"Hugo Award", 2010 - "Лучшая короткая повесть" ("Best Novellette").
ПИТЕР УОТТС
ОСТРОВ
Вы послали нас сюда. Мы делаем это для вас: плетем ваши паутины и строим ваши магические порталы, пронизываем игольное ушко со скоростью шестьдесят тысяч километров в секунду. Мы никогда не останавливаемся, никогда не осмеливаемся даже притормозить - иначе свет вашего прибытия превратит нас в плазму. И все это для того, чтобы вы могли ступать от звезды к звезде, не запачкав ног в этой бесконечной пустоте между ними.
И если мы иногда просим поговорить с нами, то неужели это слишком много?
Я знаю об эволюции и инженерии. Знаю, насколько сильно вы изменились. Я видела, как порталы рождают богов, демонов и существ, которых мы даже не можем понять. Мне не верится, что они когда-то были людьми - наверное, это чужие, катающиеся автостопом по рельсам, которые мы оставляем за собой. Инопланетные завоеватели.
А может быть, разрушители.
Но я также видела, как эти врата остаются темными и пустыми, пока не исчезнут из вида позади. Мы строили догадки о вымирании и темных веках, о цивилизациях, сожженных дотла, и о других, восстающих из пепла. А иногда, позднее, выходящее из порталов напоминает корабли, которые могли бы построить мы - в свое время. Они переговариваются между собой - радио, лазер, нейтринные лучи, - и их голоса иногда чем-то напоминают наши. Было время, когда мы осмеливались надеяться, что они действительно похожи на нас, что круг вновь замкнулся на существах, с которыми мы можем говорить. Я уже сбилась со счета, сколько раз мы пытались сломать этот лед.
И не могу подсчитать, сколько эпох миновало с тех пор, как мы сдались.
Все эти повторы тают позади нас. Все эти гибриды, послелюди и бессмертные, боги и впавшие в оцепенение пещерные жители, запертые в магических и непостижимых для них "колесницах"… сколько их было? И никто из них ни разу не направил коммуникационный лазер в нашу сторону, чтобы сказать: "Привет, как дела?", или "Знаете, а мы победили Дамасскую болезнь!", или хотя бы "Спасибо, ребята, делайте и дальше ваше нужное дело!".
Ведь мы не какой-нибудь долбаный груз. Мы - хребет вашей проклятой империи. Если бы не мы, вас бы здесь вообще не было.
И еще… мы ваши дети. Какими бы вы ни стали, когда-то вы были такими же, как я. Однажды я вам поверила. Было время, очень давно, когда я всей душой поверила в эту миссию. Так почему же вы нас бросили?
Итак, новое строительство началось.
На этот раз, открыв глаза, я обнаружила знакомое лицо, которое никогда прежде не видела: парень немного старше двадцати. Физиономия чуть перекошена - слева скулы более плоские, чем справа. Уши слишком большие. Выглядит почти натуральным.
Я не говорила уже тысячу лет. И голос мой звучит как шепот:
- Ты кто?
Я знаю, что спросить должна не об этом. Любой на "Эриофоре" после пробуждения задает иной первый вопрос.
- Я твой, - отвечает он. Вот так дела… Выходит, я - мать.
Мне хочется это обдумать, но парень не дает мне такой возможности:
- По графику тебя не следовало будить, но шимпу понадобились дополнительные руки. На очередной стройке возникла ситуация.
Значит, шимп все еще у руля. Как всегда. Миссия продолжается.
- Ситуация? - переспрашиваю я.
- Возможно, сценарий контакта.
Интересно, когда он был рожден? И думал ли когда-нибудь обо мне - до сегодняшнего дня?
Этого он мне не говорит. Сообщает лишь:
- Впереди звезда. В половине светового года. Шимп думает, что она разговаривает с нами. В любом случае, - мой сын пожимает плечами, - торопиться некуда. Еще куча времени.
Я киваю, но он медлит. Он ждет тот самый Вопрос, но я уже вижу на его лице нечто вроде ответа. Наши помощники должны быть неиспорченными, созданными из безупречных генов, укрытых глубоко внутри железно-базальтовой обшивки "Эри", где им не угрожает смертоносный радиационный ливень "фиолетового смещения". И все же у этого парня есть дефекты. Я вижу их на его лице. Вижу, как крошечные пары нуклеотидов в хромосомах резонируют от микроуровня к макроуровню и делают его чуточку неисправным. Выглядит он так, как будто вырос на планете. И как будто его родителей всю жизнь лупил ничем не смягченный солнечный свет.
Насколько же далеко мы уже оказались, если даже наши безупречные строительные блоки настолько поизносились? Сколько времени у нас на это ушло? И как долго я была мертва?
"Как долго?" Это и есть первый вопрос, который задают все.
Но прошло уже столько времени, что я не хочу это знать.
Когда я прихожу на мостик, он одиноко сидит возле объемного тактического дисплея, который мы называем Баком. Глаза у него полны пиктограмм и траекторий. Кажется, я вижу в них и кусочек себя.
- Не расслышала твоего имени, - говорю я, хотя уже заглянула в корабельный манифест. Мы только что впервые увиделись, а я уже лгу.
- Дикс. - Он не сводит глаз с Бака.
Ему больше десяти тысяч лет. Из них он прожил около двадцати. Мне хотелось бы узнать, много ли ему известно, с кем он познакомился за эти жалкие два десятилетия: видел ли он Ишмаэля или Конни? Известно ему, удалось ли Санчесу уладить свой конфликт с бессмертием?
Я хочу знать, но не спрашиваю. Таковы правила.
Оглядываюсь:
- Мы только вдвоем?
Дикс кивает:
- Пока вдвоем. Если понадобится, разбудим еще. Но…
Он замолкает.
- Что?
- Ничего.
Я сажусь рядом с ним возле Бака. Там висят просвечивающиеся клубы и полосы, похожие на замерзший дым с цветовой кодировкой. Мы на краю облака молекулярной пыли. Оно теплое, полуорганическое, там много разных веществ. Формальдегид, этиленгликоль, обычные пребиотики - строительные блоки для создания сложных органических молекул. Хорошее место для быстрой стройки. В центре Бака тускло светится красный карлик. Шимп назвал его DHF428 по причинам, которые меня давно перестали заботить.
- Рассказывай, что к чему, - говорю я.
Он бросает на меня нетерпеливый, даже раздраженный взгляд:
- И ты тоже?
- Ты о чем?
- Как и другие. На других стройках. Шимп может просто выдать все данные, но они все время хотели говорить.
Черт, его линк все еще активен. Он подключен.
Я выдавливаю улыбку:
- Просто культурная традиция, наверное. Мы о многом говорим, это нам помогает… снова воссоединиться. После таких длительных отключений.
- Но это же так медленно, - жалуется Дикс.
Он не знает. Почему он не знает?
- У нас еще половина светового года, - напоминаю я. - Мы куда-то торопимся?
Уголок его рта дергается.
- Фоны вылетели по графику. - После его команды в Баке возникает сгусток фиолетовых искорок, они в пяти триллионах километров перед нами. - По большей части все еще сосут пыль, но им повезло: нашли пару больших астероидов, и перерабатывающие установки рано запустились. Первые компоненты уже выделены. Но потом шимп заметил эти флуктуации солнечного излучения, в основном в инфракрасной области, но на границе видимого спектра. - Картинка в Баке мигает: пошла ускоренная запись изображения звезды.
И точно, она мигает.
- По-моему, интервалы между вспышками не случайные.
Дикс чуть наклонил голову, не совсем кивнув.
- Выведи динамику во времени. - Я так и не смогла избавиться от привычки слегка повышать голос, обращаясь к шимпу. Искин послушно (вот что самое смешное) убрал космический ландшафт и заменил его на
- Повторяющаяся последовательность, - сообщил Дикс. - Яркость самих вспышек не меняется, но интервалы между ними возрастают в логарифмической зависимости, с циклом в 92,6 секунды. Каждый цикл начинается при 13,2 километра в секунду и со временем деградирует.
- А нет ли вероятности, что это природное явление? Маленькая черная дыра, болтающаяся возле центра звезды… или что-то в этом роде?
Дикс как-то нелепо тряхнул головой, изобразив отрицание:
- Но сигнал слишком прост, чтобы содержать много информации. На реальный диалог не похоже. Скорее… на крик.
Отчасти он прав. Много информации там быть не может, но ее достаточно. Например: мы умные. Мы достаточно могучие, чтобы управлять яркостью целой чертовой звезды.
Возможно, здесь все же не очень удачное место для строительства.
Я поджимаю губы.
- Звезда подает нам сигнал. Ты это хотел сказать.
- Может быть. Подает сигнал кому-то. Но он слишком простой для "розеттского" сигнала. Это не сжатый архив, он не может сам себя распаковать. Это не последовательность чисел Бонферрони или Фибоначчи, не число пи. И даже не таблица умножения. Не за что зацепиться.
Но все же это разумный сигнал.
- Нужно больше информации, - говорит Дикс, проявив себя повелителем ослепительно очевидного.
- Фоны, - киваю я.
- Э-э… при чем тут они?
- Мы расположим их в виде массива. Используем много плохих глаз для имитации одного хорошего. Это быстрее, чем запустить туда обсерваторию на большой скорости или изготовить ее на месте.
Его глаза расширяются. На мгновение он выглядит почти напуганным, непонятно почему. Но этот момент проходит, и он снова делает нелепое движение головой:
- Это отвлечет слишком много ресурсов от строительства, так ведь?
- Отвлечет, - соглашается шимп.
Мне хочется фыркнуть, но я сдерживаюсь:
- Если тебя настолько заботит соответствие контрольным точкам нашей стройки, шимп, то оцени потенциальную угрозу, создаваемую неизвестным разумом, достаточно могущественным, чтобы контролировать энергетическую отдачу целой звезды.
- Не могу, - признает он. - У меня недостаточно информации.
- У тебя вообще нет информации. О чем-то таком, что может при желании остановить всю нашу миссию. Так что, может быть, тебе следовало бы что-то разузнать.
- Хорошо. Фоны перепрограммированы.
Подтверждение высвечивается на переборке - сложная последовательность танцевальных инструкций, которую "Эри" только что выстрелил в пустоту. Через шесть месяцев сотни фонов - самовоспроизводящихся роботов - станцуют вальс и выстроятся в импровизированную наблюдательную решетку. Еще через четыре месяца у нас может появиться для обсуждения нечто более веское, чем вакуум.
Дикс смотрит на меня так, словно я только что произнесла магическое заклинание.
- Шимп может управлять кораблем, - говорю я ему, - но он до омерзения тупой. Иногда нужно просто сказать ему, что делать.
Он выглядит слегка обиженным, но под обидой безошибочно угадывается удивление. Он этого не знает. Он не знает.
Кто, черт побери, растил его все это время? И чья это проблема? Не моя.
- Разбуди меня через десять месяцев, - говорю я.
* * *
Он словно никуда не уходил. Я снова прихожу на мостик, а он уже там, смотрит на тактический дисплей. DHF428 заполняет Бак - разбухший красный глаз, который превращает лицо моего сына в маску дьявола.
Он бросает на меня краткий взгляд. Глаза расширены, пальцы подергиваются, словно через них пропускают ток.
- Фоны ее не видят.
Я еще не совсем отошла после сна.
- Не видят что?
- Последовательность! - голос у него на грани паники. Он покачивается вперед-назад, перемещает вес с ноги на ногу.
- Покажи.
Дисплей разделяется пополам. Теперь передо мной светятся два клонированных красных карлика, размером с оба моих кулака каждый. Слева он такой, каким его видит "Эри": DHF428 по-прежнему мигает, как он это делал (предположительно) все последние десять месяцев. Справа - композитное изображение, переданное составным глазом: интерферометрическая решетка, построенная из множества точно расположенных фонов, все их рудиментарные глаза теперь распределены слоями и совместно выдают картинку, близкую к высокому разрешению. С обеих сторон контраст усилен так, чтобы бесконечное подмигивание красного карлика стало видно невооруженному человеческому глазу.
Но только подмигивание видно лишь в левой части дисплея. Справа звезда светится ровно, как свечка.
- Шимп, возможно ли, что чувствительности решетки недостаточно, чтобы увидеть эти флуктуации?
- Нет.
- Хм-м… - Я стараюсь представить какую-нибудь причину, из-за которой шимп мог солгать.
- Какая-то бессмыслица, - жалуется сын.
- Смысл есть, - бормочу я, - если мигает не звезда.
- Но она мигает… Ты же это видишь… погоди, ты хочешь сказать, что есть нечто позади фонов? Между… между ними и нами?
- Угу.
- Какой-то фильтр. - Дикс немного успокаивается. - Но разве мы его не увидели бы? Разве фоны не наткнулись бы на него, следуя к звезде?
Я перехожу на командный голос, каким общаюсь с шимпом:
- Какое сейчас поле зрения у курсового телескопа "Эри"?
- Восемнадцать микроградусов, - отвечает шимп. - При текущем расстоянии до звезды поперечник конуса составляет 3,34 световой секунды.
- Увеличь до ста световых секунд.
Изображение разбухает, уничтожая прежнее, разделенное на две части. На мгновение звезда снова заполняет Бак, окрашивая все на мостике в темно-красные тона. Затем съеживается, точно съедаемая изнутри.
Я замечаю какую-то нечеткость картинки.
- Можешь убрать этот шум?
- Это не шум, - сообщает шимп. - Это пыль и молекулярный газ.
Я удивленно моргаю.
- Какая у него плотность?
- Сто тысяч атомов на кубометр. На два порядка больше туманности.
- Почему он такой плотный? - Мы наверняка заметили бы любое небесное тело, достаточно массивное, чтобы удерживать возле себя столько материала.
- Не знаю, - признается шимп.
У меня возникает тошнотворное ощущение, что мне известен ответ.
- Настрой поле зрения на пятьсот световых секунд. Повысь усиление условных цветов в ближней инфракрасной области.
Космос в Баке становится зловеще темным. Крошечное солнце в центре, теперь размером с ноготь, сияет с возросшей яркостью: раскаленная жемчужина в мутной воде.
- Тысяча световых секунд, - командую я.
- Вот оно, - шепчет Дикс.
Края Бака теперь вновь по праву занимает дальний космос: темный, чистый, первозданный. DHF428 располагается в центре тусклой сфероидной завесы. На такие иногда натыкаешься - это ненужные ошметки звезды-спутника, чьи конвульсии извергают газы и излучение на световые годы. Но 428 - не останки новой звезды. Это красный карлик, безмятежный и мирный, звезда среднего возраста. Ничем не примечательная.
Если не считать того факта, что она сидит точно в центре разреженного газового пузыря диаметром 1,4 астрономической единицы, то есть 210 миллионов километров. И того, что этот пузырь постепенно не рассеялся, не растаял в космической ночи. Нет, если отбросить вероятность серьезной неисправности дисплея, то получается, что эта небольшая сферическая туманность расширилась от центра до диаметра примерно в триста пятьдесят световых секунд, а затем просто остановилась, и границы ее намного более четкие, чем на то имеет право природное явление.
Впервые за тысячу лет я жалею, что не подключена к компьютеру нейронным шунтом. У меня уходит целая вечность, чтобы набрать движениями глаз параметры поиска на клавиатуре в голове и получить ответы, которые мне уже известны.
Компьютер выдает цифры.
- Шимп, повысь яркость условных цветов для волн 335, 500 и 800 нанометров.
Ореол вокруг 428 вспыхивает, как крылышко стрекозы на солнце. Как радужный мыльный пузырь.
- Оно прекрасно, - шепчет мой пораженный сын.
- Оно способно к фотосинтезу, - сообщаю я.