, превратившись в неровные, обледеневшие бугры, и повсюду слышался звук текущей воды. Река ревела.
Войско Гентиана, стоящее у Половодного форта под предводительством одного из пиккийских военачальников Мидогга, теперь уже запачкавшихся и не таких белокожих, так и не сдалось. Оголодав и потеряв всех лошадей, они проделали нечто куда более отчаянное и глупое: попытались сбежать пешком. Нэшу было нелегко отдавать нужную команду, но ему пришлось, ведь, позволь он им уйти, они нашли бы путь к Мидоггу и его войску на Мраморном плато. Это была настоящая бойня. К тому времени, как они сложили оружие, их осталось лишь несколько сотен, а ведь несколько месяцев назад у противника было пятнадцать тысяч воинов.
Нэш отстал, чтобы организовать переправку пленных и раненых обратно в Половодный форт. Файер помогала целителям Гентиана. Их нужда в ней была нескончаема. Она стояла на коленях в сверкающей воде, что стекала по скалам в пасть вечно голодной реки, и держала воина за руку, пока он умирал.
Файер, ее стражники, несколько целителей, оружейники и другие слуги - а еще, в отдалении, серая в яблоках лошадь - двинулись на север вслед за Первым и Вторым.
Они миновали Столицу почти вплотную, так близко, что видели реку, вздувшуюся почти вровень с мостами. Файер изо всех сил потянулась к Ханне и Тесс, но, хоть и могла даже разглядеть черные башенки дворца, поднимающиеся над неразличимыми зданиями, мысленно коснуться их не смогла. Они были слишком далеко.
Вскоре после этого они приблизились к обширному северному лагерю, который раскинулся пугающе близко к городу. Зрелище было безрадостным: на пустынном склоне толпились старые отсыревшие палатки, некоторые из них расположились посреди недавно образовавшихся ручьев. Между палаток молча бродили изможденные воины Третьего и Четвертого. При появлении Первого и Второго их лица медленно и неуверенно осветились, как будто они не сразу решились поверить в миражом возникшее из ниоткуда верховое подкрепление, которое поднимало такие брызги, будто выплыло из озера. Следом лагерь охватило тихое, усталое ликование. Друзья и чужаки обнимали друг друга. Кое-кто из Третьего и Четвертого прятал невольные, скупые слезы.
Файер попросила воина из Третьего проводить ее в полевой госпиталь и взялась за дело.
Целительские на северном фронте были размещены на юге, позади лагеря, в наскоро сколоченных деревянных бараках, полом которым служил плоский камень Мраморного плато. А значит, пол сейчас был скользким от сочащейся воды, а в некоторых местах - от крови.