- Конечно, конечно, - кивнул я, устраиваясь на раскладном креслице, стоящем рядом с выходом из палатки. - Я вполне могу подождать.
Надо сказать, он довольно долго провозился, выбривая себе фигурную бородку.
- Итак, что вы хотели от меня? - спросил я, когда шотландец снял с лица горячее полотенце.
- Я хотел поговорить о вашем палаше, - ответил он. - Тогда, на батарее, вы сказали, что он у вас с битвы под Броценами. Вы купили его после боя или захватили, как трофей?
- Я убил офицера, вооружённого им, - честно сказал я, - и взял палаш с тела.
- Вы воевали с корпусом Джона Хоупа, верно? - уточнил он, я кивнул. - В нём был только один шотландский батальон, Семьдесят девятого горского полка Камерона. Офицеров в нём было не так и много. Одним из них был мой родственник. Хэмфри Мак-Бри из Гленмора, первый лейтенант. У вас, сударь, его палаш.
- Отчего вы думаете, что это именно его палаш? - удивился я. - Офицеров в батальоне, конечно, не так и много, однако палашей было не один и не два.
- Дайте мне ваш, - попросил Мак-Бри - Я скован словом лучше кандалов и не причиню вам вреда.
- Этого не стоило говорить, сударь, - заявил я. - Я вам вполне доверяю. Вы человек достойный, как вы любите говорить, officer and gentleman.
- Highland gentleman, - с улыбкой поправил меня Мак-Бри, хотя я не понял смысла поправки, но переспрашивать не стал. Он взял у меня и палаш, наполовину вынул из ножен и продемонстрировал небольшое клеймо у самого основания клинка. - Вереск и сердце, знаки клана Мак-Бри. Эту эмблему носил на щите Робин Бри, основатель нашего клана. Конечно, я не буду врать, что разглядел её на вашем клинке, тогда на батарее. Просто я узнал этот палаш. С самого детства я, когда бывал в гостях у родичей из Гленмора, вместе с кузеном Хэмфри бегал поглядеть на этот палаш. Он висел на ковре у отца Хэмфри, моего дядюшки, когда тот был дома, не на очередной войне. Я знаю каждую трещинку на его ножнах и baskets. - Он защёлкал пальцами, ища подходящее слово на французском.
- Corbeille, - наудачу подсказал я.
- Именно, - кивнул Мак-Бри, возвращая мне палаш. - В общем, я его узнал в ваших руках, сударь, с первого взгляда.
- И что же вы хотели от меня, сударь? - поинтересовался я.
- Это шотландский палаш, - ответил горец, - и должен вернуться в Гленмор, к наследнику бедняги Хэмфри. Я не очень богатый человек, но уверен, если кину клич по знакомым офицерам-горцам, и мы соберём любую сумму, которую вы назовёте.
- Не хотелось бы обижать вас, сударь, называя нереальную сумму, вроде ста миллионов фунтов стерлингов, - покачал головой я, - поэтому честно скажу, что расставаться пока с этим палашом не хотел бы.
- Жаль, - тяжко вздохнул Мак-Бри, - очень жаль. Правда, я ждал скорее такого ответа. Этот палаш был выкован около семидесяти лет назад. Предание нашей семьи гласит, что его подарил деду бедняги Хэмфри, Алистеру Мак-Бри, полковник Камерон перед битвой при Куллодене. Клинок этот был рождён, чтобы убивать красномундирников, и, как видите, сударь, отлично справляется со своей задачей. Однако если ты всё же решите изменить решение, найдите меня или иного офицера-горца моей фамилии, таких немало, и сообщите ему. Палаш у вас выкупят.
После слов о предназначении палаша мне вспомнился разговор с паладином, и захотелось тут же отдать меч шотландцу. Без каких-либо требований. Однако сделать это, не потеряв лица, я уже не мог. К сожалению.
- Вот уж что-что, - через силу усмехнулся я, - а продавать его я не стану.
- Достойный ответ, - кивнул шотландец, - однако обстоятельства иногда вынуждают нас поступать иначе.
- Возможно, - кивнул я. - С вашего позволения я откланяюсь.
- Прощайте, первый лейтенант Суворов.
- Прощайте и вы, капитан Мак-Бри.
Когда я выходил из палатки шотландского капитана, мне показалось, что палаш одержал победу надо мной. Быть может, попытавшись сохранить свою гордость, я сделал первый шаг на пути к кровавому безумию резни, о котором рассказывал гроссмейстер Томазо?
- Свои соображения относительно передвижений британцев доложит нам штабс-капитан Суворов, - произнёс полковник Браун, чем поверг меня в немалый шок. - Он впервые за несколько прошедших недель встретился с ними. И это был не рейд американской лёгкой кавалерии, а столкновение с разведывательным отрядом стрелков. Прошу вас, штабс-капитан.
Я поднялся со своего места и окинул взглядом собравшихся в штабной палатке офицеров и генералов. Обер-офицеры ниже майора на таких собраниях присутствовали исключительно в целях общего ознакомления с работой штаба. Открывать рта нам не полагалось. И тут доложить свои соображения, вот это да.
- Мы столкнулись с британскими стрелками в городе под названием Дуэльс, - начал я. - Эта группа была больше похожа на разведывательный отряд, отправленный проверять местность для будущей битвы. Отсюда следует, что к Уэлсли, скорее всего, подошли подкрепления из Португалии, либо он в самом скором времени ждёт их. В противном случае, виконт Веллингтон не стал бы готовиться к битве.
- Значит, это и есть тот самый первый лейтенант Суворов, - сказал, ни к кому не обращаясь, Жозеф Бонапарт, - о котором писал мне брат. Он ведь был вашим, господин дивизионный генерал, адъютантом при Труа и отличился там. Остановил бегство солдат, вырвался от предателей-немцев. Теперь я вижу, что он блещет и стратегическим умом. Что вы скажете об этом, monsieur marИchal? - спросил он у Журдана, командующего французской армией.
- Весьма толково, - сказал тот, весьма польстив мне, всё же прославленный наполеоновский маршал. - Думаю, молодой человек сделал правильные выводы из встречи с британскими стрелками. Кроме этого, у нас есть другие доклады относительно увеличения активности британцев. Были замечены и пехотные отряды, и кавалерийские разъезды, последние, к слову, рейдами более не занимаются, на провокации, что мои люди устраивали им, не реагируют.
- Значит, Уэлсли готовит место для битвы, - резюмировал очевидное Жозеф Бонапарт, - и что мы предпримем в связи с этим.
- Местность тут ровная, как стол до самого Сьюдад-Родриго, - пожал плечами маршал Журдан. - Бой можно дать в любом месте, однако я бы рекомендовал встать лагерем в двух милях от стен города, чтобы с одной стороны создавать постоянную опасность ему, с другой же, быть вне досягаемости батарей Сьюдад-Родриго. Это был бы идеальный вариант развития событий.
- К сожалению, - заметил Барклай де Толли, - британцы вряд ли позволят нам реализовать его. Уэлсли не подпустит нас так близко к стенам, если только не захочет заманить под огонь городских батарей, но и это вряд ли.
- Отчего же? - проявил живейший интерес Жозеф Бонапарт.
- Две мили очень легко пройти на плечах отступающего противника, - ответил генерал-лейтенант, - и войти в город. Если же закрыть ворота, то очень велик риск оставить за стенами, обрекая на смерть и плен, изрядную часть войска. Защитникам же подобная позиция никаких выгод не даёт.
- Поделитесь тогда, где бы вы поставили войска? - попросил испанский король, чем изрядно обескуражил своих стратегов.
Барклай де Толли вынул из ножен шпагу и, используя её как указку, прочертил линию по карте, висящей на стене богатого дома, где происходило заседание штаба армии. Судя по масштабу, эта линия проходила в семи с лишним верстах от города.
- По моему мнению, - доложил он, - это была бы идеальная позиция для атаки на британцев.
- Вы считаете, ближе они нас не подпустят? - предположил маршал Журдан. - Но чем вам так нравиться именно эта позиция, что вы зовёте её идеальной.
- Во-первых, - начал перечислять наш командующий, - Уэлсли, действительно, встанет в двух-трёх милях от города, так что расстояние между армиями составит около мили-полутора. Это позволит нашей артиллерии обстреливать вражеские позиции, а именно артиллерией мы превосходим британцев на две головы. Во-вторых: здесь местность понижается, а атаковать противника лучше спускаясь, к тому же, и противнику будет сложнее контратаковать вверх по склону. В-третьих: в возвышенности артиллерия будет бить на большее расстояние. Но самое главное вот это. - Барклай де Толли ткнул концом шпаги в точку на карте, едва не проткнув тонкую бумагу.
- Hacienda Vestigio de toro, - прочёл Жозеф Бонапарт. - Что в ней такого примечательного?
- Ваше величество, - рассмеялся маршал Журдан, - это же очевидно. Вы что же, испытываете нас, опытных полководцев? Укреплённое поместье на правом фланге позиций. Об этом можно только мечтать. Посади туда роту стрелков и взвод гренадер для прикрытия, и можно быть спокойным на фланг. Они будут обстреливать врага, постоянно тревожа и выбивая солдат. А взять эту hacienda будет очень тяжело. Господин дивизионный генерал, вы гений!
- Так-таки и гений, - усмехнулся Барклай де Толли.
Глава 25,
В которой, как было написано в газетах: "русские штыки изгоняют британцев из Испании".
Нам снова выпало стоять на правом фланге позиций. Центр держали французы, равно как часть левого фланга. На самом краю его стояли испанские полки. Это было весьма унизительно для них. Правый фланг армии был наиболее почётным, а левый край левого фланга - наименее. Гвардию вообще старались на левом фланге не ставили, а тут все полки разом, и ни одного в центре. Так, говорят, распорядился сам Жозеф Бонапарт, даже не делая из этого никакой тайны, что было, по моему мнению, весьма недальновидно. С другой стороны, он - король, ему виднее.
- Наш батальон встанет вплотную к первому, - сообщил нам майор Губанов. - Вся рота штабс-капитана Суворова закрепится в усадьбе Бычий след. - Он указал на значок в виде символического замка, обозначающий эту усадьбу. - Таким образом, наш батальон лишится флангового прикрытия слева. Правым флангом мы встанем практически у самых стен Бычьего следа. Ваша задача, Суворов, оборонять усадьбу вместе с вольтижёрами капитана Люка. Он ведь, кажется, ваш старый знакомец, не так ли?
- Так точно, - ответил я.
- Отлично, - кивнул Губанов. - Общей же задачей батальона будет поддержка атаки Новгородского гренадерского, они первыми перейдут в наступление. В перестрелку не вступать, быстрый залп и рукопашная атака. Как завещал нам батюшка штабс-капитана: "Пуля - дура, штык - молодец".
- Нас это, как я разумею, не касается, - сказал я. - Какова будет наша задача во время атаки пехоты?
- Она не изменится, - ответил майор. - Вести огонь по противнику и оборонять усадьбу. Мимо вас противник пройти не должен, ни при каких обстоятельствах, помни, что ты и Люка огнём прикрываете наши фланговые батареи.
- Понимаю, - кивнул я. - Будем стоять до последнего.
- И последнее относительно вас, Суворов, - сказал в заключение Губанов, - хотя, впрочем, это касается всего нашего батальона. У нас в этом бою будет личный враг. Американские лёгкие кавалеристы. Они не простили нам позора Эль-Бенито, ведь о нём из газет узнала вся Европа. В общем, ославили мы их. И за позор свой бостонцы хотят крови, нашей с вами, господа, крови.
- Своей умоются, - криво усмехнулся подполковник Версензе.
Его мнение разделяли большинство офицеров батальона. Я, в общем-то, придерживался сходного, однако и победных настроений перед битвой старался избегать. Шапкозакидательство никого до добра не доводило, проверенный веками факт.
С первого взгляда усадьба Бычий след производила удручающее впечатление. Стены - одно название, плетни высотой в человеческий рост, даже ниже, обмазанных потрескавшейся глиной. Несколько зданий внутри, тоже все в паутине мелких и крупных трещин. По двору раскиданы несколько повозок разной степени разбитости и прочие предметы крестьянского быта. Судя по выражению лица сапёра, чьему взводу было поручено превратить усадьбу хотя бы в подобие крепости.
- И что вы можете по этому поводу сказать? - поинтересовался у него капитан Эжен Люка. Сапёры-то были французские. - Только честно?
- Чтобы выбить вас отсюда, господа, - ответил сапёр, - хватит батареи шестифунтовок. Или же полувзвода сапёров. Стены эти можно не то, что топорами разбить, а просто ногами повалить. Про остальное лучше умолчать. Времени у меня предельно мало, так что придётся выложиться по полной. Если мы привлечём к работе ещё и ваших солдат, думаю, удастся укрепить этот Бычачий след настолько, насколько это возможно.
- Можете рассчитывать на моих гренадер и стрелков, - сказал я.
- И на моих вольтижёров, - заявил Люка. - Оставим минимальный дозор, а остальных привлечём к фортификационным работам. Хотя, думаю, они будут не особенно этим довольны.
- Жаль вы, господа, русского не разумеете, - усмехнулся я. - Не услышите, как будет мотивировать моих солдат мой фельдфебель.
- Фельдфебель? - переспросил капитан Люка. - Какое-то немецкое звание.
- Фельдфебель - это сержант-майор, - объяснил я. - Старший из унтер-офицеров роты.
- Понятно, - кивнул Люка. - И что же в нём такого особенного?
- Послушайте его, - предложил я, - тогда поймёте, хотя бы частично.
Я объяснил Роговцеву поставленную задачу и, оглянувшись на французов, кивнул им. Я обещал им переводить слово в слово за фельдфебелем, чтобы они поняли, что он говорит.
- Всё ясно, вашбродь, - кивнул Роговцев и, обратившись к солдатам моей роты, крикнул зычным голосом: - Собирайтесь, солдатики! Всё ко мне! Торопитесь, торопитесь! Времени мало, а сказать мне надо вам изрядно!
И когда около него собрались все солдаты роты, он обратился к ним:
- Видали крепость?! - первым делом спросил Роговцев. - Через стены - курица перешагнёт, ворот - нет, ходи не хочу, так что стоим мы, считайте, в чистом поле. А хорошо ли это? - И сам же ответил: - Плохо. Очень плохо. Нас будут обходить, по нам будут из пушек палить, американы-кавалеристы на нас налетать станут, потому что мы им вроде кровников стали. Встретим мы их тут, как в чистом поле и уже через час коршуны испанские будут косточки наши клевать. Хотите этого?
Вот ту он дал солдатам время понять его слова, проникнуться мыслью о предсказанной им верной смерти. И только тогда продолжил:
- Ну а раз не хотите смерть принять лютую, так и все за лопаты бородатым французам помогать. Чтоб не из одних штыков и тел крепость строить, а со стенами и фортециями, как полагается. И из неё бить врага, как нам было приказано.
Я едва успевал переводить за ним, а когда Роговцев закончил, Люка повернулся к своему сержант-майору и с усмешкой сказал:
- Вот как надо с солдатом общаться. А то ты, кроме "Равняйсь!", "Смирна!", "Шевелись!" и "Стволы ниже!" ничего и сказать не можешь. Но ведь как ловко складывает, как будто песню поёт. Не знал бы, что у вас, русских, унтера ни за что не сманишь, точно увёл бы.
В общем, солдаты и унтера взялись за лопаты и топоры, и принялись превращать усадьбу Бычий след в крепость под руководством бородатого офицера французских сапёров. Роговцев, как и положено фельдфебелю, наблюдал за процессом, однако сам не работал. Этим я и воспользовался для разговора, который затеять хотел ещё очень давно, да всё как-то времени не находилось.
- Знаете что, Роговцев, - издалека начал я, - вы человек ещё молодой, а уже до фельдфебеля дослужились.
- Война, вашбродь, - ответил тот, принимая неофициальный тон беседы. - Во время неё быстро поднимаются.
- Те, кто не только храбрей и сильней, - заметил я, - но и умней остальных, а главное, умеют управлять солдатами. И управлять так, что их любят, и служат, как говориться, не за страх, а за совесть.
- Верно, вашбродь, - согласился Роговцев. - Вот только мало таких, кому служат за совесть. Всё больше, за страх, да за палки.
- Обидно, но это так. Но к тебе не относится. Я про палки и страх. И вот что я хотел тебе сказать, Роговцев, пора тебе из унтеров в офицеры выбираться. В роте прапорщиков не хватает. Я мог бы написать на тебя представление майору Губанову, но не хотел делать этого, не поговорив с тобой.
- Так ведь я же грамоте не обучен? - даже как-то испугался Роговцев. - Какой же я буду офицер, если неграмотный?
- На время кампании будешь портупей-прапорщиком, - ответил я. - А после, когда полк на переформирование отправят, доучишься. Жалование позволит и учителя нанять. Главное, одно, ты сам хочешь быть офицером или нет?
- По правде сказать, - вздохнул Роговцев, - не знаю. Ведь не был никогда офицером, вот и не знаю.
- Тогда после этого боя, - сказал ему я, - пишу на тебя представление. Можешь рассчитывать на офицерский темляк к своему унтерскому мундиру.
- Если только, вашбродь, британцы мне это позволят, - мрачно заметил Роговцев.
- Всё в наших руках, - ответил я.
- Верно, - кивнул он. - Сначала лопатой, а после штыком остановим врага.
- Вот что больше всего в тебе ценю, - усмехнулся я, - так это твоё умение складно говорить.
Укрепляли усадьбу до самого вечера. Работали и при свете факелов, хотя это и было сложновато. Особенно солдатам, непривычным к сапёрным работам. Бородатый офицер остался недоволен результатом.
- Однако, - сказал он, покуривая трубку, - это лучшее чего можно было добиться.
Из усадьбы Бычий след сотворить маленькую крепость, как когда-то из застянка Шодровичи, на что я втайне рассчитывал, конечно, не удалось. Против атак кавалерии за стенами понатыкали заострённых кольев. Вместо ворот поставили телегу, укреплённую досками по обоим бортам. На стены набросили плетёные маты, наспех собранных и заборов домов, расположенных внутри усадьбы. Нормально оборудовать удалось только стрелковые позиции вдоль стен, настолько удобные, насколько это возможно в данных обстоятельствах.
- Вам бы ещё пару фальконетов на телегу, - досадовал сапёр, - и rien de rien бы британцы не прорвались через них.
Но фальконетов у нас не было, и выбивать их было уже некогда. Так что придётся обходиться тем, что имеется.
До утра мы с Люка оставили минимальные караулы, приказав большей части уставших солдат отдыхать. А с восходом солнца выставили людей на позиции, распределив посты по боевому ордеру. Перед воротами дежурили гренадеры, а на стенах - вольтижёры Люка и стрелки.