Во многих произведениях фантастической прозы таким зеркалом служит будущее. Наше будущее. Будущее нашей цивилизации и различных ее институтов. Так, например, сквозь призму школы XXII века в рассказе А. Азимова "Как им было весело" можно увидеть школу нынешнюю, принадлежащую веку двадцатому. А своеобразный "отражающий слой" (к которому подмешана большая толика сатиры), установленный остроумным Лео Сцилардом в XXI веке, позволяет увидеть в гротескном виде современную науку. По мысли автора - одного из крупных физиков нашего столетия, - добиться регресса науки очень просто: "Учредите фонд с ежегодным взносом пожертвований в тридцать миллионов долларов. Предложите субсидии ученым, занимающимся научными исследованиями и испытывающим недостаток в средствах… Организуйте десять комитетов и в каждый включите двенадцать ученых для рассмотрения… заявок. Вытащите из лабораторий самых способных ученых и сделайте их членами комитетов. А лучших из лучших в своих отраслях поставьте председателями комитетов с ежегодным окладом в пятьдесят тысяч долларов. Учредите также десять премий размером в сто тысяч долларов за лучший научный труд года. Вот и все". Действительно, все. Примеры бюрократизации науки и превращения ее в собственную противоположность нам хорошо знакомы и сегодня. Это тоже, увы, никакая не фантастика.
Один из лучших рассказов сборника - "Честность - лучшая политика" Джона Гордона. Здесь в качестве приема выбрана своеобразная инверсия: хотя расстановка сил на первый взгляд донельзя простая - одинокий голый землянин противостоит целому отряду злобных "омарообразных" пришельцев, - тем не менее мы сразу понимаем, что в чужаках воплощены худшие человеческие черты: чванливость, презрение к нижестоящим, агрессивность, мелкая страстишка к попиранию слабых и преклонению перед силой. Отражая недостойные свойства человеческой натуры в пришельцах, автор терпеливо внушает читателям: будьте лучше, добрее, честнее, терпимее - и одновременно рисует некий пример, достойный подражания, - стойкого и изобретательного Эда Магрудера, сохранившего в неравной борьбе человеческое достоинство.
Трудно выдержать послесловие в панегирических тонах, да это, к счастью, и не требуется. Не бывает сборников целиком замечательных, а к "незамечательным" сторонам я отношу "фантастику ради фантастики", самочарующее и самозавораживающее фантазирование. Спору нет, в этой области (которую трудно все-таки признать литературой) тоже бывают удачи. Например, из рассказа Вацлава Кайдоша "Дракон" невозможно извлечь какую-то иную мысль, кроме той, что вот когда-то в прошлом пришельцы охотились на земных ящеров и некоторое несовершенство потрясающей неземной техники забрасывало отдельных птеродактилей далеко вперед по шкале времени - в XIV век после рождества Христова. И все? И все. Но тривиальность содержания в большой степени искупается художественным совершенством рассказа: описание похода рыцаря, выступившего против дракона, сделано с большой достоверностью, а образ самого Деодата де Гозона психологически точен.
К сожалению, психологической достоверности не хватает в рассказах Конрада Фиалковского, да и не только психологической. Непонятно, почему в новелле "Вероятность смерти" мнемокопия профессора с самого пробуждения становится полной противоположностью самому профессору и проявляет кошмарные автократические черты. Непонятно, почему операцию "транспозиции энграммов" надо проводить в космосе, а не на Земле. Непонятно, почему для оживления мнемокопии нельзя послать элементарный кодированный сигнал, а вместо этого "дежурный (?!) автомат" должен войти в зал, взяться своим металлическим захватом за красный рычаг (?!!) и рвануть вниз (?!!!). Непонятно, почему вообще для исследования дальних звезд надо посылать полную копию человека ("Безликая сеть получала детство, училась читать, переживала первую любовь, писала научные труды, старела…") и нельзя послать умные автоматы, тем более что в мире, описанном автором, и так полным-полно весьма сообразительных "андроидов". И конечно же нынешний школьник лишь улыбнется, прочитав про электронный мозг будущего следующее: "…моя индивидуальность получит новую прекрасную оболочку в виде металлических ящиков, заполненных километрами проводов. Мои мысли будут сопровождаться пощелкиванием реле, и я буду питаться электрическим током из трансформаторов энергии, вмонтированных в реактор". А при словах "монотонно тикающий (зачем?! - В.Б.) радарный индикатор, измерявший уменьшающееся расстояние" улыбнется не только школьник. Что касается фразы "Он умолк, и только ток шумел за стенами зала", то ее можно смело сравнить с бессмертным "падающим домкратом".
Вообще, есть, наверное, какой-то общий художественный закон: чем более предметно автор пытается изобразить собственно будущее, тем менее достоверным, а зачастую попросту жалким оно получается. И наоборот: чем больше желания увидеть в зеркале будущего настоящее - тем сильнее произведение.
Фантастика мстит за бездумное фантазирование. Затейливые словечки типа "терроплан", "космоэмитор", "автоэмитор" и "концепциотрон" не способны скрыть беспомощность рассказа "Бессмертный с Веги", все содержание которого укладывается в одну строчку: где-то в глубинах вселенной есть цивилизации более могущественные, чем наша.
Впрочем, не будем судить строго Конрада Фиалковского - в пору выхода сборника это был еще совсем молодой автор, ему исполнилось лишь двадцать четыре года. Сейчас это опытный литератор, интересный фантаст, и когда мы беседовали с ним в сентябре 1987 года на Международной конференции писателей-фантастов, то нашли взаимопонимание по всем вопросам.
"Детством" научной фантастики веет и от таких рассказов, как "Герой" Горация Голда (чрезмерная скромность и застенчивость покорителя космоса превращают произведение в самопародию) "Маленький преступник" Эмиля Лудвига (мы давно уже знаем что жизнь в грядущем - даже столь непривлекательном, как в этой новелле, - будет строиться только на высокой грамотности, но грамотность и духовность - вот главная беда! - не связаны прямой зависимостью) и "На волне космоса" Драгомира Миху (он тоже пронизан священным трепетом перед могущественными сверхцивилизациями, транслирующими на всю вселенную неземную музыку).
Самопародия убийственна для фантастики, но есть и противоядие: это юмор, который всегда присущ настоящей литературе. Вряд ли сборник выглядел бы столь целостным и столь защищенным против собственных же изъянов, не будь в нем блистательных "киберосказочных" юморесок Станислава Лема, забавного рассказа Элвина Уайта "В час досуга" или саркастического "Бессмертного барда" Айзека Азимова.
В этих оттенках - тоже секрет силы и долголетия антологии, составленной четверть века назад. Но основной ключ - это гуманистичность, пронизывающая все без исключения рассказы и повести сборника. Ключ, открывающий нам главную "тайну" любой хорошей фантастики, - это человечная литература о человеке и человечестве.
Виталий Бабенко
1
Морская уточка принадлежит к семейству ракообразных.
2
Свершившимся фактом.