В Рио его, разумеется, ждали, и все же возвращение казалось Гилмору проблематичным. Он был заметен - слишком заметен, как редкостный темный боб среди коричневых и белых; как ни меняй лица, цвет останется все тем же, а значит, его могли обнаружить с гораздо большей вероятностью, чем светлокожего изгоя. Скрыться в Хаосе? Но станут ли искать? Обеспокоятся ли? Не слишком ли он ничтожен - мелочь, шестерка, бывший архивариус, кропавший на досуге стихи? И все же ему казалось, что Пачанга ошибся - надо было отправить кого-то другого, не столь заметного, как он.
Однако где эти люди? И сколько их? Наверняка немного; сам он был связан только с одним - со стариком, который нашел его и предложил работу. Сперва ему думалось, что старый Пачанга - из "торпед", из мытарей Хосе-Иосифа, но вскоре он понял, что ошибается - слишком многое было известно Пачанге про ЦЕРУ, МОСАЙ и Байкальский Хурал, про батьку Стефана Ментяя и Миколу Сапгия и даже про пана Самийло Калюжного.
Впрочем, это теперь не имело ни значения, ни смысла. Ни гибнущий остров Украины, ни варварское торжество Хурала, ни Сапгий с Пачангой, ни собственные его труды и странствия в Пустоши, ни муки, которые он перенес, ни риск возвращения в Рио. Все это казалось неважным, незначительным и каким-то ненатуральным, будто все страны земные сделались вдруг декорацией до ужаса нелепого спектакля, а их повелители - актерами, что кривляются на сцене среди старых драных полотнищ и фанерных щитов с облупившейся росписью. А где-то был зал, протянувшийся в необозримые дали, гигантский зал, обитель человечества, но собравшихся там людей не волновало происходившее на сцене; для большинства из них она являлась не реальностью, не чем-то сиюминутным и современным, имевшим право на существование, а лишь картинкой из старого полузабытого фильма или парой строк в учебнике истории.
Для большинства из них. Но только не для Ричарда Саймона, брата Рикардо, посланника звезд! Только не для него!
За эту истину и этого человека Гилмор готов был пойти на смерть.
Вот Путь Теней Ветра: никто не должен разглядеть тебя, а ты видишь всех, ты прячешься среди скал и деревьев, трава не шуршит под твоими ногами, тело не испускает запахов, кожа покрыта лиственным соком и обсыпана землей. Ты сделался эхом тишины, мраком во мраке, отблеском лунных лучей в быстрых водах; ты стал травой среди трав, птицей среди птиц, змеей среди змей. Теперь выбери нужный миг - и ужаль!
Из Поучений Чочинги Крепкорукого
ГЛАВА 7
Мария танцевала.
Шаловливыми змейками вились темно-каштановые локоны, смуглая кожа блестела под щедрым ливнем солнечных лучей, плескалась белая ткань платья, то обтягивая гибкую тонкую фигурку девушки, то раскрываясь чашечкой цветка, то взмывая над двойным стебельком быстрых стремительных ног.
Мария танцевала.
Сияли карие глаза под ровными полукружьями бровей, в улыбке трепетали губы, грудь покачивалась в такт движениям бедер и плеч, головка на стройной шее склонялась вниз или гордо откидывалась назад, туфельки цокали по истертым каменным плитам, и казалось, что тело плясуньи рождает мелодию, стремительную и плавную одновременно, похожую на ветер или течение ручья, что разливается на равнине или бурлит и скачет, свергаясь с горного склона.
Мария танцевала, и внутренний дворик, замкнутый квадратом грубых каменных стен, танцевал вместе с нею. Мохнатая пальма у ворот шуршала и потряхивала перистыми листьями, колыхалась вода в крошечном круглом бассейне, загорались и гасли отблески в окнах, плющ, взбиравшийся на стены, размахивал зелеными руками, будто целая армия дирижеров, не трогаясь ни на шаг, плясали столбы, подпиравшие рваный брезентовый тент, который вздувался и опадал, точно натянутый на обод огромного барабана. И все остальное в маленьком патио не стояло на месте, а неслось и кружилось, вертелось и приплясывало в ритме танго - даже старые тростниковые циновки, на которых сидел Ричард Саймон. Или это раскачивался он сам, подчиняясь неслышной мелодии?
Смутные видения плыли перед ним клочьями разноцветного тумана. Синее небо, жаркое солнце и маленький дворик, однако не бедный, не нищенский, а облицованный мозаикой и лазуритом. Вместо бассейна - фонтан, вместо окон - мавританские арки, вместо циновок - пышный ковер, уставленный кувшинами и блюдами; напротив - бронзоволицый и синеглазый мужчина в шелковой джуббе. Аллах Акбар, Счастливая Аравия, город Басра, дворец эмира Абдаллаха. Девушки, что изгибаются и пляшут под плеск и шелест фонтанных струй. Как же их звали? Айша, Дильбар, Махрух, Билкис, Нази, Хаджар… Великолепные плясуньи, но им далеко до Марии.
Саймон вздохнул и улыбнулся. Приятная вещь безделье, но вдвое приятней, когда разделяешь досуг с очаровательной девушкой и другом. Особенно с таким, как Каа: все чувствует, все понимает и молчит.
Прочие его компаньоны находились в городе. Праздник, что отмечался седьмого ноября, миновал, но и по будням в Рио жизнь била ключом, предоставляя массу возможностей поразвлечься. Пашка с Филином мечтали окунуться в нее и потратить выданные им сребреники - на чикиток, пульку и на игру в кости, которая, если повезет, могла завершиться либо вселенской попойкой, либо тотальным мордобоем. В гавани Рио и на ближайших улицах, куда не заглядывали синемундирные, было не счесть кабаков, а в них попадался разнообразный народец - девицы и шулеры, грузчики и моряки, стрелки из вольных, не ужившиеся ни в одном из кланов, беглые отморозки, мошенники всех мастей и просто портовая пьянь. Этот район контролировался "торпедами" и "плащами", отнюдь не склонными поддерживать порядок; а значит, там царило бесшабашное веселье, и неофиты из дальних провинций могли просадить деньгу без лишних вопросов и к полному удовольствию. Так говорил Кобелино, и Пашка намеревался проверить все сказанное на практике.
Сам мулат отправился к некой влиятельной личности, владельцу погребальной конторы или пивной, а может, обоих заведений вместе, - кажется, область его интересов была чрезвычайно разнообразна. Еще на подъезде к городу Кобелино стоял на том, чтобы сразу наведаться к его приятелю; из слов мулата выходило, что безопаснее места нет и что под кровом Пако Гробовщика их не достать ни дону Грегорио, ни Монтальвану, ни даже Хорхе Смотрителю со всеми его крокодильерами. Однако Гилмор решительно воспротивился; как оказалось, у него тоже имелись приятели, пусть не такие крутые, как этот Гробовщик, зато надежные.
Следуя указаниям Майкла-Мигеля, Саймон свернул на неширокую тропу, петлявшую в бамбуковых зарослях. Назвать ее дорогой было бы трудно, но лиловый автомобиль, приминая тут же встававшие жесткие травы, преодолел километра четыре. Дальше намек на дорогу исчез, и они двинулись пешком по непролазным джунглям, где пальмы подпирал бамбук, толстые змеи лиан ползли по стволам к свету и солнцу, а в вышине маячили кроны гигантских хвойных деревьев с невероятно длинными мягкими иглами. Этот лес, где обитали шерстистые обезьяны сапажу, к которым Каа отнесся с неподдельным интересом, взбирался по склонам крутых холмов, нырял в лощины и овраги, прятал россыпи камней и выглядел таким же диким, как амазонская сельва. Не верилось, что за холмами есть что-то иное, кроме других таких же заросших джунглями холмов, но там, на океанском берегу, лежал обширный населенный город. Впрочем, как бы он ни был велик, он оставался всего лишь тенью былого, осколком цивилизации, который теснили зеленое море джунглей и хаос холмов.
Вся эта местность, возникшая, когда при трансгрессии рухнул хребет над Санту-Андре, Сан-Паулу и прежним Рио, теперь так и звалась - Хаосом. Холмы, повышаясь к северу, переходили в лесистое плоскогорье Серра-Жерал, тянувшееся до Параны и изъязвленное кратерами, с немногочисленным населением, промышлявшим охотой, вырубкой леса, фермерством и разбоем. Кроме города Херсус-дель-Плата, встречалось там несколько деревень, но их за весь тысячекилометровый путь Саймон увидел не более трех десятков. Что же касается Хаоса, то он, как утверждали Майкл-Мигель и Кобелино, являлся прибежищем для всех отринутых городом, кто не попал вертухаям в лапы, не очутился в кибуцах и других местах, где качали нефть или дробили камень. Выкурить отсюда беглецов было абсолютно невозможно, если не знать точного адреса, - разве что обрушить на Хаос бочки с горящим напалмом. Однако этот полезный продукт в ФРБ, ввиду отсутствия должных знаний, не производили.
Продравшись сквозь бамбуковый частокол, попетляв среди холмов и форсировав ручей, путники остановились у скромной фазенды, выстроенной, в соответствии с местным обычаем, вокруг патио и небольшого водоема. Дом был стар и невелик - комната и кухня под общей с конюшней крышей; на плоскую кровлю вела щербатая каменная лестница, а под кухней был отрыт погреб, глубокий, холодный и темный, вполне подходящий, чтоб спрятать в нем драгоценный маяк. Это убогое жилище окружал строй мохнатых пальм, за ними тянулись непроходимые дебри, а за холмистой грядой, километрах в пятнадцати, лежала северная граница Рио. Место было глухим, уединенным, но близким к городу, и Саймон решил, что от добра добра не ищут - лучшей базы и тайника ему не найти.
Тем более что старый хозяин, которого звали Пачангой, был человеком неназойливым и крайне нелюбопытным. Встретив гостей у ворот, он приподнял нависшие брови, хмыкнул при виде Каа, перебросился парой слов с Майклом-Мигелем, будто расстались они вчерашним вечером, и тут же исчез в конюшне.
Вскоре он вывел двух оседланных лошадей и отправился по каким-то таинственным делам, прихватив с собою Гилмора, - без всяких объяснений, только буркнул, что в кухне, мол, ларь с кукурузной мукой, масло - в шкафу, вода - в ручье, а в подполе висит тапирий окорок. Это наводило на размышления, в том числе - и разговор Майкла-Мигеля с Пачангой, не походивший на встречу давних друзей, но Саймон решил не торопиться с вопросами. Все могло объясняться самым естественным образом - хозяину было за семьдесят, и возраст его оправдывал любые чудачества и капризы.
Последний пируэт, поклон - и Мария замерла, глядя на Саймона блестящими глазами. Казалось, поза ее, и этот взгляд, и руки, взметнувшиеся крыльями, говорили: вот я!.. Смотри, любуйся, удивляйся! Я танцевала для тебя - ты понял, что это значит?..
Голова Каа, свернувшегося за спиною Саймона, приподнялась, послышался мерный рокот, похожий на гул океанского прибоя или шум вертолетных винтов. Это служило знаком одобрения; Каа, старый мудрый змей, неплохо разбирался в танцах. Возможно, Мария напоминала ему девушек Чимары, таких же смуглых, темноволосых, кареглазых, пусть с четырьмя руками, но пахнувших так же приятно, травой и ароматом цветов. Питон обладал острейшим обонянием, и запахи часто определяли его отношение к людям, его симпатии и антипатии. Кажется, Мария ему нравилась.
Шагнув к Саймону, она опустилась на циновки в трех шагах от него, вытянула руку и положила ладонь на изумрудную шею Каа. Змей довольно зарокотал.
- Тебе понравилось, Дик?
- Ты замечательно танцуешь, малышка. Я вспоминал…
Пауза. Потом она спросила - безмолвно, взмахом ресниц и взглядом - о чем?
- Об Аллах Акбаре. Есть такой мир, населенный арабами. Неспокойный, зато забавный.
- Арабами? Никогда их не видела, Дик. Кажется, они живут очень далеко, в Австралийских Эмиратах, на самом краю света.
- Это не те арабы, - пояснил Саймон. - Это потомки оставшихся на Земле и эмигрировавших в Австралию, когда Персидский залив соединился с Красным морем. Не думаю, что их очень много. А на Аллах Акбаре живут четыреста миллионов арабов, и есть у них свои шейхи, короли, президенты и эмиры. Я был гостем одного из них, Азиз ад-Дина Абдаллаха, эмира Басры… Мы сидели в таком же дворике, только там был не бассейн, а фонтан…
Он снова смолк, погрузившись в воспоминания.
- Азиз ад-Дин Абдаллах, - повторила Мария. - Странное имя. Какой он, этот Азиз? Такой же страшный и жестокий, как наши доны? И тебя послали, чтобы его покарать?
- Нет, милая, нет - помочь, не покарать. Он - приятный человек, немолодой, но сохранивший любовь к фантазиям и сказкам. И представляешь, у него - синие глаза!
Ресницы Марии взметнулись темными веерами.
- Что же тут удивительного, Дик? У тебя тоже синие. - Она порозовела и прошептала, отвернувшись: - Мне нравится.
Саймон улыбнулся.
- У арабов не бывает синих глаз. Черные, карие, может быть - темно-серые или зеленые, только не синие. Но этот Абдаллах не был чистокровным арабом. Когда-то, еще до Исхода, почти четыре столетия тому назад, девушка их рода, арабская принцесса, стала женой европейца - русского, из Петербурга. Был такой город на севере. Потом она возвратилась домой, в знойную южную страну, где жили они долго и счастливо, в богатстве и радости. А по истечении лет супруг ее принял мусульманство - ради любви к ней и к их малолетнему сыну, будущему эмиру Азиз ад-Дин. От этого синеглазого малыша Абдаллах и вел свою родословную. Он рассказывал мне…
- Сказку? - Глаза Марии совсем потемнели и сделались огромными. Она придвинулась поближе.
- Я тоже так подумал. Историю о своем предке с очень длинным именем Дидбан ад-Дивана Абу-л-Касим Сирадж ибн-Мусафар ат-Навфали. Но на родине его называли иначе… - Саймон сделал паузу, всматриваясь в лицо Марии, и произнес: - Сергей Невлюдов.
Она кивнула, задумчиво поглаживая изумрудную шею Каа.
- Я что-то слышала, что-то слышала о нем…
- Этот человек изобрел Пандус. Межзвездный трансгрессор. В две тысячи четвертом, еще до того, как женился на своей принцессе. Понимаешь? Создал теорию мгновенных перемещений, разработал все элементы конструкции, все технические описания и чертежи, дал методику поиска планет, подходящих для колонизации, и не забыл о средствах защиты, о передатчиках, не позволяющих сфокусировать поисковый луч… таких, какой стоит на Луне.
- О! - сказала Мария, и губы ее тоже стали похожими на букву "о". - Теперь я вспоминаю, что слышала о нем… Древний ученый, да? Очень великий и мудрый.
- Очень загадочный, - добавил Саймон. - Видишь ли, то, что он сотворил, не под силу человеку, даже самому мудрому и великому.
Девушка придвинулась еще ближе, и солнце, висевшее над западной стеной, позолотило ее волосы. Теперь они были цвета старого меда или густого янтаря.
- Но почему? Почему, Ди-ик? - От нее пахло давно забытыми ароматами, как от Чии в дни его юности, и точно так же она произносила "Ди-ик", напевно и протяжно.
- Потому, - сказал Саймон, - что мудрец может совершить великое открытие, но разработка технического устройства, даже с помощью компьютеров, - совсем другое дело. Здесь нужен труд многих людей, специалистов по электронике, астрофизиков и материаловедов, математиков и программистов, конструкторов, наконец. А он выполнил всю работу один. Сделал и разослал чертежи по сотням адресов через компьютерную сеть, во все страны, на все континенты, правителям, военным и ученым, и даже в такие места, которые считались секретными. Как?
- Как? - эхом откликнулась Мария. Теперь она сидела на расстоянии протянутой руки, и Саймон слышал ее частое возбужденное дыхание.
- Никому об этом не известно, даже эмиру Абдаллаху, его потомку. Но у эмира есть музей… - Заметив, что это слово непонятно Марии, Саймон пояснил: - Собрание всяких редкостей, древностей и фамильных сокровищ. Я побывал там, в огромной пещере под скалами, к востоку от Басры, и видел множество чудес, много такого, от чего разбегаются глаза и пересыхает в горле. Но самым чудесным был памятный диск, старый диск для компьютера, который…
Прохладные пальцы Марии коснулись его запястья.
- Подожди, Дик. Компьютер - это машина, умевшая считать? Кажется, они еще говорили и показывали картинки. - Он сделал утвердительный жест, и девушка с торжеством воскликнула: - Видишь, я знаю, знаю! Их придумали в древние времена, еще до Исхода, о котором ты рассказывал нам с Мигелем. Теперь их нет. На Земле нет… А у вас, на звездах?
- Плюнуть некуда, - с чувством сказал Саймон, приспустил рукав и продемонстрировал Марии свой коммуникационный браслет. Она кивнула:
- Да, я помню. В этом твоем украшении тоже есть маленький компьютер. Но что такое памятный диск? Зачем он? И почему - памятный?
- Это устройство для хранения информации, - пояснил Саймон. - На нем могут быть тексты, картинки или фильмы. Если тексты, то диск подобен книге - вернее, тысяче книг, хотя размер его вот такой. - Он показал, сложив пальцы колечком. - Записать и прочитать текст можно только с помощью компьютера. Любой текст - стихи, письмо, математические расчеты или дневник. На том диске, который я нашел у Абдаллаха, и оказался такой дневник. Записки Сергея Невлюдова, сделанные им в преклонных годах. Его жизнеописание, а также история создания Пандуса. Рассказ о том, как он спроектировал трансгрессор.
Мария снова придвинулась к нему. Теперь их колени соприкасались, и в темных зрачках девушки Саймон видел свое отражение - крохотное, но поразительно четкое.
- И что же? - спросила она.
- Понимаешь, малышка, диск очень старый, и хоть запись дублируется неоднократно, эксперты не смогли ее восстановить. Восстановить полностью, я имею в виду. Однако кое-что они прочитали, и это в самом деле похоже на сказку. Невлюдов писал, что Пандус - не его творение, и не творение вообще, если считать, что этот процесс - прерогатива людей или Божественного Провидения. Он только сформулировал проблему, причем в самой обобщенной форме: найти способ выживания человечества. Видишь ли, тогда, в двадцатом и двадцать первом веках… - Саймон смолк, призадумался на секунду, потом махнул рукой: - В общем, все было очень плохо. Две мировые войны и сотня малых, революции, ядерная угроза, вечные споры и конфликты, перенаселение, экологический кризис. Словом, наш мир двигался к гибели, и Невлюдов задал вопрос - как же ее предотвратить? Задал вопрос и получил ответ.
- От кого, Ди-ик? - Зрачки Марии позеленели от любопытства.
- От всемогущего Джинна. - Саймон улыбнулся. - То есть он называл это существо Джинном. Природа его неясна, но есть подозрение, что это разум, возникший в глобальной компьютерной сети. Понимаешь, не искусственный интеллект, сотворенный людьми, а естественный, но электронный, зародившийся в некий момент при благоприятных условиях. Иная форма жизни, с которой Невлюдов установил контакт. - Не спуская глаз с лица Марии, он сделал паузу, потом медленно промолвил: - Ему повезло, малышка, и всем нам - тоже. Всем нам, людям. Во-первых, этот Джинн не был враждебен человечеству, а, во-вторых, Невлюдов умел задавать нужные вопросы… И в результате мы получили Пандус.
Губы Марии раскрылись в изумленном вздохе:
- Неужели это… это правда, Ди-ик?
Саймон пожал плечами:
- Не стану утверждать наверняка, но иных версий нет. Может, я что-то найду на Земле. Еще одну копию диска или нечто такое, что подтверждает или опровергает эту гипотезу. Посмотрим!
- За этим тебя и прислали? - Девушка напряженно глядела на него.
- Не только за этим. Тайна Невлюдова - побочная цель, не самая важная. Куда важнее уничтожить передатчики помех, но и это идет вторым номером.
- А первым?