Главные герои этой повести уже знакомы читателю по книге "В пещерах мурозавра". Тогда они совершили необыкновенное путешествие в муравейник. А сейчас в составе научной экспедиции летят к далекой загадочной планете, где обнаружена жизнь. Автор развивает мысль о неизмеримой ценности жизни, где бы она ни зарождалась и в каких бы формах ни существовала, об ответственности человека, которого великая мать Природа наделила разумом, за ее сохранение и защиту.
Содержание:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 5
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 14
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 17
ЧАСТЬ ПЯТАЯ 24
Примечания 26
Наталья Алексеевна СУХАНОВА
МНОГОЭТАЖНАЯ ПЛАНЕТА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Прошло уже пятнадцать минут, как была объявлена получасовая готовность к взлету. Аня беспокойно поглядывала на бабушку Матильду и бабушку Тихую, но они вели себя вполне прилично. Тихая шевелила губами - очень возможно, что ворчала и ругалась, но никто этого, к счастью, не слышал. Бабушка Матильда, замечая, что Аня смотрит на нее, кивала ей - мол, все в порядке, бабушка тебя не подведет.
Так что Аня успокоилась и даже слегка задремала, когда взвыли дюзы и на телеэкране они увидели, как их собственная ракета на столбе огня поднимается вверх. Миг - и их уже на телеэкране не стало.
Они были в космосе.
Они летели к Флюидусу.
Все удивляло Аню в их корабле совсем необычной конструкции. И то, что они не плавали в невесомости, а ходили, как на Земле: был в корабле верх и низ, лево и право. Только изредка, при перестройке систем, корабельная гравитация отключалась, и тогда невозможно было смотреть без смеха на людей, которые уж очень привыкли к комфортабельным условиям полета и теперь казались такими неловкими.
Поражала Аню и просторность корабля. А если случалось попадать в агрегатный отсек, где было все необходимое экспедиции на Флюидусе (механизмы, ящики, тюки), то корабль казался прямо-таки огромным - целый завод, плывущий в космосе. Именно плывущий, едва-едва продвигающийся, представлялось ей, хотя она отлично знала, с какой невероятной скоростью они летят. Просто расстояния в космосе так велика что проходят недели пути, а в иллюминаторах ничто не меняется.
Удивляло Аню еще и то, что летели они так же, как летят испокон веков люди вместе с Землей в космосе, - не думая, не прикидывая, как именно они летят. Корабль шел по заданной программе, вели его автоматы, а они, экспедиция, занимались тем же, чем перед этим на Земле, - тренировались и изучали все, что было известно о Флюидусе.
Первые сведения о нем поступили на Землю, как раз когда Аня, тогда еще голенастая девчонка, которую и называли-то не иначе как Нюня, считала себя несчастнейшим и неудачнейшим человеком. На десятом году жизни пережила она невероятные приключения. И уже приготовилась к тому, что приключения в ее жизни будут всегда, но не тут-то было. Фима, ее сосед и главный участник всех приключений, хотя бы в институт на кафедру биологии ходил. Аня же, как и положено маленькой девочке, посещала школу, делала уроки, и никому не было дела до того, о чем она думает, мечтает или что вспоминает. С ней Фима почти не разговаривал.
- Ну, как дела, - скажет, - Анюня-манюня? - и, подмигнув, уйдет по своим делам.
Аня же после его ухода подойдет к зеркалу и тоже подмигнет. Но Фима-то этого уже не видит.
Когда-то он сказал Ане, что настоящий исследователь должен уметь молчать и ждать. Молчать - на это у нее еще терпения хватало. Но ждать…
Слишком уж энергична она была, чтобы просто сидеть и ждать.
Как-то она узнала, что Фима понимается в кружке космонавтики при Дворце пионеров, и тоже стала ходить в этот кружок. Тогда она, честно говоря, еще не понимала, зачем Фиме сразу кафедра биологии и кружок космонавтики. Но все равно: надо - значит, надо.
Однажды Аня пришла на занятия раньше и увидела, как занимаются девочки в балетном кружке. Мало сказать - увидела: просто смотреть она никогда не умела. Все, что делали девочки, делала в дверях и она. Но, наверное, не так. Потому что девочки фыркали и переглядывались.
- Что случилось? - хлопнула в ладоши преподавательница. - Ах, девочка не так делает. А вы все делаете замечательно, не правда ли? Если ты хочешь заниматься, - сказала она уже Ане, - приходи в следующий раз в купальнике и балетках. А сейчас не мешай нам, пожалуйста.
Аня пришла, и ее поставили самой последней; но когда все поворачивались, чтобы делать упражнения с другой ноги, она оказывалась первой, и сразу же все начинали фыркать и хохотать.
- Ти-хо! Ти-хо! - сердилась преподавательница, а ей сказала: - Ты девочка ловкая, но тебе не хватает грации.
Ане все-таки нравилось танцевать. Только надоедало, что всегда одинаково. Она уже и "батман тандю", и "релеве ланд", и даже сложные движения умела. Но ведь это умели делать в свое время и бабушки, и прабабушки, и бабушки прабабушек.
И вот однажды на выступлении, в то время как все изображали гномиков, Аня решила, что гномам, раз уж они живут в лесу, недостает какой-нибудь букашки. И станцевала букашку. Зрители смеялись и хлопали, маленькая Аня была довольна. А преподавательница рассердилась и сказала, чтобы Аня или танцевала, как все, или уходила из кружка.
Может быть, и не стоило обижаться. Но Аня не то чтобы даже обиделась - просто подумала, что и в следующий раз сделает что-нибудь не так, потому что в ее голове слишком много фантазии, вздохнула и ушла. И стала вести балетный кружок у своих кукол.
Учила их всяким танцам, а не только человеческим. Правда, для того чтобы танцевать, как насекомые, ее куклам не хватало усиков-антенн. И по-настоящему эти танцы не получались.
Тогда она рисовать стала. Подолгу смотрела на разных насекомых, а потом рисовала и подписывала:
"Болтают, как на базаре, - сразу все";
"Кажется смирной - грустная и вытаращилась, - а на самом деле просто терпеливая хищница";
"Он на крыльях, как на парашюте, летит - скрючился и ножки поджал";
"Они лазят друг по другу, не мешая";
"У него большая голова - не для ума, а для удара".
Фима как-то смотрел-смотрел на эти рисунки и сказал:
- Сдается мне, в тебе художница пропадает.
И Аня пошла в изостудию Дворца пионеров.
Только и тут не заладилось. Опять, как в хореографическом кружке, требовали, чтобы все одно и то же делали. Поставят букет цветов - и чтоб все его рисовали. Аня подумала: что, если сделать цветы другой окраски? Посмотрела по сторонам. Но все делали букет одинаково - чуть-чуть только разный цвет был. Аня пересилила себя и не стала менять окраску.
Руководительница кружка прошла по рядам и похвалила Аню - что у нее все как надо. Лучше бы не хвалила. Потому что Аня сразу забыла про свои правильные намерения. Сначала просто смотрела по сторонам, потом, задумавшись, на каждом венчике начала рисовать букашек: каждую - новую и каждую за своим делом и разговором.
Она рисовала и думала о чем-то своем, пока не услышала смех. Почти все собрались возле нее и, в общем-то, не зло, весело смеялись.
- Животных тебе еще рано рисовать, - сказала руководительница кружка. - Нужно сначала научиться рисовать мертвую природу, изучить анатомию животных и законы перспективы.
Вздохнув, Аня забрала свой рисунок и больше в студию не пошла.
***
Такой уж это был несчастный год в жизни маленькой Ани. Ей по-прежнему хотелось приключений и чего-нибудь невероятного. Но ничего не получалось. Как говорила бабушка Матильда, она не могла найти себя. "Видимо, - думала Аня, - "найти себя" - это совсем не то же самое, что увидеть себя в зеркале или ущипнуть за руку. А может быть, - думала Аня, - бабушка Матильда опять перепутала слова из-за своего склероза".
И вот в это-то самое время и поступили первые данные с Флюидуса. Космический зонд-автомат, отправленный задолго до того как начались описываемые здесь события, не только достиг намеченной звезды, но и передал на Землю невероятные вести.
У звезды была обнаружена огромнейшая планета, которая и сама-то оказалась горячей, никак не пригодной для жизни. Зато у этой планеты был спутник. Флюидусом его назвали (по-латыни это означает - текучий), потому что на этом спутнике атмосфера была текучая - плотнее земного воздуха, хотя и легче воды. Ученые даже не знали, вправе ли они назвать это атмосферой, аэросферой. Хотя и гидросферой назвать не могли. Не говоря уж о том, что существование на спутнике, почти вдвое меньшем, чем Земля, такой жидко-воздушной сферы оставалось загадкой. Самым же ошеломительным не только для ученых, но и вообще для всех явилось то, что на Флюидусе что-то громоздилось, что-то опутывало его - может, гигантская много-многоэтажная растительность, а может, что-то другое.
Очень увлекали эти новости Аню. Да и кого в тот год они не увлекали! Даже бабушка Матильда и та требовала от Ани подробных рассказов о Флюидусе.
А вот Тихая наоборот: на все попытки Ани рассказать ей о работе зонда-автомата, высадившегося на далекую планету, она только ворчала:
- Спутник! Зонт! Планеты! Болтают невесть чего! Откуда кому знать, иде это все происходит!
- Ну как же! А телевизор? Вы же сами видели!
- Чего видела-то? Ну летит штуковина! А может, она и всего-то… - Тихая показывала кончик ногтя. - Ну опускается. А куды? Может, в ту же самую Ахрику!
- Но ведь наука говорит! - сердилась Аня.
- Твоя наука, как ты, только и умеет кричать: "Знаю, знаю!" А кто знает, чего они там знают! Может, воображение одно, а не знатьё! Может, и вообще на свете нет ни звезд, ни планет - одна видимость?!
А у Ани и слов не хватало, чтобы доказать и объяснить. И она все усерднее занималась в кружке космонавтики и стала задавать уже такие вопросы, что преподаватель смотрел на нее с удовольствием и, объясняя что-нибудь, часто обращался прямо к ней. И тренировки в камерах Аня переносила лучше Фимы, который хоть и не жаловался, но выходил из камеры такой бледный, что на него даже смотреть было жалко. И с парашютом Аня прыгала, и карту звездного неба знала, и космическую навигацию изучала, и историю космических аппаратов. Впрочем, это уже не в тот год, а позже. Но как-то все эти годы слились в памяти воедино. Потому что если Аня когда и была в эти годы счастлива, так только в этом кружке да в воспоминаниях о невероятных приключениях, выпавших однажды летом на ее долю. Да еще когда слышала вести с далекого Флюидуса.
Она знала, что тверди на Флюидусе так и не удалось достичь ни одному зонду, хотя приборы нащупывали в глубине сгущающейся воздуховоды нечто вроде ядра. Сенсацию вызвала новость, что гигантская много-многоэтажная сеть, пронизывающая текучую атмосферу Флюидуса, меняется от сезона к сезону. Флюидусовской весной эта сеть, эта чащоба выпускает что-то вроде листьев - гигантские, от двух до трех метров длиной, пластины. Спустя почти два земных года, к флюидусовокой зиме, пластины пропадают. Ни начала, ни конца у сети не то стволов, не то живых труб обнаружить не удалось. Но форма гигантских пластин в разных местах была разной, как различны листья на разных деревьях. И это, как и многое другое, для ученых оставалось загадкой.
Загадок-то было много. "Но разгадывать их, - сказала однажды Бабоныка, - придется, наверное, уже нашим правнукам". По этому поводу Фима, которому Аня по-прежнему многое рассказывала, выразился так:
- Некоторые люди охотно дезертируют в старость, и даже в смерть.
Животных на Флюидусе зондирование не обнаружило ни прямо, ни косвенно, и Аня долго это переживала.
Однако переживала, как переживают прочитанное в книге, - издали, со стороны.
И даже когда начала меняться жизнь Обитателей маленького дома на улице Зоологической, долго еще было ей невдомек, что ото начало замечательного, начало подвигов и открытий…
***
…Потому что началось все с болезни, со странной болезни бабушки Тихой.
Старуха, которая раньше и дня не могла прожить без конфет, начала капризничать: конфеты всюду теперь были "не те": то начинка "не та", то и вся-то конфета "совсем другая", то обертка "черт те знает с чем", а то даже и коробка "несусветная". Продавщицам кондитерских отделов становилось дурно при одном появлении Тихой. Получив конфеты, она обнюхивала их и требовала набрать из другого ящика. Набирали из другого - опять не так. Из третьего - неладно. Кончалось тем, что шла Тихая к директору. Но и директор ничем помочь ей не мог.
От всех этих волнений Тихая даже слегла. Как-то Бабоныка пришла ее проведать и принесла коробку конфет. Тихая внимательно обнюхала колобку, особенно по углам, по ребрам, и, сморщившись, отодвинула:
- Не подходит.
Бабушка Матильда терпеливо улыбнулись
- Да вы только попробуйте, милая! Это же "Белочка"! Вот смотрите… так-так, дата выпуска… совершенно свежая.
Аня еще удивилась, что бабушка Матильда без очков нашла и прочла штамп кондитерской фабрики
Тихая опять понюхала, на этот раз конфету, и глаза у нее подернулись слезой - не то от старости, не то от жалости к себе.
- Начинка не та, - только и сказала она хрипло.
- Да как же - не та? Сколько себя помню, всегда была такая. Ох уж эта старость, ма шер, - все кажется, что в молодости было вкуснее.
- Хвормочка та, а начинка врет, - продолжала твердить Тихая.
- Ну, не ест - и не надо, - успокаивала бабушку Матильду Аня. - Может, у нее уже организм пересытился сладким!
- Не пересытился, а пресытился, - поправляла рассеянно Бабоныка и с озабоченной таинственностью продолжала: - Анечка, она ведь и вообще почти не ест. Борщ уж сама варит, хоть и очень ослабела. "Мательда, - скажет, - налей, принеси". Разумеется, без "пожалуйста". Я принесу, а она ложкой копнет - и отвернется: "Тарелка не та. Лучше чаю, - скажет, - принеси". Я принесу, а она: "Не в том чайнике заварила, бестолочь". Я уж и рассержусь: "Ах, конечно, вы только на саксонском фарфоре едите или на баварском!" Может, у нее аллергия, Анечка?
Аня глядела на бабушку Матильду и не знала, о чем больше думает: о том, что она перестала забывать и путать слова, или о болезни Тихой, которая прекратила есть сладкое, или о Фиме, потому что он стал вдруг так быстро расти, словно на него только сейчас подействовали таблетки, которые он пил в детстве от маленького роста.
Аня даже побаивалась иногда: вдруг он не сможет остановиться и будет расти всю жизнь… Но большой рост не мешал Фиме быть умным, как раньше не мешал маленький. Две его статьи напечатали в "Вестнике биологических наук", а одну даже на три иностранных языка перевели…
"Все-таки, - подумала в этом месте самокритично Аня, - о чем бы я ни размышляла, но стоит мне вспомнить о Фиме, и все мысли переключаются на него. Может, у меня уже тоже склероз, что я так легко забываю обо всем, кроме Фимы?"
Она встряхивала головой, отмахиваясь от лишних мыслей, и шла к бабушке Тихой:
- Что с вами?
- Видать, душа с телом расстается. Вот вижу тебя, а глаза закрыть хочется. Закрою, а от тебя одни кусочки. Голова одним пахнет, руки - другим, платье - третьим. А склеить-то, склеить - сил нет, девонька. Уйди, ради бога, приспособься к другому платию.
Бабоныку Тихая вообще перестала к себе допускать:
- С ума свести хочешь, да? Что за духи у тебя? Это ж задушиться можно, задохнуться! Это ж не духи, это ж атомная бомба!
И врачей замучила, как до того продавцов: таблетки ей не подходили то по вкусу, то по форме, то по запаху.
И чем бы это кончилось, неизвестно, только забрали Тихую сначала в клинику медицинского института, а потом и вообще в какую-то клинику Академии медицинских наук.
С этого-то все и пошло. В этом-то и было начало того, что теперь они все вместе летели в составе научно-исследовательской экспедиции на Флюидус.