* * *
В подвал их провел мышиного вида субъект, который тут же и растворился среди толкущихся у стойки. С одного взгляда Вадиму стало ясно, что среди обычных посетителей здесь собралось достаточно людей из "леса". Кроме того, треть зала занимали обряженные в черную лоснящуюся кожу "бульдоги". Угрюмые, лохматые парни, с тусклыми глазами, беспрерывно смолящие дурного качества травку. Этим и табак не нужен, - травка клепалась из самого доступного - практически из мусора, в который добавлялась либо конопля, либо сенилка. В общем кабак был как кабак, и народ здесь сидел самый разномастный: тертые, фраера, сугубо местные и гости издалека. Как обычно беседовали громко, чуть ли не крича. Откуда-то из угла шумела простенькая музыка. В отличие от города, успевшего перейти на свечи, лучины и керосиновые лампы, здесь горело вполне устойчивое электричество. В мутном свете люди напоминали больных желтухой, зато полки бара, ломящиеся от целлофановых упаковок, цветастых бутылок и банок, выглядели просто роскошно.
Они заняли пустующий столик, и Вадим, вынув из кармана блокнотный лист, в несколько взмахов смел со стола грязь. Он был доволен, что для встречи с Лили выбрал в компаньоны именно Клочковского. Советник муниципалитета был старше его лет на десять-двенадцать, однако на их отношениях разница в возрасте ничуть не сказывалась. С советником Вадим чувствовал себя легко и раскованно. Было в Клочковском нечто глубоко симпатичное, располагающее к себе с самых первых минут. Беседуя с ним, Вадим не ощущал затаенных рифов, готового к выпаду штыка-ножа. Такое качество само по себе было редкостью, а уж Вадим умел ценить подобные вещи. Правило: "держи ухо востро и не спеши раскрываться" упразднялось в общении с Клочковским. Советник не имел обыкновения цеплять "на крюк" и бить кулаком в брешь. Когда-то он преподавал в университете историю. В нем и теперь проглядывал педагог. Дела, которые Пульхен предпочитал вершить с помощью маузера, бывший учитель стремился разрешать без нервов и крови. В предстоящей же встрече это было, пожалуй, самым важным.
Поднявшись, Вадим приблизился к стойке и быстро сговорился с обрюзгшим хозяином насчет заказа. За бутылку легкого вина с небогатой закуской ему пришлось отдать массивный серебряный браслет. Шутки ради он попробовал сначала выложить позаимствованные у Паучка купюры, но бармен невозмутимо отгреб их в сторону.
- Мне мусор без надобности.
- Что ж, тогда это, - браслет лег перед выжигой-барменом, и тот цапнул его, как кот зазевавшуюся мышь.
- Другое дело!
- Еще бы, - Вадим проводил браслет сочувствующим взглядом. Подобными вещичками он обзаводился время от времени в музее Ганисяна. Кое-что изымали у городских мародеров хлопцы Пульхена. Не раз уже ему приходилось спорить по этому поводу и с Клочковским, и с заведующим единственной клиникой города - Борей Воздвиженовым. Они пеклись о морали, Вадима интересовал конкретный результат. Как бы то ни было, никто из оппонентов его не переубедил. Вадим искренне верил, что в трудное время подобное добро не должно лежать без дела. В музеях ли, в частных руках все это творчество былого так и так сохранится. А даже если и нет, что с того? Его смешила сама мысль о "лишенных прекрасного наследия" потомках. В отпущенные тысячелетия мир наковал столько каменно-металлических безделушек, полотен, скульптур и мелодий, что никакому гению будет не под силу переварить подобное обилие. Хватит и малой доли, чтобы взрастить новый слой культурологов и ваятелей. Возможно, в чем-то им даже будет проще - меньше риска повториться. Впрочем, вслух свои мысли Вадим не высказывал. Его бы не поняли и не поддержали. Даже душка-старик Ганисян, по собственному почину решившийся на превращение художественного музея (кстати, лучшего в городе!) в подобие детского интерната, посматривал на его экспроприаторскую деятельность косо. А потому с апологетами искусства Вадим предпочитал не спорить, послушно кивая головой, уныло поддакивая, однако в минуты нужды под шумок и сокрушенные вздохи все-таки свершая свое черное дело. "Что значит - явиться на встречу с Лили, не организовав даже простенького заказа? Власть мы или не власть?!.." Примерно так рассуждал он, но рассуждал опять-таки про себя.
Возвращаясь к столу с подносом, Вадим окунулся на минуту в людской водоворот. Справа и слева судачили о разном и в то же время об одном и том же. Чаще всего упоминалось утреннее падение чужого самолета.
- …Хорошо еще, что пустышка. А то шарахнуло бы по-настоящему.
- Откуда его только принесло? Значит, живут еще где-то?…
- А в тех домах, что развалило, вроде и не было никого. Повезло людям!..
- Это каким людям? Тем, кого, значит, не было?… Ну, ты выдал!
- Да и не скажешь теперь точно - были или не были. Кто там копаться-то будет? Гора в три этажа.
- Какая гора? Я же говорю: пустышка летел. Пара зданий - разве гора? Вот когда на Химмаше тряхнуло, это да - намолотило так намолотило. Или на Сортировочной станции, к примеру. Надо было тебе посмотреть, как рвется транспорт с боеприпасами. Я-то видел. Сидел километрах в десяти и видел. Все, как на ладони…
Уберегая поднос от толчков, Вадим добрался наконец до столика.
- Что-то не спешат наши гости, - пробормотал он.
- Возможно, хотят убедиться, что мы здесь одни?
Вадим откинулся на спинку стула, с усмешкой оглядел зал.
- Действительно, если половина сидящих - из леса, почему бы второй половине не оказаться нашими людьми?
- Кит осторожен, только и всего.
Вадим пододвинул к Клочковскому распечатанную банку с консервами.
- Ладно… Как бы то ни было, деликатесами пренебрегать не стоит. Тем более, что за пределами этого заведения давно рубают стеарин с солидолом. Так что поцарствуем.
Клочковский промолчал.
Сидящий поблизости мужичок - во всем драном, пропахший мочей и свалкой, неспешно наливал собеседнику из бутыли. Ковыряя вилкой в своей порции, Вадим прищурился. Еще одно подобие живого Паучка. Только более запущенное. И конечно же рассказывает про самолет, упавший чуть ли не в ста шагах от рассказчика. То есть, само собой, ни в какое везение Паучок номер два не верил, но отметить счастливое событие вознамерился твердо. Его собеседник, худой, с выцветшим лицом мужчина, слушал равнодушно и больше следил за алюминиевой кружкой, из которой они поочередно отхлебывали по глотку.
- Меня беспокоит Поль, - Клочковский с театральным изяществом извлек из кармана платок, промокнул губы. Восхищенным взором Вадим проводил платок до кармана. Вот она порода! Дворянская кровь и так далее! Он-то о платках уже и думать забыл…
- Ты ведь в курсе, что он наговорил преподобному отцу?
Вадим кивнул.
- Слышал…
- Вот-вот. В самых непарламентских выражениях пообещал разнести из гранотомета ближайшую к его району церковь.
- Черт его знает, чего он так распалился. А в общем я поговорю с ним. - Вадим вздохнул. - Ох, уж мне этот ненавистник смирения! Понимаешь, есть у него пунктик - насчет гордости и гордыни. Вот и воюет с религией, как может.
- Пунктик не пунктик, но надо с ним серьезно потолковать, - Клочковский нахмурился. - Поль все более становится неуправляемым, и мне это очень не нравится. Пока он, конечно, не опасен, но видишь ли… Наблюдается тенденция, а значит, можно предположить, что с ним станет через месяц или два. Еще и с Пульхеном они на ножах. Не дай Бог, передерутся.
- Это верно. Где бродит Поль, там никогда не появится Пульхен, и наоборот. Кошка с собакой, черт бы их побрал! Хотя одно ведь дело делают!
Вадим вытер руки, взглянув на опустевшие жестянки, сожалеюще причмокнул губами. Консервы они прикончили в пару минут. И даже к вину не успели притронуться.
- Пожалуй, самого Поля я еще сумею придержать, - задумчиво произнес он, - но среди его архаровцев полно горячих головушек. Как быть с ними? Он же набирает к себе и правых, и левых. Иной раз попадаются и натуральные психи. Многие, ясное дело, обижены на Пульхена.
- Поль не только Пульхена, он и "бульдогов" задирает.
- Понял, Сергунь, понял. Бузы нам не надо, так что могу обещать: разговор состоится. Хотя, надо сказать, о вашем хваленом муниципалитете этот буян-медведь отзывается вполне справедливо.
- Ну, о нашем муниципалитете ты сам все прекрасно знаешь. Не все так просто. - Клочковский обиженно пожевал губами. - А я мало что там решаю. То есть практически ничего. А насчет бузы ты прав. "Бульдоги" расстреливают трубадуров, Поль - "бульдогов", а Пульхен под горячую руку крушит всех подряд. Чем все кончится - неизвестно. Потому, думаю, ты и затеял эти переговоры.
Вадим улыбнулся.
- Точно!.. Ты извини, Сереж, но я, как и Поль, не слишком доверяю нынешней власти. Какая она там у нас по счету? Десятая? Или двадцатая?… Словом, властям я не верил и не верю. Скорее - отдельным людям. Тебе, например, Ганисяну, Боре Воздвиженову…
- Киту, - продолжил за него Клочковский. - Или я ошибаюсь?
- Кха!.. Курить охота. - Вадим машинально ощупал карман куртки. Черт знает, сколько времени он не держал в зубах папиросы или хотя бы дешевенькой самокрутки. То есть, табачок, конечно, достать можно, но стоить это будет тех же браслетов и тех же колечек.
- Так ты в самом деле поверил Киту?
- Поверил, не поверил - не в этом дело, - Вадим говорил неохотно. - Не знаю, Сереж. Не знаю!.. Знаю только, что Кит - это сила. И при этом он не блатарь, не примитив, объединивший сброд. Чего-то он тоже хочет, понимаешь? А много ли в наше время людей, которые еще чего-то хотят? Само собой, я не о жратве с выпивкой, я о глобальном.
- Что ж, о глобальном - так о глобальном. Разгром Дикой Дивизии действительно заставляет задуматься.
- То-то и оно! - Вадим оживился. - Вспомни, если бы не Кит, может, и не сидели бы мы здесь сейчас. Силы-то были неравные. И никто Кита за хвост тогда не тянул. Сам взялся помогать. И потерял, между прочим, уйму людей.
- Ну, людей ему, положим, не очень-то было жаль, - Клочковский посопел носом. - Но в целом я согласен. Кит - лошадка нестандартная…
- О каких это лошадках вы тут говорите? - женский хрипловатый голос, перебил советника, заставив их вздрогнуть.
Обернувшись, Вадим разглядел Катрин. То есть в первый момент он ее даже не узнал. Время безжалостно обошлось с девушкой. Высокая, исхудавшая, с повылазившими от недоедания волосами и идиотским макияжем, она мало чем напоминала ту прежнюю рыжеволосую красавицу, что магнитом разворачивала головы мужчин при одном своем появлении. А ведь не виделись всего месяцев пять или шесть. Пять месяцев, полтораста дней, каждый из которых мог стать последним для каждого из них.
Впервые же они столкнулись в те далекие дни, когда Вадим сам влачил полуживотное существование. Была и в его жизни такая пора. Попробуй не оступиться, когда все кругом идет прахом. Умер отец, и он всерьез запил. Притоны, кабаки и подвалы стали для него подобием приюта. Именно тогда Катрин и вплыла в его судьбу - вплыла подобием вертлявой и ухоженной яхточки. Тогда о ней и впрямь можно было так сказать. И какое-то время, возможно, всего-то несколько недель - было их общим временем. Чем-то она помогла ему, что-то сумел приоткрыть для нее он. Влюбленность кончилась ничем, однако Вадим спасся. Катрин сумела-таки вытянуть его из смрадного болота, наставить на путь истинный, хотя сама предпочитала окольные тропы. А чуть позже уже сам Вадим пытался вытянуть ее из той же трясины. Увы, усилия оказались тщетны, ничего путного у него не вышло. Светлые идеи рыжеволосую Катрин не интересовали, грела исключительно любовь - сиюминутная, обманчивая, но создающая видимость жизни. Так или иначе, но у Вадима даже сложилось впечатление, что эта жизнь девушку вполне устраивает, и никакой другой - с той же полуголодной пайкой и той же бедностью она принимать попросту не хочет. Грустно, но они остались каждый при своем…
- Может быть, мальчики ожидают девочек? - Катрин, не спрашивая разрешения, присела за стол. - Одна дама уже есть.
- Мы заметили, - Вадим тряхнул чубом. - И, кстати, заметили, что дама едва держится на ногах.
- Еще чего! Очень даже держится, - Катрин фыркнула. - Просто даме нужно было присесть, вот она и выбрала мужчин посолиднее. Иначе, боюсь, меня отсюда скоро высвистнут. Вон тот тип у входа уже дважды предупреждал, так что ты, Вадик, будь добр, улыбнись мне. Пусть эта кругломордая обезьяна видит, что бедная девушка не одна.
- Это пожалуйста. Улыбками всегда богат. - Вадим и впрямь улыбнулся. - А что? Дама по-прежнему гуляет сама по себе и не желает ни на кого работать?
- Конечно! - Катрин причмокнула губами. - Какой ты понятливый! Сутенеров не любила и не люблю. Одна беда - их в нашем городе, как крыс и мокриц.
- Изведем, Катюш. Обязательно изведем.
- Эх, Вадик-Вадик. Крысы и мокрицы вечны. Ничего у вас не выйдет.
- Выйдет, Катюш, непременно выйдет. - Покосившись в сторону громилы, засевшего в кресле у дверей, Вадим вздохнул. Катрин была пьяна, но как обычно резала правду-матку. Дурой или простушкой ее назвать было нельзя, а в неистребимость сутенеров она верила тверже, чем в загробную жизнь. И вообще, судя по всему, настроение у нее было говорливое. На лице Катрин было написано живейшее желание обсудить свою разнесчастную жизнь, всех своих бывших воздыхателей, недругов и завистников. Вадим по опыту знал, что затянуться подобная беседа могла очень и очень надолго, однако и прогнать Катрин не мог. Прошлое обязывало.
Тоскливо оглядев зал, Вадим откупорил бутылку, щедрым движением придвинул ее даме. Так или иначе Лили еще не появился. Время следовало как-то коротать. Заметив недоуменный взгляд Клочковского, он вяло улыбнулся.
- Это Катрин… Не Денев, но тоже ничего. Моя старая знакомая.
- Ну, не такая уж и старая, - женщина кинула жеманный взор на Клочковского, кокетливо улыбнулась щербатым ртом.
* * *
В кабачке по-прежнему играла музыка, гомонили люди. Вадим не собирался деликатничать. Позволив Катрин немного выговориться, он резко сменил тему беседы и опять же мимоходом отметил промелькнувшее на лице Клочковского осуждение. Тактичный спутник готов был внимать Катрин с вечера и до рассвета, как того требовали правила приличия. Однако Вадима исповедь Катрин не слишком интересовала. Сейчас его более занимала предстоящая встреча, а потому он без колебания перевел разговор в нужное русло.
- Рассказала бы ты нам о другом, Катюш. Например о Ките с Лили. Что там толкуют о них в народе?
Катрин сразу его поняла. Хмельная поволока исчезла из ее глаз. Поджав губы, она пытливо посмотрела на собеседников.
- Ты собираешь худую информацию, душечка. И не там, где ее следовало бы собирать.
Вадим опустил ладонь поверх худенькой руки девушки, осторожно погладил.
- И опять ты, Катюш, ошибаешься. Я не держу тебя за информатора и никогда не держал. Ты сама видишь: тебе ничего не предлагают взамен. Просто сейчас это может оказаться для нас важным. Я очень хочу понять, как людям Кита удается проникать в город, минуя наши кордоны?
Клочковский осторожно кивнул. Подобная проблема его тоже занимала.
- Разве мы не друзья, Катрин?
Вадим с удовлетворением отметил промелькнувшую в глазах девушки нерешительность. Он кивнул на Клочковского.
- Ему можно доверять. Даже, пожалуй, больше, чем мне.
- Вот как? - она усмехнулась. Помолчав, спросила: - Но вы же не собираетесь делать глупости?
- Глупость глупости - рознь, Катюш. Кроме того, главные глупости всегда творят наверху. - Вадим передернул плечом. - А это простой человеческий интерес. Могу добавить, что никто не собирается воевать с Китом, скорее наоборот.
- Ого! Что-то новенькое!
- В том-то и дело. Но сама согласись, даже о союзнике тоже не мешает знать побольше.
- А ты слышал, что они вытворяют с доносчиками?
- Ты же не доносчица.
Голос Вадима был полон елея, и, непонятно улыбнувшись, Катрин наморщила лобик, на мгновение превратившись в старушку. Что-то про себя решив, с напускной бравадой кивнула головой.
- Ладно, была не была! Раскрывайте пошире уши, блюстители!
- Уже раскрыли.
- Так вот, дорогие мои пинкертоны, все обстоит очень просто. В Воскресенске каждая собака знает ваш броневик. Со всеми кляксами и загогулинами на броне. А теперь скажи, часто ли тебе или твоему Пачуген приходится объясняться с патрулем?
- Здрасьте, еще чего не хватало!.. - Споткнувшись на полуслове, Вадим озадаченно уставился на Катрин. - Погоди! Ты хочешь сказать…
Катрин замотала головой.
- Я пока ничего еще не сказала.
В разговор вмешался Клочковский.
- У них что, есть дубль? - тихо спросил он.
- Наконец-то, сообразили, козлики! - Катрин с лихостью мотнула кудрями. Голос однако у нее оставался напряженным. - Только ты, Вадик, мне обещал…
- Конечно, Катрин. Само собой! Но… Ты сама видела это чудо?
- И не один раз.
- Прелестно!
Новость оказалась и впрямь занимательной. Насупленный, Вадим смотрел прямо перед собой.
- Действительно все проще простого. - Сумрачно констатировал он. - Если они перерисовали Санькину мазню, их, конечно, никто не останавливает.
- Мне все-таки хочется быть спокойной, Вадим. - встревоженно произнесла Катрин.
Он снова погладил кисть девушки.
- Это только информация к размышлению, - сказал он. - Не более того, успокойся.
- К нам подходят, Вадим!..
Они одновременно повернули головы.
- Прошу простить, господа! - над ними высился обрюзгший громила - хозяин бара. На этот раз глаза его светились радушием, в руках он держал несколько бутылей и знакомый Вадиму браслет.
- Это велено вернуть, вино же в качестве презента.
- Презента от?…
Громила изобразил почтительную умиленность, заговорил чуть тише.
- От человека, который ожидает вас в отдельном кабинете. Как только попрощаетесь с дамой, пройдите сразу к нему. Но только один. Я вас провожу.
Громила вежливо отошел к стойке, застыл в ожидании. Вадим поглядел на Катрин, придвинул к ней бутыли с вином.
- Только прошу тебя, не напивайся. Лучше обменяй на что-нибудь путное.
- Не обещаю.
- Напрасно… - Вадим неторопливо поднялся. Взглянув на Катрин, вполголоса пробормотал: - На всякий случай советую исчезнуть. Мало ли что. Ну, а ты, Сереж, посиди здесь.
- Но мы хотели говорить с ним вдвоем!
- Увы, я здесь условий не диктую. Один, значит, один.
Клочковский и Катрин напряженно кивнули.