XIV
Ретинальный дисплей Корсвейна на миг утратил резкость, перефокусируясь. Авточувства повиновались его импульсу, выискивая далекое движение, и приблизили картинку, показав Алайоша, отступающего перед двумя противниками.
Все было кончено оскорбительно быстро, хотя капитан и отбил несколько ударов за считаные секунды. Даже с такого расстояния зернистое изображение прибора ночного видения свидетельствовало, что Севатар превратился в неудержимый вихрь, его длинная алебарда режет и рубит, с каждым ударом подбираясь все ближе к Ангелу.
Развязка наступила, когда меч Шенга вонзился Алайошу в бедро, заставив рыцаря упасть на одно колено. Ответный удар Ангела пришелся Повелителю Ночи в предплечье и отсек руку - вместе с мечом, который она держала. Хотя Шенг отшатнулся, Севатар взмахнул своей алебардой.
Корсвейн видел, как голова его брата отделилась от бронированных плеч: убийство, не состоявшееся несколько месяцев назад, было завершено.
Он отвернулся и побежал дальше, огибая последнюю колонну. Жертва Алайоша подарила ему драгоценные секунды. Он использовал их, чтобы запрыгнуть на спину примарху и вонзить меч в тело одного из сыновей Императора.
XV
Запрокинув жуткое лицо к небу, Курц завопил. Кровь снова потекла с его бледных губ, а жуткое давление на спину и грудь усиливалось, пока нагрудник не поддался с громким хрустом, расколовшим ночную тишину. Раненый полубог ухватился за кончик меча, торчавший из его грудинной пластины, визжа, словно человек, которого облили зажигательной смесью. Это был не просто крик боли, а настоящая звуковая атака, отбросившая Корсвейна назад. Меч выскользнул из руки рыцаря, и тот в отчаянии ухватился за то, до чего смог дотянуться: одна рука вцепилась в гладкие черные волосы примарха, другая нащупала толстую цепь, свисавшую с наплечника Курца.
Примарх Повелителей Ночи поднялся, пошатываясь и увлекая за собой упирающегося воина. Корсвейн запрокинул его голову назад, вырвав клок спутанных волос. Оторванная от наплечника бронзовая цепь послужила ему оружием. Вместо того чтобы бить ею примарха по голове, словно плетью, он захлестнул ее вокруг шеи Курца, крепко ухватившись за оба конца. Холодная металлическая удавка затягивалась тем сильнее, чем больше Повелитель Ночи бился и метался. Корсвейн продолжал давить, слыша сквозь хриплые вздохи Курца, как с негромким влажным хрустом трескаются позвонки.
В бытность земледельцем на Калибане Корсвейну доводилось объезжать лошадей. В первый раз, когда конь встал под ним на дыбы, инстинкт заставил напрячь все мускулы - и лошадь немедленно сбросила его окаменевшее тело. Чтобы объездить лошадь, особенно гордого и сильного боевого коня, которого так ценили рыцари его родного мира, ловкость и внимательность были нужны не меньше, чем сила. Разгадка в том, чтобы двигаться вместе с лошадью и сохранять баланс, не напрягая мышцы, чтобы иметь возможность приспособиться к любым выходкам живого существа. Корсвейн давно не вспоминал о тех днях, но, вновь оседлав бьющееся и мечущееся существо, он был поражен, насколько быстро вернулись те навыки. Он понимал, что пробыл на спине у примарха не дольше нескольких секунд, но они показались ему вечностью.
Курц вновь извернулся, на этот раз с такой силой, что Ангел не удержал тяжелую цепь. Падение Корсвейна завершилось мощным ударом о каменную колонну - от прочнейшего камня откололся кусок. Его просто стряхнули, словно докучливое насекомое. Даже придушенный, избитый, истекающий кровью, израненный и изрезанный, Курц отбросил его без особых усилий.
Боль. Кровь Императора. Какая боль! И все же он кое-как поднялся на ноги и потянулся к мечу, валявшемуся в грязи. Если бы он смог…
Его накрыла тень. Что-то - судя по силе, горная лавина - вновь подбросило его в воздух. Земля вращалась, и она стала небом, потом небо и земля смешались. Корсвейн почувствовал, что с грохотом катится по каменистому склону и наконец останавливается, врезавшись в каменную стену. На мгновение единственным, что он мог видеть и чувствовать, были пыль и кровь.
Ощущение дурацкой неуязвимости проходит слишком быстро, оставляя его на милость ран. Голова превратилась в гудящий от тупой боли шар, застряв в шлеме, спасшем череп от того, чтобы разлететься вдребезги. Сила в его теле сменилась болью; вся левая сторона была разбита, буквально раздроблена на кусочки. Попытка встать заставила кричать от боли. Лишь одна нога и одна рука повиновались ему. Одна разбитая глазная линза еще давала искаженную, рассинхронизированную картину строительной площадки. Другая не показывала ничего. Он ослеп на один глаз и ощущал в разбитой глазнице что-то теплое, мокрое и бесполезное. Когда он закричал во второй раз, изо рта вылетели три зуба и со стуком ударились о его шлем.
Остатками зрения он видел, как его сеньор встает. Лев - истекающая кровью статуя - наступал на Курца с мечом в руке. Тот в ответ выпустил когти. Несколько когтей клинков сломались, и их обломки валялись на земле. Примархи опять сошлись, и от сверкающей стали посыпались искры.
Мышцы Корсвейна обожгло болью от внезапного вброса в кровь химических стимуляторов: внутренние системы его доспеха старались сохранить жизнь. Он сомневался, что их хватит надолго. Что-то плотное и тяжелое давило ему на грудь изнутри, и казалось, что он всякий раз выдыхает огонь. Что-то внутри него, несомненно, лопнуло. Едкая слюна текла у него изо рта, скапливаясь лужицей на загерметизированном вороте доспеха. Если в ближайшее время он не снимет шлем или по крайней мере не разгерметизирует дыхательную решетку, просто захлебнется собственной кровью и слюной.
Чья-то фигура заслонила от него примархов. Фигура с копьем в руках.
- Немного же от тебя осталось, - хрипло рассмеялся Севатар по вокс-связи.
- Луны плачут, - выдохнул Корсвейн и рухнул на колени. Меркнущий взгляд его единственного глаза был обращен к небу, где луны исходили огненными слезами.
XVI
Первая десантная капсула ударилась о засыпанный гравием склон, и пепельно-серые камни брызнули от удара во все стороны. Термозащита на ее черном корпусе еще светилась, раскалившись во время спуска в атмосфере; воющие турбины с шипением исходили паром. Запорные крепления отщелкнулись с хлопками, похожими на выстрелы, и борта капсулы раскрылись во всей своей грубоватой красоте, будто лепестки механического цветка. Темные Ангелы выскакивали с болтерами наготове и сразу начинали стрелять.
Вторая капсула приземлилась аккуратнее, за ней третья и четвертая. Все три угодили точно в кратер, выпуская рыцарей на строительную площадку.
Как быстро все меняется. Теперь на окровавленном лице Корсвейна, скрытом под шлемом, растянулась широкая ухмылка. Тени - Севатар и Шенг - исчезли так же внезапно, как появились.
С небес, словно град, со стуком сыпались все новые десантные капсулы. Одни были черными согласно цвету их легиона, другие - в результате прохождения через атмосферу. Оба оставшихся на орбите флота отправили воинов на поверхность, хотя сами наверняка сражались в космосе. Корсвейн не мог практически ничего разглядеть. Он слышал, как сошлись легионы под визг цепных клинков по керамиту, и назойливый треск болтеров, но видел ничтожно мало. Единственной послушной рукой он стащил с себя шлем, морщась от прохладного ночного воздуха, коснувшегося его разбитого лица.
Лев тоже был сильно изранен. Его окружили воины в черных одеждах. По его затылку текла кровь, словно жидким плащом укрывая плечи. Корсвейн не представлял, как примарх еще жив - у него разбит почти весь череп.
Курц рассмеялся - по крайней мере попытался, - когда собственные воины оттаскивали его назад, как Ангелы оттащили Льва. Два примарха, пошатываясь, оторвались друг от друга, осыпая друг друга проклятиями через головы собственных детей, оба едва передвигали ослабевшие ноги и были ужасно изранены, наполняя воздух резким запахом своей генетически божественной крови.
Огромный меч выпал из руки Повелителя Ангелов и воткнулся в землю. Курц не мог шевельнуть когтем.
Корсвейн попытался подойти к своему примарху, но почувствовал, что снова соскальзывает на землю. Сильные руки протянулись к нему и подхватили, вынуждая сделать то, чего не позволили бы ему его мускулы. Он повернул голову, вглядываясь здоровым глазом.
- Алайош, - выговорил он.
- Капитан мертв, ваша милость. Это я, сержант Траган.
- Здесь Севатар. Присмотри за ним. Он здесь, клянусь! Он убил Алайоша. Я видел, как это было.
- Да, ваша милость. Пойдемте… вот сюда. "Громовые ястребы" уже летят. - И закричал по воксу, обращаясь ко всем, кто был еще жив: - Первый легион, отступаем!
Корсвейн обмяк в руках брата, смутно размышляя, не умирает ли он. Было похоже на то, хотя, поскольку он еще никогда не умирал, мог только догадываться.
- Не умираете, ваша милость, - рассмеялся сержант Траган. Корсвейн не сознавал, что бормочет вслух.
Последним, что он увидел, были примархи: оба стояли чуть ли не на коленях и в окружении растущих фаланг своих воинов. Курц тянулся когтями ко Льву, рыча и ругаясь; слишком ослабевший, чтобы сопротивляться своим легионерам, волокущим его прочь с поля боя. Лев вел себя точно так же, словно отражение в кривом зеркале, что выглядело еще ужаснее из-за его красоты. Кровоточащие ангельские губы изрыгали проклятия, пока собственные сыновья утаскивали его прочь.
За шумом боя Корсвейн услышал крик Севатара:
- Смерть Ложному Императору! Смерть его Ангелам-в-Черном! - И по коже у него побежали мурашки от этих слов. Какая убежденность. Какая ненависть.
- Трамасский крестовый поход, - вздохнул Корсвейн. - Они правы, правы все. Эта война только начинается.
- Ваша милость?
- Мой меч. - Корсвейн протянул руку, словно пытаясь коснуться сидящих напротив воинов.
- Где он, ваша милость?
- Его нет. - Корсвейн закрыл единственный глаз. - Я оставил его в хребте у примарха.
XVII
Зверь в его снах никогда не умирает. Он видит, как существо крадется среди деревьев, припадая гибким телом к земле; его движения отвратительно плавные, будто в нем вовсе нет костей. Уши прижаты к голове. Когтистые лапы бесшумно ступают по глубокому снегу. Существо ведет охоту - напряженную, но бесстрастную. В его пустых кошачьих глазах мерцает равнодушный голод.
Мальчик стреляет и промахивается.
Треск выстрела разрывает холодный воздух, и зверь извивается на снегу, легкий как призрак, и рычит. Подрагивающие черные иглы поднимаются из плотного белого меха на спине и шее - инстинктивная защитная реакция. Зверь угрожающе бьет хвостом, сворачивая и распрямляя его в такт ударам сердца мальчика.
На мгновение мальчик видит то, о чем говорили другие и что сам он считал выдумкой стареющих рыцарей, пытающихся придать налет поэзии ветхим историям. Тем не менее в черных глазах зверя есть нечто большее, чем банальное желание выжить. В них светится понимание: примитивный и злой разум, несмотря на дикую простоту. Этот краткий миг кончается, когда зверь дает выход своей ярости. И нечто среднее между раскатистым рыком льва и хриплым ревом медведя раздирает холодный воздух.
Мальчик снова стреляет. Затем эхо еще трех выстрелов летит по лесу, стряхивая снежные шапки с веток. Трясущиеся пальцы пытаются перезарядить примитивное оружие, но прицел был верен, и отцовский пистолет поет победную песнь. Теперь зверь хромает, приближаясь к стрелку неуверенной походкой.
Мальчик чувствует, что мощные патроны вываливаются из его ладони и падают в снег. Слишком холодно, чтобы еще раз перезарядить пистолет онемевшими, потерявшими чувствительность пальцами. Мальчик отбрасывает пистолет - не от боли или страха, а потому, что ему вот-вот понадобятся обе руки - для того, что последует дальше.
Сталь со свистом выходит из ножен - меч длиной почти в рост человека, рукоять которого сжимают две дрожащие ладони. Когда тварь подкрадывается ближе, мальчик видит, что злобный голод в ее глазах сменился яростью. Зверь умирает, но это лишь придает ему сил. Судя по зловонному дыханию, ему уже нечего терять. Теперь существо охотится только из чувства злобы.
Снежные хлопья падают на клинок и застывают на стали, украшая ее ледяными бриллиантами.
- Ну, давай же, - шепотом выдыхает мальчик. - Давай…
Зверь прыгает и обрушивается на него. Ощущение такое, словно в грудь лягнул жеребец, и мальчик опрокидывается навзничь. Тварь действительно весит как хороший боевой конь, ее подрагивающая туша навалилась на гибкое мальчишечье тело. Тупая боль в груди и какое-то похрустывание, будто легкие набиты сухими листьями. Мальчик знает, что у него сломаны ребра, но боли почти не чувствует. Дымящаяся кровь стекает по клинку ему на руки.
Наконец существо перестает дергаться. Мальчик собирается с силами и считает до трех, перекатывая отвратительно пахнущий трофей набок. Иглы еще подрагивают и выделяют прозрачный яд. Он старается их не касаться.
Меч в его руках прилип к пальцам, поскольку остывающая кровь зверя уже начинает свертываться. Он роняет меч в снег и вытаскивает из сапога зазубренный нож для снятия шкур. В ветвях над головой поют птицы, хотя их пение на Калибане и не отличается мелодичностью. Хищники ревут, вызывая друг друга на бой, а стервятники спускают пронзительные крики, почуяв мертвечину.
Мир вокруг медленно бледнеет и меркнет. До сознания начинают доходить другие, настоящие звуки: жужжание вентилятора в воздухоочистителе, шаги на верхней палубе, вездесущий гул работающих двигателей.
Наконец он открывает глаза.
Оба глаза. И они видят. Он смотрит на массивные светосферы над головой, вдыхает острый запах дезинфекции и медицинского отсека.
Застонав от боли, Корсвейн поднимается и просит:
- Воды!
XVIII
Во время утренней вигилии его мысли витали далеко. Стоя на коленях рядом со своими братьями, Корсвейн, чье тело, еще изнывающее от боли, было раскрашено разноцветными кровоподтеками, обнаружил, что ему стало гораздо труднее добиваться безмятежности духа и чистоты помыслов. Склонив голову к рукояти меча, он очень походил на рыцаря, прилежно размышляющего о грядущем Крестовом походе. Но на самом деле он предавался воспоминаниям: его мысли летели в мир, который его ненавидел.
Тсагуалса.
Это название заставило его презрительно усмехнуться и спрятать усмешку под капюшоном, скрывавшим лицо. Тсагуалса, мертвый мир, который Повелители Ночи объявили своим; мир, где братья-примархи превратились в орущих друг на друга ублюдков; где однажды будет заложена крепость, чтобы стать оплотом врага.
Когда служба закончилась, Корсвейна окликнул Траган. Остальные рыцари по одному покидали зал размышлений; их белые стихари не полностью скрывали боевые шрамы, украшавшие черную броню.
- Ваша милость, - приветствовал его Траган, подходя ближе.
Корсвейн улыбнулся в ответ.
- Не нужно больше звать меня так, капитан. Что-нибудь случилось?
Траган, как и его братья, скрывал под белой накидкой полный боевой доспех. Капюшон был откинут, вставив на всеобщее обозрение резкие орлиные черты его лица.
- Нас призывает Лев.
Корсвейн проверил бы оружие, будь оно по-прежнему при нем. Вместо этого он кивнул.
- Прекрасно!
XIX
Лорд Первого легиона сидит, как часто бывало этими ночами, откинувшись на спинку богато украшенного трона из слоновой кости и обсидиана. Его локти упираются в резные подлокотники, пальцы сложенных домиком ладоней едва не касаются губ. Немигающие глаза - ярко-зеленые, как зелень лесов Калибана, - смотрят прямо перед собой, следя за мерцанием воюющих звезд в подрагивающем гололите.
Траган и Корсвейн вместе приблизились к трону. Действуя совсем не в лад, капитан обнажил клинок и преклонил колени перед сюзереном, в то время как Корсвейн проделал все это гораздо медленнее - его тело еще болело, и мускулы плохо повиновались. Лев безразлично смотрит на эти знаки почтения. Когда он заговорил, его голос оказался подобен раскату грома на горизонте - ошибиться в его нечеловеческой природе было невозможно. От бледного шрама на смуглой шее он не стал мягче.
- Встаньте.
Они поднялись, как было приказано. Корсвейн стоял в напряженной позе, скрестив руки на груди. Его доспех украшала шкура с густым белым мехом, заброшенная за спину. Зубастая голова существа, с которого ее сняли, легла поверх наплечника, скрепляя импровизированный плащ.
- Вы звали нас, сеньор?
- Звал. - Лев по-прежнему сидит, прикасаясь к губам пальцами сложенных рук. - Мы установили связь с имперскими силами.
- Новые распоряжения? - спросил Корсвейн, чувствуя, как быстрее забилось его сердце. - Нас призывают?
- Ни то и ни другое. Пока эти системы наши, мы не покинем Трамасский крестовый поход. Империум живет и умирает благодаря тому, что мы делаем здесь, в глубинах космоса. Какой смысл защищать Терру, если весь остальной Иммпериум обратится в прах?
- Я не понимаю, сэр. Кто именно связался с нами?
Лев качает увенчанной короной головой, разглядывая гололит. В его глазах отражаются яркие созвездия и миры, а голос был необычно мягок.
- Мы установили контакт с некоторыми из моих братьев и их легионами, - сказал он, - впервые с того момента, как расстались с Волками.
- Так это Король Волков, сэр? - Корсвейн даже не пытается скрыть недовольства. Ангелы и Волки расстались далеко не по-братски.
- Нет, Кор. Весточка пришла от Жиллимана и наших кузенов из Тринадцатого легиона. Зная, что мы не можем вовремя добраться до Терры, лорд Ультрамара хочет, чтобы мы присоединились к нему.
Прежде чем воины что-либо скажут, Лев щурит свои калибанские зеленые глаза.
- Империум в своем бесконечном тщеславии породил не воинов с горячими человеческими душами, но ангелов с ледяными сердцами. - Он встает с трона и обходит вокруг гололитического стола, наблюдая, как планеты вращаются вокруг своих звезд. - Сыны мои, - улыбается Лев, но в этой улыбке нет ни капли тепла. - Похоже, Хорус - не единственный, кто считает себя наследником Империума.
ОБ АВТОРАХ
ГРЭМ МАКНИЛЛ
Родом из Шотландии, Грэм Макнилл более шести лет разрабатывал игры в Design Studio компании Games Workshop, прежде чем решиться стать писателем. Его перу принадлежит масса книг в жанре научной фантастики и фэнтези. Кроме того, он является автором комиксов и участником множества побочных проектов, благодаря чему все время занят и не бедствует. Его роман "Тысяча Сынов" из серии Horus Heresy стал бестселлером по версии журнала New York Times, а роман "Империя" из серии Time of Legends в 2010 году получил премию имени Дэвида Геммела. Грэм живет и работает в Ноттингеме и делится новостями с почитателями на своем вебсайте.
ДЖЕЙМС СВАЛЛОУ
Джеймс Сваллоу - автор множества книг, ставших бестселлерами по версии журнала New York Times и удостоенных различных наград, в том числе книг о темных мирах Warhammer 40 000, включая романы "Немезида" и "Полет "Эйзенштейна"" из цикла Horus Heresy; романы Deus Encarmine, Deus Sanguinius, "Красная ярость" и "Черный прилив" из цикла "Кровавые Ангелы". Его фантастические рассказы вошли в сборники "Инферно!", "Цена победы", "Легенды Космодесанта", "Книга Крови" и аудиокниги "Сердце ярости", "Клятва момента", "Легион единого" (готовится к выходу).
Среди других заслуг Джеймса Сваллоу - небеллетристическая книга "Темное Око: Фильмы Дэвида Финчера", написанная для Stark Trek Voyager, и сценарии видеоигр и аудиопьес. Он живет в Лондоне и сейчас работает над новой книгой.