Павел заранее обдумывал все варианты. Вот и сегодня утром, прежде чем завести двигатель, он загнал патрон в ствол личного "вальтера", придерживая пальцем курок, спустил его и сунул пистолет в кобуру. Теперь стоит выхватить его из кобуры - и можно стрелять, ведь "вальтер-Р-38" в отличие от "парабеллума" имел самовзвод. Расстреляв членов экипажа, Павел планировал на танке перебраться через немецкие позиции и доехать на нём до своих. Но это был вариант на крайний случай. Потому что он понимал: увидев немецкий танк, идущий на советские позиции, наши откроют огонь, и совсем не исключено, что они его подобьют. Да и немцы, увидев, что с "Пантерой" что-то неладное, могут выстрелить вдогонку. А кормовая броня тонкая, подобьют как пить дать.
Погибать бестолково, когда наши уже совсем рядом, Павел не собирался и решил немного выждать. Он наблюдал в перископ за атакой наших танков. Двигатель "Пантеры" работал, наполняя корпус гулом.
Приглушённый бронёй и шлемофоном, над головой грохнул выстрел пушки. Хоть на "Пантере" и стояла система продувки ствола, всё равно запахло кисловатым запахом сгоревшего пороха.
В перископ Павел увидел, как вспыхнула "тридцатьчетвёрка". Остальные "Пантеры" тоже открыли огонь. Дистанция была слишком мала, чтобы промахнуться - метров семьсот-восемьсот. Несколько минут - и на поле боя уже горят пять советских танков. Остальные, наткнувшись на сильный огонь, слегка сдали назад и, укрываясь за горящими машинами, стали выцеливать невидимого пока противника. Одна из "Пантер" выстрелила, обнаружив себя вспышкой огня и взметнувшейся перед дульным тормозом пылью. Тут же две "тридцатьчетвёрки" начали бить по ней бронебойными снарядами, а ещё одна стала заходить со стороны, явно намереваясь выстрелить в борт.
Но тут уже вмешался командир роты. Он прицелился и выстрелил по этому танку. Снаряд попал в ходовую часть, каток разбило, гусеница слетела. Т-34 крутанулся на месте и тут же получил снаряд в корму. Из танка повалил дым, экипаж покинул горящую машину, и через минуту последовал взрыв. Башня "тридцатьчетвёрки" слетела с корпуса, уткнувшись стволом в землю. Из круглого проёма в корпусе с рёвом вырывалось пламя.
Оставшиеся невредимыми два танка дали задний ход. На поле боя остались только горящие машины. Русская пехота вернулась за своими танками в траншеи. Бой стих.
"Чего я сижу? - подумал Павел. - Надо действовать".
Он вытащил из кобуры пистолет, вздохнул глубоко, как перед прыжком в воду, и выстрелил в стрелка лобового пулемёта, сидевшего по соседству. Потом обернулся и снизу вверх выстрелил в живот наводчику орудия, а потом - в командира. Заряжающий не понял ничего. Он был справа от пушки, и казённик орудия скрывал от него Павла. Заряжающий наклонился вперёд, и Пашка выстрелил ему в голову.
В танке наступила мёртвая тишина, если не считать мерного рокота двигателя.
Павел перевёл дыхание и вложил пистолет в кобуру. Только что он застрелил четырёх человек своего экипажа. Да, они враги его Родины, но он с ними спал, ел - просто общался, и сейчас ему было очень не по себе.
Павел выжал главный фрикцион, включил передачу. Запищала рация. От неожиданности Павел отпустил педаль. Танк дёрнулся и поехал. Всё, назад пути нет, теперь надо давить на газ - и только вперёд!
Павел вёл "Пантеру" мимо горящих "тридцатьчетвёрок" и не видел, как из своих укрытий выползли другие танки роты и устремились следом. Они не получали приказа по радио, но видели, как на позиции врага двинулась командирская машина. Мало ли по какой причине не работает рация? Антенну осколком срубило, или сломалась сама рация? И танки, рассыпавшись цепью, шли за командиром.
Пашка этого видеть просто не мог. Танк не автомобиль, зеркала заднего вида не имеет.
Он жал на газ и всё время ожидал удара сзади, в корму. Не дураки же немцы, догадаются, что он гонит к своим. В конце концов, снаряд угодит в корму, потом в боевое отделение, и уж потом - туда, где сидит он, Павел. Шанс уцелеть есть.
А за ним шли шестнадцать танков роты. Хоть и не было команды, но рота выстроилась клином, как не раз делала это на учениях.
Танк Павла прошёл через передовые траншеи немецких позиций и вышел на нейтралку. Павел вёл "Пантеру" на пятой передаче и давил на газ. По сторонам и немного сзади пылили танки роты. Экипажи вели огонь из пушек с коротких остановок. Немецкая пехота дисциплинированно поднялась за танками в атаку - не ходили немецкие танки без пехотной поддержки в атаку, их легко можно было бы сжечь из окопа "коктейлем Молотова" в бутылках или связками гранат.
Получилась нелепица. Павел пытался прорваться к своим, но вышло так, что он организовал и возглавил атаку своей роты и пехотного батальона на русские позиции.
Советские войска не предполагали, что после артподготовки на них могут двинуться танки, доселе себя не обнаруживавшие. Командиры наступающих частей не располагали данными, что немцы подтянут из тыла танковые резервы.
Но комбаты и командиры батарей были людьми опытными, нюхавшими порох не первый день. Полевые пушки ЗИС-З открыли огонь. Павел видел в перископ, как артиллеристы суетились вокруг орудий, видел вспышки на стволах пушек. Неужели это всё против него? Тогда почему нет попаданий?
Он выключил передачу и остановился. В бою останавливаться нельзя, неподвижный танк - отличная мишень. Но он решил осмотреться, хоть на секунду.
Из перископа водителя виден лишь небольшой кусок местности перед танком.
Павел перелез в башню, заглянул в смотровые щели командирской башенки и едва не закричал. "Пантеры" его первой роты двигались за ним в боевом порядке "клин", а за ними бежали пехотинцы!
Только тут до него дошёл весь ужас положения. "Пантеры" просто прорвут наспех подготовленную оборону советских войск и начнут давить тылы. И даже если он покинет танк, никто не поверит, что он свой и хотел лишь перебежать. Расстреляют сразу, может - в пылу боя даже не дав выбраться из люка машины.
Павел схватился за пистолет. Что он наделал! Впору было стреляться.
Зашипела рация. Павел решил ответить. Он подключил шнур шлемофона в гнездо.
- Ланге на связи.
Работала вторая, командирская рация, и Павел представился командиром танковой роты. А опознать голос по рации было весьма затруднительно из-за помех.
- Это сорок первый.
- Слушаю!
Позывной "41" имел командир панцергренадёрского полка.
- Мне докладывает командир пехотного полка, чьи подразделения вы поддерживаете. С его слов - вы отразили танковую атаку русских танкистов и сами перешли в наступление?
- Это так.
- Тогда вперёд, гренадёры, и да поможет вам Бог! Конец связи.
Павел отключился.
Вот влип! Вперёд нельзя - будут потери среди своих, советских. И перебежать к ним именно сейчас нельзя. Но и назад отступать и уводить роту тоже нельзя. Танки роты пока целы, и никто не поймёт командира роты. Хуже того! Ну - вернётся он назад, а экипаж мёртв, расстрелян из пистолета. Свои же танкисты расстреляют!
Так хреново Пашке ещё не было! И он решил двигаться вперёд. Вдруг повезёт, и его подобьют? Уж лучше погибнуть от русского снаряда, чем быть позорно расстрелянным своими. Кого он называл своими, Пашка и сам уже не понимал.
Павел перебрался на место водителя и тронул танк с места. Рядом взорвался снаряд, осыпав танк комьями земли и осколками. Однако вреда танку взрыв не причинил.
Его остановка не прошла даром. К нему явно прицелились, и только то, что он продолжил движение, спасло танк от попадания.
Павел вёл танк зигзагами, используя складки местности, вроде небольших ложбин. Тем не менее русский снаряд ударил в башню. Сквозного пробития не было, только заглох двигатель. Павел запустил его снова.
Бензиновый "Майбах" ожил, и танк пошёл вперёд. А впереди находились траншеи советских войск.
По лобовой броне дважды ударили бронебойные болванки. Конечно, в любом бою обе враждующие стороны в первую очередь стараются уничтожить командира, ведущего. Вот и сейчас, поскольку танк Павла был на острие танковой атаки, били в первую очередь по нему.
Близкий разрыв снаряда впереди. Павел объехал воронку. Он не понял, что случилось - вроде попадания снаряда в танк не было. Но сначала запахло бензином, сильно запахло; потом появился едва уловимый запах горелого, дыма - и вдруг сзади полыхнуло.
Павел успел нажать кнопку остановки двигателя, открыл верхний люк и полез из танка. Одного взгляда ему хватило объять поле боя.
Его танк не добрался до советских траншей всего метров семьдесят. Моторный отсек был объят пламенем, по броне застучали пули.
Он свалился с корпуса танка на землю и стал отползать от него. В танке - почти полный боекомплект, и если рванёт, мало не покажется.
Павел приподнял голову. Яркими факелами горели на поле четыре "Пантеры", две чадили чёрным дымом.
Павел пополз назад, подальше от русских окопов. Кто он сейчас для своих? Немецкий танкист, враг Родины, которого надо уничтожить. А умирать Пашке не хотелось.
Когда он отполз метров на сто, сзади сильно рвануло. Павел обернулся. Взрывом боеприпасов с "Пантеры" сорвало и высоко подбросило башню, а корпус просто разорвало изнутри. "Вовремя убрался", - подумал Пашка.
Недалеко ревел танковый мотор. К Павлу зигзагами двигалась "Пантера" его роты. Немного не доехав, водитель откинул нижний люк, и Павел понял - спасают его. Не став медлить и раздумывать, он подполз к танку и неловко забрался в люк. Его схватили за руки и втянули внутрь танка. Люк захлопнулся, и машина двинулась назад.
- Где Лонге? - прокричал командир танка.
- Погиб! После попадания снаряда из танка только я выбрался, остальные сгорели, - прокричал в ответ Павел.
- Пауль, ты счастливчик!
Пятясь назад, танк направлялся к немецким позициям. Лобовая броня у "Пантеры" толстая, и чтобы её пробить, ещё постараться надо, корму же подставлять никто не хотел. А танку всё равно, как ехать, даже если на пути будет препятствие - он его просто раздавит. Танку не нужны дороги - даже в лесу или населённом пункте.
"Пантера" постреливала из пушки и пулемётов по невидимой для Пашки цели. Он сидел на полу, на дне башни. Было тесно: боевое отделение не рассчитано на пассажира.
Выбрались к своим. Павла окружили танкисты других экипажей.
- Как всё случилось? Вроде в атаку хорошо пошли!
- Несколько раз снаряды в броню били, но без пробития. А потом - раз! как кувалдой по башне! И сразу огонь! Не помню, как из танка выбрался. Хорошо - экипаж Циммеля на выручку пришёл, иначе бы мне туго пришлось.
- Да, никогда не знаешь, где беда тебя поджидает. Повезло тебе.
- Повезло. Который раз машина сгорает, а я целёхонек.
Пашку представили к повышению, присвоив звание оберпанцерсолдата с соответствующей нашивкой. В принципе - ему было плевать названия. Он не собирался служить в немецкой армии, но получалось - уже три месяца, если считать госпитали, служил, и даже получил повышение.
За неимением свободных машин Павла определили в ремонтную роту. Перебежать к своим не получилось, первый блин, согласно русской поговорке, вышел комом. Но Павел не отчаивался. Свои совсем недалеко, а сбежать от ремонтников проще, чем из танка в разгар атаки.
Глава 5
ПЕРЕБЕЖЧИК
Павел решил уйти этой же ночью. Сейчас на передовой неразбериха: пехота, танкисты, артиллеристы - все из вновь прибывших подразделений. Оборона ещё не устоялась, найдётся лазейка, щёлочка, в которую он должен проскользнуть. Да и в ремонтной роте его не сразу хватятся.
Павел, как и всё отделение ремонтников, спал в сарае. Ночью он встал, вышел на улицу и направился к передовой. Шёл не скрываясь. Фельджандармы дальше, в тылу, а пехотинцы не станут останавливать танкиста.
Так он дошёл почти до траншей. Вокруг было темно, и Павел спотыкался на неровностях.
Хлопнул выстрел ракетницы, вверх и в сторону русских полетела осветительная ракета. Если бы не она, он так бы и подошёл к самым окопам.
Павел залёг, и стал наблюдать. Немного левее, метров через сто, взмыла ещё одна ракета. Минут через пять, правее - ещё одна… Дал очередь невидимый в темноте пулемётчик. Дежурная смена освещала и простреливала нейтральную полосу, опасаясь русских разведчиков.
По времени скоро будет смена часовых. У немцев это соблюдалось строго. Надо миновать траншеи сейчас, когда старая смена уже устала, внимание притупилось. О чём мечтает пехотинец в траншее? Побыстрее смениться, завалиться на нары в блиндаже и выспаться.
Павел медленно, стараясь не производить шума, пополз вперёд. Перед ним снова хлопнула ракетница. Он закрыл глаза и положил голову на руку. Глаза адаптировались к темноте. Если их держать сейчас открытыми, несколько минут он будет плохо видеть.
Когда ракета погасла, Павел снова пополз вперёд. Часовой всё внимание обращает на пространство впереди, на нейтральную полосу. Что происходит сзади, его не волнует, там свои.
Так Павел и переполз через траншею. Впереди были ещё окопчики, но они располагались далеко друг от друга, и Павлу удалось проползти между ними.
Он полз ещё метров триста. Когда сзади, со стороны немецких позиций, взлетала ракета, он замирал.
Так он добрался до подбитой "тридцатьчетвёрки". Машина уже остыла после пожара, но вблизи неё густо пахло горелой резиной, металлом и ещё чем-то непонятным.
Он заполз за танк и встал в полный рост - корпус танка закрывал его от шальной пули пулемётчика - и пошёл пешком. Всё лучше, чем ползти, обдирая локти и колени.
Лёгкий ветерок принёс со стороны русских позиций запах махорки. Этот запах Павел ни с чем не мог спутать. Ему пришлось лечь и прислушаться. Где-то, далеко впереди, едва слышно говорили по-русски.
Павел едва не вскочил и не бросился вперёд, но разум возобладал. Он опять пополз, и когда голоса стали слышны отчётливей, крикнул:
- Не стреляйте, я свой!
Голоса смолкли, и Павел повторил.
В ответ раздалось:
- Ну так ползи сюда.
Павел пополз. Чей-то голос посоветовал:
- Давай сюда, здесь траншея.
Павел забрался на бруствер, повернулся и ногами вперёд сполз на дно траншеи.
- Из разведки, что ли? - спросил кто-то рядом.
- Нет. Веди к командиру.
- Это можно. Шагай за мной.
Воин в ватнике шёл впереди, Павел - за ним. Они остановились у двери землянки.
- Погоди, я доложу.
Солдат постучал в хлипкую дощатую дверь и вошёл. Пробубнили голоса, зажглась коптилка, сделанная из гильзы.
Дверь распахнулась, глаза резануло светом. Он был скудным, неверным, колеблющимся, но Павлу он показался едва ли не прожектором. Он шагнул вперёд.
- Ох, твою мать! - выматерился солдат и схватился за автомат.
Лейтенант, спавший до этого на пустых снарядных ящиках, в недоумении вытаращил глаза. Спросонья он не мог понять, приснилось ему всё, что он видит, или на самом деле перед ним стоит немец.
Солдат смотрел то на Павла то на лейтенанта, ожидая приказа.
- Самохин, свободен, - пришёл в себя лейтенант. Он был немного моложе Павла, года на два-три.
- Ты кто такой?
Лейтенант встал, опоясался ремнём и расстегнул на всякий случай кобуру.
- Сержант Стародуб.
Лейтенант потряс головой, прогоняя остатки сна. Бред какой-то: перед ним - натуральный танкист-немец, а лопочет по-русски.
- Фронтовая разведка? - озарило его.
- Нет, танкист.
- Документы.
По мнению Павла, лейтенант не мог найти выход из необычной ситуации.
Павел полез в карман курточки, достал "зольдатенбух" - солдатскую книжку и протянул её лейтенанту. Тот поднёс книжку к коптилке.
- Так тут же по-немецки!
- Верно.
- Ничего не понятно. Почему форма на тебе немецкая, и документы тоже?
- Получилось так.
Павел понимал, что надо просить отвести его в СМЕРШ или к начальнику полковой разведки.
- Ты что, эсэсовец?
- С чего ты взял? - обиделся Павел.
- Форма на тебе чёрная.
- У всех немецких танкистов такая. У эсэсманов на петлицах - череп, да и в документах у меня шестая танковая дивизия значится, четвёртый панцергренадёрский полк. Там нет ни слова об СС.
- Не врёшь? А то сразу к стенке!
- Шёл бы я сюда за этим, товарищ лейтенант. Отведите меня к полковым разведчикам или в СМЕРШ.
- Ещё раз назовёшь меня товарищем - зубы повыбиваю. Постой, у тебя в кобуре что? Пистолет?
- Конечно.
- Ну Самохин! Задницу надеру! Сдай!
Павел расстегнул кобуру и протянул лейтенанту пистолет. Тот сел на снарядный ящик, потёр лицо обеими руками.
- Ладно, если сам просишь, доставим тебя в СМЕРШ.
Лейтенант вышел из землянки и вернулся с Самохиным.
- Отконвоируешь его к оперуполномоченному СМЕРШа, отдашь ему пистолет и документы немца. Понял?
- Так точно!
- Выполняй!
Павел, конвоируемый бойцом, пошёл по траншее. Потом они выбрались из неё и шли перелеском километра два.
Начало светать. Попавшиеся навстречу солдаты остановили Самохина и Павла:
- Пленного взяли? А чего его в тыл вести? Шлёпнули бы сразу - и всё! Эсэсовец, небось!
- Танкист.
- Хрен редьки не слаще.
Самохин только хмыкнул.
Оперуполномоченный располагался в бревенчатой избе. Старший лейтенант, немного постарше Павла, видимо только встал. Лицо было опухшее, помятое.
- Ну рассказывай - кто, откуда и зачем к нам перешёл.
- Сержант Стародуб. И не перешёл я, а вернулся к своим.
И Павел рассказал всю свою историю, начиная с боя под Прохоровкой, ранения и ожога.
Старший лейтенант слушал молча, не перебивая.
- Прямо сказки рассказываешь. Верится с трудом. Давай под протокол. - И начал подробно расспрашивать, где Павел родился, откуда немецкий язык знает, номера полков и фамилии командиров, где он проходил службу. Даже фамилии и должности сослуживцев попросил вспомнить. Потом, подробно - о нахождении в госпитале, учебном батальоне и последнем бое. Исписав ровным почерком несколько листов, хмыкнул:
- В первый раз с таким перебежчиком сталкиваюсь. Если ты Абвером заслан, так они тоньше действуют - легенда железобетонная, документы советские. А у тебя…
Старлей пожал плечами.
- В общем, посидишь пока под замком. Я созвонюсь с кем положено, там видно будет.
Старший вызвал конвоира, и Павла закрыли в обычном деревенском подвале. Было прохладно и темно, в углу шуршали мыши.
Павел на ощупь нашёл какой-то ящик, уселся на него и задумался. Он всячески рвался к своим, перешёл и попал в СМЕРШ. Нет, он не ожидал, что его встретят с цветами, но и в темницу попасть тоже не рассчитывал. Может, надо было захватить с собой пленного или выкрасть карты? Тогда больше веры было бы.
Сколько он так просидел - неизвестно, в темноте определить было затруднительно. Но загремел засов, откинулся люк.
- Немчура, выходи!
Павел не стал поправлять конвойного. Всем окружающим не расскажешь всей правды - не поверят.
В комнате кроме оперуполномоченного СМЕРШа сидели ещё два офицера - капитан и майор. Как приказал конвойный, Павел завёл руки назад, сцепив пальцы в замок.
Майор оглядел Павла и предложил ему сесть. Павел уселся на старый, скрипящий стул.
- Расскажи-ка ты нам всё с самого начала.
- С госпиталя?
- Нет, со школы.