- Это совсем не то, что было у вас раньше, - сказал приказчик, словно извинялся за ассортимент магазина, - но костюм требуется срочно, правильно понимаю? Раз уж вы обратились к нам…
- Все верно, - подтвердил я.
- Тогда прошу в примерочную! И вот еще сорочка, а белье, увы, не держим…
В отгороженном ширмой закутке я выложил на полку нож, расческу, золотые запонки, звякнувший монетами бумажник и жестяную коробочку леденцов, избавился от старого костюма и переоделся. Сорочка оказалась впору, ее рукава доходили до костяшек больших пальцев, а вот пиджак хоть и сидел как влитой, но ощутимо давил в плечах. Требовалось сохранять определенную осторожность, дабы он не разошелся по швам. В брюки я продел собственный ремень, они оказались впору, их стоило лишь самую малость укоротить.
- Ну, что скажете? - с интересом повернулся ко мне приказчик.
- Пиджак узковат в плечах, - сообщил я.
- Увы, ничего более подходящего подобрать не получится, - развел руками продавец.
- И надо подшить брюки.
Приказчик отметил мелком нужную длину и указал на стул за ширмой.
- Можете подождать здесь.
Я отдал ему брюки и остался в новой сорочке, жилетке и кальсонах. В задней комнате немедленно застрекотала швейная машинка.
В одиночестве я пребывал недолго, вскоре продавец вернулся и откровенно замялся, не зная, с чего начать разговор.
- Это, конечно, не мое дело, но… - вымолвил он, сбился, махнул рукой и сходил за зеркалом. - Позвольте, просто покажу. Вот, смотрите сами…
Я повернул голову и едва удержался от проклятия, разглядев сожженные на затылке волосы. Сразу вспомнилось, как заглянул в охваченную пламенем рубку дирижабля. Даже кровь к щекам прилила из-за осознания того, что разгуливал в подобном виде по городу.
Стыд и срам!
И эти двое… Могли бы и предупредить!
Раздражение быстро улеглось; в конце концов, никто не нанимался мне в няньки. И рваный костюм был куда большей проблемой, нежели сожженные волосы.
Прическа, к слову, была испорчена безвозвратно - среди подпалин проглядывала голая кожа.
- Могу послать кого-нибудь за цирюльником, - услужливо предложил приказчик.
- Будьте добры, - не стал отказываться я.
Вскоре принесли подшитые брюки, и я оделся, но покидать магазин не стал - появляться на улице с опаленными волосами категорически не хотелось. Уж лучше дождусь цирюльника.
- Сколько с меня? - спросил я, раскрывая бумажник.
- Двадцать пять франков, - ответил приказчик, заглянув в учетную книгу.
Сумма вышла весьма немалая даже по столичным меркам, и я внутренне поморщился, но торговаться не стал и выложил на прилавок пару красных десяток с портретом Леонардо да Винчи и присовокупил к ним синюю купюру с Александром Вольтой. Тут пришла очередь приказчика морщиться: пусть банкноты и успели просохнуть, но вид имели весьма подозрительный.
Впрочем, принял их продавец без единого вопроса. Он еще убирал деньги в кассу, когда распахнулась дверь и к нам присоединился невысокий усатый цирюльник в белом переднике. В одной руке у него был кожаный саквояж, в другой - свернутая простыня.
- Кого стричь? - спросил мастер с явным континентальным акцентом, заметил меня и принялся выстреливать фразами как из пулемета: - А! Вы! И что у вас? Покажите. Повернитесь к свету. О! Да неужели? Вот это да! Вам очень повезло, моншер, огонь затронул лишь затылок. Но придется убирать опаленные волосы. Выходить в таком виде на улицу - моветон!
- Что вы предлагаете? - попытался я заткнуть фонтан его красноречия, но безуспешно.
- Садитесь! Садитесь! - потребовал коротышка и принялся ходить вокруг. - Поразительно! Еще и сбоку подпалина! Нет, виски в таком виде оставлять нельзя. Не получится, даже не просите. А вот сверху убирать ничего не надо. Не волнуйтесь, моншер, сделаю все в лучшем виде!
- Что сделаете? - с трудом вставил я в этот рваный монолог свой вопрос.
Цирюльник накинул на меня простыню, подоткнул за воротник и отступил на шаг назад.
- А какие варианты? - хмыкнул он, осматривая меня со стороны. - Вас спасет только андеркат. Очень модная стрижка… в определенных кругах.
Я беззвучно выругался. По работе в полиции мне частенько приходилось наблюдать на неблагополучных окраинах стриженных подобным образом молодых людей, и походить на одного из этих пронырливых типов не хотелось совершенно.
- По-другому никак? - спросил я в надежде на чудо.
Коротышка оправил пышные усы и вздохнул.
- Моншер, - обратился он ко мне будто к несмышленому ребенку, - у вас сожжена половина затылка и опален левый висок. Я могу просто подровнять волосы, но выглядеть результат будет просто похабно. Я ценю свой труд и уважаю клиентов, мне претит марать руки подобной халтурой. И не волнуйтесь, никто не собирается превращать вас в карикатурный шарж с последних страниц "Столичных известий", все будет… очень стильно. Вам понравится.
Я пожал плечами и разрешил:
- Приступайте.
Цирюльник кивнул и принялся за дело. Сначала он остриг затылок и виски, затем подровнял верх, зачесал волосы набок и увлажнил гелем.
- Вуаля! - передал он мне зеркало.
В зеркале отражался… не я. Ну, почти не я. И без того резкие черты лица с новой прической еще более заострились, и выглядел я, словно стригся подобным образом с юных лет. Головорез из неблагополучного района? Что ж, пусть будет так.
Опытный физиономист без всякого сомнения опознал бы во мне Леопольда Орсо, равно как и Льва Шатунова, но простого обывателя изменения вполне могли сбить с толку. И это было не так уж и плохо. Точнее, даже хорошо.
Я повертел головой из стороны в сторону и решил, что в определенной степени новая стрижка мне даже нравится. Теперь я буду выделяться из толпы даже без своего модного костюма. Как говорится, дешево и сердито.
Сердито? Да, вид у меня и в самом деле был определенно недобрый.
Цирюльник убрал простыню и несколько раз пшикнул одеколоном. Я поднялся со стула и встал у ростового зеркала, оглядел себя со стороны и кивнул. Неплохо.
- Ну как, моншер? - обратился ко мне цирюльник, убирая инструменты в саквояж.
- Лучшего и ожидать было нельзя, - признал я и в порыве неоправданного мотовства протянул ему последнюю пятифранковую банкноту. Теперь у меня в кошельке оставалась лишь мятая десятка да несколько монет. - Вы мне очень помогли.
Но только направился на выход, меня окликнул приказчик.
- Господин! - встрепенулся он. - Ваш старый костюм!
- Выкиньте! - распорядился я и вышел на улицу. Постоял на тротуаре, наслаждаясь легкими дуновениями ветерка, достал жестяную коробочку, сунул в рот обвалянный в сахарной пудре леденец.
Мои спасители сидели за уличным столиком кафе, я не стал подходить к ним и заглянул в ломбард с отгороженной железной решеткой витриной, где среди выставленных на продажу ювелирных украшений лежало несколько карманных пистолетов и револьверов. Оценив расценки на золотые безделушки, запонки я не стал даже предлагать и сразу расстегнул браслет хронометра.
- Сколько?
Хмурый оценщик принял часы и первым делом взвесил их, затем через вставленный в глазницу окуляр оглядел клеймо, открыл заднюю крышку, сразу защелкнул ее и безапелляционно объявил:
- Тридцать франков.
- Сколько?! - решил я, будто ослышался.
- Тридцать.
- Да как так?! Золотой корпус, золотой браслет! Чистого металла - сорок граммов! Даже если за полцены, как лом в заклад брать, шестьдесят - семьдесят франков выйдет!
Оценщик выложил хронометр на прилавок и повторил:
- Тридцать франков.
- Наручные часы! Хронометр! Календарь! Меньше пятидесяти и разговаривать не о чем! - возмутился я. - Да если не выкуплю, их за полторы сотни с руками оторвут!
Мужичок поковырял меж неровных зубов заточенной спичкой и усмехнулся:
- Можно подумать, ты их покупал. Тридцать франков.
"Покупал!" - хотел рявкнуть я, но сдержался. Высокий и крепкий, характерная стрижка, недорогой костюм. И бесцветные глаза никакой роли не играют, мало, что ли, среди сиятельных головорезов? Ясно и понятно, откуда у такого типа золотые часы.
И если этим утром я легко мог выручить за хронометр и сотню франков, то теперь мой потолок - жалкая тридцатка.
Проклятье! Я так на них рассчитывал! Покупал с мыслью иметь при себе золотой запас на самый крайний случай, а в результате мне просто смеются в лицо!
Вернув часы на запястье, я защелкнул застежку браслета и достал бумажник. Выудил из него двухфранковую монету и раздраженно припечатал к прилавку.
- Будьте любезны, - указал я на затесавшиеся среди ювелирных украшений очки с круглыми черными линзами, напоминающие окуляры слепцов.
- Держите.
Нацепив очки на нос, я подошел к окну и выглянул на улицу. Линзы оказались сильно затемнены, и яркий солнечный свет наконец перестал резать глаза.
- Беру! - решил я.
- Да, пожалуйста, - лязгнул в ответ скупщик кассой.
Я покинул ломбард и направился к своим новым знакомым. Иван Прохорович, к моему удивлению, вместо вина заказал кофе; перед ним стояли пустая чашка и блюдце с оставшимися от круассана крошками. Емельян Никифорович грузно развалился на стуле, уткнулся в газету и курил.
Соколов первым обратил внимание на мой претерпевший изменения внешний вид и расплылся в широкой улыбке.
- Оригинально! - развел он руками. - Я намеревался рекомендовать вам купить шляпу, но, вижу, вы решили проблему самым кардинальным образом. Практически разрубили гордиев узел! Ваше второе имя, случаем, не Александр?
- Перестань, - попросил его из-за газеты Емельян Никифорович. - Ты так совсем запутаешься в именах и запутаешь меня.
- Пообедаем? - предложил я, потянув воздух носом.
- Ну не здесь же! - охнул Соколов и поднялся из-за стола. - Емельян Никифорович, идемте!
- Сейчас, сейчас, - отозвался тот, вдавил папиросу в пепельницу и принялся сворачивать газету.
- Да выкинь ты эту гадость! - посоветовал Иван Прохорович, погладив свою короткую шкиперскую бородку. - Что за манера портить себе аппетит чтением прессы?
- Мне интересно, что происходит в мире! - возмутился Емельян Никифорович. - Я же не читаю светскую хронику!
- И что нынче на первых полосах газет? Какие события?
- Все как обычно. - Красин нацепил на макушку канотье, а плащ накинул на согнутую в локте руку. - Война с ацтеками, стычки на Иудейском море, да еще бубонная чума и беспорядки в Индии. Полный набор.
- Не всех тугов еще переловили? - усмехнулся я. - Поразительно.
В последнее время душители Кали не сходили с первых страниц газет. Уничтоженная в прошлом веке англичанами секта почитателей богини смерти неожиданно для всех воспрянула из небытия, и фанатики-убийцы с удручающим постоянством отправляли на тот свет имперских чиновников, солдат колониальных войск и клерков Всеиндийской компании. А уж сколько было убито и закопано в неглубоких ритуальных могилах местных жителей, никто даже не считал.
Ивана Прохоровича мое замечание откровенно развеселило.
- Переловили? - всплеснул он руками. - О чем вы, граф? Если уж полковнику Слиману с его не ограниченными ни нормами права, ни рамками морали полномочиями не удалось выжечь заразу до конца, то что говорить о его нынешних коллегах? У них нет ни единого шанса!
- Ну, Индия и душители далеко! Где мы будем обедать, вот что меня сейчас интересует! - поспешил я отвлечь спутников от обсуждения последних новостей и перевести разговор на куда более актуальную для себя тему.
- Как где? В "Тереме", разумеется! - рассмеялся Иван Прохорович.
- В "Тереме"?
- Не слышали? Это русский ресторан, все наши там собираются.
- Как скажете.
Мы зашагали по улице, и Соколов не преминул вернуться к прежней теме.
- Емельян Никифорович, а вот ответьте: вся прогрессивная общественность по-прежнему требует дать индусам независимость? - не слишком-то вежливо толкнул он товарища в бок локтем.
- Не без этого, - подтвердил Красин.
- Ничего в этой жизни не понимаю! - покачал головой Иван Прохорович. - Ну что за люди такие? В последнюю войну поздравительные телеграммы императору Поднебесной отправляли, теперь за душителей вступаются. Как так можно?
- В первую очередь, они ратуют за объективность. Призывают не повторять ошибок прошлого и не грести под одну гребенку, - рассудительно отметил Емельян Никифорович. - Если человек индус, он не обязательно душитель. Презумпция невиновности…
- Брось! - отмахнулся Соколов. - Индусы как тараканы. Они повсюду! Да еще умудряются своей мистической ерундой пудрить мозги цивилизованным людям. Теперь уже и англичане среди почитателей Кали попадаются! Англичане, французы и голландцы! Можете себе представить?
Я мог, но не хотел. Хотел есть. Поэтому огляделся по сторонам и озадаченно спросил:
- Как вы здесь только ориентируетесь?
- Бросьте, граф! Заблудиться в этом городе невозможно! - уверил меня Соколов. - Он весь окружен линией электрической конки и нарезан на районы радиальными бульварами, словно неаполитанский круглый пирог…
- Пицца, - подсказал Красин.
У меня заурчало в животе.
- Именно пицца! Все радиальные дороги ведут к площади Максвелла, - подтвердил Иван Прохорович и махнул рукой. - Она там. Не промахнетесь.
Я посмотрел в указанном направлении и обратил внимание на висевший над городом дирижабль.
- Кто-то на воды прилетел? - пошутил я, озадаченно потирая свежевыбритый затылок.
- Что? - проследил за моим взглядом Соколов. - Нет, это какой-то нувориш из Нового Света взялся финансировать реконструкцию амфитеатра. На днях состоится открытие, поэтому цены на проживание растут как на дрожжах!
Меня это известие оставило равнодушным, поскольку задерживаться в городе я не собирался. Пообедаю, дабы хоть немного унять резь в животе, и отправлюсь прямиком на вокзал.
- Не нувориш, а миллионер и меценат, - укорил товарища Емельян Никифорович. - Уж поверь, перестройка амфитеатра влетела ему в копеечку!
- Нет, это ты мне поверь! - вспылил Соколов. - Отобьет свое на рекламе с лихвой! Подобная публика в убыток себе ничего не сделает. Капиталисты…
- Давай не будем ссориться, - мрачно глянул в ответ Красин. - К тому же мы уже пришли.
И в самом деле: на фасаде двухэтажного особняка красовалась яркая вывеска: "Терем". Перед высоким гранитным крыльцом дожидались клиентов сразу несколько открытых колясок, а на входе гостей встречал слуга в синей поддевке, жилете и заправленных в начищенные ваксой сапоги штанах.
Моих спутников слуга знал и поспешно распахнул перед нами дверь. Емельян Никифорович задержался сунуть ему в руку мелкую монету.
Внутри оказалось шумно. Просторный зал с пальмами в кадках вдоль стен и огромной люстрой под потолком был наполнен гомоном голосов; играла музыка, кто-то пытался декламировать стихи. На глаза попалось несколько свободных столов, но Иван Прохорович повел нас на второй этаж. Там было не так многолюдно.
- Франция - это просто какой-то кошмар, господа! - объявил собутыльникам статный молодой человек с пышной шевелюрой вьющихся волос. - Грязь! Физическая и, что еще страшнее, духовная!
Мы прошли мимо к свободному столу, и тогда Соколов небрежно бросил:
- Шлак!
Я обернулся и присмотрелся к столь нелицеприятно охарактеризованному им господину.
- От слова "шлакоблок", надеюсь? - спросил после у Ивана Прохоровича. - Не в плане оценки творчества?
Мои спутники рассмеялись.
- А вам, граф, палец в рот не клади! - покачал головой Соколов. - На ходу подметки режете!
Подошел официант, принес меню на русском.
- Чего изволите-с? - поинтересовался он.
За последний год я изрядно подтянул свое знание языка, поэтому в написанных кириллицей названиях не путался. Заказал тарелку ухи, черный чай и большую сковороду жареной картошки. Мог бы умять за один присест и целого поросенка в яблоках, помешала развернуться ограниченность в средствах.
Соколов остановил свой выбор на сибирских пельменях и соленьях, к ним велел принести графин водки.
- Только холодной, - предупредил он. - Не как в прошлый раз. Пить невозможно было.
- Возьмем с ледника-с, - уверил его халдей.
Красин, тяжело отдуваясь, вытер платком покрасневшее лицо и ткнул пухлым пальцем в строчку с супом-пюре.
- Соленый арбуз и хлебную корзинку? - уточнил официант.
- Неси, - махнул рукой Емельян Никифорович и повернулся ко мне: - Лев Борисович, не просветите нас, чем зарабатываете на жизнь? Не сочтите за назойливость, просто это самый верный способ завязать разговор.
- Я не зарабатываю, я трачу, - нейтрально улыбнулся я. - Трачу матушкино наследство, путешествую по миру, смотрю новые страны, знакомлюсь с людьми…
- Это дело, - одобрительно кивнул Соколов. - А вот нам с Емельяном Никифоровичем приходится в поте лица на хлеб насущный зарабатывать.
- В поте лица - это про меня, - возразил Красин. - Вы же, Иван Прохорович, как попрыгунья-стрекоза, с места на место перелетаете.
- Ну, потею точно меньше вашего, - огладил русую бородку Соколов. - А что бегать приходится - так работа такая. Нашего брата ноги кормят. - Он повернулся ко мне и официальным тоном объявил: - Соколов Иван Прохорович, специальный корреспондент ряда ведущих российских газет и журналов. Помимо этого, публикую фельетоны под псевдонимом Голый Король.
- Гол как сокол? Это от фамилии? - догадался я и потер подбородок. - Вот насчет короля не уверен. Что-то от Ивана к Цезарю?
- Два сапога пара, - фыркнул Емельян Никифорович. - Вам друг с другом точно скучно не будет.
- И какими судьбами здесь? - вежливо поинтересовался я. - Поправляете здоровье?
- Если бы! - горестно вздохнул Соколов. - На службе! - Он снял пробку с принесенного графина, налил себе стопку водки, потом зачем-то плеснул немного в чайное блюдечко и поинтересовался: - Лев Борисович, по маленькой?
- Пожалуй, воздержусь, - отказался я, с нескрываемым удивлением наблюдая за манипуляциями Красина, который положил в блюдце с водкой ломоть белого хлеба. - Жарко сегодня.
- Тут всегда жарко, - уверил меня Иван Прохорович. - Жарко, и не протолкнуться от известных личностей. А уж на открытие амфитеатра и вовсе весь бомонд собрался. Ожидается даже ее императорское высочество, слышали?
- Нет, - ответил я, нервно вздрогнув. Пересекаться со своей венценосной родственницей и тем паче ее окружением не хотелось абсолютно.
Обедаю - и сразу на вокзал. Без промедления.
Только вот не станут ли меня ждать именно там? Или даже не меня, а погибшего стюарда? Ведь он, без сомнения, намеренно выгадал время поджога, чтобы после прыжка с парашютом приземлиться в окрестностях Монтекалиды и укатить отсюда по железной дороге. Могут его встречать, могут.
Я погрузился в напряженные раздумья и едва не пропустил рассказ Соколова о причинах его пребывания в курортном городе.
- И вот меня посылают сюда светским обозревателем, - объявил Иван Прохорович, - а суточных выделяют - с гулькин нос. Не поверите, скоро начну милостыней побираться.