Глава 29
Верхние надстройки Ставродарского колизея они увидели еще издали. Высокая изогнутая стена, состоящая из арочных сегментов, поднималась между многоэтажками словно круговая эстакада.
Колизей был стилизован под классические древнеримские амфитеатры и занимал пару-тройку городских кварталов. Грандиозное сооружение, воздвигнутое на месте бывшего стадиона, способно было вместить десятки тысяч зрителей. Красиво, мощно, круто… Вживую ставродарский колизей выглядел совсем не так, как с экрана телевизора.
– Фигасе! – восхищенно произнес Борис.
– Нравится? – осклабился Ухо. – Построено руками тресов в рекордные сроки. Как и Коллектор, как и многое другое. Сейчас все строится быстро и качественно. Прикинь, Берест, а ведь раньше находились умники, которые утверждали, что рабский труд неэффективен и все такое, – сержант раскатисто гоготнул. – Мол, без рабства при капитализме вести дела выгоднее и бла-бла-бла… Фигня все это. Все дело в том, какой капитализм. А он у нас, по большому счету, всегда был дикий-предикий.
Борис усмехнулся. Вообще-то слово "дикий" вызывало у него другие ассоциации.
– А что, скажешь, не было у нас рабства раньше? – продолжал рассуждать сержант. – Мало, что ли воровали людей и заставляли их работать в подпольных цехах, на подсобных хозяйствах или просто выпрашивать милостыню на улицах? Мало гастарбайтеров гнобили как скотину? Мало баб продавали в бордели? Мало солдатиков отрабатывало службу на генеральских дачах? Мало бичей пахало за бутылку паленой водки? А обычная работа за копеечную зарплату, которую не всегда и не вовремя платят и которой только на жратву и хватает – это что, не рабский труд? Было бы все это не выгодно и неэффективно – не стали бы, наверное, его использовать. А? Как считаешь?
Борис не ответил. Он уже не слушал разглагольствования сержанта. Слова Уха пролетали мимо ушей, не задерживаясь. Борис просто любовался колизейским великолепием.
Со всех сторон колизей окружали парковки, торговые комплексы, ресторанчики, кафешки и развлекательные центры. К южному изгибу многоярусной арочной стены вплотную примыкал наполовину утопленный в землю ангар без окон и с массивными раздвижными воротами, столь же прочными, как ворота трес-базы.
Судя по всему, ангар являлся въездом в подземные ярусы колизейского комплекса. Именно туда и направлялась сейчас хэдхантерская колонна.
– Когда будем выходить, оружие оставите в машинах, – предупредил Ухо. Главным образом – новобранцев.
– Колизей – это тоже общественное место? – усмехнулся Борис.
Как гипермаркет…
– Ес-с-стесно, – фыркнул сержант. – И, к тому же, объект повышенной опасности.
– Из-за гладиаторов?
– Нет, все гладиаторы здесь под присмотром. Дело в другом. В колизее кипят такие страсти, и такие деньжищи на тотализаторы ставятся! В общем, если кто-нибудь пронесет ствол, зрители могут просто перестрелять на хрен и бойцов и друг друга. Так что правила придумывали не дураки. Быть при оружии имеет право только колизейская охрана. И та к арене выходит только с нелеталкой.
Колонна остановилась у ворот ангара. Стольник, вышел из командирского броневика и, нажав неприметную кнопочку на стальной створке, несколько секунд переговаривался с кем-то по внутренней связи. Потом взводный вернулся на броню.
Ворота открывались словно нехотя: со скрипом, медленно-медленно. Но все же открылись. Машины одна за другой въехали внутрь. Встали на небольшой огороженной площадке. Массивные створки с лязгом сомкнулись за кормой последнего транспорта. Из люков полезли безоружные хэды.
На колизейской подземной стоянке было мрачно, неуютно и тревожно. Голый металл, голые стены, бетонный пол. Зияющие под потолком вентиляционные отверстия. Тусклый свет ламп в пыльных плафонах. И неподвижные человеческие фигуры у стен. Как тени… Черная форма. Легкие пластиковые каски с поднятыми прозрачными забралами. Бесстрастные лица. Автоматы хэдхантерского типа. Застывшие люди были похожи на роботов из какого-нибудь футуристического фильма.
"Охрана, – понял Борис. – Колизейские…"
Невеселое местечко. Да и с чего бы ему быть веселым-то? Этот ангар – начало тюрьмы, из которой не возвращаются.
Широкий въезд для машин резко сужался, уходил вниз и заканчивался невысокой аркой. Здесь тоже были надежные ворота, но уже гораздо меньше: ни тресовозка, ни бэтээр, ни разведывательный броневичок в такие не протиснется.
Видимо, настоящая граница Ставродарского колизея проходит за этими воротцами. А ангар – это, скорее, логистический центр для приема живого товара.
Воротца медленно и беззвучно открылись. За ними виднелся темный коридор.
Ну точно вход в царство мертвых. Борис поежился. Не желал бы он сейчас оказаться на месте тресов, продаваемых в гладиаторы.
Взгляд скользнул по тресовозкам. Эх, чернявая-чернявая… Блин, жалко все же девчонку! Но ничего не поделаешь: в его новой профессии жалость – это лишнее и крайне вредное чувство.
Да и в конце-концов, кто она ему, эта смазливая черноволосая дикарка?
Она ему была никто. Она была всего лишь добычей, которая хочет его смерти и которая обречена умереть сама.
Из низенькой арки вышел невысокий, склонный к полноте человек с дряблым лицом и большим мясистым носом. Это нездоровое лицо, а еще дорогой, ярко-оранжевый, цвета сочного, малость недоспевшего еще апельсина, костюм – вот что сразу бросалось в глаза.
Видимо, большая шишка.
– Что за тип? – шепотом поинтересовался Борис у Уха.
– Хозяин колизея, – ответил сержант. Борису послышалось в его словах то, чего он не слышал раньше. Что-то похожее на страх. – Хозяин и организатор боев.
Значит, не большая. Очень большая, значит, шишка.
За апельсиновым, чуть подотстав шли телохранители. Тоже в черном. Тоже в пластиковых касках. Однако эти униформисты, в отличие от тех, что выстроились вдоль стен, были без автоматов. Вместо стволов каждый держал длинную дубинку-электрошокер чудной конструкции. Рукоять прикрыта толстой резиновой гардой, дальше – оголенные контакты по всей длине. Из-за этих торчащих во все стороны металлических шипов, шокеры напоминали палицы. Голыми руками такое оружие не перехватишь, не блокируешь, не выбьешь и не отобьешь.
Вблизи стало видно, что из пластика сделаны не только каски колизейских стражей. На черную форму тоже были нашиты внаслой плотные, но гибкие пластины. Нашивки делали одежду палиценосцев похожей на доспехи.
"Рыцари, мать их!" – с беспричинно возникшей вдруг неприязнью подумал Борис.
Пластик на костюмах и касках, наверное, не столько защищал колизейских от нападений гладиаторов, сколько предохранял их от неловкого обращения с электрической дубинкой. Разряд там, надо полагать, приличный, раз предусмотрены такие предосторожности.
Впрочем, что-то подсказывало Борису: владеет своими палицами охрана апельсинового мастерски, а защитные доспехи, носит, скорее, во исполнение местного устава.
Стольник шагнул навстречу апельсиновому. Ни приветствий, ни рукопожатий, ни пустых словесных прелюдий не было. Хозяин колизея сразу перешли к делу.
Разговор был негромким, но могильная тишина, воцарившаяся вокруг, позволяла слышать каждое слово.
– Привезли товар? – голос у апельсинового был гнусавый. Кривая брезгливая улыбка на толстых губах – неприятной.
– Доставили в лучшем виде, – ответил Стольник.
Как-то уж слишком поспешно и подобострастно.
– Сколько заказывал? – прищурился апельсиновый.
– Даже немного больше.
– Хорошо, – последнее слово апельсиновый выцедил с таким видом, будто все было плохо. Отвратительно. Омерзительно.
Борис поморщился. До чего все же мерзкий тип!
Апельсиновый поджал губы и, потомив немного Стольника, кивнул наконец:
– Ну, выводите, что ли. Посмотрим…
Стольник махнул рукой Уху.
Сержант засуетился:
– Выгружай тресов! Сразу – браслеты на клешни, ошейники – на шеи, цепи – на ошейники. Старички выводят, салаги принимают! Строить перед тресовозками!
Вскоре все буйные со скованными за спиной руками и в ошейниках, нанизанных на цепи, стояли перед машинами. За спинами пленников застыли новички-хэдхантеры, принявшие живой товар и выстроившие его перед покупателем.
Буйные – опасный народец, даже в оковах. За такими особый присмотр нужен. Всегда.
Тресы, впрочем, пока не рыпались, только хмуро озирались вокруг. Вид запертых ворот и многочисленной охраны, действовал на них угнетающе и не способствовал возникновению мыслей о сопротивлении или побеге.
Борис удерживал за предплечье чернявую и, сказать по правде, был рад тому, что находится сейчас позади нее. Так можно не смотреть в глаза девчонке. Дикая понуро опустила голову. Грязные (давно не было помывок) волосы закрывали пленнице лицо.
Апельсиновый в сопровождении Стольника и телохранителей с шокерами наготове, неспешно, с вальяжной ленцой, двигался вдоль шеренги тресов. Глаза на опухшем лице хозяина колизея казались водянистыми. Взгляд – отсутствующе-неуловимый. Непонятно было даже, куда он смотрит: на своих будущих гладиаторов, на хэдхантеров, стоявших позади, на машины за спинами охотников или куда-то еще дальше, сквозь машины и стены ангара.
Хозяин колизея остановился перед чернявой. И не просто остановился – застыл как вкопанный. Кончиком пальца отвел упавшие на лицо девушки волосы, внимательно вглядываясь. Узнавая.
Отступил на шаг.
Подошел снова.
Водянистые глаза ожили. На широком скучливом лице отразилось нечто похожее на страх. Потом – изумление.
– Ты?!
И – упрямое молчание в ответ.
– Живая?!
"Он что, всех своих гладиаторов помнит в лицо?" – подумал Борис. Видимо, так и было. Если не всех, то некоторых – наверняка. Чернявую вот запомнил.
Удивление апельсинового росло. Пленница не отвечала.
Молчание длилась несколько секунд. Апельсиновый ошеломленно разглядывал девушку. Потом, убедившись, что не ошибся, изобразил глумливую улыбочку.
– Ну, здравствуй, что ли. С возвращеньицем.
Дикая отвернулась.
Знакомы – теперь в этом нет никаких сомнений. Да, похоже, чернявую здесь знают и помнят.
– Где ее взяли? – этот вопрос апельсинового был обращен уже к Стольнику.
– В буферке, – незамедлительно ответил взводный. – За приграничными Хуторами.
– Далеко забралась.
– Она была с дикими, – вновь заговорил Стольник. Негромко и осторожно. – ИИН-а у нее нет. Срезала, зараза…
– Понятно, – с усмешкой перебил его колизейский. – заплачу-заплачу, не волнуйся. По полной ставке заплачу, как за новенькую, еще и накину.
Не отводя глаз от пленницы, он задумчиво причмокнул губами. Заговорил, словно бы сам с собой:
– Надо же, а ведь совсем не изменилась сучка. Все такая же… Молодая здоровая самка. Красавица. На арену выпускать жалко.
"Так не выпускай, – подумал Борис. – Или за публичную смерть красавиц гладиаторш больше платят?"
Холеные толстые пальцы коснулись лица чернявой, чуть приподняли подбородок. Борис почувствовал, как пленница напряглась. Сам напрягся тоже. Но нет: дикарка смолчала. Стерпела.
– Мордашку вот только отмыть надо, – продолжал покупатель. – И на шею – грима побольше.
"Чтобы шрам от ожога прикрыть", – догадался Борис.
– И на руки тоже не помешает…
Чернявая, вопреки ожиданиям, не буйствовала. То ли смирилась со своей участью, то ли задумала что-то… Пожалуй, второе вероятнее всего. Борис решил не расслабляться.
– Ну а в остальном…
Рука апельсинового скользнула вниз. Из-за скованных за спиной запястий, грудь девушки сейчас выпирала особенно сильно. Апельсиновый бесцеремонно ощупал упругие формы. Огладил линию бедра…
Звякнула цепь. Блеснул ошейник.
Чернявая попыталась вырваться из рук Бориса. Дернулась к апельсиновому, целя лбом в мясистый нос. Апельсиновый отпрянул с неожиданной для его комплекции прытью. К дикой бросился охранник в черной форме. В воздухе мелькнула дубинка.
Однако, Борис ожидавшей чего-то подобного, успел среагировать раньше. Перехватив девчонку двумя руками, он швырнул ее на землю прежде, чем та напоролась на шокер.
Сковывавшая пленников цепь натянулась. Двое диких, стоявших рядом, пригнулись под тяжестью упавшего тела. Охранник апельсинового опустил свою булаву.
Это было единственное, что Борис мог сейчас сделать для чернявой.
– Вставай и не дури больше, – шепнул он, снова вздергивая ее на ноги.
Борис вцепился в предплечье девушки левой рукой. Пальцы правой просунул под ошейник. Так сдерживают псов, рвущихся с поводка.
Чернявую передернуло от боли. Кажется, он случайно оцарапал шрам на шее. Ничего, потерпит. Все лучше, чем попадать под шокер.
– И злость в ней прежняя, – улыбнулся апельсиновый. – Что тоже хорошо. Юная нимфа с характером мегеры – это по-своему пикантно. Таких всегда весело убивать на арене. И не только убивать. А публика любит, когда не только убивают. Это многих заводит.
Борису отчего-то показалось, что и сам хозяин стадиона относится к числу этих самых "многих".
– Беру всех, – подытожил апельсиновый.
И не проронив больше ни слова, направился к арке. Телохранители с шокерами последовали за боссом. Вооруженные охранники у стен не сдвинулись с места.
И как же, интересно, этот тип намеревается забирать живой товар? Кто их поведет-то во врата ада?
– Ну, чего встали, салаги? – Стольник прикрикнул на новобранцев, стоявших позади пленников. – Помогите отконвоировать!
Ага, теперь все ясно.
Стольник быстрым шагом направились к арке – догонять апельсинового. Ухо повел колонну за взводным. Хэдхантеры потащили скованных пленников под руки, подгоняя пинками самых упрямых.
Глава 30
Зловещая арка осталась позади. Закончился мрачный узкий коридор с округлыми сводами и множеством ходов-ответвлений. Расширились стены прохода. Подуло свежим ветерком. Судя по всему, они прошли насквозь колизейские постройки и трибуны и сейчас должны были выйти в самый центр гигантского амфитеатра, в его святая святых. К арене.
Но нет, не вышли.
Хозяин колизея свернул вправо. Туда же подались телохранители апельсинового.
Очередная арка, открытая дверь, еще один короткий коридорчик.
А вот теперь…
– Стоять! – дал отмашку Ухо.
Теперь они остановились.
Борис осмотрелся.
Небольшое помещение. Здесь, помимо личной охраны апельсинового было еще с полдюжины человек в черной форме и с электрошокерами в руках.
Вдоль стен стояли передвижные клетки. Колизейские тресовозки. В каждой можно было бы разместить не менее десяти человек, но сейчас все они пустовали.
Клетки эти, на которых вывозили к арене живых гладиаторов и увозили трупы, были частью шоу. Вычищенные и блестящие, они выглядели по-своему красиво. Небольшие резиновые колеса. Переплетенные в прихотливом узоре гнутые стальные прутья. Раздвижные решетчатые двери. Рифленые крыши и толстые, обитые жестью дырчатые полы. Торчащие, словно согнутые железные пальцы, крючки сцепок на тугих пружинах. Клетки можно было прицеплять одну к другой, как вагоны в поезде. Ага, а вот и локомотивчик!
Откуда-то из бокового проходика с негромким жужжанием выкатился мини-тягач. Маленький, словно игрушечный, чем-то похожий на рогатого жука электрокар (такой, наверное, более уместен на поле для гольфа, чем на стадионе, оборудованном для гладиаторских боев) вплотную подъехал к клеткам.
Электрический жук всадил свой рог в строй клеток. Лязгнул механической клешней, захватывая сцепку. Выкатил одну из клеток. Остановился.
За рулем в открытой кабине сидел человек с отрешенным лицом. Человек сосредоточенно выполнял свою работу. На шее водителя электрокара поблескивал ошейник, на ошейнике позвякивала цепь.
"Трес?" – удивился Борис. А, собственно, почему бы там, где гибнут одни тресы, не работать другим? В колизее тоже ведь нужен обслуживающий персонал. Здесь, наверное, полно черновой работы, которую кто-то должен выполнять.
К кару подошел один из охранников апельсинового и принялся что-то втолковывать водителю. Охранник говорил вполголоса – не разобрать о чем. Водитель внимательно слушал и кивал. В такт каждому кивку звякали цепные звенья.
Цепь, сковывавшая человека с тягачиком, была довольно длинной. Смотанная в кольца, чтобы не мешала в работе, она висела на специальном крюке слева от кабины. Такая цепь позволяла водителю при необходимости выходить из машины и вручную прицеплять или отцеплять клетки-вагончики.
Впрочем, водила был профи и пока нужды покидать кабину у него не возникало.
Разжав захват и отцепившись от одной клетки, тягач крутнулся на месте, пополз за другой. Рог жука-электрокара цапнул новый крюк. Снова звякнула сцепка. Еще одна мини-тюрьма на колесах выкатилась из общего ряда.
– Что он делает? – поинтересовался Борис у Уха.
– Кареты готовит, – усмехнулся сержант. – Сейчас наш товар развезут по номерам.
– По каким еще номерам? – не понял Борис.
– По жилым.
– По камерам, что ли?
– Ага.
Электромотор тягачика стих.
Кто-то коротко вскрикнул. Борис услышал звук падающего тело. И сразу же – еще один вскрик. Еще один человек рухнул на пол.
Что за!.. А-а-а, понятно! Сотрудники колизея уже приступили к работе. Шустрые ребята в черной форме охаживали шокерами будущих гладиаторов. Колизейские работали профессионально. Мощные электрические разряды валили людей с ног и, судя по всему, вырубали надолго. Скованные пленники падали друг на друга.
Все произошло быстро, деловито, без лишних слов и церемоний. Хедхантеры, удерживавшие тресов, едва успели убрать руки, чтобы самим ненароком не попасть под разряд.
Добро пожаловать в колизей, короче…! В воздухе пахло озоном. Под ногами, на прохладном полу лежали вповалку люди с закатившимися глазами. Такие сопротивляться не станут. Таких можно спокойно укладывать в клетки.
В этот раз Борис помочь чернявой ничем не мог.
М-да, такой прыти от колизейских не ожидал никто из новичков.
– Ни хрена ж себе! – вырвалось у Щербы.
Только Стольник и Ухо вели себя спокойно и невозмутимо. Привыкли, видать. Трес-водила в миниатюрном тягачике – тот тоже не обращал внимания на происходившее.
– Ну и чего встали, салаги?! – весело прикрикнул Стольник на ошеломленных хэдов. – Какого хрена сопли жуем? Наручники с тресов – снять. Цепи и ошейники – отцепить. Ухо, соберешь барахло…
Зачем снимать? На кой отцеплять? Этого Борис не знал. Однако пререкаться с командиром не стал.
Нагнувшись над чернявой, он освободил ее от наручников. Та даже не шелохнулась. Да, видать, конкретно шарахнули! "Не повезло девчонке", – в очередной раз мысленно посетовал он.
Теперь – ошейник. Ключик – в замочную скважину. Щелк. Створки обруча разомкнувшись, повисли на цепи. На шее чернявой – прямо на шраме от ожога – осталась красная полоса. След одного ошейника поверх следа от другого.
Ухо побросал браслеты, ошейники и цепи в кучу. Сержант был весел. Судя по всему, его забавляла растерянность салаг, не знакомых еще с процедурой гладиаторских закупок.
Кто-то из колизейских притащил большой и черный – под цвет своей униформы – мешок. В мешке позвякивало. Что? Ага, понятно…