- А скажи-ка мне, старый козел… - начал Кобелино, но Саймон оттеснил мулата в сторону. Ему не нравилось, когда с людьми беседуют в подобном тоне.
- Ты из Харбохи, кабальеро? Как твое имя?
- Оттуда, беспредел меня возьми… - вздохнул пожилой. - Но я не кабальеро, добрый господин. Ты - кабальеро, у тебя оружие и лошадка справная, а мы с сыном, - он кивнул на паренька, - из простых, кормимся у реки. Имя мое - Толян, а фамилие нам не положено, чтоб о себе не возомнили. Мы и не мним - грузим, разгружаем, когда работа есть… Нет работы - рыбку ловим. Не трогают - живем, бьют - бежим…
- А почему ты не переедешь, Толян? В Ефросинью?
- Там таких, как я, - воз с тележкой. Да и какая разница, господин? У нас - погромы, во Фроське - поборы. "Штыки" тоже свое берут! У них обычай таков: не платишь, отдай сына али дочь. А могут и так взять, если захочется. Слыхал я, схватили девчонку - красавица, говорят, плясунья или циркачка, вот ихний главный и пустил на нее слюну - схватили, значитца, и отвели к паханито. А девка - ни в какой! Упрямая попалась. Добром не взять, а силой главный их не мог - он, вишь, поспорил с кем-то, что девка сама в постель к нему прыгнет. Ну и…
- И что? - спросил Саймон, холодея. Недавнее предчувствие опять кольнуло его - уже не смутное, а принявшее некую определенную форму. Возможно, связанную с девушкой, с этой плясуньей или циркачкой, про которую он слышал в первый раз.
- Что? - переспросил Толян. - А ничего. Исчезла девка. Пропала! Убили или в Разлом продали, а может, крокодавам… Те все-таки ближе…
- Если крокодавам, не жилец она, - усмехнулся Кобелино. Саймон велел ему заткнуться, потом спросил у пожилого:
- Места эти знаешь, Толян?
- Как не знать! К рассвету до Ромашек доберемся, поселок такой на двадцать домов, а дальше пойдут фермы да кибуцы. Мы с сыном - в кибуц, там руки завсегда нужны, и от хребтин не откажутся, есть что на них взвалить. Перекантуемся с неделю, и домой. Эх, жизнь! Не жизнь, а хренотень пополам с дерьмом…
Саймон бросил взгляд на Мигеля. До рассвета оставалось часа три, Гилмор еле держался в седле, и было яснее ясного: если он и доедет до этих Ромашек, так в состоянии полного беспамятства. Ему полагалось сейчас спать, а не трястись по грязной дороге под проливным дождем.
- Поближе Ромашек есть жилье, отец?
- Есть, как не быть! От этой дороги другая отходит, к реке и рыбачьей деревне, а там можно баркас нанять - большой, только лошади не влезут. Туда через час доберешься, вот только… - Толян сделал паузу, подумал и закончил: - Если доберешься вообще.
- Что так?
- Дорога-то мимо крокодильих затонов идет. Ферма там, а где ферма, там и эти, в шляпах… - Он описал широкий круг над головой. - Запросто можно не добраться.
Поблагодарив, Саймон спросил, скоро ли развилка, и когда слева показался узкий грязный тракт, пришпорил жеребца и свернул к северо-западу. Его предчувствие становилось все сильнее и сильнее; он уже не сомневался, что должен здесь повернуть - даже в том случае, если их поджидает целый полк крокодильеров, оседлавших своих крокодилов. Пашка с Филином ехали позади, не возражая, не расспрашивая, придерживая Мигеля с двух сторон, а Кобелино, пустив лошадь рысью, нагнал Саймона.
- Хозяин, а, хозяин… Не стоило б к ферме соваться… Особенно в такую ночь… Обуют нас по первое число, будем до седых волос на животах ползать…
Саймон взглянул на него.
- Обуют? Это как понять?
- Есть у них такое развлечение - не порешить человека вконец, а подвесить над прудом, чтобы зверюшки ноги отъели. Кому по колено, кому по яйца. Встречал я таких людей, рассказывали…
- А что еще рассказывали? Сколько людей на ферме? Кто спит, кто караулит? Ходят ли в окрестностях патрули?
- Этого не знаю, хозяин, не бывал я на их треклятых фермах. Лучше уж в Разлом попасть! Только думаю, что народа там немало. Сами крокодильеры - они зверюшек кормят да отстреливают, а еще работники их - мясники, коптильщики, возницы, дубильщики кож… Сотня-другая наберется.
- Мы их не тронем, - сказал Саймон. - Мы - мирные ранчеро из Пустоши, едем в столицу подзаработать. Мы и в Харбохе-то не были, объехали стороной.
- Думаешь, им это интересно? - буркнул мулат и отстал.
Он был прав, но Саймона вело предчувствие. Ему говорили - и отец, и Наставник, и Дейв Уокер, и другие инструкторы, - что все в мире взаимосвязано, что события цепляются друг за друга, словно ветви с колючками, и что всякий свершившийся факт порождает множество следствий, которые тоже являются фактами, корнями ветвистых деревьев, приносящих самые неожиданные плоды. Он не раз убеждался, что это - истина. На Латмерике он не отрезал пальцев капитану Меле, и в Каторжном Мире Тида тот прострелил ему плечо; на Таити он познакомился с русской девушкой, разыскал ее в Москве, переспал с ней и опоздал на монорельс в Тулу, где мог погибнуть во время взрыва на Тульском Оружейном; в Басре он заключил пари, и следствием этого стала находка - диск с дневником Сергея Невлюдова, личности столь же таинственной, сколь легендарной. Иногда связь между такими событиями прослеживалась шаг за шагом и казалась закономерной, иногда закономерность подменяли случай, удача, везение, и Саймон не мог перебросить логический мост от одного факта к другому; но, так или иначе, связь существовала, и попытка разобраться в этом являлась самой занимательной из всех возможных игр. Например, сейчас: "Парадиз" - крокодильеры - Гилмор - необходимость отыскать жилье. Извилистый овраг! И что за новым его поворотом? Только ли рыбачья хижина да лодка, на которой они поплывут по Паране?
- Гляди, хозяин, - сказал Кобелино, втянув носом воздух и брезгливо сморщившись. - Гляди! Вот там, по левую руку!
В сотне шагов от них поблескивала мокрым антрацитом водная поверхность - еще не река, а озеро или большой пруд с едва заметными контурами пологих берегов. Пруд тянулся к северу, изгибаясь широким полукольцом и окаймляя полоску суши, ровную и низкую, с трех сторон окруженную водой. Саймон, видевший в темноте немногим хуже, чем в дневное время, мог различить там мостки и постройки с плоскими кровлями, сараи, заборы, решетчатую наблюдательную вышку и прикрытые навесами столбы - между ними что-то болталось, кажется, на веревках или шестах. От этого странного поселка тянуло мерзкими ароматами, дымом, вонью гниющих отбросов и кож, мокнущих в дубильных чанах. Этот букет был так силен, что перебивал запахи мокрой травы и почвы; чудилось, что в своих блужданиях путники набрели на свалку, торчавшую гнойником на болотистой плоской равнине.
Один из навесов, озаренный тусклым светом факелов, располагался ближе к ним, метрах в тридцати - строение без стен, просто крыша на высоких кольях, между которыми подвесили балку. Балка была длинной и выдавалась над поверхностью воды, словно большое удилище; канат, свисавший с ее конца, подчеркивал сходство. На этом канате болтался невод или сеть, а в нем - что-то темное, извивающееся, как червяк, - то ли приманка, то ли огромная рыбина, которую собирались вытащить на берег. Под этим сетчатым мешком вода будто кипела, и в ней временами мелькали разверстые пасти и бурые чешуйчатые тела.
- Тапирье дерьмо! - пробормотал Пашка. - Это что ж они делают, заразы? Рыбку ловят? Сетью? Подманивают на факелы? Ну-у, ловкачи!
- Не рыба там, - мрачно заметил мулат. - Нам бы в такую рыбешку не превратиться… Поехали отсюда, хозяин! Быстрей!
- Езжайте, - распорядился Саймон. - Езжайте, я вас догоню.
Предчувствия одолевали его с прежней силой, будто невидимая ладонь толкала к этому сараю у зловонного пруда и к человеку, что корчился в мешке.
- Но ты, хозяин…
Пашка ткнул Кобелино в бок кулаком.
- Оглох, прохиндей? Брат Рикардо велел, чтоб ехали. Вот и погоняй свою клячу! Иль подсобить?
Саймон проводил их взглядом, потом свернул к навесу. Размокшая земля глухо чавкала под копытами, но дождь перестал и тучи разошлись, выпустив на небеса луну. От нее по озеру побежала дорожка - будто серебристый мост, соединивший западный берег с восточным, где стоял сарай. Под этим светом тела кайманов, мельтешивших в воде, обрели пугающую реальность, сделались выпуклыми, объемными; их было пять или шесть, они кружили под мешком, иногда задирая длинные хищные морды, и тогда Саймон слышал лязг челюстей. Сетка начинала тут же дрожать и раскачиваться, будто окутанный ею человек в смертном ужасе поджимал ноги, скрючивался, стремился вверх, цепляясь за канат.
Саймона заметили - темная фигура в широкой шляпе выступила навстречу, и хриплый бас пророкотал:
- Кого черти несут? Зверюшек хочешь подкормить, приятель? Ну, давай! У нас всякому гостю почет: лошадке - стойло и сено, тебе - озеро. Любишь купаться?
- Люблю купать, - ответил Саймон, спрыгивая с коня. Жеребец испуганно фыркнул и попятился дальше от воды.
- Купать мы и сами горазды. - Крокодильер усмехнулся, крепкие зубы блеснули меж бородой и усами. - Щас с этой птичкой покончим, - он махнул в сторону мешка, - и будет твоя очередь. Эй, Вышибан, Бобо! Уснули, гниды? Крутите его, и в сеть! Зверюшки-то голодные, а нам еще…
Он не успел закончить - Саймон нанес удар ногой, крокодильер сложился пополам, резко выдохнув воздух, а в следующий миг очутился в воде. Чешуйчатые тела метнулись к нему, раскрылись зубастые пасти, сверкнули клыки, взмыл гибкий длинный хвост, ударил по лицу… Ни крика, ни вопля, ни стона - рептилии действовали с потрясающей быстротой. "Видно, и в самом деле голодные", - подумал Саймон.
- Эй, ты! Ты!..
Еще двое ринулись к нему, вытаскивая ножи. Один - огромный, настоящий великан ростом с Филина, другой помельче, юркий, полуголый, с татуировкой во всю грудь - свернувшийся кольцом кайман с полураскрытой пастью, из которой торчит женская голова. Юркий выбросил руку вперед, и лунный отблеск посеребрил летящее лезвие; оно неслось, вращалось, кружилось, но Саймону было уже известно, куда нацелен нож, куда вонзится острие - слева, в сердце, под пятым ребром. Хороший бросок, но Горькие Камни бросают лучше, мелькнула мысль; пальцы его сомкнулись на рукояти тяжелого ножа, лезвие вновь просвистело в воздухе, и юркий захрипел, хватаясь руками за шею.
Клинок великана уже навис над Саймоном - стальной трехгранный зуб полуметровой длины, не нож, не мачете и не "кинжал", а что-то наподобие "штыка". Перехватив запястье атакующего, он стиснул ему руку, заглянул в лицо - яростный высверк глаз обжигал злобой, пахло потом, табаком и немытым телом.
- Вот тебе-то искупаться не помешает, - пробормотал Саймон, напрягая мышцы.
Секунд пять они боролись, раскачиваясь из стороны в сторону; противник был очень силен, но все же родиной его являлась Земля, не Тайяхат. Когда-то, в детстве, Саймона звали Две Руки; это дневное имя дал ему Чочинга, и он же говорил: рук - две, но биться ты должен так, словно их у тебя четыре. С точки зрения тайят, люди были ущербными созданиями: во-первых, у них не хватало конечностей, а во-вторых, лишь немногие имели близнеца, брата или сестру, умма или икки, тогда как для аборигенов Тайяхата это считалось явлением нормальным. Братьев у Саймона не было, но от нехватки рук он не страдал, пройдя суровую школу Чочинги: телесная мощь воина-тай соединялась в нем с гибкостью и быстротой змеи.
Трехгранный клинок повернулся вместе с запястьем крокодильера, острие ужалило шею, помедлило в ямке между ключицами и двинулось вниз. Великан простонал протяжное "ах-ха!"; глаза его остекленели, в горле что-то булькнуло, пальцы, стиснувшие рукоять клинка, разжались. Саймон сбросил его в пруд, потом швырнул туда же тело юркого и постоял минуту, с неприязнью наблюдая за пиршеством рептилий. На Тайяхате тоже были кайманы, очень похожие на земных, но шестилапые; там все зверье имело по шесть конечностей, не исключая птиц. К кайманам у Дика-мальчишки был давний счет: как-то, отправившись в странствия на плоту, он чуть не угодил им в зубы. Но он не испытывал к ним отвращения, поскольку вырос среди тайят, не относивших себя к царям и повелителям природы; для них зверье делились на врагов и друзей, однако врагов не презирали, уничтожая лишь в случае необходимости.
Такой нужды Саймон не видел; двуногие кайманы достались на обед четвероногим, и это было актом справедливого возмездия.
Он вдохнул гнилостный запах, прислушался - в поселке царили мрак и тишина, и только над вышкой светились огни, колеблемые ветром. Шагнув под навес, Саймон огляделся, отыскал багор на длинном древке, зацепил им канат и подтянул поближе. Сеть с крупными ячейками, куда свободно проходила нога, пришлось резать ножом; веревки были просмоленные, толстые, покрытые кое-где старой запекшейся кровью. Но человек, подвешенный в сети, оказался невредим, хотя лишился сознания - Саймон негромко окликнул его, однако не получил ответа. Тело, лицо и голову жертвы окутывал бесформенный балахон или плащ, перехваченный ремнями на поясе, под грудью и у шеи, и только одна рука торчала наружу - маленькая, с обломанными ногтями, вцепившаяся мертвой хваткой в сеть. Пальцы были судорожно сведены, и Саймон даже не попытался их разжать, а лишь обрезал с двух сторон веревку, поднял человека на руки и понес к коню. Тело казалось легким, почти невесомым, и даже сквозь плотную ткань он ощущал его гибкость и плавные мягкие формы.
Уже выехав на дорогу, Саймон приоткрыл лицо спасенного и кивнул, словно в подтверждение своей догадки. Девушка. Конечно, девушка! Совсем нагая под плащом. Избитая - на скулах синяки, под носом и на губах - засохшая кровь, на коже - следы чужих безжалостных пальцев. Он осторожно похлопал ее по щекам, веки дрогнули, ресницы взметнулись двумя веерами, девушка вздохнула и раскрыла глаза.
- Кто ты? Откуда? - спросил Саймон. - Как тебя зовут?
Голос ее был тих, едва слышен:
- Мария… танцовщица… из Сан-Ефросиньи…
- Мария… танцовщица… - медленно повторил он, чувствуя подступающую к сердцу теплоту. - Пить хочешь, Мария?
- Нет. Хочу умереть… Только быстрее…
КОММЕНТАРИЙ МЕЖДУ СТРОК
- Операция "Земля", - произнес Директор. - Докладывайте, Хелли.
Леди Дот показалось, что за последний месяц он сильно сдал: морщины сделались глубже, волосы - реже, глаза запали, а кожа - если верить экрану, который в точности передавал цвета, - приобрела нездоровый серовато-бледный оттенок. Директор давно занимал свой пост, являясь зримым воплощением могущества Конторы, но если судить по его лицу, дела ее были плачевными. Правда, лица разведчиков обманчивы, особенно старых, - а Директор был стар, и к тому же считался хорошим разведчиком и неплохим лицедеем.
Эдна Хелли откашлялась.
- У нас нет новостей, сэр. Хотя такое долгое отсутствие результатов наводит на определенные размышления.
- Долгое? - Старик приподнял бровь. - Месяц, по-вашему, долго?
- Да - для такого агента, как Саймон. Ему обычно хватало нескольких дней. В крайнем случае - недели.
- Обычно! - подчеркнул Директор. - Я не рискнул бы так классифицировать эту операцию. В ней все необычно - и объект, и способ транспортировки, и…
- …исполнитель, - закончила Хелли.
С минуту женщина и старик смотрели друг на друга, потом Директор кивнул:
- Ладно, готов согласиться: агента обычным не назовешь. Пусть так! И чем же он занят, Хелли? Вы его знаете, вы способны предвидеть его действия - настолько, насколько это возможно. Вы говорите, что медлить он не привык, и с этим я тоже согласен. Так что же случилось?
- Полагаю, мы неверно просчитали ситуацию, сэр. - Прикрыв глаза, Леди Дот задумалась, потом начала говорить - сухим, лишенным эмоций голосом: - Мы исходили из того, что на Земле существует доминирующий фактор - Украина и что передатчик помех расположен на ее территории. Этот регион не столь велик, и если даже передатчиков несколько, они вполне достижимы для нашего агента. Мы считали, что он десантируется в Северном Причерноморье, предположительно в Крыму, где есть обсерватория с радиотелескопом - его антенну можно использовать для эмиссии помех, - и уничтожит этот объект. Другие объекты такого рода могли располагаться под Севастополем и Одессой, на территории военно-морских баз, а также в Харькове, где, вероятно, сосредоточено централизованное управление регионом. Любой из этих объектов доступен Саймону, если учесть его таланты, - Леди Дот сухо усмехнулась, - и любой из них он может вывести из строя быстро, незаметно, эффективно, с помощью фризера или кристаллогранат. Но этого не произошло - с одной стороны. С другой - Саймон жив. По крайней мере, он доставил вниз маяк - куда, нам неизвестно, но он высадился, и теперь маяк находится на Земле, не на спутнике. С тех пор прошел месяц, а передатчики все еще действуют. Таковы факты, сэр.
Старик задумчиво нахмурился.
- Понимаю, к чему вы клоните, Хелли. Все могло оказаться не так, как в наших расчетах, совсем не так. Три с лишним столетия - огромный срок, а люди - существа непредсказуемые даже для "Перикла". В конце концов, мы никогда не доверяем одним компьютерным прогнозам, а руководствуемся здравым смыслом и фактами. Значит, возможны два решения…
Он посмотрел на Эдну Хелли, и женщина кивнула:
- Да, сэр. Либо мы ждем, либо высылаем подкрепление.
- Ходжаева или Божко?
- Не обязательно их. Послать второго агента - значит выказать недоверие первому. Я думаю, Саймон этого не заслужил.
Брови Директора приподнялись:
- Что же вы предлагаете?
- Я думаю, подкрепление может носить символический характер, - осторожно сказала Леди Дот. - Поддержка, не сковывающая инициативы, и в то же время намек. Так, чтоб стало ясно: о нем помнят, ему верят, его ценят. И понимают, в каком положении он очутился.
- И что вы предлагаете в качестве такой поддержки? - спросил Директор.
Леди Дот наклонилась к экрану и произнесла одно короткое слово.
ГЛАВА 5
Ричард Саймон плыл вверх по огромной реке.
Ветер раздувал паруса, и баркас - большой, неуклюжий, с почти прямоугольными обводами - двигался довольно быстро, оставляя за кормой по двадцать-тридцать лиг каждый день. Течение Параны здесь было медленным и плавным; она то струилась неторопливо меж низких берегов, то разливалась просторными озерами - там, где стояли когда-то города серебряной страны Аргентины, занимавшей ныне целый континент на Южмерике. Саймон считал, что за неделю баркас одолеет семьсот километров до Сгиба - участка реки, где Парана меняла направление, дважды изгибаясь под прямым углом; от западного угла до восточного было километров триста и еще столько же - до города Сан-Эстакадо, новой парагвайской столицы. Этот маршрут позволял миновать границы Разлома, а из Сан-Эстакадо, как утверждал Мигель, в Херсус-дель-Плата и Рио тянулось вполне приличное шоссе, пересекавшее центральные провинции и Плоскогорье. Если удастся нанять машину - а может, купить, хотя Саймон еще не знал, где и как раздобудет деньги, - то дорога в Рио займет пару дней.