Эта удобная, с трёх сторон закрытая склонами сопок лощина, подвернулась очень вовремя. Мы заползли в неё и остановились. Саша по моей команде выключил двигатель. Теперь экипаж сидел на броне и проводил короткое совещание. Нас, разумеется, могли обнаружить с помощью "летающего глаза", но это и всё. Зато подслушать, о чём мы говорим, вряд ли. Ибо рация сдохла через тридцать секунд после того, как нами было получено сообщение Аркадия. Мы как раз выползли на гребень сопки, чтобы сориентироваться и выйти на связь с остальными после столь ошеломляющих известий. Потому как радиус действия нашей танковой радиостанции FuG 5 максимум шесть километров. И для этого максимума как раз и желательно стоять где-нибудь на возвышенности и в хорошую погоду. Погода была хорошей, слов нет. Ещё б градусов на двадцать попрохладнее, и вообще шикарно. Но что есть, то есть, жаловаться всё равно некому. Короче, выползли мы. Рискуя, понятно, довольно сильно.
Внизу виднелась долина реки. Слева - развалины городка, частично скрытые чахлой зеленью. Впереди, сразу за рекой, "вражеские" сопки. Вот оттуда и прилетел снаряд чужой арты. Как раз в тот момент, когда Миша связывался с остальными. Результат: рация накрылась, у радиста лёгкая контузия. А может, и не такая уж лёгкая, сразу не разбёрёшь. На самом деле повезло, всё могло быть гораздо хуже при таком раскладе.
- Уходить надо, - высказался мехвод Саша. - Баки, считай, полные. Километров на двести хватит, если по заброшенному шоссе, что вдоль речки. А там и до жилья рукой подать.
- Угу, - заметила Светлана. - Ушёл один такой. Нас обнаружить и расстрелять из боевого лазера - раз плюнуть. Мы на древних гусеницах, они на антиграве. Угадай, у кого решающее преимущество?
- У меня только два вопроса, - сказал я. - Слышали эти нелюди сообщение Аркадия или нет? Я склонен считать, что слышали. И второй. Кто, кроме нас, был настроен на ту же частоту, на которой передавал Аркадий?
- Все наши были настроены, - громко сказал Миша. - Это же была частота нашей команды, тридцать мегагерц.
- Тогда третий вопрос, - сказал я. - Успел Аркадий передать то же сообщение нашим противникам или нет?
- И четвёртый, - сказала Света. - Кто поверил этому сообщению, а кто не поверил и продолжает бой на прежних условиях?
- Была бы рация цела… - вздохнул Михаил.
- Но она разбита, - мехвод Саша огляделся тревожно. - Двигаться надо, ребята, нельзя долго на месте стоять. Движение - это жизнь.
Все молча посмотрели на меня, ожидая приказания. Всё правильно. Я командир, мне и решать. Только теперь от моего решения зависит жить нам или умирать. По-настоящему. Про себя я уже подумал, что, скорее всего, умирать, но вслух произнёс:
- Исходим из того, что Аркадий сказал правду, и убийцы слышали его сообщение. Предположить, что они не прослушивают наши частоты, было бы верхом глупости.
- Верхом глупости было - соглашаться на участие во всей это авантюре, - громко вздохнул радист. - Эх, ведь говорила мне мама…
- Миша, заткнись, пожалуйста, - сказал я, добавив в голос стали. - И впредь, прежде чем открыть рот, спрашивай разрешения. Мы на войне. Здесь другие правила и законы. Ты своим вечным брюзжанием опускаешь наш моральный дух. А это недопустимо. Всё понятно или объяснить по-другому?
- Всё понятно, командир. Извини.
- Отлично. Что из оружия у нас есть, кроме пушки и двух пулемётов? Наводчик, доложи.
- Окей, - ответила Света. - Два автомата МР-40, пять пистолетов "Вальтер" P-38, десять ручных гранат и три фаустпатрона. Последние не входят в штатный комплект вооружения, но на всякий случай мы их взяли.
- Ясно, спасибо. Значит, так. Твой, Миша, курсовой пулемёт приспосабливаем мне на командирскую башенку в качестве зенитного. Наш главный враг теперь в воздухе. Задача: по восточным склонам сопок, стараясь не обнаружить себя, двигаемся на юг. Затем через сопки прорываемся в южную часть городка, обнаруживаем и захватываем наблюдательный пункт вместе со всеми, кто там есть. Как раз личное оружие с фаустпатронами и пригодится. Если нас атакует один или оба "летающих глаза", будем отстреливаться из пулемёта. Точнее, я буду отстреливаться. Если меня убьют, за старшего - Света. Помните. Главное - взять их в заложники. Только так у нас появится шанс выжить. Вопросы есть?
- У меня, - сказал радист Миша. - Не вопрос, а предложение.
- Только коротко.
- Разреши, командир, я прихвачу ракетницу и попробую обнаружить НП в пешей разведке? Если быстро найду, пущу зелёную ракету. Если меня ранят, красную. Все равно без рации и пулемёта мне делать нечего.
- Нет, - отказал я. - На гусеницах все равно будет быстрее. Опять же, ты с нами и под прикрытием брони. Без крайней необходимости экипаж разбивать нельзя. Хоть это и банально звучит, но вместе мы сила, а поодиночке - никто. Но за предложение - спасибо. Если понадобиться пешая разведка, учту. Всё, господа танкисты, за дело. Времени у нас, считай, ноль.
Мы очень надеялись, что драться со своими же товарищами (после сообщения Аркадия, товарищами по несчастью стали все - и наши, и "противник") не придётся. Но, увы, оправдаться надеждам не пришлось. "Першинг" появился сзади, едва мы успели пройти на юг около пятисот метров. И тут же открыл огонь. Первый снаряд поднял фонтан земли слева.
- Разворачивай! - крикнул я по внутренней связи мехводу. - "Перш" сзади! Света, готовься. Кажется, он невменяемый.
Выхватываю из-за пояса, приготовленные специально для такого случая красные флажки, и начинаю ими отчаянно махать в надежде, что "враг" сообразит - что-то здесь не так и перестанет стрелять.
Хрен там, не соображает.
Второй снаряд рикошетит от башни, и я буквально падаю на своё место. В голове звон, в теле - крупная дрожь.
- В брюхо ему! - кричу и не слышу себя.
- Ка-ззёл! - шепчет привычно Светка.
Мне не слышно, но я угадываю по губам.
В стволе у нас бронебойный….
Да-дах!!
Хорошо, командирский люк открыт, и пороховой дым быстро выветривается. А то ведь дышать и впрямь нечем - хреновая вентиляция в "Пантере", как и было замечено…
Высовываюсь, смотрю, и снова прячусь. Как раз вовремя. Мы успели развернуться. "Перш" обездвижен - гусеница слетела, танк закрутило и теперь он очень удачно стоит к нам боком. Но его девяностомиллиметровая пушка уставилась нам точно в лоб, и я уже понимаю, что взаимопонимания не случилось - он будет стрелять.
Ну, гад, сам напросился…
- Бронебойным заряжай! - командую. - Вальтер… тьфу!.. Света, наводи ему под башню!
Враг бьёт.
Мимо! Снаряд лишь чиркает по броне.
Наша очередь.
- Огонь!
Хороший Светка наводчик, что ни говори. Точно в двигатель.
Пожар, дым.
- Бронебойным! - кричу снова. - Пока они не очухались!
На этот раз мы стреляем одновременно.
"Перш" попадает нам в лоб, в башню. Сашка резко тормозит. Снаряд не пробивает броню, но думаю, что контузия теперь не только у Миши. Меня, во всяком случае, швыряет вперёд, и лбом я въезжаю точно в нижний край командирской башенки. Это только у "советских" и "американских" танкистов ударозащитные шлемофоны. А у нас, "немецких", одни матерчатые пилотки.
Матерюсь в голос от боли, кровь из рассечённого лба заливает глаза, и я нетерпеливо вытираю её рукавом куртки.
Светка по-прежнему не мажет, умничка.
Теперь "Перш" не только горит, но и осел на бок, почти уткнувшись стволом в землю. Отъездился, бродяга. И отстрелялся.
- Саша, Миша, живы? - спрашиваю по внутренней связи, поскольку Светка и заряжающий Костя здесь же, в башне, перед глазами.
- Здесь мехвод, - откликается Сашка.
- Жив, - отвечает радист.
- Разворачивайся! - снова командую мехводу. - Продолжаем движение в прежнем направлении!
И тут из-за ближней сопки, бесшумно, словно фантом, всплывает "летающий глаз". У "Перша" как раз распахиваются два люка - командирский и мехвода и оттуда показываются танкисты в песочного цвета форме. Мехвод крест-накрест машет руками - нихт шиссен, мол, камрады.
Мы и не собираемся "шиссен". Стреляет "летающий глаз". Боевой лазер - это вам не танковая пушка времён Второй мировой. Он не мажет. Ну, разве что в исключительных случаях. Здесь, однако, всё, как на ладони…
Никогда раньше не видел, что делает боевой лазерный луч с человеком. И, даст бог, не увижу. Мехвод прожжён насквозь. По-моему, он даже крикнуть не успевает, падает мёртвым обратно в люк. А "летающий глаз" уже бьёт в командира, который только-только выбрался на броню и ни хрена не видит, поскольку помогает выбраться наружу кому-то из экипажа. Бьёт и попадает.
Но тут я прихожу в себя и открываю огонь из своего МГ-34. Горячие гильзы летят в сторону, пулемёт грохочет и трясётся, и злые пули калибра 7,92 мм настигают цель.
"Летающий глаз" вздрагивает, словно живой, замирает в воздухе, я даю ещё одну длинную очередь. Чёртова машина пытается маневром вырваться из-под огня, но я не отпускаю спусковой крючок, веду раскалённым стволом пулемёта вслед за ней и, наконец, "летающий глаз" камнем падает на землю. Всё, готов. Один есть.
- Вперёд!! - с бешеным воодушевлением ору я. - Вперёд, ребята! Жми, Сашок! Жми, дорогой, мы их сделаем, обещаю!!
Но мы их не сделали.
Сначала наткнулись на нашу сгоревшую арту "Hummel". И сомкнувшийся с ней в смертельных объятиях не наш лёгкий танк "Леопард". Мы даже не остановились, чтобы проверить, остался ли кто в живых. Сначала нужно победить и выжить самим, а уж потом, как сказал бы Михаил Юрьевич Лермонтов, считать раны и товарищей.
Второй "летающий глаз" настиг нас, когда мы ползли на первой передаче вверх по крутому склону, намереваясь перевалить через сопку и оказаться на южной окраине городка, где и был расположен НП.
Он зашёл со стороны солнца, и потому я его вовремя не заметил.
Первый же выстрел оплавил башню и превратил мой МГ-34 в кусок бесполезного металла. А когда я нырнул внутрь за фаустпатроном и снова высунулся из люка, стараясь поймать в прицел эту летающую сволочь на доступной для моего оружия дистанции, "глаз" плюнул лазерным боевым лучом второй раз.
Последнее, что я помню перед тем, как утратить связь с окружающим миром, - это страшный, всепоглощающий грохот, который (да, да, мне кажется, что именно он, а не взрывная волна) вышвыривает меня наружу из командирского люка. А в глаза бьёт яркий оранжевый свет, жар опаляет лицо, я падаю вниз, ударяюсь головой о кормовую броню, и наступает полная темнота.
Чёрный дым от горящей "Пантеры" столбом поднимался к небу. И было хорошо видно свёрнутую набок развороченную башню и тела двух мёртвых танкистов, сломанными куклами валяющиеся неподалёку.
- Последний, - сказал Джафар, сажая глайдер неподалёку. - Это - последний.
- Хорошо попали, - удовлетворённо заметил белобрысый. - Аж боезаряд сдетонировал.
- Следует отдать им должное - они храбро сражались, - заметил китаец. - Древние пулемёты и пушки против боевых лазеров. Достойно восхищения. Я получил истинное удовольствие.
Когда стало ясно, что умирающий Аркадий передал своё радиосообщение, а два экипажа из десяти поверили ему и открыли огонь по "летающим глазам", выход оставался только один: немедленно уничтожить всех. Что и было сделано с помощью всё тех же "летающих глаз". Всё-таки даже танковые пулемёты времён Второй мировой против боевых лазеров не играют. И танковая броня прожигается тоже на раз. Хотя один "летающий глаз" всё-таки был потерян, сбитый огнём пулемёта вот этой самой "Пантеры". О чём это говорит? Расслабляться и терять бдительность нельзя даже, если у тебя, решающее преимущество, и ты на пятьсот процентов уверен в победе. Сегодня они убедились в этом дважды.
- Одно плохо, - заметил рыжий. - Так и неясно, кому из нас досталась Луна. Сразу говорю, что жребий тянуть мы не станем.
- Зачем жребий? - удивился Джафар. - Решим вопрос. Мы же цивилизованные люди.
Он взял плазменный излучатель и открыл дверцу.
- Стоит ли? - спросил китаец. - И так ясно, что все погибли.
- Если хочешь, чтобы всё было сделано, как надо, делай это сам, - ответил Джафар. - Я хочу убедиться лично.
Никто из них не заметил, как сзади, из-за гусеницы танка высунулось туповатое рыло фаустпатрона. И уж тем более никто не услышал, как чьи-то спекшиеся губы тихо, почти беззвучно, прошептали: "Огонь".
Когда сверху перестала падать земля вперемешку с кусками металла и горящего пластика, и дым рассеялся, я, цепляясь за горячую, нагретую солнцем гусеницу, поднялся на ноги и шагнул к разбитому глайдеру.
Это они хорошо придумали - настоящее оружие времён Второй мировой. Очень правильно. Оказывается, и фаустпатрон может плясать против РПИ - ручного плазменного излучателя. Особенно на эффективном для первого расстояния до тридцати метров. Примерно столько здесь и было.
Я подошёл вплотную и повёл стволом МП-40, считая тела. Пятеро. Чернявый араб, белобрысый европеец, рыжий амер и китаец. Плюс доктор. Всё, как и сообщил перед смертью Аркадий. Доктора жалко, но сам виноват. Нужно выбирать, на кого работаешь. Ага, тут же сказал я сам себе, можно подумать, ты выбирал, когда согласился на эту игру.
Араб шевельнулся и застонал. Я шагнул ближе, меня заметно шатнуло. Но равновесие удержал, вгляделся. Его лицо и грудь с правой стороны были залиты кровью так, что даже не понятно, куда он ранен.
- Десять миллионов, - сказал он и приоткрыл левый, наполненный болью глаз. В полуметре от его правой руки валялся плазменный излучатель. Всё правильно, перед тем, как я выстрелил, оружие было у него в руке.
- Что? - спросил я.
- Десять миллионов энерго, если ты меня спасёшь, - его голос звучал на удивление спокойно и уверенно для того зрелища, которое он собой представлял. Сразу было понятно - этот человек умеет управлять людьми и судьбами. - Портативный автореаниматор - в наблюдательном пункте. И никто никогда ничего не узнает. Я - Джафар. Клянусь Аллахом и своей честью. Тебя ведь Слава зовут, да? У тебя жена Катя и больной сын. Ты станешь богатым человеком, Слава и спасёшь сына…
- У тебя нет чести, не лги. Да и в наличии аллаха я сомневаюсь, - сказал я и нажал на спусковой крючок.
Девятимиллиметровые пули разорвали ещё живое тело того, кто назвал себя Джафаром. Он дёрнулся, левая, унизанная перстнями рука, заскребла выжженную сухую землю, затем человек издал нечто среднее между кряканьем и хрипом и затих.
Я облизал сухие губы и подумал, что первым делом нужно раздобыть воды - очень хочется пить. Затем заняться своими ранами - левый бок болел неимоверно и, кажется, снова пошла кровь. Также продолжал саднить лоб и одновременно затылок. Что он сказал? Портативный реаниматор? Это хорошо. Пригодится. Затем нужно разыграть свою смерть. Лучше всего найти кого-то похожего на себя из убитых танкистов других экипажей, перетащить сюда, облить бензином и сжечь. Предварительно, переодев в свою форму. Так, на всякий случай. Поэтому, простите меня, ребята, но хоронить я никого не стану. Ибо, если есть могилы, значит, должен быть и тот, кто их копал. Хорошо, к слову, что мы сюда прибыли без всяких документов, полное инкогнито… Далее. Этих четверых будут искать и обязательно найдут. Рано или поздно. Значит, тела лучше всего уничтожить. Полностью. И для этой цели вполне подойдёт ручной плазменный излучатель. Хватило б только заряда и запасных батарей.
Или оставить всё как есть, и сымитировать последний бой?
Вон Сашка мёртвый лежит, мехвод мой. Подтащить его сюда, сунуть в руки пустой фаустпатрон и автомат… Так, чтобы тому, кто будет это дело расследовать, сразу стало понятно, что тут произошло. И, главное, правдиво ведь выйдет. Так всё и было. Только Сашка вместо меня, а ему уже всё равно…
Ладно, это я потом решу - что лучше. Башка после двух контузий подряд соображает хреново. А пока…
Я присел рядом с мёртвым Джафаром и осмотрел его руку. В глазах всё плыло и качалось, но усилием воли я не позволял сознанию меня покинуть.
Держаться. Думать. Действовать.
Четыре золотых перстня. Два с бриллиантами, один с изумрудом и один с рубином. Не нужно быть специалистом, чтобы понять - этот сукин кот носил на руке целое состояние. Что ж, знаешь, даже прощения не буду просить. Ни у тебя, ни у твоего аллаха. Это теперь моё, потому что ты мне должен деньги. А деньги мне нужны, чтобы спасти сына.
Я стащил перстни. Три снялись легко, а для того, чтобы добыть четвёртый, с самым крупным бриллиантом, пришлось отрубить палец боевым ножом. Затем спрятал драгоценности во внутренний карман куртки, с трудом поднялся на ноги, поправил на плече автомат и, не оборачиваясь, поковылял по направлению к городку. Для начала нужно было выжить и остаться на свободе. Всё остальное - потом.