– Ну-ну, не юродствуй, – оборвал его Волков. – Иришка, принеси ему чего-нибудь… А! Ты принесла уже…
Ирис посмотрела на него, не понимая, потом глянула на бутылку, всё ещё зажатую в правой руке. Так и не поставила обратно на полку то, чем хотела угостить настойчивого мистера Фредерика.
– Бренди? Подойдёт, – одобрил выбор напитка Волков. – Ну ты, жертва алкоголизма! Можешь сесть. Вторую руку на колено, чтоб я видел. Дёрнешься, я тебе всю порцию разом в пасть затолкаю вместе с бутылкой, понял?!
– Да понял я, понял… Давай её сюда, командир, не томи, говорить уже невмоготу, так в глотке дерёт.
И Фредерик присосался к горлышку как клоп, глотая жадно и шумно. Бренди лилось по его подбородку, обильно орошало комбинезон, добавляя к серо-зелёным пятнам защитной окраски и красным потёкам томатного сока новые – чёрные, расползающиеся быстро пятна.
– Тёплое… – просипел он севшим голосом, оторвавшись от горлышка. Из глаз текли слёзы, на лбу выступил пот. – Льда у тебя здесь нету, командир?
– Что?!
– Да шучу я, шучу. Ох-х… Аж в пот кинуло, до того смачно. Хлебнёшь?
Волков промолчал в ответ, руки из карманов не вынул.
– Ну, как хочешь, тогда я ещё… – с заметным удовольствием сказал Фредди.
– Э нет. Поставь бутылку. На пол, на пол! Руку на колено. Допьёшь, когда всё расскажешь.
– А что ж ещё? Я всё уже…
– Кто вас послал?
– Адмирал, кто ж нас ещё послать может? Старая заслуженная задница. И не утром, на построении, а после позвал нас с Филом в свою голубятню, и там, значит, сообщил сначала – ребята, мол, по имеющимся сведениям баблерского барьера больше нет, – подождал, пока мы с Филом языки вывесим на радостях и тут же нам задачу: летите, мол, ребята, проверьте. Я грешным делом сразу прикинул, ага, думаю, раз барьера нет, значит, можно в гадюшник этот летающий наведаться, и Фила – дёрг! – за рукав. Соглашайся, мол. Потом, правда, допёр: ежели известно, что барьера нет, почему не двинуть всей эскадрой? Ага, думаю, старый хрен, ты придурков ищешь, которые на себе проверят, сняли дерьмовый барьер этот или нет. И вспомнилось мне, как Пита Счастливчика с этим его напарником… – не помню, как его звали? – отнесло ветром к барьеру. Все как раз на палубу вывалили – строиться, а он болтается со своей вертушкой в зоне, и по всему видать – ждёт, чтоб дали посадку, но с этим у нас в голубятне всегда не очень торопятся. И тут ка-ак дунет! Ну знаешь, иногда над морем бывает такое дерьмо: штиль-штиль и вдруг ка-ак… В общем, видим – понесло парня к барьеру прямиком. Ну, думаю, труба ему. И точно: ка-ак шваркнет его в воду, и плюх от него чуть ли не на милю вверх, аж посудину нашу качнуло. Мы только и успели, что рты раззявить. И вот, как припомнил я всё это… Слышь, командир, хлебнуть бы мне…
– Перебьёшься пока. Кого ещё отправили на разведку сегодня?
– Этого я не знаю, мне, сам понимаешь, адмирал не докладывал. Но, думаю, раньше, чем он решит, что нам гайки, никого больше отправлять не станет. Может быть, подойдёт всей эскадрой ближе, но это нескоро. Восемьдесят миль, это тебе не…
– Что за корабли в эскадре?
– Ракетоносцы.
– Сколько их, как вооружены?
– Э-э, приятель, мне-то откуда знать? Я ж не адмирал… Я – палубная авиация, понимаешь, моё дело – летать…
– Вертолётов много у вас?
– Откуда? По два на каждую посудину, штук десять наберётся. Не… что я говорю, какие десять? Без Пита теперь девять. Слышь, командир, хорош кочевряжиться, дай глотнуть, а…
– Ладно. Пару глотков.
– Хе… Глотки глоткам рознь, – заметил Фредерик, растянув губы в довольной улыбке. И действительно, двух его глотков хватило, чтобы уровень бренди в бутылке опустился на треть. Пока бутылка пребывала в приподнятом положении, Волков быстро спросил Ирис:
– Ты что-нибудь знаешь о фрилэндерах? А, ну да, ты же говорила, что даже слова такого не слышала.
– Да нет, я кое-что вспомнила. Я папе когда-то проходу не давала, выспрашивала о Запрещённых Землях. Он говорил, что после земельного кризиса…
– Ага, с него, зар-разы… – вставил изрядно захмелевший Фредерик, грохнув донышком бутылки о пол, – всё это дерьмо и началось. Мой папаша тоже всякий раз, как надерётся, бывало, такую же фигню заправлял.
"Эх, и чего Саша на русский не перешёл…" – пожалела Ирис, заметив, что внимание Волкова снова переключилось на пьяный трёп "дядюшки Фредди". Волков внимательно слушал невнятное бормотание и даже перестал прикрикивать на рассказчика. Как и следовало ожидать, обстановка с точки зрения мистера Фредерика стала тёплой и по-домашнему непринуждённой. Это мгновенно отразилось на его позе: он разлёгся на полу как древний грек на симпосии, подставив под голову руку, а другой рукой стал совершать плавные кругообразные жесты, достаточно осторожные, чтобы остатки бренди не выплескивались из бутылки, а попадали бы по назначению. И они попадали по назначению небольшими дозами, в промежутках между длинными периодами теряющего связность рассказа.
– В двадцать четвёртом… – или тридцать четвёртом? – хрен с ним, не помню, году, когда папаша мой был ещё малолетним зас… зарс… регистратором он тогда работал в отеле на побережье, кажется, во Фриско или ещё где… В общем, проехали моего папашу, хрен с ним, всё равно помер уже. Да, так о чём я? Ага, стали, значит, дешеветь участки под заср… чтоб дом, значит, построить, а сами дома уже лет пять как нах… находились где-то очень глубоко на этом, – как его тогда называли? – на дне. В полной, значит, ценовой за… за совсем дёшево, то есть их продавали, понял? А почему? А-а-а… Не знаешь, тебя тогда ещё не было, с-с-сопляка. А потому, что пузыри, понимаешь? Появи… – ик! – явились эти баблы и как-то сразу, понимаешь, их стало… А за каким, извиняюсь, хреном мне, например, земля, ес-сли… и дом тоже мне нах… находить не нужно, и машину… Но папаша мой тёртый был жук, о-о-о! Такой жуч-чара… Он, как понял, шт… что? А! Понял, что, значит, дно это ценовое, вс-с-с… взял все бабки и вбабахал их в-з-з. В землю. И рад был, как с-собака, когда ей дают под с-с-с… тс-с… Тихо! Слушай сюда, что скажу. А дно-то было… – Ха! – Не последнее… Понял, как они его? Папашу моего, хитровы… дела-н-ного. Он думал – дно, а там – второе дно. А потом ещё третье… ха-ха… его как! В общем, папкины бабки пошли к чёртовой бабке, бабок у папки осталофсь-фсь… О! Пойло тоже у меня того… Я грю, бабок у папки – на белые тапки.
– Иришка, принеси ещё одну такую же бутылку, – шепнул Волков. Когда Ирис вернулась, рассказ Фредди каким-то загадочным образом обратился к военным событиям и стал совсем уж маловразумительным.
– …самозахват. Позах-х-хватывали кто сколько смог, сп-п… сперва баблер-с-скую землю, значит, им-то всё равно, баблерам… Потом друг у друга… Ну, тут, сам пони… – ик! – …маешь, маненько пос-с-с… пот-сре… пулять друг в друга начали… А что? Все ж пуляют, и папашка мой – как все…
– Саша, я принесла, – сообщила Ирис по-русски, подавая бутылку.
– А! – обрадовался мистер Фредерик. – Иноср… иностранка! Это мне нра-а-авится. Кит-тайские девуш… Эй, китаянка! Пить будеш-ш-шь?
Волков встряхнул мистера Фредерика так, что у того лязгнули зубы, но это нисколько не испортило настроения "дядюшки", он только захохотал и, отсмеявшись:
– Ты зачш-ш-ш… зачем меня потряс… А это х-х-то? – Последнее замечание относилось к пошевелившемуся Филу. Фредди следил дико выкаченными бессмысленными глазами, как Волков приподнимает лежавшему голову и льёт ему в рот бренди, потом, должно быть, узнал приятеля, потому что выразил возмущение:
– Ты зачем моё пойло… Зачем ты пеё… поишь этот мешок с дерьмом? Не видиш-ш-ш… ша! Он уже пьян! А-а-а! Я вс-вс-всё-о-о-о понял! Это такая пыткх… Ты нас пытаешь, палач! Чтобы мы пробал… пробал… и-х-х-х. Фил, старина, держись! Не пробар… тайся, что наш гавно… главнокоман… дующий задумал дерзкий план. О-о-о, он заслуженный старый пер… пре… придумал напасть на баблероф-ф-ф… И зах… Ну дай бутылку, ты, палач!
Получив истребованное, Фредди отхлебнул прилично, попробовал встать, когда же это не получилось, уселся неожиданно ровно, поднял глаза к потолку, вздел бутылку и провозгласил:
– Дети мои! Вы зах-х… ваты…ваете "Грави-айленд", это гнусное гнездо! Поняли? Это гнездонское… притон… ское прибе… При чём здесь? А! Вспомнил… Вперёд, дети мои, с нами бог, вашу мать, и… – кто-то ещё там был… – и-и-кх! Аминь, короче.
Он ещё раз отхлебнул из горлышка, аккуратно поставил бутылку на пол, скрестил руки на груди и рухнул, звучно стукнув затылком.
– Всё, больше нам здесь делать нечего. Пойдём, – сказал, поднимаясь Волков, после того, как попробовал привести в чувство громилу, не выдержавшего пытки алкоголем.
– Мы здесь их оставим?
– Придётся. Не тащить же с собой в бабл. Не до них сейчас, – ответил Александр, увлекая за собой Ирис. – Мы и так кучу времени потеряли, но не могу сказать, что зря. Ты по дороге мне расскажешь всё, что знаешь об этих фрилэндерах.
– Зачем тебе?
– Надо же знать, с кем придётся драться!
– Драться?
– Ты так и не поняла ничего… К вашему островку идёт эскадра ракетоносцев. Фрилэндеры вас ненавидят и напали бы давно, если б им не мешал силовой барьер. Если судить по рассказам нашего нового знакомого, барьер создавала Планетарная Машина, но теперь его нет, и фрилэндерам это откуда-то стало известно. Они торопятся воспользоваться ситуацией, и если бы не осторожность их адмирала, были бы уже здесь. Не исключено, что маленькая неприятность, случившаяся с Планетарной Машиной – проделка кого-нибудь из особенно предприимчивых фрилэндэров.
– Саша, сюда становись, на донце лифта. Возьми всё это, мне неудобно держать.
– Господи, что это?
– Кое-какая еда. Я набрала по дороге.
– Когда?
– Да вот же сейчас, пока ты мне рассказывал. Брала что попало…
Волков смотрел на свою практичную спутницу и молчал, пока спустившаяся сверху стеклянная труба лифта не подцепила круглое дно и не вознесла его к стыковочному узлу бабла. Только когда собранное мимоходом продовольствие было аккуратно сложено в холодильник, он нарушил молчание, но лишь для того, чтобы высказать дежурную банальность:
– Удивительный народ эти женщины. Война вот-вот начнётся…
Мисс Уокер ответила ему достойно, банальностью на банальность:
– Война войной, а обедать нужно вовремя.
Глава шестая
Как ни старалась мисс Уокер вести себя подобающим образом, это получалось не вполне. На душе скребли кошки, колени дрожали, наверное, от пережитого стресса, и вдобавок время от времени накатывало труднопреодолимое желание удалиться в спальню, грохнуться на кровать и пореветь в голос, но так, чтобы кто-нибудь пришёл и утешил. "Дождёшься от него, как же… – досадовала про себя Ирис. – Сашка-деревяшка. Конечно, чего ожидать от человека, который может вот так вот, за здорово живёшь шарахнуть кого-нибудь об пол… А как он орал на него! Жуть. А как он верто… господи, не запомнила, как он эту штуку назвал. Как он геликоптер в море сбросил!"
Низвержение вертолёта действительно заслуживало упоминания, хоть и не заняло много времени.
– Навигатор! – заорал Волков тут же, стоило ему оказаться на верхней палубе. – Закрывай люки! Поднимай корабль!
– Мы на "Грави-айленд"? – решилась спросить девушка, поднявшаяся на обзорную площадку следом за капитаном.
– Да, да, прямиком туда, как можно скорее, только… – бормотал Волков, следя за тем, как бабл всплывает из ниши.
– О! Что это такое, Саша? Какой красивый! – не сдерживая восторга, закричала мисс Уокер, увидев неизвестную изящную машину на ободке дырчатой парковочной площадки. – Это их геликоптер? Да? Какие стёкла… Они как глаза! Смотри, Саша, он следит за нами!
Отражение поднимавшегося медленно бабла в выпуклых лобовых стёклах геликоптера действительно напоминало зрачки. Когда бабл, повинуясь команде Волкова, завис метрах в трёх от крыши супермаркета, выражение "глаз" машины, поразившей впечатлительную девушку красотой линий, стало мечтательным.
– Да уж, следит, – без удовольствия в голосе согласился Волков и схватился за подбородок. – Нечего ему следить за нами. Нужно… – Он замолчал на несколько секунд, затем сказал решительно:
– Навигатор! Видишь вертолёт?
– Да, господин Волков. Я запросил у Планетарной Машины данные о типе геликоптера и его характеристиках, но…
– Но "Улисс" ничего не знает о вертолётах, – нетерпеливо прервал его Волков. – И не нужно. Я и без того вижу ракеты на консолях и скорострельную пушку. Вот что, навигатор, слушай приказ: опустись до уровня крыши плюс пятьдесят сантиметров, подойди вплотную к борту вертолёта, но так, чтобы не задеть ракеты и не зацепить лопасти, и сдвинь к самому краю площадки. После этого толкни так, чтобы свалить в море, не повредив обшивки бабла. Выполняй.
– Как в море? Саша! Он же такой красивый… – взмолилась Ирис, глядя с ужасом, как увеличивается, приближаясь, выпуклый борт геликоптера цвета морской волны.
– Да вот так, – жёстко сказал Волков. – Не сброшу его, эти двое, когда очухаются, дадут знать своему адмиралу, что барьера нет. И о нас с тобой расскажут. А так…
Бабл едва заметно качнуло, Ирис хотела крикнуть: "Не надо!" – но на обзорном экране мелькнуло светло-голубое брюшко, похожее на рыбье, и пара широких полозьев. И всё. Изящное механическое животное, минуту назад таращившее на Ирис выпуклые глаза, погибло.
– А так у нас будет в запасе хоть немного времени, а у них останется всего восемь вертолётов. Жаль птичку, конечно, но, значит, ей судьба сделаться рыбкой.
– Ты… Ты… – задыхалась мисс Уокер, подыскивая достойное определение для такого бессердечного образа действий, но найти не смогла, и вынуждена была призвать на помощь всё самообладание, чтобы не разреветься прямо там, на глазах бесчувственного капитана и не менее бесчувственного, но неизменно исполнительного навигатора. "Стать рыбкой! О, ты…" – но нужного определения снова не нашлось. Мисс Уокер призвала себя к порядку, прижала к груди крепко сжатые кулачки и преодолела желание удалиться в спальню, грохнуться на кровать и пореветь в голос, поскольку действие это следовало признать бессмысленным. Никто же не придёт утешить. "Дождёшься от него, как же. От Сашки-деревяшки. Да что такое со мной? Совсем расклеилась… Не-ет, надо что-то с этим делать. Привести себя в надлежащий вид. Накраситься. И… Да! Принять душ. Прежде всего, принять душ, – думала Ирис, потихоньку спускаясь по лестнице с обзорной площадки, ставшей по необходимости рубкой боевого корабля. – Смыть с себя всё это… Липкие взгляды "дядюшки Фредди", гарь, брызги томатного сока, мерзкий хруст досок под напором вломившегося в них человеческого тела, лязг стали о камень пола, страх в бегающих глазках, начальственные окрики и угодливое бормотание… бр-р-р… какая грязь! А потом ещё мечтательный взгляд диковинной механической зверушки… Брюшко её светло-голубое падает… Валится в километровую пропасть…"
Освободившись от уродливого одеяния и тяжёлых башмаков, Ирис сразу почувствовала себя лучше. Тугие горячие струйки воды оказали обычное действие, смыв с души загрубевшую корочку неприятных переживаний, а тёплые мягкие объятия купального халата довершили возрождение чувства собственного достоинства. Ирис, появившаяся в дверях душевой в облаках пара, почувствовала себя прежней мисс Уокер, незнакомой с насилием, ложью и принуждением, мисс Уокер гордой, мисс Уокер милостивой, мисс Уокер великодушной. Настоящей принцессой Грави.
– Арина! – позвала она, устраиваясь на кровати в любимой позе – опершись спиной на изгиб "лепестка" и поджав ноги. Программа реабилитации не была ещё выполнена: волосы влажные и накраситься бы, – но это могло подождать. Сначала:
– Да, моя девочка, – отозвалась камеристка.
– Мне нужно спросить тебя…
– Ты научилась говорить по-русски, Эйри?
– Не называй меня больше Эйри, мне теперь больше нравится моё настоящее имя – Ирис. Или вот как Саша меня называет – Иришкой.
– Саша? Кто это?
– О, Арина, это долго рассказывать. Один мой новый знакомый, я как-нибудь к тебе его приведу. Я как раз хотела…
– Иришка… – перебирала камеристка хранившиеся в электронной памяти имена, – Ира… Ирэн… нет, всё-таки Ира… Ирочка… Иронька… Да, ты права, очень хорошее имя, мне нравится. Иронька…
– Арина, погоди, не об имени речь. Я никогда тебя не спрашивала… Это правда, что ты моя прабабушка?
– Ты повзрослела, девочка… – задумчиво произнёс знакомый с детства голос. – Начала задавать вопросы, на которые я не могу ответить. Я не она, конечно. Я – всего лишь электронная камеристка. Сама Арина от души посмеялась бы над твоим вопросом, я знаю. Я хорошо изучила твою прабабушку, и поэтому ты можешь считать, что я – это она.
– Как же ты могла изучить её, если вы никогда не встречались и не сказали друг другу ни слова!
– О да, мы не встречались. Но ты ошибаешься, Арина сказала мне уйму слов. Сначала она говорила, а я только слушала, запоминала, анализировала и сопоставляла, потом стало интереснее – я смогла беседовать с нею.
– Но как?
– Мысленно, моя девочка, мысленно. Времени у меня было хоть отбавляй, пока ты была ещё маленькой. Перескажу тебе сказку, дождусь, пока ты заснёшь и…
– Ты и сейчас разговариваешь с ней когда… Когда меня нет здесь или когда я сплю?
– Нет. Теперь это не имеет смысла, я узнала о ней всё, что могла, по записям её и дневникам…
– У тебя есть дневники моей прабабушки?
– Ну да, конечно. И не только дневники. Ещё письма, фотографии, музыка, которую она любила, книги, которые она прочла, и книги, написанные о ней.
– И ты молчала всё это время? Скрывала от меня дневники и письма моей прабабушки?
– Ну что ты, Иронька! Ничего я от тебя не скрывала, и не смогла бы скрыть. Ты ведь никогда не спрашивала обо мне, тебе нравилось слушать сказки, точно как мне, когда я ещё не была Ариной, а всего лишь только новенькой электронной камеристкой.
– Арина, милая, значит, ты знаешь всё, что с ней было? И даже то, что случилось очень-очень давно?
– Не всё. Только то, что твоя прабабушка решила записать в дневник, и кое-что ещё, но, конечно, не всё.
– Один человек рассказал нам с Сашей о земельном кризисе. Я не поверила. Не может такого быть, чтобы люди убивали друг друга из-за клочка земли. Скажи, этот человек соврал нам, или… или действительно было такое когда-то?
– Земельный кризис? Не нравилось Арине о нём писать, есть только несколько заметок. Первая – в ноябре тридцатого года. Вот она:
"Были в гостях у папы: я, Рэй и Алиса, – Рэй это твой прадедушка Рэймонд Нортон, Алиса – твоя бабушка, ей тогда было четыре года, – пояснила Арина. – Всё было прекрасно, пока разговор не зашёл о той транспортной компании, с которой сейчас носится Рэй. Как и в прошлый раз, дошло до обмена колкостями. Папа, конечно, забыл, что он дома, а не на трибуне университетского амфитеатра, а Рэй… Когда дело касается возлюбленной его "Грави лимитед", Рэю трудно держать себя в рамках. После возвращения с Марса… – ну, тут можно пропустить, много личного.
– Ничего, читай личное. Разве прадедушка был на Марсе?