- Глупости всё это, - сказал я в сад, останавливаясь на крыльце. - Ничего с тобой не может случиться.
Кроме шуток - я совершенно точно знал, что не бывает ничего сверхъестественного. Ничего такого, что показывают в ужастиках. Да, бывают крезанутые или просто бандиты. Но ни тем, ни другим нечего делать в таких местах. И всё-таки я знал - наступит темнота, и все эти рассуждения забудутся, и я буду сидеть, запершись в своей комнате и поставив рядом с креслом заряженный и взведённый "тигр", хотя отец мне бы руки оборвал, узнав о таком. И даже в обнимку с "тигром" я буду думать о серебряных пулях и прочей ерунде… которая кажется ерундой только днём. Вот блин!!!
Закрыв за собой дверь, я решил всё-таки заняться осмотром мансарды. Даже если для этого мне придётся взломать дверь! Не знаю, чего уж меня так заело, но я зло протопал вверх о лестницам и остановился у коричневой двери, обитой дермантином, как во многих городских квартирах.
Замок тут был не врезной, а висячий - могучий, в чешуе ржавчины, из тех, для которых - знаете? - ключи делались с дырочками. Сейчас таких не делают, кажется, а на этом замочке под слоем ржавчины вполне могло быть клеймо Тульского Императорского Оружейного Завода. Во всяком случае, делали его, похоже, из отходов танковой брони, и он наглядно демонстрировал собой несокрушимость тоталитарного строя.
Примерно с минуту я с ним повозился - просто так, ради интереса. Подёргал дужку, исследовал утопленную в дверь и косяк скобу с пробоями. Похоже, она готова была "сопротивляться всем видам взлома", как пишут в рекламе, ближайшие четверть века.
Я перешёл к дверным петлям. Их не было. Ну, они были, конечно, но прятались где-то в дермантиновых глубинах. Я расковырял складным ножом обивку. Хренушки, не в дермантиновых, а в стальных - под дермантином серела хмурая металлическая поверхность.
Теперь я был уверен, что за дверью - всё самое интересное, что только может быть в этом доме. Не знаю, что - коллекция оружия, секретные документы КГБ, золотые червонцы… Но что-то, очень дорогое деду. Мысли о предстоящем ночном одиночестве отодвинулись даже не на задний план, а за горизонт. Я вылез из рубашки, повесил её на перила лестницы и, отойдя на шаг, окинул дверь мрачным взглядом.
Стоп. Самое простое - с разбегу биться в эту конструкцию телом, пока не посинеет. Тело, конечно. Но ГОРАЗДО умнее - подумать. Дед ведь как-то входил туда? Жил он в доме один. Умер внезапно. Значит, по идее, ключ не должен быть запрятан так уж хитро… Хотя - с другой стороны! - может, он клал ключ в место, казавшееся ему вполне обычным. А для других - век не найдёшь…
Звонок у парадной двери раздался до такой степени неожиданно, что я без преувеличения подпрыгнул и обернулся. Звонок повторился - короткий, деликатный, но как бы предупреждавший, что посетитель не уйдёт, пока ему не ответят. Проще всего, кстати, и было бы - не отвечать, но я внезапно рассердился. Кто-то будет там трезвонить, а я - стоять на лестничной площадке МОЕГО дома, обливаясь потом и ждать, когда он соизволит уйти?! Чёрта с два!
С нарочитым грохотом я спустился по лестнице, сунулся не в тот коридорчик, вернулся и открыл дверь как раз когда визитёр поднял руку, чтобы позвонить в третий раз. Вместо этого перед ним предстал я.
Он удивился, это точно. Но я не знаю, кто удивился больше.
Человек, стоявший на парадном крыльце, был гигант. Во мне - метр семьдесят восемь, для своих лет я очень и очень высокий и вовсе не хлипкого сложения. Так вот он был выше меня на голову. Нет, больше. Но дело не только в росте. В дверь этот неожиданный гость вряд ли смог бы пройти иначе, чем боком. И при виде его в моей памяти всплыла строчка из "Борьбы за огонь" Жоржа-Рони Старшего: "На его груди могла улечься пантера." Могла. Запросто. И не одна, а с выводком.
Кожаной курткой, потёртыми джинсами и офицерскими сапогами гость напоминал байкера или ещё кого-то неформала. Сходство усиливали диких размеров и густоты усы, заложенные (!!!) за уши. Но в самом лице ничего неформального не было. Напротив, оно было весьма официальным и жутковатым - грубо загорелое, с длинным шрамом справа. Лицо человека, который всю свою жизнь проводит на свежем воздухе. В том числе - на очень свежем.
- Здравствуйте, - наклонил он голову, и в его речи тут же проскользнуло что-то, из-за чего она казалась неуловимо странной. Хотя я и не смог бы объяснить, в чём эта странность…
- Здрась, - рассеянно вякнул я. - Вам кого?
- Я хотел бы видеть товарища генерал-майора. Товарища Марычева, - сказал он, и я понял, что визитёр говорит про деда.
- А вы кто? - бесцеремонно спросил я, рассматривая его в упор.
- Я друг его старых сослуживцев, - терпеливо и спокойно ответил усач. - Так товарищ Марычев дома?
Он говорил безупречно вежливо - никаких "позови его, мальчик" или "это тебя не касается, пацан", хотя меня это и правда не касалось. Поэтому я и не стал задавать больше вопросов, а просто ответил:
- Вы извините… вы, наверное, были в отъезде, но дедушка, к сожалению, умер.
Впервые в жизни я увидел, как у человека каменеет лицо. Только что было живое, хотя и странноватое. И вот - каменная маска, даже глаза застыли, словно кусочки серого гранита. Мне даже жалко его стало, хотя я и не сам не понял, почему.
- Это не может быть ошибкой? - тихо спросил он, шевеля только губами.
- Нет, это не ошибка. - покачал я головой. - Теперь тут живём мы, дедушка оставил нам этот дом по завещанию.
Он не стал уточнять - ни кто это "мы", ни сколько нас. Но спросил:
- Товарищ Марычев… он ничего не оставлял… для друзей?
- Я не знаю, - пожал я плечами. - Дедушка умер внезапно… Если хотите, приезжайте дня через два, отец освободится, и вы узнаете всё точно.
Я нарочно не стал говорить, что родителей нет дома. Пусть думает, что они просто заняты. На всякий случай… хотя, похоже, его уже не интересовали ни дом, ни сам я лично.
- Очень жаль, - сказал он, глядя мимо меня, но не в коридор, а вообще - мимо. - Спасибо. Может быть, я зайду через два дня. До свиданья.
Он повернулся и тяжело, но быстро спустился с крыльца и пошёл по дорожке, не оглядываясь и не глядя по сторонам. Я смотрел ему вслед, пока широкая спина, обтянутая кожей, не скрылась за деревьями, потом передёрнул плечами - стало холодно.
Странные у деда были знакомые. Похоже, он из вояк. Хотя - какие они ещё могли быть у отставного генерала КГБ? Я спустился по ступенькам, вышел на тропинку - человека уже не было.
И всё-таки странно он говорил. И вёл себя странновато. Что должен был оставить ему дед? У меня в мозгу закопошились подозрения. А может, дед и правда не умер? В смысле - не сам. Может, его убили, потому что он знал какие-то секреты… и хотел их передать кому-то… Вот его и убрали. А что если те, кто убил деда, явятся за его бумагами… или из-за чего там его убили?! А тут я! Да ни одна в мире спецслужба не станет церемониться с пятнадцатилетним пацаном, оказавшимся у неё на пути! Вколют какую-нибудь дрянь и скажут, что умер от "золотого укола" и вообще был наркоман со стажем…
Куда в таких случаях звонят?! В ФСБ? А вдруг это не иностранные спецслужбы, а наши? Скажут спасибо и тут же примчатся… спасать.
Я провёл рукой по лбу - он был весь мокрый. Ну и дичь в голову лезет. Это одиночество виновато, не привык я к такому. Да любая спец-служба сто раз уже слазила бы в дом, пока он стоял пустой. По-другому только в дурацких голливудских триллерах бывает. Мало ли, что и кому должен был оставить дед?!
Повернувшись, я нашёл взглядом два окна мансарды. И вдруг понял, что влезать до них довольно легко. И нечего мучиться с дверью. Выставлю, или, на худой конец, вышибу стекло. И всё!
Высоты я никогда не боялся и в два счёта взлетел на крышу второго этажа, на которой, как домик Карлссона, стояла мансарда. Отсюда в просветы между древесными кронами можно было видеть дорогу и дом соседей. Нет, я всё-таки не один на белом свете… Окончательно успокоившись, я подошёл к перильцам балкончика и обнаружил, что одно из окон - вовсе не окно, а небольшая дверь, которая, кстати, открылась, когда я нажал на ручку. Просто открылась, и всё.
Обеими руками я медленно развёл шторы. Сердце неизвестно почему стучало где-то в горле…
Первое, что я увидел в мансарде, был лозунг, выписанный напротив окна, над входной дверью, белой краской по тёмным брёвнам.
БОЙСЯ ГОВОРЯЩЕГО О МИЛОСЕРДИИ!
* * *
Мансарда изнутри не была ни оштукатурена, ни хотя бы обшита досками - голые брёвна с ровными ниточками шпаклёвки между ними. На полу из некрашеных досок лежала дорожка - половик. Такие можно встретить в деревенских домах - из разноцветных лоскутков. Под вторым окном стоял широкий стол, на нём - пишущая машинка в чехле, стопки бумаги - чистой и с текстом, копирка нескольких цветов, какие-то книги; рядом - отодвинутый стул с высокой, неудобной прямой спинкой. Около стены - большой шкаф из полированного дерева вишнёвого цвета.
Мне вдруг стало грустно. Я уже говорил, что никогда не знал деда. Но было во всём окружающем что-то обидное и неправильное. Хозяин этого кабинета - а это был именно кабинет - вышел на минутку, чтобы вернуться. Отдохнуть в саду, поработать руками, дать отдохнуть голове - и вернуться.
Но не вернулся. И не вернётся.
Однако, грусть моя тут же испарилась, когда я увидел, стену напротив шкафа.
От потолка и почти до пола её сплошным слоем увешивали заключённые в простенькие рамочки фотографии. Чёрно-белые, старые, некоторые даже коричневатого оттенка, какой бывает у фотографий тридцати- сорокалетней давности. А между фотографиями висело оружие. Его было немного. Но оно было, и этого за глаза хватило, чтобы я подскочил к стене.
Ближе всего висела деревянная кобура в исцарапанной лакировке. На откидной крышке была врезана серебряная табличка с надписью - это оказался подарок деду, сделанный в 1955 году (ему тогда было 35 лет) "за отвагу, проявленную при исполнении интернационального долга". Я нажал защёлку - крышка со щелчком отскочила, и в ладонь мне выехал АПС - автоматический пистолет Стечкина с вытертым до белизны воронением. Очевидно, эта штука не часто висела на стене, пока дед служил… Где же он в 55-м выполнял интернациональный долг? Я попробовал вспомнить - ничего не вышло. Вьетнам или Ближний Восток… Мы тогда много кому помогали. Пистолет был заряжен и я, убрав его в кобуру, повесил на стену, удовлетворённо подумав, что смогу взять в любой момент, если захочу.
Неподалёку висела ещё одна кобура - вытертая, из хорошей рыжей замши, тоже с наградной пластинкой, только надпись была сделана по-французски. Французский у нас был вторым иностранным, я напряг память и сложил слова в осмысленную фразу: "Наш Легион - наследник легионов Рима. Честь. Слава. Франция. Майору Анри д' Эстье Сент-Валери." Внутри оказался большой незнакомый мне пистолет, отделанный слоновой костью, пожелтевший от времени. Вот как! Похоже, дед прибил где-то иностранного легионера, и не из последних!
Дальше - крест-накрест - располагались две финки в ножнах. На рукоятках, в венчавших их серебряных дисках, распростёршие крылья орлы несли свастику. Похоже, и это трофеи. Только ещё более древние… А над ними висел…
А это что за чудо?
Из грубых, потрескавшихся кожаных ножен неопределённо-бурого цвета, сшитых через край серой, необычайно толстой нитью, выглядывала ребристая изогнутая рукоять, увенчанная стилизованной головой хищной птицы. Вместо глаз кроваво поблёскивали мелкие алые камешки, даже необработанные. Я снял ножны со стены - и удивился их тяжести. Положив ладонь на рукоять, осторожно вытянул оружие на свет божий.
У меня нет средневекового прибабаха, как у Юрки. Но любой человек, занимающийся фехтованием, разбирается в холодном оружии, без этого - никуда. Так вот - я не знал, что держу в руке.
Оружие напоминало турецкий ятаган, только уменьшенный - лезвие в полруки длиной, с середины расширено и загнуто в направлении удара, гарды нет совсем. Полировки или покрытия тоже не было - серый цвет, сумрачный, как речная поверхность в дождь, многочисленные царапины и проступивший рисунок - словно сплетённые то ли стебли трав, то ли струи воды… Кромка была заточена до лунного сияния, я даже не осмелился до неё дотронуться. Удар таким оружием должен быть страшен. А самое главное - это и было ОНО. Оружие.
Сейчас некоторые любители старины заказывают себе целые кол-лекции средневекового оружия. Дорогое, кстати, удовольствие. Не муляжи, а настоящее оружие у хороших кузнецов - с заточкой, сбалансированное… И всё-таки посмотришь - и видно, что это так. Для коллекции.
Так вот, то, что я держал в руке - это было Оружие. И на стене оно оказалось потому, что состарился его хозяин.
И всё-таки, что это за оружие-то?
Что-то похожее я видел в небольшой коллекции нашего тренера по фехтованию - боевой нож непальского горца, называется "кукри". Только тот был покороче и посильнее изогнут, а это - почти меч… или, скорее, сабля. Я не удержался - несколько раз махнул клинком, прислушиваясь, как словно бы вскипает от ударов воздух: "З-з-з-зых… з-з-з-зых…"
Наигравшись (и покраснев при мысли об этом), я повесил клинок обратно, вставив его в ножны (кстати, выстланные изнутри какой-то шерстью, вытертой и не очень чистой). Мельком подумал, что надо будет поискать его в справочнике "Ножи мира", который стоял в книжном шкафу в нашей новой гостиной - и подошёл к фотографиям.
Сейчас не принято вешать фотографии на стены. А здесь они висели, как в некоторых деревенских домах, где мне приходилось бывать. Впрочем, ничего удивительного - дед был старше, чем обитатели многих тех домов. Только вот его снимки не имели ничего общего с молодыми мужчинами и женщинами, одетыми в топорщащиеся парадные костюмы специально для того, чтобы позировать у столика или вазы с цветами…
На первом же попавшемся мне на глаза снимке я узнал деда. Ему было на вид лет тридцать, могло быть и больше - кажется, он был из тех подтянутых людей, которые мало меняются с возрастом. Одетый в офицерскую форму без погон или ещё каких-то знаков различия, дед стоял на фоне крупной каменной кладки, почему-то вызвавшей у меня ассоциацию с церковью. Большие пальцы рук - за широкий ремень, на бедре - планшет, на другом - уже знакомая мне кобура "стечкина". Голова деда была непокрыта, волосы - слишком длинные для офицера - откидывал в сторону сильный ветер, гнувший высокую траву у его ног. На фотке это выглядело чудно. Внизу фотография была мелко подписана: "Около стен Крентаны". Название мне ничего не говорило, и я ещё какое-то время просто рассматривал снимок, чтобы сравнить деда с собой. Мы были не очень похожи, как мне показалось - да и с отцом у деда выходило мало общего. По тем снимкам, которые я уже видел - и где дед был старым - это не замечалось, а тут несхожесть бросалась в глаза.
Крентана. Странное название. Где это, интересно? Я повернулся к следующей фотографии и невольно хмыкнул.
Дед и ещё группа людей были сняты за полевым столом, заваленным бумагами. Дед выглядел так же, как и на первом снимке, только по-верх кителя был надет мешковатый маскхалат с расхлюстанными завязками, а на ремне висели подсумки. Но окружали его какие-то хиппи, как в кино про 60-е. У здоровенного, как лось, мужика на расшитую бисером кожаную жилетку опускались роскошные косы, в них были вплетены какие-то феньки, а голые руки охватывали спирали татуировки. Другой - бородатый - носил нормальный маскхалат, зато бороду свою расчесал надвое и забросил за плечи. Третий… короче, их там было человек десять, и нормально смотрелись только дед, да двое мужчин помладше его. Всё это действительно выглядело бы тусовкой не могущих расстаться с детством шестидесятников, но эта банда носила самое разнообразное оружие (в том числе - хрестоматийные "калаши"). А подпись была и вовсе несуразной: "Штаб 2-й интербригады".
Слово "интербригада" вызвало у меня ассоциации с Испанией и тамошней гражданской войной, имевшей место быть где-то в конце 30-х годов прошлого века. Деду тогда ещё и двадцати не было. Это во-первых. А во-вторых, я готов был поклясться, что в те времена не было ни "стечкиных", ни "калашей", ни другого оружия, которое я узнал на снимке. Да, ещё в-третьих - запечатлённые персонажи и рядом с испанскими коммунистами не лежали. Интересно, мой дед что - организовывал волнения хиппи в Америке 60-х? Кроме этой версии ничего в голову не приходи-ло…
Третий снимок - он висел повыше, точно на уровне моих глаз - был уж вовсе убойным. Деда на нём нет. Стоял мальчишка моих лет в какой-то средневековой кожанке, шаровароподобных штанах и идиотских сапогах, перетянутых ремнями. Длинные волосы обхватывала повязка с узорами. Физиономия была - как будто случилось самое важное в его жизни событие, а на плече он держал… зенитный комплекс, в них не разбираюсь - "стингер" или что там… На заднем плане дымилась и местами горела неопознаваемая куча металла, из которой торчало что-то вроде короткого крыла.
Под снимком значилось: "Яромир около подбитого вельбота".
Я вгляделся. То, что лежало за спиной счастливого мальчишки, больше всего напоминало остатки великанской ванночки. Только очень серьёзной. Как бы это объяснить… Ну вот танк, например, похож на утюг. Смешной и плоский. А смеяться над этим утюгом не хочется ни хрена. Так и здесь - чувствовалось, что эта "ванночка" ещё недавно была грозной боевой машиной, всё такое…
Только не бывает на свете летательных аппаратов, похожих на ванночки. Просто не бывает. И я не помнил, чтобы какой-нибудь летательный аппарат назывался "вельбот" - сейчас или в прошлом.
Фотографий было множество. Все они до такой степени не соотносились с реальной жизнью, что я подумал бы - не иначе как дед на старости лет увлёкся ролевыми играми. Но я совершенно точно знал, что ролевые исторические игры появились у нас лет пятнадцать назад, не больше. Да и то, чтобы было на фотках, выглядело слишком масштабным для ролевой игры.
Слишком масштабным и слишком… слишком НАСТОЯЩИМ, вот что.
Например - снимок "После битвы у Чёрных Ручьёв". Где, во время какой игры могло быть снято огромное поле сражения, сплошь заваленное трупами людей в полу-средневековых одеждах, с оружием от мечей до всё тех же "калашей"?