Фельдфебель мазнул взглядом по значкам, вернул документы и вдруг потянул носом.
- Э, солдат, да ты пьян!
- Никак нет, спиртом раны обрабатывал, - нашёлся Павел.
- Хорошо, я не буду придираться. Ты храбрый воин, я вижу значок "За танковую атаку" с цифрой "25". Такой не дадут кому попало!
- Так точно, господин фельдфебель!
Патруль удалился. "Интересно, - думал Павел, глядя им вслед, - а у немцев гауптвахта есть? И что бы они могли сделать со мной за выпивку?" Ответа Павел не знал.
Он добрался до вокзала, предъявил в воинскую кассу документы и получил билет. Ещё в госпитале ему выдали деньги - рейхсмарки, жалованье танкиста с фронтовыми надбавками, и отдельно - за ранение.
Ожидая свой поезд, Павел решил сходить в пивную на вокзале. И вошёл было, но эта оказалась только для офицеров. Солдатская находилась в подвале.
В пивной было накурено. Солдаты всех родов войск сидели на жёстких стульях и потягивали пиво из высоких кружек.
- Тебе какое, солдат?
Павел марок не знал. Стоявший рядом эсэсман посоветовал:
- Бери баварское чёрное.
Они устроились за одном столом. Павел отхлебнул из кружки. Пиво оказалось густым, в меру холодным и чуть пощипывало язык. Вкусно.
- На фронт? - спросил эсэсман.
- Да, после ранения.
Эсэсман посмотрел на значки.
- Да ты герой! Вижу - ранен был тяжело.
- В танке горел.
Эсэсман наклонился.
- Страшно на фронте?
- Страшно, - не покривил душой Павел.
- Вот и нас на Восточный фронт посылают.
- Люди везде живут, - заметил Павел.
- Это - да. Ты давно с передовой?
- Уже почти два месяца.
- Так ты из-под Курска?
- Угадал, там большое танковое сражение было.
- Знаю. Ладно, желаю удачи. Бармен, пива за мой счёт герою! - эсэсман кинул на барную стойку деньги и вышел.
Посидев немного, Павел допил пиво и вышел на перрон. Поезд уже стоял на путях, по платформе сновали пассажиры. В вагоны садились в основном военные, провожали их женщины.
Павел расположился на верхней полке и смотрел в окно на проплывающий пейзаж. Как только пересекли границу с Польшей, за окном появились разрушенные дома, пусть и редкие пока. И войск немецких стало больше.
В вагоне вместе с Павлом ехали в основном рядовой состав и гражданские. Солдаты выпивали, покупая на каждой станции у поляков самогон или наливки.
Судя по обрывкам разговоров, ехать на фронт никому не хотелось. Конечно, это вам не сорок первый год, когда немецкая армия наступала по 40–50 километров в день. Теперь гитлеровцы пятились назад, а после Курской дуги моральный дух вообще упал. Если в начале войны немцы и помыслить не могли о поражении, то теперь стали задумываться. Фанатично в Гитлера и неминуемую победу верили только эсэсовцы.
Павел добрался до Минска, куда ему и было предписано, нашёл сборный пункт и предъявил документы. Обер-лейтенант, прочитав их, обрадовался:
- Отлично! Панцергренадёр с опытом боевых действий! К сожалению, твоя восемнадцатая танковая дивизия на переформировании, и я направлю тебя в другую.
- Рад служить Великой Германии! - по-солдафонски рявкнул Павел.
- Вот, слышу голос истинного арийца! Молодец, солдат! В батальон "Тигров" тебя определить не могу - они только СС, а вот на "Пантеры", пожалуй, можно.
Павел уже знал из разговоров в госпитале, что "Пантера" - танк неплохой: манёвренный, с хорошей пушкой и мощным вооружением. Недостаток один - крайне ненадёжен, не довели его до ума, не хватило у конструкторов в военную пору времени исправить недочёты и огрехи. Но Павлу было всё равно, куда его отправят, лишь бы на передовую попасть, откуда он надеялся сбежать к своим.
Павел горячо поблагодарил обер-лейтенанта, заверив его, что теперь, на новом танке, он будет ещё лучше сражаться с большевиками.
Учебный батальон располагался за городом. Обстановка в нём была нервозной. Состав постоянно менялся: одни солдаты прибывали, другие, переучившись, убывали. Все танкисты были уже с опытом, просто воевали на других танках. Их знакомили с устройством "Пантеры", учили водить её и стрелять.
По солдатской книжке Павел был механиком-водителем, и ему пришлось тяжелее всего. Мало того что танк был в новинку даже для немцев, уже имевших опыт вождения танков T-III и T-IV, - Павел вообще никогда немецкие танки не водил.
- Что ты рычаги дёргаешь? Это же не трактор! Управление на "Пантере" лёгкое. Немного рычаг вправо - и танк идёт вправо, немного влево - поворачивает влево. На нём вальсировать можно! - учил Павла сидевший рядом инструктор.
А для Павла было непривычным всё - и шлемофон, и запах бензина, и даже возможность покинуть танк через люк водителя вверху корпуса, а не в лобовом наклонном листе, как у Т-34. Но Павел был парнем упрямым, ему не хотелось водить танк хуже, чем сами немцы, и он учился добросовестно, от занятий не отлынивал. Инструкторов замучил вопросами и просил дополнительные часы для вождения.
Иногда он задавал себе вопрос - для чего он изматывает себя и донимает инструкторов? Ведь при первой же возможности, в первом же бою он сбежит к своим. Зачем тогда приобретает навыки вождения вражеского танка, зачем шлифует умение? Тем не менее к выпуску курса Павел научился водить танк не хуже, а даже лучше многих опытных водителей-немцев.
Его упорство в учёбе заметили командиры, порекомендовали "покупателям" - как называли командиров строевых подразделений, приезжающих за пополнением.
Так Павел попал в отдельный танковый батальон механиков-водителей на танк командира роты. С сослуживцами дружбы особой он не водил, с соседями по казарме был немногословен и вежлив. И танкисты оставили попытки сблизиться с ним. Ну характер такой у человека, не общительный.
Павел часами пропадал в танковом парке, поскольку делать больше всё равно было нечего. Он отрегулировал двигатель, протянул все соединения. Танк изучил досконально, забравшись во все его уголки. Поймал себя на мысли, что изучает не столько танк, сколько его слабые, уязвимые места. Куда бы он выстрелил в него, будь на "тридцатьчетвёрке"?
К огорчению Павла, слабых мест было немного. Немцы изучили устройство трофейных Т-34, провели обстрелы его из пушек с разных ракурсов и создали броневой корпус и башню, более совершенные. Углы наклона лобовых броневых листов сделали более рациональными, а самое уязвимое место Т-34 - люк водителя - и вовсе перенесли на крышу лобовой части корпуса. И так - в каждой детали. К тому же после обстрелов на полигоне для немецких танкистов выпустили брошюру, где были описаны и нарисованы наиболее уязвимые места советских танков.
Павел внимательно изучил тоненькую книжечку. Там были Т-34, КВ-1, Т-35, КВ-2 - даже новый тяжёлый ИС-1. Для него некоторые места и точки наиболее вероятного поражения были откровением. Учитывая, что на "Пантере" стояла мощная пушка KwK42 калибра 75 мм, а оптика прицела была очень высокого качества - это Павел проверил лично, танк представлял весьма серьёзную угрозу для наших средних танков. Относительно небольшой калибр пушки давал высокую скорострельность и позволял возить увеличенный боекомплект. Это давало возможность вести бой с "тридцатьчетверками" на дистанции от полутора до двух тысяч метров.
Башня со сплошным полом приводилась в движение гидроприводом. И было одно, очень важное для экипажа обстоятельство: загазованность при стрельбе снижалась продувкой ствола после выстрела сжатым воздухом и отсосом газов из гильзы. Ни один советский танк до конца войны не имел подобного устройства.
Коробка передач устанавливалась впереди, и ведущими колёсами были передние. Семиступенчатая коробка передач с планетарным механизмом поворота управлялась гидравликой. Отсюда - мягкость управления.
Шахматное расположение катков большого диаметра давало хорошую плавность хода и проходимость. Даже с повреждённой в бою ходовой частью "Пантера" легко буксировалась.
Корпус и башня "Пантеры" покрывались специальным цементом "циммерит", благодаря чему магнитные мины и гранаты к броне не прилипали.
Однако танк был малотехнологичным, рекорд выпуска их, достигнутый в 1944 году, составлял 400 единиц в месяц. Тогда как уже в мае 1942 года Советский Союз выпускал более тысячи "тридцатьчетвёрок".
С "Тиграми" T-VI ситуация складывалась ещё хуже. С 1942 по 1944 год T-VI Ausf Н было выпущено 1354 единицы, а T-VI Ausf B - 489 штук. И "Тигр" и "Пантера" были дороги в производстве и требовали высоколегированных марок стали.
К тому же, изучив "Пантеру", Павел отметил слабые места в броневой защите. В кормовой броне башни был больших размеров люк для загрузки боекомплекта и аварийного выхода заряжающего, а с левой стороны башни - круглый лючок для выбрасывания гильз. А танки в передней проекции - ведущие передние колёса. Про корму говорить не приходилось - броня здесь была тоньше, всего тридцать миллиметров, а за ней - бензиновый двигатель. Пары бензина в закрытом моторном отсеке возгорались легко, превращая машину в факел.
Несмотря на то что T-V был крупнее и на 15 тонн тяжелее Т-34, двигатель "Майбах" был мощнее дизеля В-2, "тридцатьчетвёрки" на 200 лошадиных сил и легко разгонял танк до 55 километров в час, не уступая в скорости советской машине.
Все танки были с рациями, перископы имели механик-водитель и стрелок лобового пулемёта, а в командирской башенке их было семь. Обзорность была просто великолепной, в отличие от Т-34, основным недостатком которого была плохая видимость из танка. А в бою кто первым заметил врага, тот первым выстрелил и победил. Вот такая простая арифметика.
Командирский танк, за которым был закреплён Павел, отличался от обычных. За счёт уменьшения боеукладки до 64 снарядов была установлена вторая радиостанция, обеспечивавшая связь командира роты с авиацией и другими видами войск - вроде артиллерии. В Советской армии только к середине войны на танки и самоходки стали устанавливать рации, в 41–42 годах даже танки командиров батальонов не все имели радиосвязь. А о прямой связи с авиацией танкистам и самоходчикам приходилось только мечтать.
В середине сентября танковый батальон, в котором служил Павел, поднялся по тревоге. Танкисты забегали, командиры взводов и рот собрались в штабе. Экипажи заняли свои места. Механики-водители прогрели двигатели. Этот батальон входил в состав 4-го панцергренадёрного полка 6-й танковой дивизии 41-го танкового корпуса 9-й армии, которой командовал Вальтер Отто Морец Модель, генерал-полковник.
Русские начали наступление на Смоленск и Рославль. Группа армий "Центр" под командованием генерал-фельдмаршала Г. Клюге удара не выдержала, передовые части отошли на заранее подготовленные позиции.
Советские войска вышли на рубеж реки Десна, далее удар развивался на Оршу и Починок. Вспомогательный удар правым крылом в составе 5-й, 31-й и 68-й армий, наносящих на Смоленск, а левое крыло. 49-я и 10-я армии - на Рославль.
Наступление наших войск активно поддерживали партизаны. В тылу немецких войск они устраивали диверсии, затрудняя тем самым подтягивание немецких резервов из тыла.
16 сентября наши войска овладели Ярцево. Немного позже были перерезаны железная и шоссейная дороги между Смоленском и Рославлем. Для немцев нависла угроза окружения Смоленска с юга, а нашим войскам мешал продвигаться вперёд Днепр.
Из штаба батальона бегом к своим боевым машинам направились командиры. Танки, урча моторами, начали выходить из парка на дорогу.
Павел вёл свой танк третьим от головы колонны. Перед ним раскачивался на неровностях дороги танк с двумя жёлтыми крестиками на корме - опознавательным значком 6-й танковой дивизии. На самой башне, как и на танке Павла, был выведен белой краской порядковый номер танка. Все танки батальона были новые, ещё не участвовавшие в боях, хотя все экипажи имели боевой опыт.
Шли на полной скорости. Из-под гусениц поднимались клубы пыли, и Павел немного увеличил дистанцию - кому охота глотать пыль? Да и врезаться в корму впереди идущего танка в условиях плохой видимости можно было запросто.
Через час хода передние танки встали - мост впереди был взорван партизанами. Командиры танков собрались у моста, обсуждая - что делать?
И река-то - тьфу, можно сказать - ручей, но склоны берегов крутые, танку взобраться тяжело: гусеницы дёрн срывают, а танк стоит на месте. На лёгком танке T-I, годном лишь для разведки из-за пулемётного вооружения командир батальона проехал по берегу вдоль реки, и в километре от разрушенного моста нашёл пологие склоны. Решили переправляться там.
Корпус "Пантеры" был хорошо приспособлен для форсирования небольших рек, люки закрывались плотно, имели резиновые уплотнители, моторный отсек был герметизирован. Для рек поглубже мог ставиться шнорхель - труба для подвода воздуха к мотору и экипажу. Правда, шнорхелей в батальоне никто не видел, представляли теоретически.
Первым, как и положено, шёл танк командира роты, Павкин танк.
Он тронулся со второй передачи, дал газу, чтобы двигатель не заглох, и в выхлопные трубы не затекла вода. Подняв фонтан брызг, танк вошёл в воду, гоня перед собой волну. Павлу в перископ ничего не было видно, стекло было залито водой. Он даже не успел посмотреть на курсоуказатель, специально стоящий для таких случаев справа от приборного щитка.
"Пантера" задрала нос и вышла на берег. В траках застряли водоросли, ил.
Другие экипажи уже смело шли по разведанному пути. Однако задержка от расчётного времени была больше часа.
Они выбрались на шоссе и прибавили ходу. Скорость движения колонны сдерживали лишь устаревшие T-I и гусеничные бронетранспортёры с пехотой. А за батальоном шла ещё рота самоходок "Хетцер". Та ещё штучка была: очень низкая и малозаметная на поле боя, с мощной пушкой, прозванная немцами "кабаном" за характерную броневую маску пушки.
Ещё через час хода они остановились на заправку. На обочине дороги стояло четыре бензовоза, танки заправляли в первую очередь - бензиновые двигатели были очень прожорливыми. Полного бака "Пантере" хватало всего на 260 километров хода по шоссе, а по пересечённой местности - ещё меньше.
На заправке экипажи прислушивались к отдалённым раскатам. Похоже было на гром, но это были пушки. Огонь был массированным, но довольно далеко.
- Килограммов пятнадцать-двадцать, - заявил Гюнтер, заряжающий.
- Похоже, - сказал командир танка - он же командир роты, - скоро сами всё увидим.
Батальон прибыл к месту сосредоточения, но поступил новый приказ, и танковые роты передали пехотным полкам для их усиления. Командир танкового батальона был зол. От батальона ничего не осталось, руководить им было невозможно. Батальон в сборе, да с пехотной поддержкой представлял собой грозный боевой кулак. Разрозненные роты в бою сами нуждались в поддержке самоходчиков.
У немцев была излюбленная тактика - "колокол". Это было боевое построение машин на поле боя. Впереди становились в линию два-три "Тигра", а далее, слева и справа от центра, плавными дугами - "Пантеры" или T-IV, основные боевые лошадки. За неимением "Тигров", которые могли бы взломать любую оборону, ставились "Пантеры".
Но сейчас такой боевой порядок стал невозможным. Терялось танковое преимущество - натиск и огонь.
Внезапно справа мелькнули огненные кометы, и раздалось несколько мощных взрывов.
- Все из машины! - скомандовал командир.
Быстро выбравшись, танкисты улеглись в воронку. Это были знаменитые "катюши", прозванные немцами "сталинскими органами".
Павел впервые наблюдал вблизи устрашающую боевую работу "катюш". Ужас! Попавшее под огонь подразделение просто перестало существовать.
Налёт прекратился, и экипажи заняли места в боевых машинах. Ещё четверть часа хода, и танки прибыли на место.
Командир роты сам определил для экипажей позиции. Танк командира занял место на небольшой возвышенности. Танкисты принялись маскировать танки срезанными ветвями, маскировочной сетью. В искусстве маскировки немцы были умельцами, они придавали скрытности большое значение.
Едва успели завершить работу, как русские пошли в атаку. Молча, без артподготовки, на передовые позиции немцев бежали цепи русских пехотинцев.
Танкисты без команды огня не открывали, вполне хватало винтовочно-пулемётного огня своей пехоты. Для танкистов пехота была слишком мелкой целью, чтобы демаскировать, обнаруживать себя.
Атака русских захлебнулась, и они отошли на свои позиции.
Но бой только начинался. По немецким окопам ударила русская артиллерия. Сначала гаубицы 122 мм - их снаряды давали большие, мощные по разрушительной силе взрывы. Передовая затянулась пылью и дымом.
Потом в дело вступили полковые 76-миллиметровые пушки. Разрывы стали поменьше, но попадания точнее. Ещё бы, полковые пушки били прямой наводкой, а Россия всегда славилась умением своих пушкарей.
Когда стихли разрывы от снарядов, следом за пушками раздался вой падающих мин. В дело вступили миномёты. Они разрушали то, что не смогли разрушить пушки. При стрельбе из миномётов мина летит круто вверх, а потом падает вниз, на цель. Пушечный снаряд может разрушить дот, дзот, пулемётное гнездо - но не блиндаж, землянку или окоп. А вот миномёт легко это сделает. Падая сверху, она пробивает накат из брёвен и разносит блиндаж в клочья - вместе с находящимися там солдатами.
Немцы не выдержали массированного огня и стали убегать с передовой. Пехотные командиры останавливали бегущих, заставляли вернуться в траншеи, и окопы.
Артиллерийский и миномётный обстрелы к тому времени закончились. Русские повторили атаку, встречая лишь жиденький ответный огонь уцелевших немецких пехотинцев.
Пытаясь поддержать свою пехоту, открыли стрельбу осколочными снарядами самоходные установки "Хетцер". Русская пехота залегла, но и самоходки выявили своё местонахождение. По ним открыла огонь русская артиллерия. Две самоходки из четырёх загорелись, пуская в небо чёрный дым.
"Пантеры" пока ничем себя не выдали. Они стояли, не обнаруженные, дожидаясь своего часа. И час этот пробил, когда в атаку на немецкие позиции пошли русские "тридцатьчетвёрки".
Командир роты приказал по рации подпустить Т-34 поближе и открыть огонь на поражение.
Павел всё это слышал и сидел как на иголках. Что делать? Он надеялся, что "Пантеры" пойдут в атаку на позиции советских войск, и когда его машина окажется на нейтральной территории, он сможет заглушить двигатель, а ещё лучше - загнать танк в глубокую воронку или ров и сбежать. Дело в том, что мотор через карданную передачу приводит в действие гидронасос для поворота башни и выполнения других функций. И если Павел заглушит его, поворачивать башню танка и вести прицельный огонь станет невозможно. У лобового пулемёта сектор обстрела невелик и, держась немного в стороне, можно избежать обстрела со стороны экипажа. Скорее всего, придётся решаться на крайний шаг.