* * *
Так и шло. Летали зонды. Цифровые снимки загружались на мозаичную карту форм ландшафта вместе с образцами почвы и растительности. (Сунг мечтал запустить спутник на низкую орбиту.) Ночью они рассеяли вокруг города невидимые уши и собирали урожай вавилонского столпотворения звуков, в которых Разум вычленял систему и отдельные повторы. (Разум уже выдал заключение, что используются два языка, и углубился в размышления над ними.) Мизиру приходилось пока удовлетворяться теми образцами, что попадались в окрестностях. "Высокогорные виды, - ворчал он. - Насколько они представительны для побережья и дельты?" Клаус обнаружил железную дорогу, уходящую с дальней окраины города. "Надо же им как-то завозить уголь, - пошутил он, - а на мулах было бы неудобно". Они использовали паровые двигатели с шарообразными котлами.
Баширу хотелось дать миру название.
Старики - Хасан, Сунг и Мизир - редко утруждали себя такими вопросами. Рано или поздно планета заговорит и откроет свое имя. До тех пор Хасан предпочел бы называть ее просто "Мир". Однако когда на седьмой день во время очередного совещания Башир поднял эту тему, Хасан не стал вмешиваться.
Они развалились на подушках, ели финики и сыр. Янс Дарби, как и Башир, недавний выпускник Школы Врат, подбрасывал кусочки еды странным зверькам, приманивая их к себе, пока его не выбранила за это Иман. То, что угощение несъедобно, не помешает животным его проглотить, а кто знает, что из этого выйдет? Сунг расположился чуть поодаль, на высоком сиденье у стола с распечаткой карты, и вместе с Клаусом и Ладаван прослеживал географию и дорожную сеть по световой карте. Призрачная сфера плавала в воздухе над проектором: вся черная, неизвестная, кроме светящейся точки их лагеря, - и они еще не знали, правильно ли ее расположили.
Хасан вышел из шатра и остановился под незнакомыми, далекими звездами. Он держал в руке чашку нектара и рассматривал голограмму экологии местной фауны на дисплее, прослеживая пищевые цепочки, почти наугад выведенные Мизиром. "Как странно, - думал он, - и как похоже". Бог - гончар, а природа - резец в Его руке. Повсюду, где возникает жизнь, Он придает ей единые формы. И здесь тоже одни существа напоминали мышей, а другие - ястребов, хотя в деталях они сильно отличались от земных. Прежде всего, у мышей было по шесть ног - особенность, на много часов занявшая внимание Мизира, - а у ястреба когти располагались на лапах и на концах крыльев, скрываясь под покровом перьев.
Иман закончила изображение разумного существа и поставила его у входа в шатер. Никто не знал, мужчина это или женщина и уместно ли здесь подобное разделение. Манекен был выше человеческого роста и в покое принимал странную форму синусоиды, напоминая поднявшуюся для броска кобру. Тело с двусторонней симметрией, однако с двумя парами рук и двумя ногами. Большие руки росли из середины тела; манипуляторы меньшего размера располагались выше. Одна пара заканчивалась когтями, другая - щупальцами. На ступнях тоже были когти, но более тупые. Мизир считал, что предки местных жителей тоже были шестиногими, подобно множеству существ, шнырявших по лугу, и что большие руки развились из средней пары ног.
- Грызуны, - приговаривал он, располагая их изображение на своей схеме, - или потомки грызунов.
- Однако у твоих "грызунов" имеется инстинкт защиты участка, - сказала ему тогда Иман, - а грызунам это несвойственно.
- Во Вселенной все одинаково, - философски заметил Мизир, - однако и различно тоже.
На верхней части тела находился орган, напоминающий мяч для регби, расположенный как для бокового удара. Кожа была гладкой, без волос и перьев, зато с маленькими пластинками-лепестками, будто строитель выложил крышу черепицей. Окраска кожи была темно-лазурной, как чистое небо над пустыней, с более темными пятнами на спине. В толпе на улицах Мизир высмотрел и других - более высоких и стройных, с кожей цвета кобальта, - те, по его мнению, могли развиться в тропических областях.
Мир был богатым. Разнообразным. Здесь было много рас, много языков. Были альпийские луга, травянистые плато и заросли в дельтах рек. Сколько эпох он просуществовал? Что скрывал за горизонтом? Они сумели ухватиться за самый краешек. Они никогда не узнают его истории, вряд ли разберутся в его культуре. Город под ними - черный от копоти, бурлящий жизнью - это вершина цивилизации или застойная заводь технологии и культуры? Позднее они разошлют зонды в дальние разведывательные полеты, но и тогда лишь поскребут по поверхности. "Люди придут сюда на годы, - размышлял Хасан, - быть может, на поколения. Но и тогда узнают лишь немногое".
У существа на модели не было лица.
Были усики, в которых Мизир признал органы осязания; были желатиновые лужицы, напоминающие глаза. Были отверстия, в которые, как заметили исследователи, аборигены ложками закладывали пищу. Но все они не складывались в лицо. По правде сказать, рот помещался на туловище. Усики колебались над мячом для регби, как антенны. Заполненные желатином впадины безо всякой симметрии распределялись вокруг "головы", но были и другие ямки, с виду пустые, и большая дугообразная впадина на месте, где у человека располагается рот, хотя это отверстие не было ртом.
- Они в самом деле красивы, - сказала Иман.
Она вышла к Хасану, пока остальные шумно обсуждали название планеты. Хасан кивнул, не соглашаясь, а показывая, что слушает. Его взгляду аборигены представлялись жуткими, неестественно изогнутыми и рябыми, как после оспы. Но это оттого, что взгляд его искал симметрии, которой здесь не было.
- Возможно, и красивы, хотя несколько отличаются от жизненных форм, которые Мизир обнаружил здесь, наверху, - сказал он. - Я думаю, они пришлые. Этот твой народ пришел откуда-то еще. Может быть, из-за океана.
- Может быть, - признала она. - Сунг говорит, вся прибрежная равнина не принадлежала этому континенту, и от ее столкновения с материковой сушей возникли Туманные горы.
- Я все пытаюсь увидеть лица, - сказал он ей. - Знаю, что их нет, но сознание упорно рисует ноздри и уши. Кажется, будто они мне улыбаются.
- Матрица распознавания, - кивнула Иман. - Человек может увидеть лик Исы, хвала ему, в картофелине, или шайтана в клубах дыма.
- Меня это беспокоит. Мы должны видеть этих людей, как они есть, а не такими, какими их считаем.
- В Мире Конканона было проще, - сказала она. - Там аборигены походили на цветы.
- Неужели?
- Немножко. Они летали.
- А…
- Выбрасывали пар из концов стеблей. Передвигались короткими скачками. Но в цветке мы не ищем лица.
- А вот я всегда путал тебя с лилией.
Иман отвернулась от него, притворяясь, что заинтересовалась спором в шатре.
- Ты не хочешь назвать его Миром Маклуфа? Глава команды имеет право…
Хасан покачал головой:
- Я как-то встречался с Конканоном. У него самолюбия хватит на целый мир. Я не так тщеславен. Как, по-твоему, нам его назвать?
Иман поджала губы, поправила хиджаб под подбородком. Лицо ее было бледным кругом в окружении клетчатой красно-белой материи - такие платки носят в долине Иордана.
- Надо узнать, как называют его аборигены на своем языке.
Хасан рассмеялся:
- Наверняка "Мир", и скорее всего, на сотне языков, причем большую часть этих языков мы и не услышим никогда.
- Шангри-ла! - донесся из шатра громкий голос Башира, и Хасан обернулся к нему.
Янс хлопнул в ладоши:
- Превосходно. Это и впрямь настоящий рай.
Клаус медленно кивнул, и его поддержали Ладаван и Халид, привратник. Сунг промолчал, глядя на Хасана.
- Нет. - Хасан шагнул в шатер. - Опасно так называть мир, и тем опаснее, что это имя внушает спокойствие. Каждый раз, услышав его, мы будем считать его все менее угрожающим.
- А разве это не так? - спросила Иман.
Хасан оглянулся и увидел, что она водит ладонью по мускулистой большой руке своего творения.
- Не знаю, - отозвался он. - Я еще не знаю, что он прячет.
- Прячет? - переспросил Башир, - Что же он может прятать?
Сунг насмешливо хмыкнул, но Хасан не торопился отвечать.
Он смотрел на Иман, которая все гладила статую.
- Ну а ты бы как его назвал? - с вызовом спросил Янс.
- Право выбора за тобой, Хасан, - напомнил Мизир.
- Если вы непременно хотите назвать этот мир, - проговорил Хасан, снова выглядывая из шатра на чужие созвездия в небе, на лишенное выражения, неподвижное "лицо" статуи, - если непременно нужно имя, зовите его Аль-Батин.
Мизир застыл, Башир с Халидом переглянулись. Иман слабо улыбнулась.
- Это значит, "тайный", - шепнула она остальным.
- Не совсем, - поправил Хасан.
- Это одно из имен Бога, - возмутился Мизир. - Нельзя так называть планету.
- Название подойдет, - сказал Хасан, - пока Бог таит от нас ее природу. А потом… потом увидим.
* * *
Они назвали город Восточным Портом, по его расположению в широкой дельте. От устья быстрой реки к морю тянулся глубокий залив - и на нем стояли причалы, доки и склады. Это они сумели узнать из сонарных изображений, переданных высотными зондами. Почему в доках нет кораблей, зонды объяснить не могли.
К югу и западу от города лежала равнина, покрытая зеленеющими всходами, из чего они сделали вывод, что здесь сейчас поздняя весна. Растения были раскидистыми и широколистными, как клевер, и неясно было, используются ли они в пищу батинитами или идут на корм скоту. Бороны и культиваторы тянулись за упряжками шестиногих животных, у которых когти на средних и задних парах ног были почти не видны под копытообразным наростом. На передних ногах виднелись раздвоенные копыта. Само собой, команда окрестила их "лошадьми", хотя сложением животные скорее наводили на мысль о "быках".
Одна поляна была ухожена лучше других и покрыта тонким плотным ковром восковых, толстолистных, желто-зеленых растений, из которых здесь и там поднимались яркие цветы на высоких стеблях и красиво расположенные кусты. Образчик "травы" в растертом виде издавал приятный запах - нечто вроде ладана. Парк - они решили, что это парк - был разбит на возвышенности, так что с него открывался вид на город, порт, и видно было Восточное море. Погода становилась теплее, и группы батинитов все чаще выбирались из города, чтобы провести там вечер или встретить закат, переправляя еду из корзин в отверстые животы и глядя, как молодежь скачет и кувыркается на мягкой маслянистой травке.
Дорога, которую они назвали Большой Товарной Дорогой, уходила из города на юго-восток. Вблизи города она была вымощена плоскими каменными плитами, и по ней тянулся пестрый поток транспорта: экипажи, напоминающие ландо, и красивые открытые повозки, прозванные Янсом "телегами", и фургоны, нагруженные товаром и покрытые полотняными навесами, с козлами для возницы, погонявшего шестерную упряжку необыкновенно длинными кнутами.
Сами батиниты носили одежду всех цветов, от тускло-коричневого до радужного оперения райской птицы, соответственно случаю и настроению. Иман уверяла, что у них есть вкус к красоте, хотя их понимание красоты отличалось от земного. Она проводила свободное время; приспосабливая местные моды к человеческому сложению и фигуре - потому что в земных городах был большой спрос на иномирные ткани и наряды.
От Большой Товарной Дороги ответвлялась другая, уходившая на северо-запад к перевалу горного хребта, к которому принадлежали и Туманные горы. Удаляясь от города, дорога теряла парадность, подобно крестьянину, который, выбравшись из города, избавляется от праздничного костюма: сперва она превращалась в гравийное шоссе, потом в земляной проселок, пропитанный маслянистым воском, и, наконец, на пологом серпантине к перевалу - в грязную колею. Зонды, посланные за перевал, вернулись с изображениями второго, далекого города, меньшего, чем Восточный Порт, лежащего в плодородной горной долине. Дальше, на пределе разрешающей способности приборов, начинались засушливые земли, переходящие, кажется, в пустыню.
* * *
- Довольно энергичный народ, - заметил Хасан. - Шумные, деловитые, как американцы. Непрестанно чем-то заняты.
- Вот почему город выглядит так странно! - воскликнула Иман с торжеством, удивительным после многонедельных наблюдений, словно социолог только сейчас впервые заметила батинитов. - Видите? - обратилась она к остальным. - Они и есть американцы! Смотрите, улицы - как по линейке. Все по плану. Только у гавани изгибаются и блуждают свободно. Этот город не рос сам собой, а был посажен и выращен. Ты был прав, Мизир, они пришли из-за Восточного моря.
* * *
В самом деле, бойкий народ. Двое детенышей, проказничая в арке, налетели с разбегу на ствол шестикедра и свалились, оглушенные. Родители бросились их утешать. "Трое родителей", - отметила Иман и задумалась, каковы их роли. А может, третий - дядюшка, тетушка или старший брат? Зато утешающие движения во всех мирах похожи, и щупальца способны ласкать и гладить не хуже рук.
- Они привязаны друг к другу, - сказала тем вечером Хасану Иман.
- А кто не привязан? - отозвался он, вставая с дивана и выходя из шатра в ночь.
Сверху Восточный Порт казался тусклым оранжевым заревом. В сотнях тысяч ламп горело масло, которое получали из ароматной травы. Иман вышла следом и открыла рот, собираясь заговорить, но Хасан остановил ее, тронув за локоть и указав на тень Башира, сидевшего на подушке, припав к биноклю ночного видения. Они тихо отошли к шатру Хасана. В шатре Хасан сел на оттоманку, а Иман встала у него за спиной, разминая ему плечи.
- Мышцы так свело, - пробормотала она, - словно ты носишь тяжелый груз.
- Да ничего особенного. Всего один мир…
- …сказал Атлас. - Она ущипнула посильней, и Хасан поморщился. - Тебе этот мир не изменить, что бы ты ни делал. Ты только наблюдаешь.
- Люди придут сюда полюбоваться чудесным водопадом, или за благовониями из масляной травы, или ради новых мод и покроя одежды. Рано или поздно их заметят.
- Ну так что ж? Будет лучше и нам, и им. Когда-нибудь мы познакомимся с ними, станем торговать, слушать их музыку, а они - нашу. Вопрос только в том, когда и как. Мне кажется, твоя ноша много легче целого мира.
- Пусть так. Вас восемь. Тоже немалый груз.
- Что, Сунг и Мизир младенцы, чтобы ты менял им пеленки? И я?
Она встревожила его, вызвав неприятные мысли. Он поднял руку к плечу и удержал ее пальцы:
- Наверно, пока хватит.
- Значит, я такая обуза?
- Не в том дело. Ты меня пугаешь. Я не знаю, кто ты такая.
- Я проста, как букварь. Меня может прочесть первоклассник.
- Я не то хочу сказать.
- Ты гадаешь, что скрывается под хиджабом? Я могу его снять.
Его словно пронзило раскаленным мечом. Он повернулся на подушках, и Иман невольно шагнула назад, выставив перед собой сцепленные руки.
- Мы с тобой впервые в одной команде, - сказал он ей. - Что ты обо мне знаешь?
- Я знаю, что Башир - не такая тяжесть, как ты думаешь.
Хасан помолчал.
- От твоих заверений он не станет легче.
- Что с ним здесь может случиться?
- Думаю, почти ничего, - неохотно признал он, - и это опасно, потому что следующий его мир может оказаться не столь гостеприимным.
- По-моему, ему нравятся батиниты.
- Они легко могут понравиться.
- Таких народов больше, чем ты думаешь.
- Я думаю, что ты лысая. То есть под хиджабом. Лысая, и уши у тебя острые, как ракушки.
- Ах какой ты льстец! Может, нам больше не работать в одной команде? Ты уйдешь за врата, я - за другие, и любой из нас может не вернуться назад.
- Я не шиит. Я не практикую мута'а.
Лицо Иман застыло в непроницаемую маску.
- Вот о чем ты думаешь? Временный брак? Так, может, ты меня и вовсе не знаешь. - Она прошла к полотняному пологу и остановилась, уже пригнувшись, чтобы выйти наружу. - Они черные, - бросила она, чуть обернувшись к нему. - Черные, и очень длинные, и, если верить моей матери, мягкие как шелк. Что касается ушей, за них ты еще не заплатил.
С этими словами она исчезла. Хасан решил, что они поссорились. "По праву старшинства, - думал он, - я могу взять ее вместе с Сунгом и Мизиром в следующий выход". Он мог это устроить. В Доме Врат многие начальники были перед ним в долгу.
* * *
На следующий день Хасан отправил Башира на Землю за припасами и, учитывая его молодость, послал с ним Мизира и Халида как водителя инобуса. Они увозили заполненные информацией диски и ящики с образцами для исследований.
- Проверьте калибровку часов, - напомнил им перед выходом Сунг. - Время в другой бране течет иначе.
- Спасибо, дедушка, - усмехнулся Халид, совершающий далеко не первый рейс. - А я и не знал.
- Нахал, - пожаловался потом Сунг Хасану. - Напомнить никогда не вредно.
- Неспокойно мне с одним оставшимся грузовиком, - вставил Янс. - Понимаете, о чем я? Если придется срываться в спешке, нам со всем снаряжением в нем не уместиться.
- Срываться? - Сунгу это слово показалось родственным "нервному срыву".
- Никогда заранее не знаешь.
Глубокомысленное замечание Янса так ничего и не объяснило Сунгу.