4
Так-так-так-так…
– Ты отбрасываешь прошлое – комкаешь и кидаешь в огонь. Забываешь свои ошибки, промахи, неудачи – все в огонь. У тебя не было неудач. У сильных не бывает промахов. Тебе незнакомы чувства неловкости, стеснения, стыда. Ты легко справляешься со страхом. Это так просто – никого и ничего не бояться. Надо просто улыбнуться в лицо опасности – и та отступит сама. Ведь ты – сильный.
Так-так…
– Ты – сильнее всех!
Так-так…
– Ты – победитель!
Я чувствую себя идиотом. Зрачки дергаются вслед за маятником метронома. Наверное, от этого сеанса будет хоть какой-то толк – чудесная тренировка для глаз. Вряд ли что-то большее.
Хиляк с самым серьезным видом сидит напротив. Курам на смех – гипнотизер-самоучка, чудеса ловкости рук и волшебной проницательности! Забыл, наверное, что все эти алхимические штучки работают только в интересах слабаков. Давить на жалость – одно, а сделать из слабака сильного не смог в свое время и сам Послушник.
Если пытался, конечно. Сдается, он и не ставил себе такой цели: в его средневековом представлении слабость и непротивление злу были понятием равнозначным, а значит, роднили слабаков со Спасителем.
Из меня же настойчиво пытаются слепить анимала. Пусть даже липового. Но эффект что-то не слишком чувствуется.
– Ладно, Хиляк, – говорю, – хватит на сегодня. Все равно ничего не выходит.
Хиляк выглядит озабоченным, но отнюдь не разочарованным. Остановил метроном, аккуратно упрятал в футляр.
Наверное, с точки зрения морально-нравственных устоев Клана мы занимались полнейшей ересью, и за все за это нас полагается сжечь на пионерском костре. Или пропесочить как следует на партсобрании. Остается надеяться, что за автобусом не подглядывают, и прослушивающей аппаратуры под боком тоже нет. Все-таки, Клан и электроника не вполне совместимы.
– Ничего, – говорит. – Лиха беда – начало! Весь смысл в том, чтобы ты сам осознал то, что я тебе говорю!
– Было уже, – отвечаю. – Я груды книжек перечитал, вроде, "Как стать лидером", "Как добиться успеха"… Бормотал себе под нос всякие заклинания, вроде: "Я сильный, богатый, меня любят красивые женщины!". А мой тупица-одноклассник по кличке Кабан безо всяких усилий и уж, тем более, – образования разбогател, и красивые бабы на нем со школы висят гроздьями. Чушь все это! "Памятка неудачника" правильно говорит: ты или сильный, или слабак, другого не дано. Так заложено природой и…
Хиляк решительно хлопнул по столу ладонью:
– Да! Да! Но, как и в любом правиле, здесь есть исключения!
Я скептически ухмыльнулся:
– Да? Много ли ты знаешь слабаков, которые умудрились стать анималами?
Хиляк иронически покачал головой:
– Таких пока не встречал. Зато знаю анимала, который по собственной воле умудрился стать слабаком. И не просто слабаком, а слабаком экстра класса!
– С чего такие странные желания? Он головой повредился, что ли? Или это сдвиг такой, на почве стресса?
– Да нет же! Ты не понимаешь! Я не рассматриваю случаи, когда анимала постиг несчастный случай. Так можно стать немощным, но настоящим слабаком – никогда! Я имею ввиду сознательное низведение себя до нашего уровня. Полную замену силы слабостью…
Я изумленно развел руками:
– Но кому это может понадобится?! Это же просто безумие какое-то!
– Гордыня, друг мой! – усмехнулся Хиляк. – Анималов в собственных амбициях куда только не заносит. В любом случае, настоятельно рекомендую пообщаться с этим человеком, хуже не будет. Тем более, тебе все равно надо уносить ноги из Обители.
– Да я-то сам рад отсюда убраться. Страшно подумать, если со мной сделают то же самое, что с нашим Матвеичем…
Мы помолчали немного, каждый о своем. Не могу сказать, что Матвеич за недолго время знакомства стал мне, как родной. Но все-таки, успел войти в мою жизнь, стать частичкой новой картины мира.
И еще он стал для меня воплощением основательности, стабильности, которой никогда не было в моей жизни. Я смотрел, как он мастерит свои модели и немного завидовал тому, что в его жизни есть этот маленький, для кого-то не слишком серьезный, но очень живой и красивый стержень – его корабельное хобби. И снова перед глазами стояла жуткая, убивающая всякую надежду картина: разрушение, хаос, смерть…
– Так мне ж запрещено покидать Обитель… – неуверенно произнес я. – И если я ослушаюсь…
– Будут крупные неприятности, – серьезно сказал Хиляк. – Теперь ты – слишком лакомый кусок, и не только для чужака, но и для Держателей. Затейник наверняка задействует Контур.
Я легкомысленно пожал плечами. Трудно представить, как может действовать такое громадное, но слишком уж абстрактное образование – Контур. Куда больше я боялся конкретного врага – того, кто имел лицо и руки – те, которым крушил, ломал и убивал…
– Но тебе все равно нельзя здесь оставаться, – продолжил Хиляк. – Враг дышит прямо в затылок. И здесь, в Обители, им может оказаться, кто угодно…
– К примеру, Крот. Или ты…
Это я так пошутил. Но, поймав неприятно застывший взгляд Хиляка, ощутил холодную волну ужаса. Даже дыхание перехватило. Вот он, настоящий чужак, самым изощренным способом пытается выкрасть меня из этого более-менее защищенного места. Зачем, зачем я сказал ему это прямо в лицо? Он же не даст мне уйти живым! Господи, что же делать?! Я не знаю, что делать!!! Что это, что со мной происходит?!
– Воды дать? – Хиляк спокойно протянул мне пластиковую бутылку минералки. – Ход мыслей, конечно, правильный. Правда, немного отдает паранойей.
Я вцепился в бутылочное горлышко, как клещ в кожу лесного зеваки. Судорожно вгонял в себя пузырящуюся воду, давился. Это помогло отвлечься от хаоса навязчивых мыслей.
– Успокоился? – поинтересовался Хиляк. – Конечно, и такой вариант ты не должен исключать. Только самое страшное – потерять веру в товарищей. Можно сразу идти и сдаваться.
– Куда идти? – хрипло спросил я. Холодная вода струйками стекала из онемевшего рта, мерзко ползла за шиворот.
– Это я образно, – Хиляк пожал плечами, и в этом движение было нечто, что сразу успокоило меня.
Это все нервы. Постоянный страх за собственную шкуру, ощущение слежки и холодного расчетливого взгляда исподтишка.
– В общем, тебе нужно бежать, – решительно заявил Хиляк. – Если ты внезапно скроешься, чужой наверняка последует за тобой. Это лучшая возможность его вычислить.
– Снова "ловля на живца", – я попытался улыбнуться, но меня попросту перекосило.
В дверь автобуса постучали. Я вздрогнул. Опасливо отодвинул шторку.
У подножки "пазика" неуверенно топталась Катя – та самая девочка, что впервые привела меня в Обитель. Я облегченно вздохнул, глянул на Хиляка. Тот молча кивнул.
Не без труда раздвинул "гармошечные" двери, сказал:
– Привет, Катюш! Чего тебе?
– Близнец… – сказала Катя и запнулась, смешно хлопнув себя ладошкой по губам. – То есть, дядь Леш, ребята у нас спорят вовсю, чем та история закончилась? Скоро драться начнут, честное слово! Пожалуйста, приходите к нам со своим Клоуном.
– Э-э… – неопределенно пробормотал я.
Обернулся к Хиляку за поддержкой. Тот просто сложил на груди руки, неподвижно наблюдая за мной. Учит инициативности, подлец! Сам, мол, принимай решение! А мне ужасно, до рези в глазах не хочется в одиночку переть через Обитель, по просторам которой шастает таинственный убийца!
Но девочка смотрела такими ясными, без капельки сомнения глазами, что я решился.
– Ладно… – выдохнул я, машинально ощупывая сумку. – Пойдем. Только ненадолго, хорошо?
– Конечно-конечно! – радостно воскликнула девочка. Бесцеремонно схватила меня за рукав, потащила за собой. – Скажите, а где вы научились так здорово кукол показывать? В кукольном театре, да? А откуда вы знаете столько историй? А почему вас Близнецом называют?..
Я беспомощно оглянулся на Хиляка.
Тот улыбался.
5
Побег прошел в лучших традициях бандитских сериалов. То есть, совершенно бездарно. Спасло, видимо, только то, что на территории Обители я был предоставлен сам себе. Просто никому и в голову не приходило меня охранять. Я тогда не задумывался о том, что лучшей моей охраной должен был быть простой здравый смысл. Хиляк просто сбил меня с толку.
И вот я, как полнейший дурак, крадусь в темноте к калитке в бетонных плитах. С подозрением оглядываюсь, дергаю за ручку. Разумеется, заперто. С опаской смотрю наверх: перелезть через трехметровый забор, конечно, это не из Алькатраса сбежать, но, все равно, неприятно. Подставляю пару деревянных ящиков, кряхтя, подтягиваюсь…
– Черт! Блин… О-о…
Как же я забыл про колючую проволоку?! Теперь я похож на муху, запутавшуюся в паутине и чувства, наверное, испытываю те же: мне больно, страшно и смешно… Интересно, а мухе бывает смешно?
– Дядь Леш, погодите! – слышу знакомый голос и мечтаю провалиться под землю от стыда. Но для того, чтобы провалиться, надо, как минимум, вырваться из колючего железного клубка…
– Чего вы туда полезли? – удивленно говорит мальчишка-охранник и гремит над головой большой связкой ключей. – Я сейчас открою…
– Спасибо… – бурчу в ответ. С треском вырываюсь из цепких объятий, падаю на землю.
– Не больно? – непосредственно интересуются парнишка, отпирая калитку.
– Все в порядке… – суетливо вскакиваю, отряхиваюсь и пытаюсь протиснуться в дверной проем раньше, чем мальчик откроет дверь полностью…
– Э-э! – кричит он вдогонку. – Вы сумку забыли.
Бегом возвращаюсь назад, чувствуя, как гуляет ветер в разорванных на заднице джинсах. Сумка нахально висит, зацепившись за железные шипы, и до нее не допрыгнуть. Снова ставлю ящик на ящик, лезу на эту сомнительную, шаткую конструкцию. Снимаю злополучную сумку. Из-под клапана торчит, ухмыляясь, голова Клоуна…
Мальчишка, с интересом наблюдавший историю моего позора, робко спросил вслед:
– А вы вернетесь, дядь Леш?
– Конечно… – отрывисто бросил я, осторожно двигаясь по темной тропинке. – Вернусь, а то как же…
– А-а… – донеслось издалека.
И в голосе этом слышалось сомнение.
Домой я добрался совсем поздно. Трудно описать ужас, что преследовал меня всю дорогу. Казалось, из каждого куста, из-за каждого угла на меня смотрят враждебные глаза. И, как бы я не бежал, тайный преследователь ровно и смрадно дышит мне в спину. Я едва успел на последнюю электричку, и несколько успокоился, забившись в угол между окном и спинкой сиденья. Меня мгновенно выключило – словно сгорели в мозгу раскалившиеся предохранители. Не знаю, сколько прошло времени, когда я очнулся от собственного стона. Некоторое время не мог понять, где нахожусь, а сердце отчаянно выстукивало морзянку. Немногочисленные пассажиры смотрели на меня насторожено, с испугом, и это, как ни странно, успокоило меня…
– Что случилось, Леша? На тебе же лица нет!
Тома буквально втащила меня в квартиру, захлопнула дверь, стянула подранную куртку.
– Ты что, подрался? – удивленно спросила она.
И тут меня прорвало. Накатил совершенно неуместный, идиотский смех. Но, право же, смешно!
– Я – подрался… – хохотал я. – О, да…
– Чего смешного? – неуверенно улыбнулась Тома, теребя в руках лохмотья, оставшиеся от куртки.
– Ну, как же… – заикаясь от смеха, выдавил я. – Я такой драчун, представляешь! У меня даже прием любимый есть: лежа на земле, я колочу туловищем по ногам негодяев…
Смех внезапно прошел, а перед лицом уже возник стакан с водой и несколько таблеток валерьянки на Томиной ладошке. Послушно выпил таблетки. А меня уже тащили на кухню. Минута – и передо мной возникла тарелка с жареной картошкой и умопомрачительно пахнущими отбивными.
Какая деловитая у меня подруга – просто не узнаю ее. Теперь даже не очень уверен – кто кого спас от верной гибели? Иногда мне кажется, что только Тома с каким-то необъяснимым упорством вытаскивает меня из не проходящего желания окунуться с головой в депрессию. Так, совершенно незаметно поменялись наши роли. Все-таки, это мудро: слабаки должны держаться вместе. Хотя Тома держится все лучше, даже не вспоминает про свои многочисленные срывы. Надо бы ее порекомендовать на какую-нибудь интересную работу в Клане – сколько ей в кандидатах ходить?..
– И как ты такое с джинсами сделал? – удивленно и весело поинтересовалась Тома. – Тебя что, через мясорубку прокрутили?
– Через кофемолку, – набитым ртом проговорил я. – Драпал, как фашист из-под Сталинграда…
– Да ну?! – Тома испуганно округлила глаза. – От кого?
С аппетитом зажевывая слова, поведал вкратце свою историю. Она только охала и удивленно хлопала глазами: не все в этом темном деле понятно мне самому – а куда уж ей? Просто почувствовал вдруг: нужно выговориться, иначе меня разорвут в клочья все эти мрачные тайны. От Томы у меня нет секретов.
Только подробности о древнем Сердце Клана опустил, прикусив вовремя язык. Есть тайны, которыми просто нельзя делиться с близкими, во имя их же блага…
Не знаю, насколько увлекательной оказалась моя история, но Тома вдруг стала печальной. Она тихо покачала головой, спросила:
– Леш, по-моему, ты зря полез в это дело. Что-то мне не по себе от всего этого…
– Мне тоже, – признался я, отхлебывая из кружки остывшего чая. – Но если не я – кто тогда?
Тома не ответила, задумчиво глядя в окно. Что там можно увидеть? Обычная, сверкающая горячечными огнями и фальшивым восторгом московская ночь.
– Может… Может, я могу тебе как-то помочь? – тихонько спросила Тома.
– Как ты мне можешь помочь? – я вылез из-за стола.
Постоял, пожал плечами. Мне просто в голову не приходило искать помощи у подруги. Я как-то привык, что в помощи нуждается именно она. Но теперь уже не был так уверен.
– Не знаю… Ты подумай. Я очень, очень хочу тебе помочь…
Эти слова прозвучали, как объяснение в любви. Будто что-то новое включилось в наших отношениях. Это было волнующе и ужасно приятно. Она смотрела на меня так, что просто не было сил сопротивляться желанию.
Что с того, что завтра придется разгребать на кухне весь этот чудовищный разгром…
6
Есть в столице такие богом забытые переулки, за которые вас проклянет любой уважающий себя таксист. А частник с традиционной восточной внешностью, услышав название, будет таращиться на вас, как на инопланетянина. Не спрашивайте и меня – при всем желании не вспомню названия! Вот и тогда на поиски нужного мне адреса я убил добрых полдня. Задачу усложнило одно забавное обстоятельство: дома под нужным номером на месте не оказалось. Его попросту снесли. Ну, понимаете, с какой скоростью сейчас принимаются решения о выделении участков под застройку: начиная крушить ветхое здание, экскаваторщик даже не удивляется, когда из него начинают сыпаться разъяренные жильцы…
Впрочем, руин я здесь тоже не нашел. Здесь были гаражи. Огромное пространство, в котором обитали бездушные железные твари, паразитирующие в городских артериях, забивающие их тромбами и ежедневно доводящие город до бензинового инсульта. Не то, чтобы я совсем не любил машин. Просто у меня их никогда не было. Слабакам редко везет с хорошими тачками, а на кататься ржавом корыте и самому не хотелось. Наверное, у меня чересчур завышенная самооценка…
В общем, бродил я, бродил вдоль задней стены гаражного блока, чувствуя себя полнейшим идиотом, пока не додумался соотнести номер дома с номером гаражного бокса. У шлагбаума на въезде в нерешительности замер при виде монументального охранника в пятнистой куртке и кепке а-ля "лесные братья". Куртка была перетянута под грудь ремнем с нахлобученной кобурой. Не знаю, что там у него в кобуре, но явно не доставало нарукавной повязки: получился бы типичный полицай.
– Чего надо? – оперным басом спросил охранник и нахмурился, как воевода, решающий отрубить мне голову или на кол посадить.
– Бокс номер двадцать пять… – пролепетал я.
Как обычно выручили природные данные. Видимо, я произвел на "полицая" позитивное впечатление.
– Туда! – величественно взмахнул рукой охранник.
Я трусливо просеменил мимо. Охранник обдал меня ароматами землянки, махорки и трофейного оружия. Ужасно хотелось спросить что-то вроде: "Немцы в деревне есть?" Но как обычно, не хватило решимости…
У нужного бокса я заметил знакомую машину – древнюю малолитражку Хиляка с раззяванным капотом. В движке ковырялся чумазый дядька в мешковатом матерчатом комбинезоне. Оттопыренные карманы на крепком заду ощерились инструментами, под капотом что-то скрипело, стонало, а сама машина ощутимо покачивалась. Неужто это и есть тот самый "идеальный слабак"?!
Осторожно приблизился, склонился к тронутому ржавчиной крылу, заговорил, как можно, деликатнее:
– Здравствуйте… Э-э… Простите, что отрываю вас… Не подскажите ли вы…
Мастер прекратил свои ковыряния, медленно распрямился. Я собрался было закончить фразу, да так и замер с открытым ртом.
– Что уставился, мил человек? Покойников никогда не видел, что ли?
Да, это был Матвеич – живой и, вроде, вполне здоровый.
– Как это… – пробормотал я, не зная, что говорить, что делать. Наверное, полагалось заорать от ужаса. Но я не был в этом уверен.
– Заходи, располагайся! – хозяйским жестом чумазый призрак завхоза указал на распахнуто жерло гаража.
Я неуверенно прошел вовнутрь. Здесь был, что настоящий рай автолюбителя. С детства помню это волшебное нагромождение автомобильного хлама в отцовском гараже, вызывающее совершенно необъяснимый восторг и желание что-то делать, крутить, вертеть, паять сверлить…
– Так вы разве… не "т-того"? – запинаясь, спросил я.
– В каком-то роде – "того"! – важно кивнул Матвеич. – Для всех, кроме Хиляка и, теперь, вот, тебя…
– Но зачем?!
Матвеич заложил за спину руки, прошелся по пустому гаражу, аккуратно переступив через смотровую яму. Вздохнул и сказал:
– Так надо – чтобы для всех ты остался единственным, кто знает тайну Сердца. И не только для этого. Надо всколыхнуть болото, поглядеть, кто из наших льет воду на вражью мельницу…
– Так все это подстроено… – горько сказал я и вздрогнул. – А как же корабли?!
– Эффектно, да? – кисло улыбнулся Матвеич. – Мы так и подумали: просто дохлый завхоз никого не впечатлит. Но всем известно, как он любит свои "модельки"…
У Матвеича вдруг затряслась нижняя челюсть, и испачканное копотью лицо прочертила тонкая светлая полоска. Будто внезапно обессилев, завхоз опустился на грубую, крашеную табуретку. Я присел на такую же, рядышком.
– Ничего… – пробормотал он, размазывая по лицу слезы. – Начнем сначала… Нам не привыкать.
Мне стало так жалко этого немолодого, симпатичного в общем, человека, что я сам, чуть не разревелся. Черт, ненавижу себя за чрезмерную сентиментальность. Говорят, что это признак скрытой жестокости. Не знаю, не замечал за собой…
– Э… Матвеич… Да не переживайте так… Самое главное, что вы живы! То есть, для вас это не важно, а я очень, очень рад! Правда! А вы все заново сделаете! Вот только порядок наведем, чужака отыщем… Мы все вместе вам и поможем…
Матвеич глянул на меня так тоскливо, словно говоря: "Ничего-то ты не понял, сухарь бесчувственный!". Но вслух произнес: