Я ничего не ответил, лишь плечами пожал. В принципе я всегда был открыт для любых экспериментов. И любой новый опыт был мне не отвратен. Но я знал за собой, что являюсь животным социальным, и наперед никаких обещаний и клятв давать не хотел.
- Нет, ну а что мы реально теряем? Телевизор? - стал детализировать Серега.
Я опять промолчал.
- Или бизнес этот наш долбаный, где мы белками в колесе? В чертовом. На оборотные средства горбатимся. Сорок скоро. Сколько можно жизнь на будущее откладывать? А, Дрон? Не пора ли уже и просто пожить? А?.. Впрочем, ты сам там смотри.
Это он, типа, унимаясь, намекал, что я вполне свободен в своем выборе. Что я в своем праве. Но я в этом даже и не сомневался. И промолчал по этому поводу, а по предыдущему заметил:
- Бодрийар назвал бы это социальным дезертирством.
- Мы не дезертиры, мы дембеля, - не согласился Серега.
Я в общем-то понимал - не дурак, наверное, - что именно Серега в виду имел. Имел в виду, да не мог вот так вот с ходу сформулировать.
Что живем на бумерских скоростях. Что живем так, будто собираемся жить вечно. Что не живем настоящим. Что живем будущим. Что только его конструированием и озабочены. Что настоящее для нас ненастоящее, оно для нас - фуфло от мадам Тюссо.
Вот что Серега в виду имел.
А еще то, что не прожитые нами секунды складываются в непрожитые часы, часы - в сутки, сутки - в годы, а те - в столетия. И что всё это не прожитое нами в настоящем времени образует в итоге Великую Пустоту - ту самую замечательную фигню, которая удачно восполняет дефицит Творения, но при этом без зазрения совести опустошает наши измученные души.
Вот он о чем.
И я призадумался. Ведь, как ни крути и по-любому, Серега тут, конечно, прав - жизнь проходит. Можно сказать, пролетает. Со свистом.
Подумал я так, и тут же защемило в груди на предмет - а не пора ли действительно плюнуть на всё это чухманство и настоящим слегонца пожить. Ну там типа: жить, назад не оглядываясь; на текучку не заморачиваться; о завтрашнем дне ни-ни, пусть он, как ему и положено, сам о себе; сознание раскрепостить, а восприятие - обострить и кайф научиться получать от созерцания кончика сосновой иглы. Мало больше - мгновение надрочиться останавливать, если оно, допустим, прекрасно.
Во-во.
И я на излете этой своей мысли посмотрел на дрожащие за сиреневой дымкой вершины таинственных нагромождений.
Мы шли уже, пожалуй, часа два, а они, горы эти, ближе не стали. Я подумал, что это, наверное, какой-то обман зрения. Оптические враки такие. Ведь поначалу казалось, что до них рукой подать, а прошли уже километров восемь, не меньше, - и как будто на месте стояли.
Но, впрочем, это было не так, не на месте: впереди и слева от дороги как раз показался какой-то зеленый - похоже, крашенный дешевой медянкой - не то контейнер, не то вагончик. Раньше-то его не было видно на горизонте, а теперь нарисовался.
Значит, решил, продвигаемся.
Вагончик оказался придорожным кафе. Вернее - позной. На фанере в рамочке так прямо и было коряво выведено белой краской: "ПОЗНАЯ".
Я даже сперва-сначала и не поверил. Нет, ну какой реальный смысл, согласитесь, в таком глухом месте точку открывать? Ладно бы трасса рядом пролегала или Шелковый путь лежал, по которому караваны туда-сюда с навьюченными челноками, или… Но тут-то? Зачем?
Чтоб нас, что ли, которые здесь раз в четыре с половиной миллиарда лет мимо проходят, распаренными варениками с фаршем из конского мяса накормить?
Странным мне всё это показалось.
Впрочем, подумал, может, у них цены такие улетные, что все затраты окупаются? Может, у них торговая накрутка - тысяча восемь процентов? Во всяком случае, это хотя бы что-то объясняло.
Но нам ничего не мешало выяснить истину. Заведение было открыто. В позную было еще не поздно.
И мы, конечно, вошли. Надев туфли. Но не повязав галстуки. Галстуки при отсутствии фэйс-контроля, согласитесь, пустое.
Как только вошли, так сразу увидели Гошку.
Он сидел за ближним от двери столиком и что-то с аппетитом поглощал из глубокой тарелки. Увидев нас, он широко улыбнулся, помахал приветственно алюминиевой ложкой и произнес обрадованно:
- Чуваки, ну где вы там бродите? Я запарился вас ждать.
- Наш пострел везде поспел, - хмыкнул Серега, он, похоже, не сильно удивился.
А я вот удивился, и очень, но сделал вид, что нет, конечно. Держал марку.
Кроме Гошки, других посетителей в заведении не было.
Мы, уклоняясь от длинных липких лент, развешанных для ловли мух и прочих гнид, направились к его столику. И сели напротив.
- Представляете, они тут амексы не принимают, - зачем-то сообщил нам Гоша.
- Представляем, - усмехнулся я.
- Хорошо, что вы уже… - начал что-то он объяснять, но в этот момент к столику подошла с подносом молодая чингисханочка.
- Ваш заказ, - сказала она, скромно потупив глазки, и стала выставлять на затертую до дыр клеенку принесенные блюда.
- Чувствуете, сервис какой! - был в восторге Гоша. - А? Каково? Пяти минут не прошло, а уже всё на столе. Вот это я понимаю. Давайте, чуваки, налегайте. Окрошечка на сыворотке, позы горячие. Давайте, чуваки, давайте!
Гоша был каким-то странным. Глаза его блестели, и природа этого его блеска была мне, например, неясна. Ну не расторопностью же местного персонала было, в самом деле, вызвано это его приподнятое настроение. Тут что-то другое. Я-то Гошу хорошо знаю. Он обычно такой радостный, когда срослась какая-нибудь сделка, с которой он поимел значительный - не менее пятнадцати процентов на круг - бакшиш. А что его так раззадорило здесь и сейчас - вопрос.
Девушка пожелала приятного аппетита, отошла к стойке, а затем и вовсе скрылась где-то там в своей норке.
- Как вам девочка-то, а? - зацокал языком Гоша. - Корявенькая, конечно, но зато свежая. Нецелованная. Я бы с нею не прочь, пожалуй.
- Ты со всеми не прочь, - сказал Серега и, пододвинув к себе тарелку с окрошкой, добавил: - Асмодей хренов.
Гоша, улыбаясь во все свои тридцать три зуба, решил дать отповедь на такой наезд:
- Объясняю для тех, кто на бронепоезде. На первом курсе, как сейчас помню, изучал я теорию одного чувака, которого звали Ламарк. Жан Жак Ламарк.
- Жан Батист, - поправил я Гошку.
- Что? - переспросил он.
- Ламарка звали Жан Батист, - пояснил я.
- А-а, не важно, - отмахнулся Гошка. - Важно другое. Важно то, что этот парень проповедовал. А проповедовал он следующее: во всяком животном, которое еще не достигло предела своего развития, постоянное употребление какого-нибудь органа укрепляет этот орган, а неупотребление приводит к застою, вырождению и - со временем - к полному исчезновению. А я, чуваки, своим главным органом дорожу. И не собираюсь доводить его до исчезновения. Я им баб люблю, и они меня за его работоспособность любят.
- А ты, человече, еще не достиг предела своего развития? - спросил Серега, не глядя на Гошу.
- Не-а, - ответил Гошка. - Не достиг.
- Так говорил Заратустра, - сказал Серега. - Жаль, что тебя с третьего курса турнули, может, еще чего умного узнал бы.
- Жаль, - согласился Гоша.
- А я до сих пор думал, что главный орган у чела не в штанах, а под шляпой, - ехидно заметил я. - И слышал, что бабы вообще-то умных любят.
- Фигня всё это, - не согласился Гоша. - Бабы любят перехватчиков. Всегда так было, есть и будет.
- А чего ж тогда Монтана от тебя смотала, если такой гигант? - не унимался я.
- Потому что б… - развел руками Гоша, дескать, что тут еще скажешь.
- А ты знаешь, что она ею стала из-за таких вот озабоченных, как ты? - сделал выпад я.
- А я так слышал, что из-за таких разборчивых, как ты, - парировал Гоша.
- Оба рот закройте, - грубо, но справедливо потребовал от нас Серега.
Его задело.
Он, когда за Светку базар заходит, совсем трудным становится. И когда правду про нее слышит, неадекватно реагирует. Не всякий спокойно может слышать, что его любовь - потаскуха. Серега не мог. Хотя сам про нее точно так же думал. Уж я-то знаю.
Но вообще-то он сильный. Обычно тот, кому не повезло в любви, пытается всех остальных убедить, что ее как таковой в природе не существует. А Серега - нет. Просто знает, что его любовь такая вот, зубы сжал и с этим своим горьким знанием живет потихоньку. Мучается, конечно, но обобщающих выводов не делает.
- Ладно, замнем, - кивнул Гоша.
А я, меняя тему, спросил:
- Чего ж ты, Гоша, в Америку-то свою не пошел?
- Да я пошел, но не дошел, - оживился он, - заблудился. Шел-шел, а хайвэя всё нет и нет. И главное, сообразить невозможно, куда двигать, когда местность незнакомая. Привезли, Сусанины, хрен знает куда и бросили. Волкам на съедение. Молодцы!
- Сам ушел, - напомнил Серега.
- Да ладно тебе. - Гоша махнул рукой, дескать, что там спорить о пустом, и продолжил: - Короче, я туда-сюда там дернулся - ни фига. Нет трассы нигде. Хоть вымесись - нет. Ну, я плюнул и пошел куда глаза глядят. Иду, блин, а трава по пояс, птички, представляете, щебечут, солнышко греет, разомлел я чего-то, ну и подумал вдруг: да ну ее, ту Америку. И в России жить можно, если по уму.
- Понял, значит? - приподнял удивленно правую бровь Серега.
- Ага, понял, - кивнул Гоша, - прозрел. А как прозрел, на душе спокойно так стало. Благостно… И главное - не страшно. Думаю, да пошло оно всё… А потом я вот сюда каким-то макаром вышел. Витамины будете?
Мы отказались, а он вытащил пузырек из кармана и закинул в рот пару капсул.
- Слушай, а как ты просек, что мы тоже сюда заявимся? - решил я выяснить то, что меня в тот миг действительно интересовало. - С заказом вот даже, смотрю, подсуетился.
- Так красавица эта и сказала, - кивнул Гоша на дочь степей, которая как раз принесла нам чай в стаканах с подстаканниками. - Ведь так, хони?
Гоша попытался прихватить ее за осиную талию, но она ловко от него ускользнула и переспросила:
- Что?
- Ведь это ты мне сказала, сладкая, чтоб я их здесь дожидался? - еще раз спросил Гошка.
- Ну да, - подтвердила девушка.
- Нормально, - удивился я и поинтересовался у луноликой: - А ты как проинтуичила, что мы тут нарисуемся? Ясновидящая, что ли? Молнией тюкнутая?
Девушка не поняла моего вопроса. Тогда Серега взялся:
- Как вас зовут, если не секрет?
- Аня, - ответила девушка.
- Красивое имя.
- Спасибо.
- Аня, нас тут вот очень интересует, каким таким образом вы догадались, что мы к вам сюда зайдем?
- Странные вы какие-то, чего гадать-то, если вы сами мне об этом сказали, - спокойно ответила девушка и начала собирать со стола освободившуюся посуду.
- Когда?! - удивленно воскликнули мы с Серегой в унисон.
- Да час назад где-то, - прикинула девушка, посмотрев на нас как на идиотов. - Уже забыли, что ли? Зашли, купили сигарет, вот вы купили, - показала она на меня, - и пообещали вернуться. А еще сказали, что если придет ваш друг, то пусть дождется. Он и пришел. Как вы и предупредили - в бежевом костюме. Вот. Я и передала ему. А что? Не надо было?
- Надо-надо, - успокоил ее Гоша. - У вас там пиво, кстати, есть? А то чай как-то… Жарко.
- "Жигулевское", - кивнула девушка.
- Неси, сладкая, - подмигнул ей Гоша.
И девушка, ловко подхватив нагруженный поднос, ушла выполнять заказ.
- Ты что-нибудь понимаешь? - спросил у меня Серега.
- Шутишь? - ответил я.
Гоша попытался вклиниться в нашу распасовку:
- Вы о чем это, чуваки?
- Да ни о чем, просто мы сюда, Магоша, не заходили, - медленно и тихо произнес Серега. - Мы здесь впервые.
- Харэ разыгрывать-то, - не поверил ему Гоша. Я бы тоже на его месте в это не поверил. Но и на своем я переставал во что бы то ни было верить. Похоже, мы все тут перегрелись.
Девушка принесла пиво. Пиво было холодным. По-настоящему. И мы жадно присосались каждый к своей кружке.
Полегчало, но не помогло.
Мне пришло на ум следственный эксперимент провести. Я оставил парней за столом и прошел в подсобку. Там было тесно и крепко попахивало хлоркой - как это и должно быть в небольшой забегаловке. Девушка Аня, что твоя Золушка, споро мыла посуду в большом эмалированном тазу. Я постучал по косяку. Она вытащила покрасневшую руку из пены и, откинув тыльной стороной ладони выбившуюся из-под косынки челку, с нескрываемым удивлением уставилась на меня. Я дежурно улыбнулся и спросил:
- Скажи-ка мне, родная, а какие сигареты я давеча у тебя купил?
- "Кэмэл", облегченные, - ответила она четко и не задумываясь, будто ждала от меня именно такого вопроса.
- Оценка "отлично", - кивнул я и побрел в зал. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша - да, других сигарет я не покупал с девятого класса. Даже в самые тоскливые годы.
За столиком я нашел только Серегу. Он вяло выковыривал вилкой мясо из распотрошенного - не знаю, как позы будут в единственном числе, поэтому - пельменя. А Гоша куда-то уже подорвался.
- Пельмень - животное нежное, - посочувствовал я Сереге и спросил: - А где Гошка?
Теперь Серега посмотрел на меня как на помешанного:
- Какой Гошка?
У меня всё внутри оборвалось, екнуло и куда-то упало.
- Как какой? Наш.
- Ты чего, Дрон? Он же утром еще от нас свалил, - аккуратно, как врач больному, напомнил мне Серега.
Я почувствовал внизу живота острую резь. Похоже, пиво плохо легло на лошадиное молоко. Не пошло.
Впрочем, эта резь еще давала возможность цепляться за реальность. Но я не знал - надолго ли? По Витгенштейну, понятия мира и реальности не являются синонимами. Реальность, по Витгенштейну, - это осмысленная часть мира. Так вот: эта самая - понятная - часть мира в те мгновения стала стремительно уменьшаться для меня в размерах.
- Мне выйти надо, - только и смог простонать я. И, схватившись за живот, рванул семимильными на выход.
Забежав за вагончик, с радостью обнаружил невдалеке сортир из нетесаного горбыля. Над заведением гордо реял военно-морской Андреевский флаг. Гадать, отчего так всё парадно, мне было недосуг: я несся к заветной цели, как кенгуру, - скачками.
Добежав, рванул что было силы дверку, но тшетно. Чуть ручку не оторвал. Дверка - кстати, украшенная оптимистичным граффити "ДээМБэ неизбежен", - оказалась запертой. И тут же изнутри раздался голос:
- Занято. - Серегин голос!
И тут я сразу - о чудо! - излечился.
- Серега, ты, что ли?
- А кто же?
- Не понял… А как ты раньше меня здесь оказался?!
- Ногами. Как еще. Я же сказал ему, куда пошел.
- Гошке?
- Ну, допустим, Гошке. Тебя что, Дрон, тоже прижало?
- Уже нет. Уже отпустило.
Я медленно-медленно пошел назад. И чувствовал себя контуженным. Честно говоря, я вообще-то не представляю, как чувствует себя контуженный, - не доводилось мне пока испытывать подобные напасти, - но думаю, что близко к тому, как чувствовал себя я в те не самые простые для меня мгновения.
Миробеспорядок воздействует, оказывается, шокирующе.
Креститься и не думал - из бывших коммунистов мы. Щипать себя за ляжку тоже не стал - глупость. Решил попробовать специальное упражнение, которому когда-то давным-давно обучил меня один мистически настроенный комсомольский вожак в перерыве собрания, посвященного задачам, которые встали в полный рост перед Ленинским союзом молодежи в связи с решениями очередного Пленума ЦеКа не помню уже чего. Упражнение сие заключалось в визуализации собственного тела как тела препарированной лягушки, с последующей его экзекуцией. Суть такая. Надо сначала представить себя этой самой распятой лягушкой во всей красе, а потом увидеть, как к ней подводят электроды. Если всё верно сделать, то получишь взбадривающей мощности разряд и лапками рефлекторно так дернешь, что любой морок вмиг исчезнет.
Попробовал.
Дернул.
Не помогло.
Серега нагнал меня на входе. Я скосился - это был действительно он! Щупать не стал. Выглядел Серега натурально. А еще один такой натуральный Серега оставался за столиком.
Но фиг там: когда мы вошли, на столе нашем было всё уже прибрано и никого в заведении не было. Кроме девушки, конечно, которая поприветствовала нас из-за стойки так, будто увидела впервые:
- Здравствуйте, проходите. Заказывать что-ни…
- А где этот? - прервал ее Серега.
- Кто? - округлила она глаза.
- Ну был с нами, такой плотный. С зачесом. - Девушка не понимала его. Во-об-ще.
- Похоже, сбежал, - сказал Серега.
- Сбежал, - согласился я.
- Что-то тут не так.
- Не так.
- Нужно его найти.
- Нужно.
Я вторил Сереге, как Пятачок Винни-Пуху. И в ту минуту я был готов что угодно делать, куда угодно идти, за что угодно хвататься, лишь бы окончательно не чокнуться.
- Пойдем, - кивнул на выход Серега.
- Угу, - кивнул я. - Сейчас, только сигарет куплю.
И попросил у девушки пачку "Кэмэла". Лайтового. Тридцатник без малого он стоил. Ровно бакс. Вполне умеренные оказались цены в этом непростом заведении. Вполне.
У меня нашлось пятьсот одной бумажкой. Девушка полезла в кармашек передника за сдачей, но я остановил ее:
- Остальное за обед.
- За какой обед?
Объяснять ничего не хотелось. Да и не моглось. Кто бы самому всё объяснил.
- За будущий, - нашелся я. - Мы еще вернемся. - Вот теперь она понимающе кивнула.
- И еще вот что, - решил я ее озадачить форменным бредом, - если вдруг появится такой крепыш, в костюме цвета беж, пусть нас дождется. Это товарищ наш. Отстал где-то. Якши? - опять кивнула. Умничка. Я пошел на выход, о она вдруг окликнула меня:
- Эй, мужчина! - И спросила, когда оглянулся: - Извините, а вы нож случайно не видели? Вот тут на стойке лежал.
- Какой нож? - не понял я.
- Большой такой, разделочный, - пояснила она. - Задевался куда-то.
- Нет, - ответил я. - Не видел.
- Ладно, пойду на кухне поищу, может, там завалился где.
- Ага, бывает, - поддержал я ее суетное намерение и вышел из харчевни.
Творить вместе с Серегой великие дела.
3
И я сначала не хотел ему ничего рассказывать про двойника. Что-то меня от этого удерживало. Видимо, я еще надеялся, что все само пройдет. Ведь бывает же так: грузит тебя жизнь какой-нибудь ересью, грузит, грузит, грузит, а потом раз - и всё как-то рассосалось. Само собой.