Отто сидел за столом и в который раз пролистывал пожелтевшие листы, заполненные убористым машинописным текстом. Перед ним лежали документы из довоенного архива ЧК - ГПУ - НКВД, "невзначай" оказавшиеся в Киеве. Партийный архив обкома успели эвакуировать, а со сверхсекретными документами прокололись. Поразительно, такие документы, по идее, вообще никогда не должны были увидеть свет за пределами спецхрана Лубянки. Думать, что это чья-то непредусмотрительность, - непозволительная роскошь.
Итак, речь в них шла о секретно-биологическом отделе ЧК, напрямую подчиняющемся Вождю всех времен и народов товарищу Сталину. Этот отдел сейчас возглавлял некто Федор Канунников, приемный сын известного археолога с дореволюционным стажем. По отзывам соратников по партии и работе, успевших сбежать за границу до тотальных чисток, талантливый ученый и редкостная скотина. В Стране Советов его знали как археолога, а вот в досье Кемпке он проходил как бывший офицер российского Генштаба, недорезанный большевиками. После октябрьской заварухи он на удивление ловко вписался в новую жизнь. Федор попал служить в аппарат зампреда ВЧК Серапионова.
"В какого археолога ни плюнь, попадешь в кадрового военного".
Офицеры немецкого Генштаба, армейской разведки и Имперской службы безопасности пристально изучали военную историю молодой страны и хорошо помнили про освободительный поход Рабоче-Крестьянской Красной армии в Монголию, ожесточенные бои с японцами летом 1938 года в районе приграничной территории у озера Хасан, а впоследствии и реки Халхин-Гол. Вот только в учебниках и разведсводках не было написано, что поход в глубь Монголии продолжился лишь для того, чтобы, пользуясь случаем, добраться до древнего буддийского монастыря на берегу реки. Некоторые называют такие стечения обстоятельств "судьбою". Грех было упускать такую возможность.
Буддийский монастырь назывался по-восточному просто и незатейливо - "Логово Громового дракона". Он на удивление мало сохранил помпезности от тех времен, когда был центром паломничества. От былого величия осталось немного. Но громадная восьмиметровая пагода Высшего Совершенства поражала особой красотой благодаря своим резным колоннам с изображениями драконов. Даже потолок храма украшал крылатый монстр.
Главная пагода была богато украшена позолоченной резьбой по дереву. На монахов, снимающих обувь перед входом, сверху задумчиво смотрела золоченая голова дракона. Монастырь пестрел шестами с длинными красными лентами. Для того чтобы матерчатые лоскуты не полоскались при сильном ветре, их утяжеляли деревянными палочками, прикрепленными к ним поперек, как шпалы. Ветер колыхал ткань, и ленты медленно извивались, словно летящие драконы.
Драконами был заполнен весь монастырь. При входе у ворот сидели два каменных чудовища, склонив головы набок. Они удивленно смотрели на вооруженных людей в выгоревшей на солнце, когда-то зеленой, а теперь почти белой форме и как будто спрашивали: "Что вы тут забыли?" Со стороны реки на холм, где расположился монастырь, вела узкая тропинка. По ней и поднялись чужеземцы в фуражках и панамах с красными звездочками. Остальные три штурмовые группы подошли с других сторон, строго ориентируясь по сторонам света.
Цель была объявлена широко - показать зарвавшимся самураям и божественному микадо их настоящее место. Монастырь, приютившийся на берегу речки с желтой водой, вроде бы никого и не должен был интересовать. А между тем именно он с послушниками в оранжевых одеждах считался столицей странствующих буддийских монахов, исколесивших белый свет в поисках новых знаний. Они не только прошли восточные земли, но и умудрились побывать в далекой Европе. Некоторые диковинки еще доколумбовой эпохи были привезены из Нового Света. В монастыре сохранилась одна из самых полных библиотек Азии о драконах и обширное собрание редкостей, связанных со всем, что касалось древних и вымышленных рептилий.
Обоюдная ненависть широко расплескалась по монгольским степям. Жалость с обеих сторон была растоптана и выброшена за ненадобностью. Не жалели ни себя, ни врагов. Доблестные красноармейцы генерала Жукова ходили в штыковые атаки, крошили японцев, поспешно окапывавшихся в степи, выжженной солнцем, и резались врукопашную с самураями на берегах Халхин-Гола. А в это время люди Канунникова, не привлекая лишнего внимания, выпотрошили монастырь. Что они искали и что нашли, так и осталось тайной. Всех монахов вместе с трофеями вывезли в закрытых грузовиках в сторону советской границы.
В степи еще не успела осесть пыль, поднятая автоколонной, как монастырь со всеми пагодами и другими постройками сровняли с землей мощным артиллерийским огнем, поддержанным авиаударом с воздуха сталинскими соколами. Из контрразведки 1-й армейской группы поступили данные и координаты места, где "японские милитаристы в последней агонии стягивают силы для контратаки по советским войскам". Угроза прорыва была ликвидирована получасовым огневым валом из металла и взрывчатки. Монастырь "Логово Громового дракона" перестал существовать. Ученые-боевики Канунникова радикально рубили концы.
…Отто перевернул еще несколько страничек. Сейчас он бегло проглядывал протокол допроса резидента ГПУ. Он жил во Львове под именем Анджея Романтовского, выходца из Варшавы. Незаметный поляк держал небольшую кофейню почти в центре города. Идеальное прикрытие для нелегала. Здание, в котором она располагалась, стояло над одним из бесчисленных ходов, ведущих в старые катакомбы под городом. Вход в подземелья находился в подвале кофейни, замаскированный старым хламом. Город стоял на фундаменте из горных пород, изрытых ходами, как швейцарский сыр. Часть из них была делом рук человека, добывающего известняк для постройки домов. Другие ходы имели природное, карстовое происхождение и тоже могли быть "воротами". Оставалось найти дверь и подобрать к ней ключик.
Резидента без лишнего шума и стрельбы - все-таки Европа - вывезла спецкоманда из бойцов диверсионного батальона "Эббингауз", переодетых польскими железнодорожниками, накануне входа советских войск в город. После подписания пакта Молотова - Риббентропа две державы, бряцая оружием, начали бойко делить между собой лакомые кусочки территории.
Из протокола допросов следовало, что особая группа из семи человек ведомства Канунникова - в нее входило еще трое профессиональных спелеологов - ограбила городской краеведческий музей. Их интересовала коллекция окаменевших яиц динозавров, одна из самых полных в Европе, и несколько потемневших от времени деревянных табличек с вырезанными на них текстами. Что они искали в катакомбах, резидент не знал или не успел рассказать. Остановилось сердце. Следователи так и не смогли выбить из него всю только ему известную информацию. Костоломы из гестапо всегда работали топорно, в основном полагаясь на примитивную грубую силу.
С легким шорохом перевернута еще одна страница. Важный документ с угловым штампом по линии транспортного НКВД. Хотя на первый взгляд не представляющий никакого оперативного интереса. Справка о доставке в Москву спецэшелона со статуями мраморными, фарфоровыми и железными, а также гипсовыми копиями-оттисками с наскальных рисунков пещерных людей. Спецэшелон формировался в пути. Первые два вагона отправлены со станции погрузки 11-й танковой бригады, сражавшейся с японцами в районе реки Халхин-Гол. Остальные прицеплялись в пути. Вагоны были опломбированы и охранялись спецконвоем. К документу прилагается расписка получателя - размашистая подпись Канунникова.
Выходит, чекисты не только в Монголии охотились за окаменевшими диковинками и всем, что связано с реликтовыми ящерами, но еще и основательно перетряхнули катакомбы Львова. Если совершить экскурс в историю, можно найти упоминания, что Хранителем края, где построили этот город, был мудрый дракон. В отличие от своих кровожадных сородичей из сказок, крылатая рептилия была живым кладезем уникальных знаний и людей не трогала, время от времени помогала им, а с некоторыми даже водила дружбу. Такое вот невмешательство в дела человеческого племени, граничащее с высокомерной снисходительностью. Сам город, по тем же преданиям, построен на месте его не то гнезда, не то могилы.
Разрозненные документы, по отдельности представляющие из себя набор бессмысленных нагромождений диковинок, складывались в оперативную разработку, отражающую титаническую работу ведомства Канунникова. Оставалось ответить на один вопрос. Какую цель поставили перед собой чекисты? Ответа не было. Это вызывало глухое недовольство, переходящее в раздражение. В целостной картине, сложившейся из кусочков мозаики, так долго и бережно собираемой, не хватало важного элемента. Одного, максимум двух.
Отто выложил на стол из папки еще несколько ветхих листов. Вроде бы ничего интересного - безобидный список, содержащий записи в гостевой книге гостиницы "Москва" о распределении номеров для делегатов первого съезда Комитета советских славяноведов. Стоит сказать, в образцово-показательном гостиничном комплексе кого попало не селили, только партийных бонз и идеологически значимые фигуры передовиков-ударников. Номер в гостинице означал сопричастность к власти, автоматически причисляя простого шахтера или ткачиху к списку "красных небожителей". Осчастливленных были десятки в стране с населением в сто с лишним миллионов.
Со всего Советского Союза в столицу собрали знатоков древних языков и наречий, на которых разговаривали вятичи, кривичи, болотичи. Все те предки славян, из языка которых, сплавившись в одно целое, образовался русский язык. Чем же так заинтересовал штурмбаннфюрера список делегатов? Одним из второстепенных вопросов, поставленных перед учеными на повестке дня съезда, была задача перевода надписи, вырезанной на деревянной табличке под изображением летящего дракона. Официально связка деревянных табличек, именуемая историками "Веды", считалась фальшивкой, утерянной в смутное время Гражданской войны. Но, похоже, какая-то из дощечек уцелела. Она была написана на языке, предшествующем языку древних славян. Профессуре надо было сделать перевод так, чтобы особенности текста не были искажены. В помощь к работе по расшифровке было предложено воспользоваться табличками, экспроприированными из краеведческого музея Львова. Их опознал один из лингвистов, имевший глупость поделиться своими знаниями с коллегами в перерыве между заседаниями. Он стал единственным человеком, не дожившим до конца съезда. Старый ученый плохо видел и умудрился попасть под машину, когда неосторожно переходил дорогу. Представителем от Академии наук, официально являвшейся организатором слета, был все тот же Канунников.
Между прочим, из тех отрывочных сведений нельзя было понять, смогли они перевести текст с дощечек или нет. Скорее всего, смогли. Иначе чем можно объяснить волну арестов и все те преследования лингвистов-славянистов, которые прокатились по стране через несколько месяцев после съезда. Ведомство, в котором служил Канунников, вырубало под корень всех, потенциально ознакомленных с переводом, чтобы никто, кроме него и его сотрудников, не смог, даже случайно, рассказать о тексте.
Создавалось впечатление, что секретно-биологический отдел НКВД был в своем роде "черным ящиком" в структуре "ордена меченосцев". Еще можно было отследить ценой титанических усилий и жертв со стороны агентуры, что в него попадало, но вот какая каша заваривалась внутри и чего стоило ожидать в будущем, было неясно. Отто, не без основания, подозревал, что командование Канунникова не знало, что в отделе на самом деле творится - и неспроста. У бывшего ученого-археолога, похоже, были свои планы.
Его люди скрупулезно собирали все сведения о любых драконах - и мифических, и ящерах, найденных в археологических раскопках, не делая между ними особой разницы. Все сметалось в общую копилку отдела.
Официально считалось, что Канунников был арестован и расстрелян в тридцать седьмом году вместе с компанией ученых-вредителей Академии наук СССР. Старую профессуру дореволюционной школы арестовали по обвинению в "антисоветской террористической деятельности и шпионаже в пользу французской и японской разведок". Процесс был закрытым, о чем мимоходом сообщала вырезка из передовицы газеты "Правда", хотя тогда в моде были показательные судилища. Кемпке не собирался слепо доверять такому документальному свидетельству. Чтоб такой человек пошел "под вышку"? Вряд ли…
Самый лучший способ замести следы - доказать, что тебя больше нет. И до Канунникова многие умело пользовались подобной уловкой не только в России. Все поддается проверке, если, конечно, не лень поставить себе такую цель. По человеческим меркам Отто лентяем никогда не был.
Вот циркуляр для служебного пользования, разосланный в тридцать первом году по всей стране. Бумажка с красной полосой по диагонали предписывала незамедлительно сообщать непосредственно в Москву представителям органов обо всех находках костей и фрагментов скелетов ископаемых ящеров.
Еще один интересный документ. Тоже вырезка из газеты, на этот раз из "Пионерской правды". В ней предлагалось детям Страны Советов немедленно сообщать обо всех находках древних костей в Академию наук СССР напрямую. Особо удачливых и смышленых ждут путевки на побережье Крыма, в пионерский лагерь "Артек". Ищите, копайте, и вас щедро одарят дарами взрослые. Осталось дело за малым: найти и доложить.
В конверте из плотной бумаги лежало несколько черно-белых фотографий, скрепленных блестящей скрепкой. Некоторые фотоснимки были плохого качества, похоже, переснятые с других. На всех фотокарточках был один и тот же человек. С верхнего снимка смотрел на Отто крепкий мужчина в выгоревшей от солнца тропической панаме на фоне свежего раскопа. На обороте фотографии шла надпись на русском языке, прыгающим почерком, а под ней прилагался листок перевода на немецкий: "Самарканд. Июнь 1940 г.". Это был Канунников собственной персоной - бывший офицер российского Генштаба, ученый, археолог, начальник секретно-биологического отдела НКВД, расстрелянный в тридцать седьмом году как "враг трудового народа".
"Мышка" неосторожно высунулась из подполья и случайно попала в объектив. Или неслучайно? Кемпке задумчиво вертел снимок в руках. Непохоже это на неосторожность. Может, это не признак разгильдяйства, а, наоборот, признак силы?
Или кто-то с той стороны подавал сигнал, предлагая выйти на контакт? "Вы знаете, что мы знаем, а мы знаем, что вы знаете об этом".
Отто не с кем было посоветоваться. Эту мысль он решил оставить до лучших дней.
Из захваченных материалов, а также из агентурных источников штурмбаннфюрер точно знал о существовании в недрах НКВД небольшого, хорошо законспирированного даже от своих отдела Канунникова, выполнявшего поставленные перед ним задачи, исходящие лично от товарища Сталина. По некоторым данным, секретно-биологический отдел НКВД был расформирован во время чисток. Закрыт, чтобы в том же качестве и с тем же личным составом снова возникнуть в структуре Главного разведывательного управления Рабоче-Крестьянской Красной армии. Аналогия с подразделением "Беовульф" напрашивалась сама собой. Эсэсовец поймал себя на том, что последнее время, когда открывает заветную папку, думает о Канунникове как о коллеге. Да, о многом бы они смогли переговорить, представься случай для личной встречи!
* * *
К рассвету штурмбаннфюрер добрался до аэродрома. С дороги взлетно-посадочная полоса была не видна, ее закрывали от посторонних взоров густые ели лесополосы. Дождь прекратился. В воздухе висела легкая морось, грозящая превратиться в туман. Низкие грозовые тучи, казалось, цепляются за верхушки деревьев. Дорога недолго петляла среди деревьев. "Хорьх" Отто вскоре остановился у полосатого шлагбаума. Внешняя охрана, едва Кемпке предъявил документы офицера Центрального аппарата СС, беспрепятственно пропустила легковушку, подняв полосатое препятствие. За будкой контрольно-пропускного пункта был отрыт окоп для пулеметного расчета с бруствером, обложенным мешками с песком. Несмотря на ранний час и промозглую погоду, в амбразуре торчал черный ствол пулемета МГ-34 и маячили две каски пулеметчиков.
Миновав КПП, Отто въехал на внутреннюю территорию полевого аэродрома, обнесенную по периметру забором. Между бетонных столбов тянулось несколько рядов колючки. Хлипкая преграда для постороннего, но только для непосвященного. Военные специалисты из противодиверсионной обороны объекта свой хлеб не ели даром. Хватало и других минно-инженерных преград, скрытых от постороннего взгляда. Слабость заслона была обманчива и таила множество неприятных сюрпризов для желающих испытать ее на прочность.
В начале взлетной полосы стоял транспортный "Юнкерс". Чехлы с двигателей были сняты. Штурмбаннфюрера ждали. Дело оставалось за малым - включить моторы и можно взлетать.
Кемпке подъехал к сборно-щитовому домику диспетчерской. Пройти в здание через тамбур караульного помещения сразу не получилось. Его встретил дежурный шарфюрер СС, тщательно проверил документы, только не обнюхал, сверил их со списком из полевой сумки и, попросив подождать, скрылся внутри здания. Отто остался в караулке один. Он прислушался к внутреннему такту пульсации, исходящему от посылки, обернутой в кожу и уютно лежащей во внутреннем кармане плаща. Ждать пришлось недолго. Через несколько минут появился шарфюрер в сопровождении летчиков, одетых в форменные комбинезоны люфтваффе, но без знаков различия.
Вместе с ними Кемпке прошел на взлетно-посадочную полосу к самолету. Громоздкий и угловатый "Юнкерс-52" был заправлен топливом и готов к вылету. Самолет в целях конспирации был приписан к летной инспекции "Люфтганзы".
Техник из наземной обслуги уже открыл боковую дверь и опустил раскладную лестницу. По ней летчики и Отто поднялись на борт воздушного судна. Сопровождающий важную персону эсэсовец остался на земле. Он не тронулся с места, пока "Юнкерс", взревев двигателями, не начал выруливать на взлетную полосу. Шарфюрер продолжал стоять, придерживая рукой фуражку, пока шасси самолета не оторвались от земли и зеленая туша, гудя двигателями, не поднялась в воздух. Проводив взглядом скрывшийся в тяжело нависших облаках самолет, дежурный двинулся обратно в караулку, зябко передернув плечами. Всего ничего пробыл на свежем воздухе, а форма, казалось, успела отсыреть.
Отто сидел один в пустом салоне. Фуражку он так и не снял, только поглубже надвинул козырек на глаза. Лететь чуть меньше двух часов, можно немного расслабиться после напряженной и в придачу бессонной ночи. Часа полудремы ему хватит за глаза, чтобы восстановить работоспособность своего человеческого тела. Пилотировали самолет молодые летчики, а за бортстрелка вообще была девушка. Кемпке сразу этого не заметил, и только сейчас, когда из-под шлемофона выбился длинный белый локон, он обратил на нее внимание. Без косметики женское лицо обезличивается, а форма вообще стирает любую индивидуальность у молодых. Все правильно, более опытные должны быть на фронте. На внутренних линиях и в тылу достаточно необстрелянного молодняка.
- Господин штурмбаннфюрер, не желаете кофе? - Бортстрелок подошла к его креслу, держа в руках термос. Похоже, она была здесь и за стюарда. - Эрзац, конечно, но горячий.