Через люк водителя засунули в самоходку трофеи, экипажи заняли свои места в боевых машинах.
- Трогай! - махнул рукой Павел.
Самоходки возвращались в свою часть.
- Вась, ты чего в ранце притащил? Поделись.
Василий открыл ранец, наводчик заглянул туда.
- Ни фига себе! Командир, посмотри!
В ранце было полно консервов, бутылки спиртного с яркими, заграничными этикетками.
- Ты где взял?
- Так в транспортёре. Там выпивки полно. Жалко бросать было, всё равно наши ребята найдут и выпьют - так лучше мы.
По прибытии на место Василий и Анатолий унесли ранец и пулемёт в землянку. Павел с Игорем ждали вердикта инженера ремонтной службы.
Тот осмотрел машину и заявил:
- Завтра утром готово будет.
Экипаж направился в землянку. Павел сразу отправил заряжающего с котелками на кухню.
- Неси чего-нибудь поесть. Не обедали ещё, а уже по времени ужин должен быть.
- А почему я?
- В армии приказы старшего не обсуждаются, а исполняются. А ты идёшь, потому как самый молодой в экипаже.
Василий взял котелки и уже в дверях обернулся:
- Без меня не начинайте.
- Будь спокоен.
Хлопцы тут же высыпали содержимое ранца на снарядный ящик, приспособленный вместо стола.
Павел взял бутылку, прочитал этикетку.
- Кофейный ликер, испанский.
- Это водка с кофе, что ли?
- Да нет, вино такое, сладенькое.
- Я сладкое люблю.
Павел взялся за вторую бутылку.
- А здесь - ром ямайский.
- Вот немцы суки, со всего света пойло собрали. Попробуем сейчас!
- Сначала дождёмся Василия - обещали. Во-вторых, грамм по сто пятьдесят.
- Так мы же "безлошадные" сейчас!
Заявился Василий с котелками.
- Мужики! Ужин сегодня знатный. Макароны по-флотски, с мясом.
Экипаж встретил его восторженными возгласами.
- Садись быстрее, ждать устали.
Тут же разлили по стаканам ром и выпили за то, что живы остались, и за то, чтобы и впредь так же везло.
Ром оказался крепким, градусов шестьдесят-семьдесят, и обжигал рот.
- Силён, чертяка! - шумно выдохнул наводчик. - Сроду не думал, что немцы могут пить такую крепкую водку.
- Это не водка - ром.
- Да всё равно. Ихний шнапс слабее водки и пахнет, как самогон.
Все набросились на макароны. Готовили их редко, всё больше каши, и перловка уже в горло не лезла.
- Вась, ты не узнавал, по какому такому поводу мясо с макаронами?
- Повар сказал - корову бомбой убило. Чего добру пропадать? Вот её в котёл и отправили!
Потом пили за победу, за боевых товарищей. Поскольку ром быстро закончился, а хотелось ещё, открыли и попробовали ликёр.
- Сладкий больно!
- А мне нравится. Не хотите - не пейте, оставьте мне, - заявил Толик.
- Василий, что там у тебя ещё?
Выпили ещё две бутылки - французский коньяк и румынскую кукурузную водку. Коньяк экипаж не одобрил.
- Крепкий, но пахнет одеколоном, - заявил Василий. - А румынская водка ещё хуже шнапса. Вот чего я вам скажу, ребята, нет ничего лучше нашей водки.
Экипаж дружно поддержал. Павел только удивился - откуда в немецком бронетранспортёре такое разнообразие выпивки? Прямо на любой вкус. Или награбили по Европе? Немецкой пехоте перед атакой частенько давали выпить - ну так и наши этим баловались. Слегка выпивший солдат смерти меньше боится.
Утром все проснулись с головной болью. Завтракать никто не пошёл, и предложение "полечиться" оставшимся ликёром встретили молчанием. Не хватало, чтобы экипаж заявился за самоходкой с запашком и нетвёрдой походкой.
Павел ругал себя, что разрешил парням выпить лишнего. Ну прикончили бы бутылку рома - и баста! А теперь надо было исправлять положение.
- Экипаж, за мной!
Павел вывел их на небольшое поле за батареей.
- Бегом - марш! - и побежал сам, слыша за собой топот кирзовых сапог.
Вначале не хватало дыхания, в голове стучала кузница, по вискам и затылку как будто молоты били. Пот катился градом, ноги налились чугуном. Бежали тяжело, но после второго круга стало легче.
- Командир, не могу больше! - задыхаясь, сказал Игорь.
- Вперёд, не останавливаться! - прохрипел Павел.
У него самого во рту пересохло, но молоты бить в голове уже перестали.
После третьего круга экипаж взмолился:
- Командир, всё! Нет больше мочи, мы уже трезвые!
- Тогда к ручью - марш!
Павел побежал к ручью. Вода по осени холодная. Члены экипажа разделись догола и нагишом стали прыгать в воду - смыть пот и пороховую копоть. Теперь все выглядели вполне достойно.
- Одевайтесь! И запоминайте - так будет после каждой пьянки, - подвёл Павел итог "мероприятию".
Вместе с экипажем Павел заявился в ремонтную зону.
- Принимайте свою машину! - хлопнул ладонью по крылу инженер. - Не хуже новой!
Экипаж осмотрел самоходку и признал ремонт качественным. Своим ходом они направились на заправку. Пока закачали ручным насосом в основной бак 460 литров солярки, снова вспотели.
А потом направились к артиллерийскому складу - пополнять боезапас. Самоходка должна быть готова к бою в любую минуту.
В полдень Павел встретил Куракина.
- Ты чего экипаж гонял?
- Физзарядку делали, по Уставу положено, - не моргнув глазом соврал Павел.
- Похвально!
Тем не менее Куракин потянул носом, принюхиваясь.
Немцы вели себя сегодня смирно, видимо - зализывали раны, и экипажи занимались машинами: все вместе чистили пушку длинным банником. Та ещё работа! Потом Игорь возился с двигателем, а заряжающий обтирал ветошью снаряды в укладке.
Павел же включил рацию на приём, пошарил по волнам. Хотелось послушать сводку Совинформбюро о положении на фронтах, да и просто музыку. Но сквозь помехи до него доносились только обрывки разговоров на немецком языке.
Павел выключил рацию. Что-то зацепило его в услышанном. Он попытался вспомнить, разобраться - что? Господи, да ведь ему голос знаком! Так говорил оберст-лейтенант Вернер Шторц, начальник штаба, у которого он был водителем бронеавтомобиля. Стало быть, его полк где-то недалеко.
Рация на самоходке маломощная, и берёт где-то на 10–15 километров. Иногда удаётся поймать Москву, но редко.
Шторц тогда служил в 114-м полку 6-й танковой дивизии. Если он сейчас продолжает служить на прежнем месте, то значит, напротив их позиций расположился 114-й танковый полк, а то и вся дивизия.
Когда Павел осознал серьёзность своего открытия, он направился к комбату.
- Товарищ комбат, разрешите обратиться?
- Разрешаю. Куракин рассказывал, что ты в одном бою исхитрился три танка подбить?
- Четыре - ещё бронетранспортёр.
- О! Я в тебе сразу лихого парня увидел, и рад, что не ошибся. Что у тебя?
- Товарищ комбат, напротив нас стоит сто четырнадцатый танковый полк шестой танковой дивизии.
- С чего так решил? Или разведчики проболтались?
- Я рацию включил, думал сводку Совинформбюро послушать. Наткнулся на обрывок разговора на немецком. В принципе - ничего интересного, но голос мне знаком. Я его узнал. Это начальник штаба сто четырнадцатого танкового полка оберст-лейтенант Шторц. По-нашему - подполковник.
- А может, обознался?
- Головой ручаюсь.
- Сведения интересные! Кому-нибудь ещё говорил?
- Нет, только вы да Куракин знает, что я немецким владею.
- Хм, надо передать в штаб полка. Пусть разведку посылают, "языка" возьмут. Иди и помалкивай.
Штаб полка передал подозрения Павла выше, в штаб дивизии, а оттуда по цепочке - в штаб армии.
Сигнал не оставили без внимания. В этот же день была проведена авиаразведка, которая обнаружила замаскированные танки. На обратном пути самолёт-разведчик Пе-2 попытались сбить два "мессера", что ещё более укрепило командование во мнении, что немцы готовят контратаку, пытаясь остановить наступление наших частей.
Меры приняли быстро. На следующий день на штурмовку и бомбёжку обнаруженных танков были направлены штурмовики Ил-2 и пикировщики Пе-2. Немецкие танкисты понесли тяжёлые потери, и контрнаступление было сорвано.
В 1944 году наша армия обладала в воздухе значительным превосходством над немцами. Нельзя сказать, что наши истребители или бомбардировщики безраздельно владели воздушным пространством, но наносить массированные атаки целыми полками и авиадивизиями уже могли.
Через три дня Павла вызвали к комбату.
- Здравия желаю, сержант Сазонов…
- Садись, сержант! - не дослушал его до конца комбат. - Подозрения твои подтвердились. По этому полку нанесён авиаудар, и немцы понесли существенные потери. Звонили из полка, благодарили за сведения, которые подтвердились. Стало быть, благодарили тебя. Я что? Я лишь передал. Просили наградить разведчика. Они там думают, что ты из армейской разведки. В штабе в детали не вникали, а я им не говорил, что ты рацию слушал и немецкий знаешь.
- И не надо.
- Я тоже так думаю. Но какой-то награды ты достоин. Всё-таки воюешь хорошо, три танка на счету. И на полк немецкий вышел. Всё-таки занятно получилось, по голосу командира опознал. Рация голос искажает, и я никогда командиров взводов по голосу не узнаю, а ведь каждый день их вживую слышу. Представлю-ка я тебя к медали - хотя бы за подбитые танки. Полагаю - заслужил.
- Вам виднее, товарищ комбат.
- Иди, и продолжай так же служить.
- Слушаюсь!
Сегодня комбат был в хорошем расположении духа. Знать, и ему награду пообещали.
- Командир, чего в штаб вызывали?
- За жизнь говорили, - отшутился Павел.
- Ох, темнишь! Наш комбат пустых разговоров не любит.
Глава 8
ХИТРАЯ ПУЛЯ
Награду Павел получил немного позже - медаль "За боевые заслуги".
Экипаж поздравил командира, всё-таки - первая награда. Даже обмыли немного - бутылку водки на четверых. Только Павел награде не очень радовался. Получил-то он её как Виктор Сазонов, а не как Павел Стародуб. Вот закончится война, вернётся он домой, если повезёт остаться в живых - что скажет отцу-матери? У многих фронтовиков, особенно тех, кто воевал год или более, были награды - медали и даже ордена. А у него на единственную медаль документы на другое имя. Скажут - присвоил чужое. Потому и саму медаль, и удостоверение к ней Павел убрал в вещмешок, чтобы не мозолила глаза немым укором.
Но командир взвода Куракин воспринял это неоднозначно.
- Что медаль не носишь? Заслужил ведь. У других членов экипажа не одна награда на груди, и ты носи. Скромность - она не всегда украшает.
- Так точно, товарищ младший лейтенант. Только на рабочем комбинезоне носить не положено, а под комбинезоном всё равно не видно.
Куракин не нашёлся что ответить и только махнул рукой. Другие бы и рады медаль носить, да не заслужили.
В полк приехала с концертом фронтовая бригада артистов. Посмотреть и послушать выступление народу собралось много, даже из соседних подразделений пришли. Не часто на фронте такое бывает, Павел - так вообще в первый раз увидел.
Из грузовика с откинутыми бортами устроили сцену, а командир и солдаты уселись прямо на земле.
Голос у молоденькой певицы был слабый, но исполняла она репертуар с душой, и аплодировали бойцы, не жалея рук.
После окончания концерта расходиться не хотелось. Бойцы постарше - из тех, кто до войны жил в городах и посещал театры или концерты, сравнивали свои впечатления. Павел помалкивал - он живого артиста видел впервые. По радио до войны слушал Лемешева, Козловского, но больше любил Утёсова.
На следующий день батарея САУ получила приказ выдвинуться к передовой и поддержать огнём наступление нашей пехоты. Урча моторами и выбрасывая клубы сизого солярочного выхлопа, самоходки заняли указанные позиции.
Сначала по позициям немцев произвели артиллерийский налёт дивизионные и полковые пушки, и на переднем крае немецких войск бушевали разрывы. Казалось - оборона немцев разрушена, подавлена. Но когда наша пехота дружно поднялась из траншей и окопов, они со стороны немцев встретили интенсивную стрельбу из всех видов стрелкового оружия.
- Самоходки, вперёд! - услышал Павел в наушниках. - Подавить огнём пулемётные гнёзда!
САУ дёрнулась и пошла вперёд, миновав наши траншеи, оставленные солдатами - под пулемётным огнём они залегли на нейтралке.
Павел высматривал для себя цели. Вот из дзота почти непрерывно бьёт пулемёт.
- Толя, пулемёт видишь?
- Вижу.
- Подави. Игорь, остановка.
Самоходка остановилась, клюнув носом. Наводчик выстрелил. Осколочный снаряд угодил в угол дзота. Пулемёт замолк, но через минуту "заговорил" снова.
- Толя, ещё раз! Целься лучше!
Грянул выстрел. На этот раз снаряд попал прямо в амбразуру. От дзота полетели брёвна, земля.
Пехота поднялась в атаку.
И почти тут же по броне раздался щелчок. Через мгновение в глазах появилась резь, в носу - жжение, в горле запершило.
Павел сначала не понял, что случилось. Может, после выстрелов наглотался пороховых газов? Однако весь экипаж тёр глаза и кашлял.
Через несколько секунд в самоходке нечем стало дышать.
- Всем покинуть машину! - скомандовал Павел. Он ещё не знал, не понял, что произошло. Было ясно только одно - экипажу необходимо спасаться.
Натренированный экипаж быстро покинул машину, прихватив автоматы.
От огня немецкой пехоты укрылись за самоходкой. Парни кашляли, из глаз текли слёзы.
- Командир, что случилось?
А Павел и сам не знал.
Их объехала самоходка из другого взвода и почти сразу же резко остановилась. Распахнулись люки, и экипаж стал выпрыгивать на землю.
- Глядите, парни, они - как и мы!
Экипаж второй самоходки тёр глаза и кашлял. Значит, дело не в пороховых газах - немцы применили какую-то новинку.
Подошла ещё одна самоходка, и из люка высунулся Куракин.
- Подбили?
- Нет, сами не поймём, в чём дело. Глаза режет, дышать нечем. Вон, у ребят из той самоходки такие же проблемы.
Куракин выругался, вылез из самоходки и подбежал ко второму экипажу.
- Струсил экипаж?! Слёзы на глазах? Вот я сейчас проверю!
Куракин забрался в самоходку Павла, но тут же выскочил. Он кашлял, плевался и страшно матерился.
- Вы что, на пол дрянь какую-то пролили? Дышать нечем!
- Это ещё люки открыты, - в тон ему отозвался Павел. - Мы едва концы не отдали.
- После боя проверим!
Куракин забрался в свою самоходку и рванул вперёд - ведь бой продолжался. Обе самоходки так и остались стоять на нейтралке, а экипажи топтались вокруг машин. Пехота продвинулась вперёд, и стрельба теперь доносилась издалека.
Судя по звукам, нашим удалось пройти километра полтора-два. После двух автоматная стрельба не слышна, а после трёх - винтовочная, и все фронтовики это знали.
Откуда-то сбоку, параллельно траншеям появилась самоходка комбата. Она тормознула около Павла. Из люка выбрался комбат Гусев и зампотех Малков.
- Товарищ капитан! - вытянулся перед ним Павел.
- Знаю, мне Куракин по рации доложил. Гусев, осмотри машину.
Зампотех обошёл самоходку и вернулся.
- Ничего подозрительного, необычного не слышно было?
- Бой шёл, мы стреляли, мотор шумел. Но показалось, что щелчок по броне был звонкий.
- Не показалось, сержант. Идёмте.
Комбат, зампотех и Павел подошли к самоходке.
- Смотрите, - Гусев ткнул пальцем в боковой броневой лист. Там виднелось маленькое отверстие.
- Пуля, что ли? - неуверенно спросил Павел.
- Она самая, только из бронебойного ружья.
- Гусев, подожди! - вскинул руку комбат. - При чём здесь пуля?
- Есть у немцев противотанковое ружьё. Вроде обычное, калибр всего 7,92 мм, как у обычной пехотной винтовки. Только скорость полёта пули просто бешеная, и пуля имеет химический наполнитель - хлорацетофенон.
- Гусев, ты по-человечески, без мудрёных названий объясни, - не уяснил комбат.
- Вот я и говорю. Пуля была с отравляющим веществом. Экипаж, можно сказать, отравился.
- Товарищ комбат, со второй самоходкой такая же беда.
Все прошли ко второй самоходке. Зампотех осмотрел САУ и, найдя отверстие от пули ПТР, ткнул в него пальцем:
- Можете полюбоваться.
- Вот подлюки! - выругался комбат. - И что теперь делать?
- Отравляющее вещество не стойкое, надо проветривать самоходку ещё часа два. Потом желательно пулю найти и выбросить.
- Сазонов, Ильин! Задачу поняли?
- Так точно! - оба командира самоходных орудий вытянулись по стойке "смирно".
- Догоните потом. А то я уже грешным делом подумал - струсили. Только страшно было - сразу два экипажа. Да и немецких танков не было. Слава богу, разобрались без "контрразведки".
Комбат и замполит забрались в самоходку и уехали, а экипажи перевели дух. Если бы не зампотех, их могли бы обвинить в трусости на поле боя - ведь повреждений самоходки не имели.
Трусами и дезертирами занималась военная контрразведка СМЕРШ. После допросов дела передавались в трибунал, а дальше - разговор короткий. В лучшем случае - штрафбат, в худшем - расстрел. И практически зампотех сейчас спас два экипажа от необоснованных обвинений. Хорошо ещё, знающий попался, но ведь были такие случаи на фронте, ходили разговоры. Однако только сейчас каждый примерил ситуацию на себя.
Часа через два Павел решил спуститься в самоходку. Запах внутри оставался едким, но несколько минут можно было выдержать. Павел осмотрел все закоулки и щели, но пулю нашёл. Она была маленькой, конец сплющен от удара.
Брезгливо подхватив её пальцами, как дохлую мышь, Павел вылез на крышу боевой рубки.
- Вот она! - и бросил пулю на землю.
Оба экипажа с любопытством уставились на пулю. Внешне пуля как пуля, с виду - обычная немецкая винтовочная. А сколько бед экипажу могла принести!
Глядя на Павла, командир второй самоходки тоже полез в боевую машину. Он быстро нашёл и выбросил пулю.
Дышать отравляющим веществом, пусть даже и остатками паров, никто не хотел, а противогазов не было, хотя по штату они были положены. И потому решили подождать ещё немного - пусть выветрится.
Самоходчики уже стояли в восточных районах Польши. Наступление Красной армии после операции "Багратион" в Белоруссии выдохлось. Ставка выпустила директиву - занять оборону и стоять насмерть. Вовсю работала наша авиационная и армейская разведка.
Немцы же лихорадочно укрепляли свои позиции, строили бетонные укрепления на берегах Вислы. После открытия 6 июня 1944 года Второго фронта для наших войск ничего не изменилось, поскольку основные силы немцы держали на Востоке. Русские были для них главным, самым сильным и самым страшным противником. Активизировались отряды АК - Армии Крайовой, руководимой эмигрантским правительством в Лондоне.
Первое время, после прихода Красной армии на польские земли, АКовцы сотрудничали с советским военным командованием, и даже проводили совместные боевые действия против немцев. Но потом они попытались в освобождённых районах Польши поставить своих людей в администрации городов и сёл.
По приказу свыше сотрудники НКВД и СМЕРШа арестовали польских офицеров, а рядовой состав разоружили и мобилизовали в Войско Польское генерала Берлинга.