- Конечно, - сказал я. - Я наемник. Я человек без принципов. Я служу тем, кто мне платит. Если мне платят достаточно - я рискую здоровьем, если платят больше - жизнью. В данном случае я рискую жизнью за сто пятьдесят тысяч.
- В том-то и беда, - проговорила Наташа с горечью. - Если бы ты делал то, что делаешь, ради своего друга… или в память о его деде… или ради блага человечества, в конце концов… а не за деньги…
- Не смеши меня, - сказал я сухо. - Ради блага человечества я и комара на стенке не прихлопну. А что касается моих принципов…
Я не хотел ей этого говорить. Видит Бог, не хотел.
- За день до твоего приезда Хромец был у меня. Он предложил мне узнать, где Роман Сергеевич прячет Чашу, и сообщить ему. Он заплатил мне задаток - золотом.
Я поднялся с кресла, выдвинул ящик стола и достал оттуда статуэтку ламы. Положил ее Наташе на колени.
- Боже мой, - растерянно выдохнула она, - какая она тяжелая… Это же, наверное, стоит кучу денег…
- Ты очень точно выразилась. Именно кучу. Причем намного большую кучу, чем ты в состоянии себе вообразить, так как этой штучке по крайней мере пять веков. Это к вопросу о принципах.
Зазвонил телефон. Я вышел из комнаты, обрадовавшись возможности прервать этот разговор, - терпеть не могу проповедей о благородстве.
- Ким? - зарокотал в трубке незнакомый вальяжный голос. - Ким, это Валентинов, Константин Юрьевич Валентинов, вы сегодня беседовали с моим человеком, Олегом… Ким, вы меня слышите?
- Да, - сказал я, - слышу.
- Олег мне все передал, - урчал голос, - и показал снимочки… да, любопытные, надо признать… м-м, неужели действительно третье тысячелетие до Эр.Ха.?
- Раньше, - ответил я. - Много раньше.
- Трудно поверить, - добродушно отозвался голос, - трудно поверить, Ким… Но любопытно, все равно чрезвычайно любопытно… Ну что ж, я, пожалуй, буду с вами разговаривать… м-м… Когда вы будете в состоянии показать вашу вещицу?
Я посмотрел на часы. Было двадцать минут восьмого.
- Хоть сегодня, - сказал я. - Вопрос в другом: когда вы сможете заплатить деньги?
- Гх-м, какой вы, голубчик, скорый… Такие деньги… но надо же еще посмотреть, стоит ли вещь того… вы же должны отдавать себе отчет, Ким…
- Вот что, - прервал я его мурлыканье, - я уже говорил вашему человеку - у меня очень мало времени. Если мы не договоримся, я, вероятно, уеду из Москвы и ни вам, ни другим заинтересованным в артефакте людям не удастся меня найти. Поэтому я настаиваю на самых сжатых сроках.
- Ну что ж, - голос в трубке заметно отвердел, - в таком случае я предлагаю вам продемонстрировать вашу вещь завтра, в присутствии эксперта. Если это действительно та вещь… хоть это и звучит совершенно неправдоподобно… мы поговорим о деньгах. Вас это устраивает?
- Да, - сказал я. - Только вот что: без глупостей. Вы, я и эксперт. О моей поездке будут знать многие серьезные люди, так что никаких костоломов, никаких фокусов. Это непременное условие.
- Обижаете, голубчик, - зафыркал голос, - какие костоломы, мы - солидная искусствоведческая организация… это вас Олег так напугал, что ли?
- Меня не интересует специфика вашей работы. Но переговоры мы будем вести втроем: вы, я и эксперт. Понятно?
- Постарайтесь обойтись без хамства, Ким… Итак, завтра. Я пришлю за вами Олега.
- Я и сам прекрасно доберусь, - заверил я его. - Где мы встретимся?
- Я пришлю за вами Олега, - с нажимом произнес голос. - Можете ехать на своей машине за машиной Олега. Я ведь тоже должен принять определенные меры предосторожности, не так ли?
- Ладно, - сказал я. - Пусть ваш Олег подъедет к "Джалтарангу", где мы сегодня встречались… Как и сегодня, в четырнадцать ноль-ноль.
- Слишком рано. Я не успею договориться с экспертом. В шесть вечера, согласны?
Я подумал.
- Да. И еще раз повторяю: без глупостей.
- Я не страдаю склерозом! - рявкнул голос, и в трубке запищали гудки.
- Это они? - спросила Наташа, когда я вошел в комнату.
- Они, - ответил я. - Некто Константин Юрьевич Валентинов, человек, готовый выложить полтора миллиона баксов за раритет Лопухина…
- Принеси мне сигареты, пожалуйста, - попросила Наташа. - Они в сумочке, я бросила ее на зеркало…
Я принес ей пачку "Моre", поднес зажигалку и наполнил опустевший бокал.
- За то, чтобы сделка прошла успешно! - провозгласил я. - Если все будет так, как должно быть, завтра мы освободимся от этого груза, а Димка станет миллионером. Смешно: Димка - миллионер!
Наташа отставила бокал и, прищурившись, посмотрела на меня сквозь сигаретный дым.
- Я часто думаю, - сказала она, - почему ты так изменился за последние дни. Ты стал злым, раздражительным, неуверенным в себе… Мне кажется, я поняла.
- Интересно.
- Это из-за него. Ты комплексуешь. Ты не можешь простить ему, что он образованнее тебя, мягче, воспитаннее… умнее, наконец… и не можешь сдержать своих чувств. А он, между прочим, понимает это, видит… и страдает.
- Жалко, - сказал я. - Жалко его. До слез.
- И ты постоянно давишь на него… Вчера ты заставил его отдать тебе эту Чашу. Да ты представляешь себе, что она значит для него, особенно теперь, когда он потерял деда?
- Ты пришла специально, чтобы получить Чашу назад? - спросил я холодно. - Сама пришла или это он тебя послал?
Наташа вспыхнула и опустила ноги на пол.
- Сиди! - приказал я. - Насчет Чаши я уже все объяснил. Мы приняли решение не для того, чтобы менять его по чьей-то прихоти. Что же касается Димки… ты можешь говорить все, что угодно. Тебе все равно не удастся меня разозлить.
Она медленно улыбнулась.
- Но это же видно невооруженным глазом… Ты же завидуешь ему…
- Ты опять ошибаешься, - спокойно сказал я. - У меня нет причин ему завидовать.
- Но я…
- Не перебивай! Я в этой жизни защищен лучше, неужели ты еще не поняла? Другое дело, что, если бы не вся эта история с Чашей, я вообще предпочел бы с ним не общаться.
- Вот видишь! - торжествующе сказала она. - Все-таки ты комплексуешь…
- Нет, - возразил я. - Просто мне не нравятся люди, которые уводят у меня моих девушек.
Это был тонко рассчитанный удар, и я надеялся, что тщательно замаскированная отравленная игла попадет в цель. Несколько секунд висело растерянное молчание, затем Наташа сказала вызывающе:
- Видишь ли, я слишком ценю собственную свободу, чтобы считать себя чьей-то девушкой…
- В таком случае и беспокоиться тебе не о чем, - улыбнулся я. - Ведь наши взаимоотношения с ДД тебя никак не должны волновать.
Она молчала, потрясенная моим коварством. Я поднял бокал и отсалютовал ей:
- За свободу!
И опять, спасая положение, зазвонил телефон.
На сей раз это был Сашка Косталевский.
- Алло, - закричал он в трубку, - алло, Ким, это ты? Целый день пытаюсь до тебя дозвониться, а ты все где-то лазаешь… Тут вот что, насчет нашего дела… Я говорил с кучей народа, ну, с коллекционерами, это дохлый номер, абсолютно, они все смеются, когда слышат о миллионе… А этот Лопухин звонил снова, он очень торопится, Ким, ну ты что, совсем придурок, отказываться от таких бабок?! Ну, я не понимаю, никто же больше тебе не предложит, ясный перец, я спрашивал у крутых людей… А этот Лопухин, видно, совсем крэйзи, ну, шиз, наверное, конченый, если дает лимон за твою штуку… Так давай быстренько ему это впарим, пока он не выздоровел, а? Решать, конечно, тебе, но я бы советовал соглашаться не раздумывая. Он позвонит мне завтра утром, что ему сказать?
- Не хочу тебя огорчать, Саша, - раздельно произнес я, - но боюсь, я уже договорился относительно этой вещи. Причем больше, чем за лимон.
- Не верти вола, старик, - жалобно сказал Косталевский. - Кому? Больше, чем за лимон? Но я же спрашивал… Кто?
- Этого я тебе, к сожалению, сообщить не могу. Сам знаешь - коммерческая тайна. И не переживай так - ну, обломилось, ну, с кем не бывает… А Лопухину этому передай…
- Что? - убитым голосом спросил Сашка.
- Чтобы шел в задницу, - с удовольствием сказал я. Честно говоря, я хотел передать лысому более экспрессивное пожелание, но из комнаты, где находилась Наташа, все было отлично слышно. - Можешь также объяснить ему, что никакой вещи, которую он хотел бы купить, у меня нет и никогда не было. Так что пусть не расстраивается.
- Так как же, - теперь в Сашкином голосе слышалось злое недоумение. - Значит, у тебя ничего нет? А что ж ты мне мозги вправляешь про то, что договорился? Или все-таки есть?
- С первым апреля, - сказал я. - Извини, что вовремя не поздравил, замотался, знаешь… Будь здоров, старик.
Когда я вернулся в комнату, Наташа стояла у незашторенного окна и смотрела на дождь. Я подошел и стал рядом. С письменного стола глядела на нас давешняя "поляроидная" карточка - три унылых лица на веселом глянцевом фоне. Так мы стояли довольно долго.
- Это опять был тот человек? - спросила она, наконец.
- Хромец волнуется, - ответил я. - Он не намерен больше ждать. Странно, не понимаю его - он же бессмертный, что ему - веком больше, веком меньше… И Косталевича жалко - потерял свои законные сто тысяч.
- Завтра - похороны, - сказала Наташа. Я промолчал. По стеклу стекали широкие, искажавшие наши отражения, струи дождя.
- Страшно, - Наташа поежилась и плотнее запахнулась в халат. - С тех пор, как появилась эта Чаша… нет, раньше, когда умер дедушка Димы… стало так страшно… холодно…
- Потерпи до завтра, - сказал я. - Завтра все кончится.
- А если они тебя убьют? - спросила она, не поворачивая головы.
- Во-первых, едва ли у них это получится. А во-вторых, даже если и так… по крайней мере, Чаша не достанется Хромцу. Уж эти ребята ее так просто не отдадут. Переправят куда-нибудь в Японию - и ищи ее по новой… А ты успокоишься, узнав, что я отдал жизнь во благо человечества.
- Дурак, - сказала Наташа, но таким тоном, что я не обиделся.
Я внимательно посмотрел на нее, потом обнял за плечи. Она не шевельнулась.
- Я думал, тебе уже все равно, - сказал я. - Извини.
Минуту или две мы молчали.
- Понимаешь, Ким, все очень сложно…
- Ага, - отозвался я. - Понимаю.
- Я не знаю. До сих пор не знаю наверняка…
Я промолчал.
- Я не люблю, когда меня заставляют против моей воли!
- Кто ж любит, - сказал я.
- Ким… ты очень на меня обиделся?
Я осторожно провел пальцами по ее волосам.
- Что ты, Натуля… Чем ты могла меня обидеть? Это я, возможно…
- Только не надо притворяться, - тихо попросила она. - Ты вел себя, как ребенок. Это меня разозлило.
Я подумал.
- Я, наверное, люблю тебя, - сказал я. - Никому этого не говорил, с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать… Вот поэтому-то все так и выходит…
За окном громыхнуло. Наташа полуобернулась и притронулась сухими губами к моей щеке.
- Ты сказал страшную вещь, Ким. Я так надеялась, что ты все-таки этого не скажешь…
- Почему? - тупо спросил я.
- Теперь ты просто не оставил мне выбора… Прости, - она высвободилась и пошла к двери.
- Постой, - сказал я. - Там дождь… Я не пущу тебя!
Она все шла к двери, и я представил себе, как она выходит на улицу, ловит такси и уезжает - к ДД, к тетке - неважно, уезжает и оставляет меня одного в моей пустой квартире, еще более несчастного, еще более раздавленного и жалкого, чем час назад. Это был конец, и я отчетливо понял, что произойдет, когда за Наташей захлопнется дверь. И в эту секунду раздался оглушительный стук.
Кто-то изо всех сил барабанил по кожаной обивке и по деревянному косяку двери, отчаянно стремясь ворваться в квартиру. Я прыгнул вперед, схватил Наташу за плечо, отбросил ее назад в комнату и, вытащив пистолет, прижался к стене сбоку от двери.
- Кто там? - Ответа не последовало, но удары обрушились на косяк с новой силой. Я почувствовал, как стекает по спине холодная липкая струйка пота, и открыл замок.
На пороге стоял Пашка, с упоением молотивший по деревяшке найденным где-то ржавым болтом величиной с хороший подберезовик.
- А, Ким, - сказал он, не прекращая своего увлекательного занятия, - привет. Я в гости пришел.
Я отобрал у него болт и молча, но очень сильно зашвырнул его в темный угол нашего коридорчика. Он испугался - в таком состоянии он, по-моему, никогда еще меня не видел.
- Иди домой, - глухо сказал я. - Иди домой, я сказал!
В это время, как нельзя более кстати, распахнулась дверь Пашкиной квартиры и в коридорчик выглянула Пашкина бабушка. Я молча развернул малолетнего диверсанта на сто восемьдесят градусов и подтолкнул в направлении к родному дому. Затем закрыл дверь, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Наташа подошла ко мне сзади и обняла за пояс. Я высвободился и повернулся к ней - страх медленно уходил из ее глаз, и теперь в них была только боль.
- Ким, ты понимаешь, что если тебя завтра убьют…
Господи, подумал я, Господи Боже милосердный, неужели такое возможно?
- Нет, - сказал я и взял ее руки в свои. - Нет, меня не убьют завтра… Это я тебе обещаю.
А потом, когда мы лежали рядом обнявшись и я смотрел, как она дышит во сне, бесшумно и ровно, и любовался ее подрагивающими длинными ресницами, тьму за окном располосовал чудовищный ослепительно-белый разряд, и на мгновение все в комнате, залитой бело-голубым электрическим светом, стало мертвым и страшным. И Наташа застонала, не просыпаясь, и я замер над ней, парализованный ужасом, потому что услышал за раскатившимися ударами грома - тяжелые, размеренные, неотвратимые шаги судьбы.
13. МОСКВА, 1991 год. РАРИТЕТ ЛОПУХИНА ( II ).
- Мать твою так и еще раз так! - сказал таксист, сворачивая вслед за черным БМВ Олега на подозрительно расплывшуюся от дождя дорогу, уводившую вглубь елового леса. - Мы ж здесь завязнем на раз…
- Спокойно, - сказал я. - Раз он проедет, значит, и мы проедем.
- Ага, - хмыкнул таксист. - У него подвеска знаешь, какая?
В этот момент мы выскочили на неожиданно приличную бетонку, которая здесь, посреди леса, смотрелась странно. Шофера это удивило, меня - не очень.
Олег впереди посигналил габаритами и сбросил скорость.
- Подъезжаем, - пояснил я шоферу. - Будьте осторожней.
- Ага, - снова буркнул он.
Я расстегнул куртку - теперь пистолет можно было выхватить из кобуры практически мгновенно. Крепче сжал лежавшую у меня на коленях сумку с Чашей.
- Помните, о чем я вас предупреждал. При нападении или любой другой опасности - сразу сигнальте.
- Угу, - ответил таксист.
Он мне нравился. Стокилограммовый квадратный дядька с головой безрогого микенского быка и золотыми зубами. Мне рекомендовал его один мой приятель, долгое время специализировавшийся на охране ценных грузов, а затем ушедший на повышение в личные телохранители какого-то крупного фирмача. По его словам, таксист бывал в переделках, и, по моему, так оно и было. Я прикинул, сколько понадобится человек, чтобы с ним справиться, и решил, что за тылы можно не волноваться.
- Если увидите, что я бегу, заводите мотор сейчас же. Откройте дверцу и разворачивайтесь - я впрыгну на ходу.
- Не бэ, - сказал он снисходительно, - сделаем.
Бетонка уткнулась в металлический, крашенный зеленым забор. Олег посигналил, и цельнометаллические ворота медленно сдвинулись в сторону, открывая двухэтажный, солидных размеров дом из красного кирпича.
- Остановитесь перед воротами, - распорядился я. - И можете сразу же разворачиваться.
"БМВ" подъехал вплотную к дому и остановился перед черным прямоугольником полуподземного гаража. Олег вылез и раскрыл зонт. Помахал нам рукой.
- Во двор не заезжайте, - предупредил я. - Ни в коем случае. Счастливо.
Зонта у меня с собой не было, а если б и был, я не стал бы занимать свободную руку. Бросать зонт, чтобы выхватить пистолет, - такая роскошь вполне могла стоить жизни.
- Подстраховываетесь? - спросил Олег, кивая на мокнущее за воротами такси. - Что ж, разумно…
Он пошел вперед мягкой пружинящей походкой хищника. Был он на голову выше меня и килограммов на десять потяжелее. Четкая военная выправка наводила на мысль о том, что совсем недавно Олег тянул службу в рядах спецназа или десанта.
Мы взошли по ступенькам к тяжелой дубовой двери с глазком, и Олег нажал неприметную кнопку звонка. Дверь отворилась сразу же.
На пороге стоял молодой человек примерно моих лет, одетый в "адидасовский" спортивный костюм. То, что он не хозяин, а гард, было написано у него на лице, о том же свидетельствовали его гипертрофированные грудные мышцы и резиновая дубинка, которую он рассеянно вертел в руках. Расклад становился угрожающим, и я замер на ступеньках, как вкопанный.
- Ну, проходите, Ким, - сказал Олег, оборачиваясь. - Вас ждут.
- Это я вижу, - ответил я. - Можете передать вашему патрону, что я не войду в дом, пока он не начнет выполнять условия нашего договора.
- Вы о чем? - недоуменно спросил Олег. - Ах, это вы про Сергея… Не беспокойтесь, он просто сторожит первый этаж, при вашей беседе он присутствовать не будет. Как и я, впрочем, - добавил он, улыбаясь.
Но мне было не до улыбок.
- Пусть отойдет в глубину комнаты, - скомандовал я. - Вы, Олег, идите за ним.
Олег пожал плечами.
- Отойди, Сережа, - распорядился он и прошел в дом. Я шагнул следом.
Мы оказались в просторной гостиной, выдержанной в золотистых тонах. Посреди комнаты стоял покрытый парчовой скатертью овальный стол, вокруг него располагались шесть мягких кресел с высокими спинками. Гард, неприязненно глядя на меня, стоял за самым дальним из них. Дубинку он положил на стол. Что-то все больно просто, - подумал я.
- Куда дальше?
Олег, стоявший со скрещенными на груди руками у противоположной стены, усмехнулся и мотнул головой в сторону ближайшей ко мне двери.
- Идите до конца, поднимитесь на второй этаж и войдите в третью дверь направо. Мы с Сергеем останемся здесь. Да, кстати, оружие, я полагаю, при вас имеется? - он протянул руку.
- Обойдетесь, - зло сказал я и толкнул дверь плечом.
За дверью оказался короткий коридор, обитый панелями под красное дерево (а может, и самим красным деревом, судить не берусь). Я прошел по нему, как и было сказано, до конца и уперся в узкую каменную лестницу, на которой не смогли бы разминуться два человека. Рядом с лестницей, к моему немалому удивлению, обнаружился лифт, наличие которого в двухэтажном доме выглядело явным излишеством. Я проигнорировал его, взошел по лестнице и очутился в просторной курительной комнате, из которой действительно было три выхода.
Дом начинал меня подавлять. Я легко мог себе представить, что у него есть еще парочка подземных этажей (что, кстати, оправдывало бы существование лифта), в одном из которых расположилась уютная тюрьма со звукоизолированными пыточными камерами. Хуже всего было то, что, кроме Олега и Сергея, в доме вполне могла затаиться целая армия костоломов. Строго говоря, не исключалось, что они поджидают меня за третьей дверью направо.
Я глубоко вздохнул и постучал в дверь.
- Входите, входите, Ким, - зарокотал за дверью знакомый баритон.
- Не заперто.