Идущие - Лина Кирилловых 17 стр.


До него здесь уже были. Кривые царапины на стенах, будто кто-то хватался пальцами (когтями?), пытаясь взобраться вверх по скользкой глинистой земле, утоптанный бесцельным брождением пол, стойкий запах страха, грязи и мочи - тюремная яма как она есть, мрачная, сырая, промозглая, с тёмной густотой теней и вяжущей атмосферой отчаяния. Кого эти остроухие мариновали тут - врагов, будущих рабов? Или всё-таки еду… Но такой, как он, в яме вряд ли сидел раньше. Чем не повод для гордости. Только, наверное, всё-таки не своей - их.

Человек нашёл под ногами ветку и выскреб на стене инициалы: "Р.Р."

"Это всё, что останется от меня, если…"

Хорошенькое наследство!

Рыжая хмарь плясала перед глазами. Чёртово наваждение. Что с ним теперь станет?

Подперев подбородок рукой, Капитан смотрел на еловые лапы, простёртые над тёмным прямоугольником вырытого в земле углубления ямы-тюрьмы. Уютно заворчал вновь поставленный электрический чайник. На всю дежурку тонко, приятно и ненавязчиво пахло имбирным вареньем и терпкой густотой чёрного чая. Один из координаторов спросил Капитана, что он об этом думает.

- Отличное чаепитие, - произнёс Капитан. - И варенье вкусное. Надо мне почаще заходить.

Координатор коротко хохотнул и кивнул на экран - я, мол, про дурика в яме.

- Ну, что тут можно сказать. Кому-то немного не повезло.

- Да он вообще счастливчик! Через такой лес прошёл, и ни один местный хищник даже за пятку не цапнул. Даже не учуял. Зато теперь сожрут хвостатые. Но это не так обидно - стать ужином почти себе подобному.

- Почти подобному, - иронично повторил Капитан. - Вот именно - почти. И почему не обидно? Не вижу в подобном варианте съедения ни малейших плюсов.

- Потому что эти дикари, имеющие, впрочем, вполне благородные души, ни за что не заставят себе подобного мучиться, растаскивая по кусочкам наживую. Они сперва его оглушат, а потом аккуратно перережут горло. И миску подставят, чтобы никого не забрызгало.

- Обычаи у них такие. Правила, - вставил второй координатор. - А из крови, натёкшей с горла, они варят похлёбку.

- Молодцы, - сказал Капитан.

- Не испугался, смотри-ка, - огорченно произнёс первый координатор. - И даже бровью не дёрнул. Ты и правда такой закалённый, как все говорят… или тебе просто до лампочки, а, Капитан?

- Я просто знаю, что до кровавого супа дело здесь не дойдёт. Там ведь на Горе наш шаман.

Они, все трое, уставились на нависшие над ямой ветви.

За ямой был лес, а за лесом, его буреломом, наполненными жижей оврагами и звериными тропами, за гнездовищами странных тварей, полянами с ловящими птиц цветами-хищниками и почти сравнявшимися с землей развалинами лежала, точней, возвышалась Гора - сухой, заросший соснами холм. На Горе Курт ждал команды контактной группы, которая как раз сейчас проводила экстренное совещание.

- Бедняга попавший, - сказал Капитан. - Такие нервы.

Первый координатор пожал плечами.

- Он держался вполне достойно. Правильно. Вел себя спокойно и никого не провоцируя. Но это, наверное, поначалу - скоро познает все прелести постшокового синдрома, и вот тогда будут нервы, да ещё какие… Если пустится в анализ, - если вообще сможет рассуждать, потому что для этого дела нужен холодный разум, а не истерия и паника - то додумается до правительственного эксперимента или чего похуже. В девяти из десяти случаев такие бросаются на спасательную службу с кулаками и вопят о гражданских свободах.

- А в одном оставшемся? - полюбопытствовал Капитан.

- Благодарят, валяясь в ногах.

Координатор умолчал о тех, к кому не успели, но Капитан понял.

- Пусть уж лучше с кулаками, чем в виде закоченевшем и неподвижном. А то и обглоданном…

- На самом деле он самый везучий из всех его коллег-неудачников.

- Да. Только Курту с ним приключение…

Строка телетайпа замигала зелёным. Но это был не Курт - автоматическая проверка связи.

- Что с ним сделают, когда выловят? - спросил Капитан.

- По ситуации, - уклончиво ответил координатор. Его приятель поднёс палец к виску, имитируя пистолетное дуло, и нажал на воображаемый курок.

- Пуф!

- Чушь, - проворчал Капитан. - Смысл спасать тогда.

- Ну, в какой-то мере пистолет верен, - возразил первый. - Если принять за ликвидацию один старый добрый укол. Да ты знаешь ведь.

Капитан ничего не ответил. Он знал. И только подумал в очередной раз о том, откуда берётся тот самый амнезий. Он ни разу не слышал и не видел в базе, чтобы амнезий производила относящаяся к Организации фармакологическая лаборатория. Либо такая секретность, что спрятана под кодом рангом выше, либо препарат поступает извне. Из обычного мира или из-за какой-то двери.

- Ну, если он вдруг сам доктор, - продолжил первый координатор, - то, конечно… кхм.

И об этом Капитан тоже подумал. Большинство врачей Организации не были Идущими.

- Могут оставить. И его, и его память, - сказал Капитан.

- Могут предложить остаться, а дальше уж как решит. Но вряд ли этот тип хирург или анестезиолог. Даже просто студент медицинского. Какой-то он хлипкий… тощий… блёклый… офисный планктон, не иначе.

- Студенты тоже бывают тощими, потому что вечно голодные, - сказал второй координатор. - По себе помню - ветром сдувало.

Его друг рассмеялся.

Нга-Лог дышал запахами бора и шёл торопливо, быстро, даже не сбивая острием копья цветочные головки, как всегда делал по дороге к Горе, чтобы не скучать. Перелез под вздыбленными корнями, обошел два болотистых омута, где орали квакши, поплевал через согнутый локоть, прежде чем переходить протоку, - чтобы дух-водянник не уволок на дно - заприметил на тропе кучку свежего лесиного помета и сделал дугу сквозь колючник. В колючнике вляпался в паутину, полную мошкары и каких-то драных мотыльков, и долго брезгливо чистился. Поцарапался о затаившийся куст крюкохвата, зализал ранку, чавкнул ногой в грязи. Снова поторопился.

Внутри он был чист, как восходящий на погребальный костер. Ему не положено, он мужчина - так сделает Нга-Эу, а остальные нга будут сидеть вокруг и смотреть. Пока её третий глаз не закроется навсегда, огонь будет омывать их сознания. Через общую боль нга приблизятся к Светочу.

"Настоящий Светоч - на небе, но он спрятан дымом, несущим дожди, - говаривал родитель родителя. - Наш Светоч - лишь его глаз. Иногда дым рвётся. Тогда Светоч отражается в своём глазу, и тот сияет. Но когда-нибудь настоящий, высший Светоч увидят целиком. Я, конечно, не доживу, не доживёшь и ты, и твой брат, и его и твои маленькие, но это будет праздник, большой праздник, потому что на все племена снизойдет великое благо, которое принесёт спокойствие, мир, сытость и процветание".

Родитель родителя давно умер, умер родитель, Нга-Лот, рассказавший это двум братьям, а настоящий Светоч всё не появлялся в небесном дыму, но нга хранили веру в него и ждали. Может, что-то им всем надо сделать, чтобы высший Светоч прогнал небесный дым. Только что, непонятно. Молиться?

В подлеске завозился Большой, высунулся, глянул умными глазами. Нга-Лог поклонился предку, пожелав удачной охоты. Большой дёрнул ушами, прищурился и обвил лапы хвостом: и тебе того же, сын-нга. Нга-Лог почтительно подождал, пока он не исчезнет в зарослях. Немного повеселел: увидеть Большого - к добру. Может, всё обойдётся? И шаман поворожит и скажет: чужой - плод женщины и оборота, негоже ему жить и плодится… И Нга-Лор прикажет убить двуглазого, чтобы достать сердце. И Нга-Эу съест сердце и наконец понесёт. А Нга-Аи…

Взметнулось видение: жёлтая, как Светоч, коса, трудолюбивые руки. Глаза - редкий цветок крюкохвата. Острые ушки, улыбка. В груди застучало, будто от страха, но сладко. Нга-Лог зажмурился.

Свистун поприветствовал его короткой трелью. Земля пошла вверх - подножие. На увалах буйно разросся чернец. Нга-Лог насобирал пригоршню и съел, вытер потемневший рот, повозил языком между зубами, выскребая зёрнышки. Чернец - вкусный, конечно, но мясо лучше.

Здесь была тропа шамана - плотная, утоптанная, каждым своим отворотом помнящая его твёрдую поступь. Он спускался с Горы и собирал в бору травы и ягоды, мох и лесиную шерсть, беседовал с духами и Большим. Шаман всё всегда знает о дожде и посевах, потому что ворожит в своей хижине. Может, он даже знает, как навсегда прогнать небесный дым, чтобы Светоч был не на земле, а над головами. Нга-Лог никогда не спрашивал, не хватало смелости, да и Нга-Лор не велел, а как было бы хорошо, если бы шаман им в этом деле помог…

На кряжистом гриб-дереве висел звон, а рядом, у ствола в траве, лежала большая дубинка. Нга-Лог поднял её, размахнулся и ударил. Гул заставил стаи птиц взвиться над бором и отозвался болью в ушах.

Хоть бы шаман был милостив. Вспомнит ли он, что ночью погладил Нга-Лога по голове, или разгневается и прогонит?

К. - Центру

Кэп, зацени.

Центр - К.:

Ты зачем в зелёнке вымазался?

К. - Центру

Ну как - чтобы соответствовать. Теперь я тоже полосатый. Сейчас ещё надену побрякушки и шкуру… В глазницах, кстати, светодиоды.

Центр - К.:

Дверь побери. Ты ужасен. То есть, я хотел сказать - прекрасен. Мил и красив. Тебе очень идёт. А чей это череп?

К. - Центру:

Спасибо, начальник

Да водится в лесу один зверь, местные его кличут Большим - или Внушительным, не до конца расшифровано - и чтят, как предка. Что логично: этот Внушительный не более, чем втрое укрупнённый кот. Только вон, с какими клыками, и шкура у него почти красная… Тёплая шкура, мне нравится. Хочу куртку из такой же.

Центр - К.:

Хотеть не вредно. Истребление эндемиков под запретом

А то, что шаман таскает на плечах шкуру предка, это нормально?

К. - Центру

Конечно. Шаман здесь по стандартной схеме есть не кто иной, как посредник между миром духов и хвостатыми, потому и сам частично Внушительный. Так что нормально. Никто, по крайней мере, не жаловался.

Центр - К.:

Ну, не знаю. Меня бы возмутило до печёнок

Привет гостю.

К. - Центру

Правильный ты наш. То, что обезьянки в цирке выступают на унижающих звание предка клоунских ролях - это тебя ведь не волнует, так?

Ага, поглажу.

Центр - К.:

А я произошёл не от них.

К. - Центру

От кого тогда?

Центр - К.:

Звёздная пыль. Просто звёздная пыль.

Распластавшись в порыжелой хвое, Нга-Лог ждёт. Дальше ему идти нельзя: у гриб-дерева граница Горы, граница становища шамана. Там, наверху, куда уходят затканные низким дымом земля и деревья, по поверью, стоит большая хижина. Перед ней горит очаг, и огонь в нём негасим даже в самый лютый ливень. К очагу выходят звери: раненый в драке хорь, Большой с колючками в лапе, укушенный гадом лесь. Шаман лечит всех, ничего не прося взамен. Нга тоже могли бы прийти, но они разумные, и им стыдно: все свои раны они стараются исцелить сами, чтобы шаман не посчитал их слабыми и недостойными своего покровительства.

Так и сказал когда-то Нга-Анг:

- Большой рогатый лесь дрожит и плачет, если сломал ногу, а я, который меньше него, стисну клыки и стерплю. Разум дан не для жалоб, а для знания.

Он пришёл в одну мену и остался, и привёл с собой Нга-Аи, и стал их знахарем и травником, и воспитателем, учащим маленьких, и не чтил шамана, как другие.

- Я поднимусь в Гору и посмотрю ему в лицо. Он такой же, как мы. Пусть спускается вниз и охотится, и сеет, и приносит пользу.

Нга-Лот раздувал ноздри и рычал. Нга-Анг и он часто ссорились.

- Нечестивый! Иди, если хочешь. Твои кости порастут мхом у подножия.

Нга-Анг ходил дважды и остался цел.

- Шаман прячет глаза под ликом Большого и отходит, не давая всмотреться. Я ему не верю.

В ореховнике его ужалил гад. Мучаясь болями, Нга-Анг запретил нести себя в Гору. Нга-Лог бежал быстро и, лёжа на земле, умолял шамана спасти соплеменника. Шаман пришёл с ним в становище, но было поздно. Многие тогда уверились, что Светоч покарал нечестивца.

Нга-Лог замирает, услышав шаги. Поджимает хвост и уши в знак покорности, закрывает третий глаз, как велят правила, хотя тут, у Горы, его и так не услышит ни один нга. Шаман усаживается рядом с ним - шуршит хвоя - и гладит его по макушке. Бряцают кости-браслеты, амулеты и обереги, постукивают, рядами нанизанные на лозу. Разговор начинается.

"Сын Светоча и Большого, брат нга, Тот, Кто Живёт На Горе, великий шаман, приветствую тебя", - чертит Нга-Лог в песке.

"И тебе привет, братец. Ты хочешь спросить про чужого?"

Шаман уже знает, зачем к нему пришёл вестник. Нга-Лог крепче прижимается к земле, читая символы единственным приоткрытым глазом.

"Да, великий. Что нам с ним делать?"

Шаман молчит, не чертит - спрашивает у духов и Светоча. Он всегда с ними советуется, когда происходит что-то серьёзное: гниют посевы, болеют маленькие, леси начинают беспричинно бросаться на нга. Когда шаман молчит, встревать не нужно - а то помешаешь. Но Нга-Лог понимает, что недорассказал ему важное.

"Мы не сделали чужаку ничего плохого, - поспешно добавляет Нга-Лог. - Он в яме-тюрьме, но сыт и спрятан от голодных зверей. Даже не ранен. Я сам его вёл".

Шаман чуть сжимает кисть его руки - это знак одобрения. Крепкая у шамана ладонь, сильная, тёплая. Касание наполняет доверчивой радостью: шаман дружелюбен, поможет.

"Забрали ли вы что-то, что было при нём?"

"Нет, великий. Только обнюхали".

"Хорошо. Он Громкий?"

"Громкий".

"Стерегите всю ночь, к утру приводите сюда. Я буду говорить с ним".

"Да, великий, - Нга-Лог кивает, трётся щекой о землю. - Он не опасен для нас?"

"Он не опасен. Он не принесёт вам ни мор, ни проклятья. Не пугайте его, не тычьте копьями, не рычите. Он - тоже брат, тоже нга".

"Да, великий. Но его двуглазость отвращает. Прости нас за это".

Шаман тихонько смеётся.

"Всё непривычное странно. Но что бы ты сказал, узнав, что двуглазый и я?"

"Шаман велик, - растерянно отвечает Нга-Лог. - Значит, то захотел Светоч".

Шаман долго молчит. В верхушке гриб-дерева начинает возиться откуда-то налетевший ветер.

"Посмотри на меня", - наконец чертит собеседник.

Он снимает лик Большого с шорохом и стуком. Костяным стуком, холодным, властным и уверенным. Нга-Лог слышит и обмирает - всё равно, как если бы шаман вытащил своё сердце живьём!

"Нет! - Нга-Лог сжимается в клубочек посреди колючей хвои. - Нга-Анг тоже смотрел и умер!"

Он может говорить Нга-Аи, что это не так, но сам верит. Глупый-маленький…

"Не бойся, братец. Посмотри".

Шаман гладит его по спине. Вздыхает, опускает руку на волосы. Стыдно, должно быть, шаману, что один из тех, о ком он заботится, такой трус… А стыдно должно быть Нга-Логу. Но тот лишь крепче зарывается лицом в хвою, царапаясь об неё и о землю, потому что не хочет видеть, потому что правда боится, ёжится и вздрагивает, а шаман вдруг начинает петь - как сегодня ночью в хижине. Знакомые звуки Громкой речи, мягкие и успокаивающие, наконец вызывают стыд и недовольство собой. И как можно носить копьё, когда тебя баюкают, будто родитель - маленького? Нга-Лог ворочается, утыкается в гладящую его ладонь. Пальцы осторожно тянут его за волосы, прося приподнять голову. Нга-Лог уже не жмурится. Но шаман закрывает ладонью лоб, и без того закрытый третий глаз, не желая делить то, что сейчас покажет Нга-Логу, с другими. Нга-Лог кивает, понимая. И глядит - совсем без удивления, но с восхищением, смущаясь: так красиво! Красивые у шамана глаза, зелёные-зелёные, одновременно словно светли и трава, колючник и поросшие мхом камни… Их два, как у сегодняшнего чужака, и смотрят они добродушно, улыбчиво. Тяжёлый комок в груди куда-то откатывается. Два глаза, оказывается, могут быть совсем не уродливыми!

"Доверяю тебе тайну. Двуглазый - родом из моего племени. Он не оборот, не зверь. Потому приведите его невредимым. Я должен вернуть его домой, в наше становище".

Нга-Лог кивает, почтительно тычась лбом в хвою. От смущения красный, как, помнится, Нга-Эу, когда брат сказал ей, что берёт её в жёны. Рад, что шаман не обиделся. Не обиделся ведь?

"Стал ли я тебе неприятен, братец?"

Нга-Лог честно слушает себя изнутри. Там всё трепещет, но нехорошего нет.

"Нет, великий".

"Что увидел - никому не говори".

"Не скажу".

"Ступай, если больше нет вопросов".

Забыл про корни! Нга-Лог складывает ладони, прося прощения. Шаман улыбается ему.

"Дар от нга. Коренья".

"Спасибо, братец. У меня тоже для тебя кое-что есть".

Шаман вкладывает в ладонь Нга-Лога маленький острозубый череп на плетёной лозе, пропущенной между пустыми глазницами. Снял незаметно у себя с шеи - лоза ещё хранит тепло.

"Куница, зверь ловкий и гибкий. Амулет поможет тебе уберечься от смерти".

"Скоро битва?" - испуганно вопрошает Нга-Лог.

Шаман снова смеётся, весело.

"Просто так".

Центр - К.:

Для чего ты снял маску, дубина?

К. - Центру

Это - борьба с ксенофобией и расизмом. Пусть обучаются терпимому отношению к инаковыглядящим.

Центр - К.:

Курт, они - дремучее племя. Им до терпимого отношения - тысячелетия. А если бы он психанул и продырявил тебя копьём?

К. - Центру

Этот не стал бы.

Центр - К.:

Почему ты так уверен?

К. - Центру

Я ему симпатичен. И он мне тоже.

Центр - К.:

Нет, Курт, сюда ты его не возьмёшь.

К. - Центру

Я и не хотел, только шутил. Один кот у нас уже есть, хватит.

К тому же, это стопроцентно удержит хвостатых от причинения вреда чужаку. Авторитет шамана слишком большой. То, что шаман и чужак - одного племени, всё равно что табу на убийство. Наш парнишка в случае чего сможет остановить чересчур рьяного соплеменника.

Центр - К.:

Тебе ведь не давали таких инструкций.

К. - Центру:

Но и не запрещали.

Чужака я вообще забрал бы, не откладывая в долгий ящик, но локалка схлопнулась на подзарядку, а ночью прямо по лесной тропе - увольте. Опасно и для меня, и для них, если они его сейчас поведут. Идти в одну сторону и там сторожить до утра не вариант - в шесть нужно поймать и закрепить дверь, мы просто не успеем обернуться. По темноте опять же нельзя. Так что жду завтра и её, и нашего джинсового неудачника. Всё будет хорошо.

Назад Дальше