- Так ты танкист? А сюда как попал? К нам же со знанием немецкого берут.
- Вот потому и попал, что немецкий как родной знаю. В плену был. В общем - долгая история.
Больше Сергей с вопросами не лез. У него-то всё хорошо, погоны на плечах, наган в кобуре - биография чистая.
Километра через два они остановились.
- Место здесь удобное. Овражек небольшой - там машину спрячем. А рупоры к передовой подтащим. Тяжеленные железяки, двоим приходится нести. Провод протянем и вещать начнём. Тут до немецкой передовой всего-то метров сто пятьдесят.
Машину загнали в ложбину. Немного дальше склоны её становились круче, а сама она - глубже. Действительно овраг.
Спотыкаясь и чертыхаясь, они подтащили громкоговорители к траншее.
Солдаты встретили их матерком. Однако у каждого своя служба.
Размотали бухту с проводом, подключились, и всё началось снова - заезженные пластинки с песнями, чтение текста. На этот раз читал Павел.
Он ещё не успел закончить, как немцы накрыли громкоговоритель из реактивных миномётов, прозванных на фронте "ишаками" за похожий на рёв ишака звук выстрела.
Когда обстрел закончился, пошли забирать динамики, но оказалось, что от наземного имущества - только жестяные клочья. Один залп шестиствольного "ишака" накрывал большую площадь.
- Ну вот, сглазил, - расстроился Сергей. - Придётся во взвод возвращаться. А других громкоговорителей нет.
- А тексты кто пишет?
- Политотдел армии. Мы переводим и читаем.
- Уж больно казённо.
- Есть такое дело.
- Факты нужны, и как-то поживее.
- Павел, ты думаешь, я в политотдел не обращался? Мне сказали - ты хочешь быть умнее партии? И я заткнулся.
- Понятно.
Сидят в штабе партийные чинуши, высасывают из пальца идеологически верные тексты и получают за это звания и ордена. А слушать то, что они пишут, невозможно. Но раз уж попал на такую службу, тяни лямку, стисни зубы и молчи. В конце концов, он человек подневольный, у властей на подозрении. Вроде врагом не называют, но и полного доверия нет. Павлу хотелось бы к танкистам, или, на худой конец - в пехоту. Там отношения проще, перед смертью все равны, последним куском хлеба делятся, последним патроном или самокруткой с махоркой.
А во взводе всё не так. Приняли его хорошо, но вот какое-то второе дно было, отношения между людьми… Павел попытался подобрать слова… неискренние, что ли, вроде как люди роли натужно исполняют. А впрочем - половина состава взвода такие, как он, да ещё и немчики из комитета. Может быть, поэтому?
Павел решил служить, не проявляя инициативы, не высовываясь. Хватит и того, что пятно на биографии. А войну - с ним или без него - выиграют. Одним танкистом больше, одним меньше… Но всё равно, когда машина мимо танков проезжала, Павел выворачивал шею, провожая через окно взглядом танки.
Есть ведь лётчики. Отбери у них полёты, небо - тосковать будут. Вот и Павел любил танки. Мощь, броня, огонь - что может быть сильнее танка на поле боя? Что пехотинец? Один выстрел, и в лучшем случае - один сражённый враг. Не то танк. Где из пушки другой танк подобьёт, где по колонне грузовиков гусеницами пройдётся, сминая в лепёшку и людей и технику.
Эх, непростая судьба у него, оказывается. Его сверстники уже капитаны, батальонами командуют, вся грудь орденами увешана. А он с чем домой вернётся? На гимнастёрке не то что орденов или медалей - погон нет. Что он матери скажет? А пацаны на улице попросят рассказать, как воевал - что он им расскажет? Как громкоговоритель на передовую таскал? В общем, одна сплошная нескладуха.
Прошло две недели. Павлу уже самому доверяли вести передачи. Сергей теперь больше в углу сидел, прислушиваясь, что Павел читает.
- Сергей, ты бы вздремнул, что ли? Ведь уже сто раз этот текст слышал, - усмехнулся Павел.
- Э, нет! Почему в спецмашинах два человека на передаче? Один другого контролирует - не сболтнул бы тот чего лишнего.
- Опа-на!
- А ты думал!
Дождливый август незаметно перешёл в такую же дождливую осень, только по ночам холоднее стало.
Наши гнали немцев на всех фронтах.
Павел регулярно слушал передачи Совинформбюро. Строгий голос Левитана перечислял отбитые у врага города - целыми списками. И многочисленные трофеи. Похоже, сломали немцам хребет. Силён ещё немец, ожесточённо сопротивляется - даже контратакует, и на некоторых участках фронта добивается временной победы. Но все уже чувствуют - близится конец войны. На некоторых участках фронта наши части уже перешли государственную границу. Впереди Польша, а за ней уже - Германия.
Глава 7
СНОВА В ТАНКЕ
Тот день начался, как обычно. После завтрака выехали на спецмашине на "озвучивание", как говаривал старлей. Машине нашли удобное место за небольшим холмом, а сами понесли громкоговорители на передовую.
Как только пехотинцы увидели рупоры, они стали отчаянно материться и расходиться по траншеям в разные стороны. Уж очень громко орали рупоры, да и наслышаны были в пехоте об огне немцев по ним.
Пока возились с переноской громкоговорителей и проводами, за бугорок, поближе к их машине, под укрытие холма подъехали две самоходные артиллерийские установки. Павел посмотрел на них и вздохнул. На этих машинах, на базе танка Т-34 устанавливались 85-миллиметровые пушки. Им бы такие под Прохоровку! А сейчас, спустя всего год с небольшим, и они оказались слабоваты против новых немецких танков. Пушка "самохода" брала в лоб "Тигра" или "Пантеру" метров с шестисот, не дальше.
Самоходчики принялись возиться с боевыми машинами, а Сергей с Павлом заняли места в кунге.
Зазвучала музыка с пластинки. Павел уже выучил весь скудный репертуар с потёртых пластинок. И тут - то ли командир у немцев был злой, то ли была ещё какая-то причина, но немцы, вопреки своему обыкновению, не дослушали музыку до конца и тут же накрыли их огнём из "ишаков". Шесть мин легли кучно, но с небольшим перелётом, и угодили недалеко от самоходок. Экипаж одной из боевых машин был сражён.
- Бежим! - крикнул Сергей и рванулся из кунга. Павел - за ним. Сергей скатился в воронку из-под снаряда, а Павел побежал к обратному склону холма. Здесь ни мины, ни снаряды достать его не могли.
Послышался вой приближающихся реактивных мин. Павел вжался в землю. Ба-бах! Земля содрогнулась от взрывов. Всё вокруг затянуло пылью и дымом. А когда Павел поднял голову, то на месте их спецмашины увидел только искорёженную раму с горящими покрышками. Тут он снова услышал залп и приближающийся вой. В этот момент, как никогда, Павлу захотелось стать маленьким и заползти в незаметную щель. Да ещё вой этот невыносимый…
На этот раз мины рванули перед холмом, на позициях второй траншеи.
Павел поднял голову и отряхнулся от пыли. Будет следующий залп, или немцы успокоились? И тут только до него дошло. Первый залп был с перелётом, второй - с недолётом. Классическая артиллерийская "вилка". Если немцы дадут ещё один залп, он окажется в эпицентре.
Павел бросился бежать в сторону от холма. А сзади его уже догонял звук летящих мин. Снаряды подлетают неслышно - как и пули. Если услышал свист, падать уже поздно, снаряд дальше пролетел. А у мины скорость значительно меньше, и траектория навесная, потому оперение воет в полёте, наводя на людей смертный ужас.
Спиной чувствуя, что мины вот-вот коснутся земли и взорвутся, Павел упал в воронку недалеко от Сергея. На склонах холма, почти со всех сторон, как корона, поднялись столбы земли и огня. Над головой просвистели осколки.
- Что-то немцы сегодня злые! - крикнул из своей воронки Сергей.
- Ага! А машине нашей совсем каюк пришёл! - отозвался Павел.
Со стороны передовой захлопали выстрелы.
Павел поднялся из своей воронки и побежал в сторону - холм мешал видеть "нейтралку" и немецкие позиции.
Немцы шли в атаку. Впереди полз "Тигр", по сторонам от него четыре T-IV, а за ними бежала пехота.
Решение пришло сразу. Павел бросился бежать к самоходке. Что он, не справится? Управление такое же, как на Т-34. Пушка, правда, помощнее, но в обращении такая же, как и 76-миллиметровая.
Павел забрался в самоходку, пробрался к месту механика-водителя. Что на самоходке было плохо - так это люк перед механиком. Он был небольшого размера, только смотровой. Сделать его побольше мешала маска пушки, и покинуть через него горящую машину было невозможно.
Павел запустил двигатель - по корпусу машины прошла дрожь. По броне загромыхали подковки сапог, и в самоходку опустился Сергей. В трясущихся руках он сжимал револьвер.
- Ты что себе позволяешь? Застрелю!
- Ты лучше пушку заряди бронебойным снарядом, немцы атакуют! - прокричал Павел.
В самоходке было шумно, а шлемофонов не было - они остались на убитых самоходчиках.
Сергей растерялся.
- Я не знаю как! - закричал он в ответ.
Павел выжал главный фрикцион, включил передачу. Самоходка дёрнулась и поехала. Сергей не успел схватиться за что-нибудь рядом с собой, упал и ударился головой. Наган выпал из руки, он сел и стал потирать голову. Павел увидел это боковым зрением. Он объехал холм слева.
Танки немцев уже преодолели половину "нейтралки".
Павел перебрался в боевую рубку, схватил бронебойный снаряд, открыл клин затвора и загнал патрон в казённик. Сам же кинулся на место наводчика. Тесно в рубке, да ещё Сергей под ногами мешается.
- Сядь в угол, не мешай! - крикнул ему Павел. Он приник к прицелу. М-да, не сравнить с немецкой оптикой.
И ему было что с чем сравнивать. Стекло мутноватое, кратность меньше, чёткость хуже. А в немецкие прицелы детали видны.
Павел прицелился по гусенице "Тигра" и нажал на спуск. Пушка громыхнула, по гильзоприёмнику ударила гильза - из неё шёл пороховой дымок.
- Гильзу через люк выброси, а то дышать нечем будет! - крикнул Павел Сергею.
Сергей поднялся на колени, поднял гильзу, ещё горячую после выстрела, и выкинул её через люк.
Как Павлу сейчас не хватало второго члена экипажа. Самоходка - не танк, у которого вращается башня. Боевая рубка стоит неподвижно, и у пушки мал сектор горизонтального обстрела. В бою командир даёт команду механику-водителю, и тот доворачивает весь корпус самоходки в требуемую сторону.
Павел снова приник к прицелу. Гусеницу с "Тигра" сорвало, и он крутанулся на месте, подставив борт. А на борту… Павел тряхнул головой. На борту башни он увидел номера и значок его батальона, вернее - его бывшего немецкого батальона, в котором он служил, 507-го тяжёлого танкового. И значок был знаком - чёрный щит с вырезом в правом углу и изображением кузнеца, кующего меч. Наверняка в танке кто-то из его бывших сослуживцев, знакомый. Но сейчас он - враг.
Павел поймал в прицел борт башни и крикнул:
- Бронебойный! - Вспомнив, что бестолковым помощником у него Сергей, сам схватил снаряд и загнал в ствол. И даже не глядя в прицел, нажал на спуск. Есть попадание! А куда уползёт "Тигр" с порваной гусеницей и разбитым ведущим колесом?
Из "Тигра" повалил дым, из его люков полезли танкисты.
Павел попробовал довернуть пушку влево, на идущий T-IV. Ан не получилось! Он перебрался на водительское кресло, включил передачу и потянул на себя левую ручку. Эх, нам бы на танках такое лёгкое управление, как на "Тиграх" или "Пантерах". Там управление свободное, на гидравлике, а вместо рычагов - штурвалы. Наши танкостроители переймут этот опыт только на БМП спустя много лет после войны.
Павел снова перелез к сиденью наводчика и загнал снаряд в ствол. Приникнув к прицелу, он начал доворачивать пушку. Вот уже T-IV в сетке прицела. Выстрел!
Сергей схватил гильзу и выбросил её в открытый люк. Ну хоть какая-то польза! А танк продолжал двигаться. Да, T-IV начала войны и сегодня - это разные машины. На них навесили броневые экраны, удлинили ствол у пушки. И танк стал защищённее, и пушка мощнее.
На T-IV самоходку заметили: башня танка слегка повернулась, ствол стал опускаться. В прицел Павел видел, как зрачок пушечного ствола уставился прямо на него. Во рту у него мгновенно пересохло.
Рядом с его самоходкой ударил пушечный выстрел, и немецкий танк вспыхнул.
Павел поднялся в боевой рубке, сунул голову в командирскую башенку и посмотрел в смотровые щели.
Недалеко от него, буквально в полусотне метров стояла вторая самоходка. В пылу боя он не услышал, как она подошла. Очень вовремя выстрелили самоходчики, считай - спасли. Броня на самоходке тоньше, чем на танке. Рубка высокая, наклон броневых листов меньше, чем на Т-34, если сделать броню такой же толстой, как на танке, самоходка будет перетяжелена, и это потребует изменения ходовой части. Одно конструкторское решение почти всегда требует других изменений, и талант, умение конструктора находить компромиссное решение покажет, удачной получится боевая машина или нет.
Павел мысленно поблагодарил парней в самоходке.
Но бой не закончился. Горели только два немецких танка, остальные же упрямо ползли на наши позиции и во время коротких остановок стреляли из пушек. Более того, немцы обнаружили самоходки, и теперь для танков они представляли главную угрозу.
Но T-IV всё-таки не "Тигр T-IV" с его мощной пушкой и толстой бронёй. У немцев оставался численный перевес, но превосходства в мощности и дальнобойности орудий не было. Пожалуй, пушка самоходки по бронепробиваемости предпочтительней.
Павел загнал снаряд в казённик.
- Сергей, хватит отсиживаться! Видишь снаряды? После выстрела берёшь из этой укладки снаряд и заряжаешь в казённик. А пока я целюсь, выбрасываешь гильзу. Понял?
Сергей кивнул. От крика голоса у обоих уже осипли.
Через смотровые щели Павел оглядел поле боя. Слева, укрываясь за одиночным деревом, стоял немецкий танк. Павлу были видны только гусеницы по его левому борту. "Выжидает, небось, - подумал Павел. - И как только я выстрелю и буду перезаряжаться, он выползет на три-четыре метра, успеет прицелиться и пальнёт".
Павел навёл пушку на катки и нажал на спуск.
- Заряжай!
Сергей, торопясь и делая неловкие движения, вытащил снаряд из боеукладки и втолкнул в казённик. Затвор клацнул, пушка была готова к бою.
В свою очередь Павел видел, что попал он удачно, ходовые катки разбиты, танк потерял ход.
Он навёл прицел чуть выше гусениц - приблизительно в борт корпуса - и выстрелил. В топливный бак или боеукладку он попал, Павел так и не понял, но танк взорвался. С него слетела башня, а корпус разворотило, как консервную банку.
Павел показал Сергею два растопыренных пальца.
- Два танка мы подбили! - прокричал он.
Сергей улыбнулся, показывая железные коронки. Только рано они радовались.
По самоходке раздался удар настолько сильный, что Сергей, который стоял полусогнувшись в боевой рубке, упал. Падая, он попытался схватиться за казённик, и всё равно приложился головой и плечом о железо. Двигатель заглох. В наступившей тишине Сергей неожиданно громко закричал:
- Да как танкисты в них сидят? У меня всё тело в синяках!
Павел же не отрывался от смотровых щелей. Самоходка справа вела артиллерийскую дуэль с T-IV, довольно ловко и умело маневрирующим на поле боя. Видно, механик на "немце" был опытный, тёртый калач.
Ещё один танк стоял неподвижно, но ствол его смотрел на самоходку Павла. "Сейчас выстрелит, добить хочет", - мелькнуло в его голове.
- Быстро из машины! - скомандовал он и через открытый люк вывалился на моторное отделение, а с него - на землю. Сергей замешкался, и в это время "немец" влепил в самоходку ещё один снаряд. Из открытых люков машины сразу повалил дым, как из паровозной трубы.
Павел вскочил и побежал в сторону. Огонь быстро доберётся до боеукладки, и рванёт так, что мало не покажется.
Так и случилось. Сначала прозвучал небольшой взрыв, и из люков выплеснулось пламя. "Гранаты в подсумке взорвались", - сразу определил Павел. А через мгновение сдетонировали снаряды.
Горячей взрывной волной Павла отбросило в сторону, проволокло по земле. От обмундирования остались только лохмотья.
Он присел, осмотрел себя. Царапин и ссадин полно, но кровоточащих ран не видно, и боли нет.
Бросил взор на самоходку. Боевую рубку разворотило по сварным швам, пушку с маской вырвало из крепления, и она валялась впереди самоходки.
Павел встал. Его слегка пошатывало.
К нему подбежал самоходчик в комбинезоне и шлемофоне.
- Жив?
- Живой.
- Что-то я лица твоего не помню. Ты из какой батареи?
- Я не ваш. Я из агитационного взвода. Нашу машину "ишаками" накрыло, успели выбраться. А ваш экипаж под мины попал, всех наповал. Тут немцы в атаку пошли, вот я и залез в самоходку.
- Лучше не ври, парень! А кто же стрелял из пушки и вёл машину?
- Да я же! Я танкистом был, на "тридцатьчетвёрках" воевал.
- Понятно, - протянул самоходчик и тут же недоверчиво спросил: - Один, что ли?
- Нет, со мной ещё один боец был. В самоходке остался.
- Я ведь видел, как вас подбили, как ты выбирался. Удивился ещё. Мои ребята в комбинезонах, а ты в пехотном обмундировании. Коли танкист, чего ты в этом взводе? Давай к нам! Воевать умеешь: два танка сжёг, да каких! "Тигр" - серьёзный зверь. Иди к нам, в самоходчики!
Павел повернулся к спецмашине. Она была разорвана в клочья, водитель и радист погибли в кабине. Сергей сгорел в самоходке. Если он в свой взвод не вернётся, все подумают, что и он в машине погиб. Но у него нет никаких документов; если он уйдёт к самоходчикам и там обман раскроется, командиру батареи несдобровать. Подводить офицеров ему не хотелось.
Офицер принял его размышления за колебания.
- Чего раздумываешь? Много немцев сдалось в плен после твоей передачи? Вот то-то и оно! А у меня экипажей не хватает! Сам видел: были и самоходка, и экипаж, а теперь ребята мёртвые лежат, и от самоходки одно горелое железо.
Павел решился.
- У меня судьба сложная, я в плену был.
Офицер немного подумал.
- Вот что. Я всего-навсего командир взвода. Давай поговорим с командиром батареи. Как он решит, так и будет. Только до времени экипажу о своём пленении не говори. Пошли к машине.
Павел и комвзвода пошли к машине. Офицер залез в боевую рубку, а Павел устроился на тёплом моторном отсеке.
Самоходка дёрнулась, развернулась, заехала за холм и остановилась у тел погибшего экипажа. Тела погрузили на моторное отделение.
- Не гоже ребят бросать, надо на батарею доставить и похоронить по-человечески.
С другого участка фронта привезли ещё один погибший экипаж. Батарея занялась похоронами. Рыли могилы, хоронили, после - ужин в виде поминок. Выпили по сто грамм фронтовых, или, как их называли - "наркомовских". Павел подозревал, что выпили больше. Сам видел, как из фляжек в стаканы наливают. И правильно делают - парни между собой знакомы были. Ещё утром разговаривали, и вот - похороны. И хотя на войне к смерти привыкают - она всё время рядом ходит - потеря боевых друзей оставляет на сердце зарубки.
До Павла очередь дошла уже поздно вечером. Экипажи разошлись по землянкам - устали за день, - когда знакомый офицер нашёл его.
- Пойдём. Я комбату рассказал о тебе, поговорить надо.
Комбат занимал небольшую деревенскую избу, и был уже немного пьян.