– Нет, конечно. Не все. Просто вы, люди, считаете эльфов красивыми. Для вас мы все на одно распрекрасное лицо. Разве нет? Потому человеческим женщинам нравится слушать такие вещи.
– Мне не нравится. Никогда так больше не говорите.
Его улыбка стала шире, потом пропала совсем.
– Не буду. Эллен… – Он закусил губу, потом добавил: – Прости, что я тебя бил.
– Потому что нельзя бить эльфов?
Он кивнул, кажется, не заметив горечи в ее голосе, и она молча поднялась на ноги, не ответив на его непонимающий взгляд.
– Эллен… – Рука Натана соскользнула с ее плеча, тронула за локоть.
– Оставь меня… пожалуйста. Мне надо пройтись, – устало сказала она. Он выпустил ее без единого возражения. Эллен снова взглянула на Рослин, сжавшуюся в объятиях Глоринделя. Та смотрела на нее со страхом и мольбой, и Эллен вдруг немыслимо захотелось обнять ее, погладить по голове, расчесать ее так давно не мытые и не чесанные волосы, свившиеся с концов черными спиральками во вчерашнем огне.
"Вы вели меня с собой себе на погибель, миледи, – подумала она. – Вы хотели защитить Глоринделя от себя самой. Хотели, чтобы его защитила я. И разве я не выполнила то, чего вы так жаждали? Ведь вот он, рядом с вами, он все знает, и это не мешает ему прижимать вас к своей груди… а мне помешало бы. Несмотря даже на то, что все это лишь сон и ложь и не было никакого Рассела".
Не было никакого Рассела.
И хотя Эллен знала, что эта мысль – тоже сон, впервые за долгие годы сон не был кошмаром.
Натану казалось, что эта ночь никогда не закончится. Когда Эллен ушла, пространство перед костром как будто опустело, и ему не хотелось отпускать ее, не хотелось оставаться здесь одному.
Из всего, что он только что здесь услышал, одна фраза намертво въелась ему в сознание и теперь точила его, словно червь: "Вы ведь не думали, что я всерьез поверю в сказку о живых мертвецах?"
А я поверил, подумал Натан. Я в самом деле поверил. И я тоже не думал – зачем, хоть меня и не одурманивали никакими зельями, да и не вышло бы, во мне ведь нет эльфийской крови.
Так, может, все же не в зельях дело, а в том, что все мы просто видим только то, что хотим, – думая, что не чувствуем? Эллен думала, что видит, и считала, что не чувствует, – и ты ведь тоже, Натан, верно? Аманита все эти годы была твоим огнем, ожоги от которого ты старался не замечать.
"Интересно, что он теперь с ней сделает", – подумал Натан, с любопытством глядя на Глоринделя, что-то неслышно шептавшего Рослин на ухо и время от времени целовавшего ее покрытые потом виски. Рослин слушала его, молча вздрагивая. Натан в который раз сказал себе, что никогда не видел и вряд ли увидит более странную пару.
Он почувствовал неясную тревогу и решил все-таки пойти за Эллен. Места здесь были глухие – несколько дней им уже не встречались люди, – но кто знает, сколько бандитских нор наподобие Сколопендриной пряталось в этих холмах? Натан чувствовал, что Эллен сейчас лучше побыть одной, но ничего не мог с собой поделать и оправдывался тревогой за ее безопасность – сам не зная, перед кем.
Холмы, более пологие, чем те, меж которых они проходили прежде, располагались довольно далеко друг от друга, и пространство между ними поросло лиственным пролеском. Вряд ли здесь водились звери крупнее зайца, но, когда Натан ступил под редкую сень деревьев, ему почудилось, что он слышит далекий протяжный вой. Натан прибавил шагу, вполголоса окликнул Эллен – она не могла отойти далеко.
И увидел ее почти сразу – она стояла вполоборота к нему, застыв и глядя куда-то в сторону. Натан окликнул Эллен снова, она обернулась, и он едва не отпрянул от неожиданности, увидев в ее глазах бесконечную жалость. И еще, кажется, слабое чувство вины. Так смотрят на нищих попрошаек на базарных площадях, которым нечего дать, потому что последнюю монету истратил на безделушку.
– Все в порядке? – спросил Натан, отчего-то чувствуя себя глупо.
Она кивнула, глядя на него все так же, потом пошла вперед, на ходу взяла его за руку, повела назад, к костру. Натану казалось, что что-то успело произойти здесь за то время, пока она была одна, но он не стал расспрашивать.
А утром, когда они уже седлали коней, Эллен сказала:
– Вчера ночью я видела Аманиту.
Натан и Глориндель обернулись одновременно. Глориндель успел сесть на свою лошадь, и она тревожно заржала, будто почувствовав состояние всадника.
– Там, в лесу. – Эллен махнула рукой через плечо, не дожидаясь вопросов. – Я только недалеко отошла и споткнулась обо что-то. Она лежала там, в траве.
– Мертвая? – медленно спросил Глориндель.
Эллен посмотрела на него с удивлением.
– Нет, живая. Хотя и помертвевшая от ужаса. Начала что-то лепетать, я подняла ее, но она, кажется, совсем обезумела. Я поняла только, что она бежит – должно быть, от тальвардов. Она все время просила, чтобы я ушла. И чтобы никому о ней не говорила.
– Она… просила? – переспросил Натан.
– Да, очень. Плакала и…
– Плакала? – переспросил Глориндель.
Они с Натаном переглянулись. И им не нужно было произносить вслух то, что подумали они оба.
– Почему ты решила, что это Аманита?
– Я ее видела, – негромко сказала Эллен и, помолчав, добавила: – И она сама мне так сказала.
– Где эта женщина? – спросил Глориндель, спешиваясь. Эллен шагнула в сторону, заграждая ему дорогу.
– Но ведь вы сами говорили, что…
– Я знаю где, милорд, – сказал Натан.
Он пошел вперед. Глориндель быстро нагнал его, и дальше они уже шли в ногу, твердым шагом, не оборачиваясь, хотя взгляд Эллен жег им спины. Ты уже жалеешь, что сказала нам, верно? Но осуждать не можешь, не имеешь права. Ты ведь тоже кинулась за своим Расселом…
Он не успел довести мысль до конца, потому что его ноги остановились будто сами собой, и Глориндель замер в тот же миг. Они повернулись друг к другу. Какое-то время стояли молча, и Натану вдруг показалось, что они уже были здесь, в этом самом месте, и так же светило над головами невидимое солнце, и так же просвечивали сквозь деревья холмы, и они так же уже почти дошли, и у них было совсем мало времени, чтобы решить, чем могут и чем не могут делиться друзья.
– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил Глориндель.
– Не знаю, милорд, – честно ответил Натан. – Вам проще. У вас теперь есть Рослин.
– А у тебя Эллен, – фыркнул Глориндель. – При чем здесь Рослин, дурак? Рослин – теперь, а Аманита…
– Аманита была тогда, – закончил за него Натан.
Эльф коротко усмехнулся.
– И не отпускает, да? Вот ведь зараза. Она и меня не отпускает уже десять лет, старина. Она… такая.
– Тогда почему мы стоим здесь, вместо того чтобы идти за ней?
Глориндель смотрел на него долго-долго, потом сказал:
– Вот еще это мне в вас с Эллен нравится: вы оба гораздо умнее, чем кажетесь сначала. И умнее нас с Рослин, наверное, – добавил он, усмехнувшись. И, помолчав, добавил: – А о чем бы ты ее спросил?
– Что мне надо было сделать, чтобы она согласилась стать моей, – без колебаний ответил Натан. – А вы?
– А я бы спросил, неужели она прикидывалась, будто кончала, – охотно ответил эльф и, откинув голову, расхохотался, а потом хлопнул Натана по плечу: – Ну не идиоты ли мы оба, друг мой, а?!
– Идиоты, милорд, – с невероятным облегчением сказал Натан, и они пошли обратно. Эльф все еще смеялся, никак не мог остановиться, и его ладонь все так же лежала у Натана на плече, как будто опираясь на него. И Натан был готов пройти с ним так хоть до самого края света, и ему не было бы тяжело чувствовать эту руку на своем плече.
– Это она? – едва завидев их, спросила Рослин.
Глориндель посмотрел на нее с наигранной укоризной, покачал головой.
– Нехорошо быть такой ревнивой, сударыня.
– Это она? – упрямо повторила Рослин. Она стояла возле потушенного костра, скрестив руки на груди, и недовольно хмурилась, будто жена, встречающая под утро порядком нализавшегося супруга.
Глориндель вздохнул, подошел к ней, легко подхватил на руки, как маленького ребенка.
– Я склонен думать, сударыня, что это была юная дуреха, прослышавшая о великой воровке по имени Аманита. Это долгая и печальная история, я вам ее как-нибудь потом расскажу. Так вот эта юная дуреха, влюбившись в легенду, нацепила на глаз черную повязку, чтоб быть похожей на своего кумира, и бросилась во все тяжкие. Не подумав, разумеется, что мало выглядеть как Аманита, чтобы стать Аманитой. Потому что настоящая Аманита, сударыня, никогда не просила, не плакала и не бежала. Та Аманита была душой настоящая эльфийка, и вы-то как раз могли бы это понимать.
– Поставьте меня, – потребовала Рослин, и Глориндель, расхохотавшись, звонко поцеловал ее в нос и с размаху усадил на коня. Рослин взвизгнула, возмущенно запричитала, но эльф, не слушая, вскочил в седло позади нее.
– Едем, друзья мои, – сказал он. – Пора уже.
Хотел бы я знать, думал Натан, не сводя с него глаз, верит ли он в то, что говорит. И кому он это говорит. Может быть, мне… но прямо сказать это вы не могли, милорд, потому что я нашел бы, что вам возразить. Я сказал бы, что Аманита бежала – от вас, и просила – чтобы я оставил ее в покое, и плакала своим единственным глазом, поднимаясь на эшафот. Я сказал бы вам все это и разрушил бы ваш новый мир и свой новый мир – тоже. Но вы сказали все это не мне, поэтому я не стану вам возражать. Я не могу. И не хочу. Потому что это не Аманита нас не отпускает – это мы с вами ее не отпускаем. Как Эллен и Рослин не хотели отпускать Рассела, их Рассела… Их возлюбленного врага – одного на двоих. И у нас с вами один на двоих возлюбленный враг, милорд. И это, помимо прочего, тоже делает нас друзьями. Ведь прошлые враги и прошлые возлюбленные – это почти одно и то же. Они одинаковы в том, что способны сделать с нами, если только захотят. И, конечно, если мы им позволим.
Натан вскочил в седло, не чувствуя улыбки на губах, и оттого эта улыбка была такой светлой. Наверное, настала пора подумать, куда и зачем они едут теперь, но не хотелось прерывать рассуждениями заполнившее его чувство глубокого, чистого, светлого покоя.
Ему и не пришлось – это сделали за него, потому что когда его конь сделал первый шаг по дороге, позади них из пролеска раздался незнакомый Натану мужской голос, сказавший:
– Вам больше не нужно никуда ехать. Вы прибыли.
Эллен обернулась первой. И по ее лицу Натан понял, что она знает этого человека.
"Вот и все", – подумала Эллен, и эта мысль не принесла ни страха, ни облегчения.
Трое всадников остановились между холмом и дорогой, там, где завершился их долгий путь, а в центре образованного ими треугольника стоял человек, к которому они все это время шли. Только вот на что он им теперь, когда то, за чем они шли, им больше не нужно?
– Я знаю тебя, – медленно проговорил Глориндель. – Я тебя видел в каком-то придорожном трактире. Ты занял последнюю комнату, и я…
– И ты предложил мне в оплату женщину, которая то и дело спасала тебе жизнь, – кивнул мужчина и, взяв обвислую полу своей шляпы за край, загнул его наверх. Блеснули глаза – острые, внимательные, но совсем не злые. – И всегда-то вы были на диво неблагоразумны, господин эльфийский выродок. Без нянек и шагу ступить не можете.
Эльфу полагалось по меньшей мере испепелить наглеца взглядом, но он не сделал этого. И Эллен понимала почему.
Мужчина посмотрел на нее.
– А вот ты, деточка, меня впечатлила. И не обольщайся, дело не в том, что в тебе есть эльфийская кровь. Хотя и это удачное совпадение.
– Кто вы? – спросил Натан; кажется, он был единственным, кто не знал ответа на этот вопрос.
– О, я забыл представиться, – насмешливо сказал мужчина. – Рослин, малышка, познакомь нас с твоим папочкой.
– Это Эр-Дьятис, – сказала Рослин. Она сидела в седле перед Глоринделем, стиснув его руку с такой силой, что побелели пальцы. Губы у нее тоже побелели, а в глазах было пусто… почти пусто, только где-то на самом дне слабо колыхался восторг, которого, кажется, боялась она сама. – Глава тальвардских некромантов.
– И всех некромантов этого мира, деточка, – улыбнувшись, добавил тот.
Рослин умоляюще посмотрела на Натана.
– Это он нас сюда привел, – сказала она.
– Вот уж нет, – немедленно отозвался Эр-Дьятис. – Привела ты. Всех сюда привела ты, и никто другой. А я только звал тебя, не давая сбиться с пути. Хотя и повозиться пришлось.
В воздухе поднялся гул. Впрочем, нет – казалось, он не поднялся, не возник, а вернулся – словно Эллен не могла его прежде слышать, а теперь слышала – и чувствовала, как дрожит земля, как стонет в горячем воздухе тысяча голосов.
Войско тальвардов, до этого утра находившееся за холмом, шло теперь прямо на них.
– Что вам надо от нас? – спросила Эллен.
– От тебя – ничего. Но мне кое-что нужно от этой дивной парочки, – сказал Эр-Дьятис и перевел взгляд на Рослин и Глоринделя. – Эх, ребятки, знали бы вы, до чего здорово смотритесь вместе.
Он хлопнул в ладоши; хлопок прозвучал сухо и коротко, но невесть откуда взявшееся эхо от него покатилось, нарастая, и в несколько мгновений заглушило гул приближавшейся толпы.
И еще из этого хлопка родился свет.
Сперва крохотная искра, мелькнувшая у Эр-Дьятиса меж ладоней; потом она стала разрастаться, будто клубок, стремительно наматывающий нитку. Эллен хотела зажмуриться и не смогла: смотрела и смотрела, как вспышка растет, вот она уже в человеческий рост, вот – в два роста, вот она переросла холм, но, кажется, до нее все еще бесконечно далеко. Это было поразительно зрелище, и Эллен смотрела на него, хотя знала, что именно этот свет породил огонь, который ее ослепил.
– Нет чуда больше, чем вы, – мягко сказал Эр-Дьятис. – Подобные вам рождаются раз в столетия. Я построю новый мир – Глориндель, этот мир тебе очень понравится, – но мне нужна для этого кровь эльфов. Много-много крови эльфов, потоки крови. Но вы, хитрецы, уже много лет не вступаете в войны, так что мне пришлось подбить короля Тальварда на захватническую войну, чтобы выманить вас из ваших земель. И чтобы выманить тебя, Глориндель, к Рослин…
– Зачем? – с интересом спросил Глориндель.
Эр-Дьятис медленно, картинно вздохнул, дернул пальцами, будто походя поправляя что-то в нарастающем комке света, и сказал:
– Как долго я ждал этого вопроса… Господа мои, дело в том, что вы – один человек. Один дух в двух разных телах. И не говорите мне, что вы этого не знали.
Знали. Рослин и Глоринделю не надо было даже переглядываться, чтобы подтвердить это. Но Эллен с Натаном не были одним человеком, поэтому посмотрели друг на друга. И ни один из них не увидел в глазах другого удивления.
– И что же это за дух! – мечтательно продолжал Эр-Дьятис. – Поток чистого хаоса. Тьма, безумие, разрушение в первозданном виде. Просто удивительно, Рослин, как ты могла сдерживать это столько лет. И такую малую часть этого отдавать Глоринделю.
– Мне хватало, – сдержанно отозвался тот.
Натан метнул в эльфа потрясенный взгляд. А Эллен смотрела на Рослин, на ее застывшее лицо, искривленные от напряжения губы, в ее мутнеющие глаза, и думала: что?.. Некромант, ты хочешь сказать, что это маленькое, испуганное, одинокое существо – всего лишь телесная оболочка тьмы? Что когда она убивала моего ребенка из любви к своему брату, когда дрожала в моих руках, с ненавистью крича: "Ты моя!" – это была просто первозданная тьма, пытавшаяся вырваться на волю? Если ты и впрямь подразумеваешь это, некромант, то ты либо лжец, либо дурак.
– Как вы… – начал Глориндель, но Рослин перебила его – спокойно и ровно:
– Я сколько себя помню, всегда слышала твой голос. Только не знала, что это твой. И что голос. И что слышу. Ты просто велел мне идти. Сюда.
– Чушь, милая, – сказал Эр-Дьятис, лаская кончиками пальцев вспышку величиной с холм; а гул позади нарастал, крепчал, будто эта вспышка была гигантской воронкой, медленно засасывавшей войско тальвардов и их пленников. Поднявшийся ветер трепал волосы и плащи, гнул ветви деревьев, но облака по небу плыли все так же неторопливо, будто им не было дела до того, что сейчас случится с миром. – Ты слышала меня, это так, но никогда не слушала, как и положено маленьким вредным девчонкам. Я хотел, чтобы ты оставалась на месте, дождалась своего эльфа, вышла за него замуж, узнала его, увидела себя в нем. А тогда уже вы оба пришли бы сюда. Но ты ломанулась прямиком ко мне, будто собака, которая лезет на ногу, когда гонишь ее на место. Так что пришлось действовать сообразно обстоятельствам и направлять вас, насколько это было возможно. Я надеялся, правда, что все закончится в Тарнасе…
– Почему твое войско встретилось нам только там? – спросила Рослин. – Почему они раньше нас не вели?
– Ну, во-первых, это войско не мое. – Эр-Дьятис торжественно поклонился эльфу. – А во-вторых, не они вели вас, а вы их. Это ты была звездой, за которой они шли. Они двигались в том направлении, в котором падал твой взгляд, когда ты утром открывала глаза. Чему вы так удивляетесь? А вас не удивляло то, что вас за несколько недель блуждания по враждебной стране никто даже не попытался задержать? – Он фыркнул и вдруг стал похож на мальчишку. – Мне пришлось заставить вас немного поплутать. Нехорошо с моей стороны, знаю, но я не мог позволить вам прийти ко мне прежде, чем вы с Глоринделем узнаете друг друга. Поэтому в Тарнасе все только началось, ибо вас угораздило вдруг начать выяснять отношения. А когда вы были настолько заняты собой, ты, Рослин, вовсе переставала меня слышать. И начинала вытворять глупости. Ну с чего тебе понадобилось спасать Эллен, когда она пошла за своим Расселом? Она ведь была тебе не нужна. А столько лишних хлопот из-за этого.
– Она нужна, – сказала Рослин, и Эр-Дьятис снисходительно улыбнулся.
– Какая ты у меня сентиментальная девочка. Прежде – была нужна, да. Но не тебе, а Глоринделю. Так же как не ему, а тебе был нужен этот раскаявшийся головорез с большой дороги. – Говоря это, он даже не смотрел на Натана. – Потому что иначе вы могли бы попросту убить друг друга прежде, чем добрались ко мне. Так что пришлось мне выделить вам телохранителей, которые защищали бы вас от вас самих. Только телохранители – это слуги, Глориндель, Рослин, вы понимаете меня? Слуги, и больше ничего. Эти двое были вам хорошими слугами, вот только никогда нельзя делать слуг друзьями.
– Это еще почему? – с холодной усмешкой спросил Глориндель.
Эр-Дьятис повернулся к нему, и в его красивом узком лице в первый раз мелькнуло что-то, напоминающее удивление.
– Не ждал услышать этот вопрос от тебя. Уж кто-кто, а ты должен понимать.