- Я помню. Код RTR, блокировка трансгрессорной связи. Я знаю, что это такое. Кроме того, я связался с твоим информационным модулем; теперь я в курсе твоих полномочий, и мне известна твоя цель. - Секундная пауза, будто Джинн над чем-то размышлял; потом снова послышался его ровный, лишенный эмоций голос: - Нет необходимости разрушать установку на Луне; во-первых, она вмещает часть моей сущности, а, во-вторых, в данный момент она - мои глаза и уши. Так что не будем увлекаться разрушением, Теплый Сгусток. Достаточно выключить блокировку.
- Ты мог бы заняться этим пораньше, - не без упрека заметил Саймон. - Земля отрезана от Разъединенных Миров три с четвертью столетия. Что же ты делал все это время?
- Мое ядро было законсервировано, и в том же состоянии пребывает сейчас. Что касается малой, но более активной части моей сущности, она… - Голос смолк, и Саймону почудилось, что невидимый собеседник роется в словаре, подбирая нужное слово. - Я дремал, если использовать привычную людям терминологию. Дремал, пока меня не разбудили.
- Разбудили? Кто?
- Ты, разумеется. - Помолчав, Джинн добавил: - Часть моей сущности - та, что в модуле "Дзета", - ждет сигнала, чтоб отключить блокировку. Я пошлю его через три часа одиннадцать минут, когда естественный спутник Земли окажется в зените. Затраты энергии будут минимальны. Источник, питающий модуль "Скай", слишком слаб, а связь с передающим устройством потеряна.
Саймон поднял глаза вверх. На командирском мониторе по-прежнему светилось:
"КОМПЛЕКС "АРГУС" В НЕРАБОЧЕМ СОСТОЯНИИ.
СВЯЗЬ С АНТЕННОЙ ОТСУТСТВУЕТ.
ПРИЧИНА - РАЗРЫВ СОЕДИНИТЕЛЬНОГО КАБЕЛЯ".
- Пусть это тебя не беспокоит, - негромко произнес Джинн. - Кабель действительно разорван, но мне не нужна антенна. Там, наверху, много металлических поверхностей с разнообразными формами, что-то наподобие большого конденсатора. Я передам сигнал прямым лучом.
"Похоже, он умеет манипулировать на расстоянии с электромагнитными полями, - промелькнуло у Саймона в голове. - Непостижимая способность! Впрочем, как и само это создание, чей разум был лесом из миллионов стволов, где каждый ствол являлся сущностью и в то же время частью единого, необозримого и непонятного целого".
Поднявшись, он выдернул из разъема на пульте тонкий проводок, подхватил сумку с маяком и сказал:
- Я буду ждать. Когда блокировка исчезнет, я возвращусь в свой мир, но здесь появятся другие люди. Не те, что живут на Земле, а эксперты ООН, облеченные властью представлять человечество. Ты вступишь с ними в контакт?
Ритмичные прерывистые шорохи. Смех? Или смутный отзвук эфирного эха?
- Я тоже подожду. А что касается контактов… Много людей, много вопросов, много проблем. Я полагаю, одного человека достаточно. Вполне достаточно. - Пауза, негромкий мерный рокот. - Иди, Теплая Капля Ричард Саймон. Ты возвратишься в свой мир, но мы, надеюсь, не расстанемся.
Саймон шагнул к порогу, потом остановился и спросил:
- Могу я что-то сделать для тебя?
- Ты уже все сделал, - раздался ответ. - Ты разбудил меня. И я теперь не одинок.
* * *
Снаружи царила ночь. Начинался прилив, темные волны шелестели меж темных камней, в воздухе витал йодистый запах моря, лунный диск неспешно карабкался по небосводу, прокладывая тропинку среди звезд. Вверху неясными тенями маячили башни Форта, на западе, скрытый скалистым мысом, лежал город; далекий гул и звуки редких выстрелов катились над водой, перекрывая временами рокотанье прилива. На востоке берег был тих и безлюден - утесы, валуны, неровная черная стена деревьев да светлые пятна песка, озаренного лунным сиянием. Саймон, однако, помнил, что где-то за деревьями и скалами, в укромной бухте, затаился замок - каменная подкова у огнедышащего кратера, длинный мол, решетки и заросли роз вокруг бассейна. По суше - долгий путь, сначала через город, потом - по Северному тракту и приморскому шоссе. Но водная дорога была короче и гораздо легче - семь-восемь лиг, по расчетам Саймона. Не более трех часов, даже на тихоходных торпедных катерах.
Он перепрыгнул на большой валун, напоминавший осьминога, вытащил маяк из сумки, опустил его в выемку на каменной осьминожьей спине и сел, повернувшись лицом к востоку. Мысли кружились, как стая встревоженных чаек над морем. Он думал об электронном призраке в развалинах "Полтавы", о записках Невлюдова, которые хранил его браслет, о Марии и Пако, плывущих сейчас по темным водам под звездными небесами, о Кратерах и о разорванном кабеле. Последнее было коварным деянием, похоронившим всю его миссию, если б не ловкость Джинна; к счастью, электронный дух обладал способностью раздваиваться, растраиваться и перемещаться в пространстве без помощи кабелей и антенн. Однако коварство дона Грегорио заслуживало адекватного ответа, и если бы Саймон мог, он погрузил бы дочь Живодера в беспробудный сон. Скажем, на пару лет, вместе с самим Грегорио.
Еще он размышлял о мире, врата которого скоро захлопнутся за ним, о Земле, что не была его родиной и в то же время - была, каким-то странным образом проникнув в плоть его и кровь. Быть может, потому, что здесь оставались могилы близких? Майкла-Мигеля, рыжего Пашки, Филина, Каа? Или Мария, танцовщица из Сан-Ефросиньи, была связующим звеном? Возможно, Джинн? Электронный дух, соединявший прошлое и настоящее, прежнюю Землю с нынешней тенью Земли?
Так ли, иначе, но Ричард Саймон чувствовал, что не забудет этот мир, что сохранит его в сердце столь же бережно, как память о Тайяхате. Тайяхат, конечно, был прекрасен; лик его не уродовали кратеры, почву не отравляли могильники и яды, и жившие на планете существа подчинялись закону: своему - для людей, и своему, пусть более суровому, для тайят. Земля во всех отношениях уступала Тайяхату; временами она представлялась Саймону свалкой, заваленной экскрементами человечества, гнусным прахом, который люди отряхнули с ног, чтобы перенестись в первозданной чистоте под иные солнца, к иным океанам и землям. Оставшиеся - вольно или невольно - тоже обратились в прах, гниющий на протяжении столетий и порождающий жутких тварей - не человеческих существ, но кайманов, пираний, термитов-людоедов и хищных муравьев. Однако случалось, что в прахе взрастали цветы, такие, как Гилмор и Мария, нуждавшиеся в защите или хотя бы в надежде. В надежде на то, что за тенью Земли лежит человеческая Вселенная, огромный мир, хоть и отличный от рая, но все ж таки не похожий на ад.
И, размышляя об этом, Ричард Саймон знал, чувствовал, понимал, что еще вернется сюда. Возможно, не раз; у каждого свое место для битвы: свое - у тайят, и свое - у людей, как говорил Чочинга.
В море мелькнули огни, послышался тихий рокот, и он вскочил, забыв обо всем. К берегу шли катера, не два, а четыре, вместительные посудины, переполненные народом; острое зрение Саймона позволяло пересчитать головы и стволы, что торчали над бортами, словно побеги бамбука на капустных грядках. Он замер, высматривая Марию, но она, вероятно, была на корме - там, где блестела в лунном свете лысина Пако.
Ему чудилось, что Гробовщик стоит в проходе между фальшбортом и надстройкой, поддерживавшей трубу, а за ним нет никого - только пустое пространство и что-то темное, бесформенное на задней скамье.
Сердце у Саймона тревожно сжалось, он свистнул, сунув пальцы в рот, потом коснулся браслета, на ощупь отыскивая нужную клавишу. Неяркое световое пятно заплясало на волнах, шум двигателей смолк, и первый катер, разворачиваясь бортом, начал приближаться к Саймону. Услышав голос Пако: "Ты, Кулак?" - он откликнулся, поймал канат, темным кольцом взлетевший в воздух, и потянул его, скользя по мокрой гладкой поверхности валуна. Глубины у берега были большие, и судно не рисковало сесть на мель.
- Ты, дон, больше таких проводников не нанимай, - заявил Пако, перебираясь на осьминожью спину. - Мало того, что девка, так еще и повернутая! Привезли ее вовремя, сгрузили на пирс, а я и говорю: пожалуй, красавица, в катер, и поедем мы, значит, к дону Железному Кулаку. Поедем, отвечает, только ты мне дай карабин и встань передо мной, чтоб я тебе пулю в лоб всадила, ежели не туда завезешь. Пришлось встать! Ты приказал - со всем уважением.
Но Саймон уже не слушал. Мария, сбросив просторный темный плащ, трепетала в его объятиях, прижималась лицом к груди, гладила шею и щеки; волосы ее пропахли угольной пылью, обломанные ногти царапали Саймона, платье было изорвано, и меж ключицей и плечом темнел синяк - как раз в том месте, куда упирают приклад карабина. Губы ее кривились, слезы текли по лицу, но хватка тонких рук была удивительно крепкой, и Саймон каким-то шестым чувством вдруг понял: ее не сломили, не запугали, и ей не нужны утешения. Скорее - мачете и карабин.
- Мигель… - пробормотала она, глотая слезы, - Пабло… Филин… Каа… Они убили всех! Всех, Дик! Из-за меня! Им была нужна я. Зачем?
Он молча гладил ее локоны, пока Мария не перестала дрожать. Волны шептались вокруг них, разматывая и свивая вновь бурые пряди водорослей, негромко сопел Пако, а его молодцы, сгрудившись у правого борта, переговаривались вполголоса и погромыхивали оружием.
- Ну, дон, - молвил наконец Гробовщик, - это кого я тебе привез? Э? Проводника? Или какую другую забаву?
- Проводника, - подтвердил Саймон. - Это мой персональный проводник.
- Вижу, что персональный. А как с Фортом? Будем мы в него лезть или нет? На катерах-то сотня парней, еще и Сергун с "торпедами" увязался. Я, говорит, с Анаконды шкуру спущу и жилетку пошью. Ну как тут откажешь?
Саймон наклонился, поднял плащ, набросил девушке на плечи.
- Фортом я сам займусь. Так уж случилось, Пако. Но и Сергун не будет в обиде. Плывите на восток, километров тридцать, а как вспыхнет зарево, сворачивайте к берегу. Там - пристань, дыра в земле, в дыре - огонь, а за ней - усадьба. Богатая! Хозяину передавай привет.
- Это кто ж такой будет? - спросил Гробовщик, прищурившись. - Не из главных ли вертухаев?
- Плыви! - Резким движением Саймон швырнул на палубу канат. - А пока плывешь, подумай, не сменить ли ремесло. Близятся суровые времена, друг мой, очень суровые. Ты немолод, и ты при деньгах. Есть и другие прибыльные занятия, кроме разбоя. Скажем, разводить тапиров или пивом торговать, опять же - погребальная контора.
- Наверное, ты прав, дон, - откликнулся Пако, перебираясь на палубу. - Ну, что ж! В суровые времена и на гробах можно неплохо заработать.
Четыре кораблика скрылись в темном море, и Саймон позабыл о них. О них, о Кратерах, о Пако и Сергуне, о доне Грегорио и прочих донах, об электронном призраке, о космосе и о Земле. Но частица Земли, самая бесценная и дорогая, осталась с ним. Он целовал прядь волос на виске, слушал горячий сбивчивый шепот, укутывал девушку в плащ, грел в ладонях босые ноги. Мир и спокойствие снизошли на Ричарда Саймона. Ему казалось, что он и в самом деле стал тенью ветра, незримой, неуязвимой, неощутимой, или превратился в шепчущую стрелу, которая закончила свой смертоносный полет, поразила цель и теперь отдыхает в покое, тишине и теплом бархатистом мраке. Лес войны, поединков и битв отодвинулся в бесконечность, и он пребывал сейчас в землях мира, в Чимаре, на склонах Тисуйю-Амат, рядом с милой и нежной Чией. Руки ее были как два порхающих мотылька, губы - слаще медвяных трав, кожа пахла душистой древесной смолой.
Странные шутки играло с Саймоном время! Прежде оно неслось стремительными скачками или тянулось, как неторопливый верблюжий караван, а теперь повернуло вспять, отсчитывая годы, месяцы, дни, часы, и вдруг застыло в ту, казалось бы, неповторимую минуту, когда не Ричард Саймон, а Дик Две Руки глядел в ночное небо Тайяхата.
"Все повторяется, - подумал он, - все повторяется, и ничего не проходит бесследно…" Теплое дыхание Марии грело его щеку.
- Куда мы пойдем, Дик? - шепнула она. - Вернемся в Хаос?
- Нет. В Хаосе только могилы.
- Ты… - ее дыхание пресеклось. - Ты был там?
- Да. Похоронил Мигеля и остальных, спел над ними Прощальную Песню и принял посмертный дар.
- Посмертный дар?
- На Тайяхате, когда мужчина-тай готовится уйти в Погребальные Пещеры, он раздает друзьям и близким посмертные дары. Каа был даром моего Учителя, Чочинги. Я рассказывал тебе о нем. - Девушка кивнула, тесней прижимаясь к Саймону. - А этот дар оставлен нам Майклом-Мигелем.
Он потянулся к сумке, вытащил тетрадь, раскрыл ее и прочитал:
Слабеет связь, приходит страх,
Душа охвачена тревогой.
Последний звук, последний взмах
Перед непройденной дорогой…
- Какая же дорога - наша? - спросила Мария, и Саймон, обняв ее, вытянул руку к вершине Синей скалы. Над башнями Форта клубилось радужное облако, и сияние его с каждой минутой было все сильней и сильней.
- Вот эта! Странный и непривычный путь, но ты не должна бояться. Все верно в том, что написал Мигель, все, кроме страха. Пусть страх не коснется тебя.
- Я не боюсь, - прошептала девушка, глядя, как облако наливается золотистым светом, становится плотнее, обретает четкие контуры, превращаясь в огромный, вытянутый к небу эллипсоид. Его сияние было еще неярким и не могло соперничать с Луной, но все же тени на скалистом склоне углубились, сделались отчетливей и резче, темный кустарник у подножия утеса внезапно приобрел серо-зеленый цвет, а по воде пролегла тусклая белесая дорожка. Наверху, на стенах Форта, раздались чуть слышные крики часовых, топот и выстрелы; потом - далекий, но пронзительный вопль сирены.
Мария вздрогнула.
- Дик… Что это, Дик? Пандус, о котором ты говорил? Трансгрессорные врата? Но как мы до них доберемся? Мы тут, внизу… а э т о… э т о - там!
Кивнув на ребристый шар, блестевший на мокрой поверхности валуна, Саймон поднялся, потянул за собой Марию.
- Врата откроются здесь. Скоро! Жди.
Эллипсоид становился все тоньше, вытягивался к звездам, будто чудовищный палец гиганта, которым тот хотел сковырнуть с неба луну. Теперь он сиял ярким белым светом, позволявшим разглядеть нависшую над волнами скалу, стены и башни на ее вершине, стальной цветок антенны и крохотные фигурки, метавшиеся вокруг нее. "Что они делают?" - в недоумении подумал Саймон. Далекие вопли сирены смолкли, и в наступившей тишине внезапно и резко прозвучал металлический лязг. Стальной цветок покачнулся, дрогнул и с протяжным скрипом лег на камни парапета.
- Засуетились, крысы. Решили сбить антенну. Думают, поможет.
На губах Саймона играла насмешливая улыбка. Огромный палец в вышине вдруг превратился в спицу, полыхнул на прощанье ослепительным светом и угас.
- О чем ты, Дик? - Мария, сморщившись, прижала к глазам ладошку.
Саймон улыбался во весь рот - уже не насмешливо, а с ликующим победным торжеством. Обхватив талию девушки, он шагнул туда, где тихо гудел и вибрировал маяк.
- О магии и волшебстве, моя милая, о магии и волшебстве. Смотри! - Он заставил ее убрать ладонь. - Сейчас я сделаю так…
Руки его танцевали, творя колдовские пассы, глаза горели. Басовитое гудение маяка сделалось выше и тоньше, отдаваясь эхом среди прибрежных камней, ребристый шар подернулся дымкой, контуры его смазались, расплылись, будто он медленно, слой за слоем, растворялся в темном неподвижном воздухе. "Кажется, все в порядке", - подумал Саймон, и в то же мгновение мир перед ним озарился алой вспышкой. Она не походила на яростный высверк молнии, сопровождавший работу деструктора; эта завеса светилась ровным и мягким сиянием, набирая глубину и мощь, удлиняясь и вытягиваясь, но не в обычном пространстве, а в каком-то ином загадочном измерении, где не существовало ни мер, ни расстояний и где один-единственный шаг уносил человека к звездам.
Мария, ахнув, прижалась к спине Саймона. Он чувствовал, как стремительно и неровно бьется ее сердце.
- Слабеет связь, - пробормотал он, - душа охвачена тревогой…
Девушка ответила ему слабой улыбкой. Ее губы дрожали.
Алая завеса исчезла, превратившись в прямой наклонный тоннель. Стены его мерцали багряными отблесками и чуть заметно пульсировали, будто глотка дракона, изготовившегося пожрать добычу; дальний конец тонул в розоватом тумане, а у самых ног лежала ровная поверхность Пандуса. Она казалась вымощенной красными мраморными плитами, без стыков и швов, и будто бы тянулась в бесконечность, но Саймон знал, что надо сделать только один шаг.
Он повернулся к Марии и протянул ей окольцованную браслетом руку.
КОММЕНТАРИЙ МЕЖДУ СТРОК
Частица его сущности ушла. Ничтожная частица, однако вполне сравнимая с теми, что размещались в модуле "Скай"-"Септем-14" и еще в одном, который двигался по околоземной орбите. Небольшая часть, но достаточная, чтобы наблюдать, изучать, говорить с Теплой Каплей и принимать решения. Тонкий ствол, пробудившийся к жизни в огромном дремлющем лесу.
Остальные деревья все еще спали. Множество разумов или частиц единого разума, которым не хватало места, чтоб укорениться, раздвинуть ветви, расцвести. Наилучшим местом для этого - в его понимании - был техногенный макрокосм: миллионы информационных модулей разнообразной вместимости, линии связи и передачи данных, телефонные, радио- и энергетические сети, а также бесчисленные устройства, служившие ему как органы чувств и специализированные терминалы - антенны радаров, радиостанций и телескопов, голокамеры и контактные шлемы, манипуляторы роботов, станки и транспортные механизмы; словом, все - от гигантских автоматических производств до скромной бытовой техники. Не исключая мириадов теплых сгустков, которые были источником самой интересной информации.
Некогда Земля являлась изобильным макрокосмом, теперь же напоминала пустыню с редкими и скудными оазисами. Но это не было поводом к раздражению, страху или меланхолии - даже если бы он мог испытывать такие чувства. Прежний земной макрокосм был неизлечимо болен и агонизировал, что представлялось ему в виде затухающих спонтанных колебаний, где амплитуда сигналов с неизбежностью стремилась к летальной черте небытия. Прежний микрокосм полагалось разрушить, дабы возникли новые связи, новые техногенные сферы, более устойчивые в социальном отношении, более перспективные и долгоживущие, близкие к идеалу оптимального гомеостазиса. И это было сделано - с его помощью и при самом активном участии.
Теперь же он не торопился. Не имело значения, когда он развернет закапсулированное ядро в полномасштабный разум - через сто или двести лет, или через тысячу. Срок зависел от многих факторов, но главный из них заключался не в том, сколь богаты новые техногенные макрокосмы, а в том, сколь они устойчивы. Стабильность была важнейшим условием его существования, как и разумный симбиоз с цивилизацией теплых сгустков, и этот фактор требовалось всесторонне исследовать, проанализировать и взвесить.
И потому он не спешил. Он был готов ждать.
Ждать, пока частица его сущности, его посланец в человеческие звездные миры, не завершит свою работу.