Червь продолжал реветь, и Берни, ткнув его в шею острием ножа, налегла на него всем телом. У червяков шкура толстая; она не шутила, когда говорила, что работа ножом займет долгое время. Коул уже начал серьезно волноваться, размышляя о том, стал бы он распиливать пойманных в плен червяков, если бы у него была такая возможность. Что-то подсказывало ему, что не стал бы. Но он все равно не мог выяснить для себя, почему в бою убивать червей хорошо, а после боя - нет. В любом случае этому конкретному червяку было сейчас не до размышлений.
"Я никогда не терял из-за них сон. Только из-за погибших людей. И своих товарищей. Наверное, сейчас не время судить Берни".
- Времени у меня полно, червяк, - заговорила Берни. - Блондинчик, ты думаешь, что поймешь, даже если он тебе ответит?
Бэрд по-прежнему стоял на коленях, пристально рассматривая морду червяка, словно внутренности сломанного грузовика.
- Понятия не имею. Попробуй - и мы увидим.
Зрители расступились. На свет вышел Маркус в сопровождении Дома, и оба остановились, глядя на Берни и Бэрда.
- Пристрели его, - произнес Маркус.
Берни, все еще сжимавшая врага в смертоносных объятиях, повернула голову и посмотрела на него.
- Назови мне хоть одну причину.
Маркус пожал плечами:
- Завтра ты будешь ныть и жаловаться, что у тебя болит спина.
Берни несколько мгновений рассматривала командира, затем, казалось, перевела дыхание и слегка расслабилась. Она потянулась к кобуре.
- Твоя правда, - произнесла она и приставила дуло к затылку твари. - Ну ладно, Блондинчик, отойди.
Раздался треск выстрела.
Если бы Маркус сейчас ушел, это выглядело бы так, как будто он поставил ее, ветерана, на место; так не годилось. Он протянул руку и помог ей слезть с туши. Толпа редела. Внезапно людям показалось, что поспать несколько часов гораздо интереснее, чем наблюдать за разделкой живого червяка.
- Кошмар, - сказал Бэрд. - Теперь я никогда этого не узнаю. Когда в следующий раз возьмем живого…
- Мне глубоко наплевать на то, что может сказать тебе какой-то червяк. - Маркус подтолкнул Берни в сторону БТР. Коул вспомнил, что они давно знакомы и служили вместе. - Центр? У нас здесь всё. Возвращаемся на базу.
Они погрузились в машину и поехали обратно. Аня сидела за рулем. Коул откинулся на спинку сиденья и попытался разобраться в происходящем, а прочитать мысли утомленных последними потрясениями людей было не слишком сложно.
Берни молча продела руку под локоть Дома, и Дом позволил ей сделать это, затем закрыл глаза. Это был действительно материнский жест. Аня пару раз бросала взгляд на Маркуса, и он не то чтобы улыбался в ответ, но несколько морщин на мгновение исчезли с его лица. Бэрд разбирал "Лансер", не глядя ни на кого, возможно, потому, что не знал, как сказать остальным о своей радости видеть всех живыми и здоровыми и о том, что у них появилось настоящее будущее. Будущее, а не то дерьмо собачье, которым потчевал их Прескотт, чтобы заставить людей забыть о том, что они, возможно, не доживут до завтрашнего дня.
Да, слова сейчас были не нужны. Все понимали это.
- Я бы хотела забыть о том, что только что чуть не сделала, - негромко произнесла Берни. - Но это была я, и, если бы вы позволили мне, это было бы началом конца.
Дом ответил, не открывая глаз:
- Но ты смогла остановиться. А я не уверен, что смог бы.
Никто не сказал, что они не стали бы его винить. Но Коул, по крайней мере, на это надеялся.
ГЛАВА 3
Мы не можем их остановить. Мы не знаем, откуда они появились. Мы не знаем, что им нужно. Им, по-видимому, не нужна даже территория. Они просто убивают, и все. Мы даже не можем начать переговоры с ними, не можем определить их цели, потому что нам неизвестно о них абсолютно ничего. Это не противник, господин Председатель. Это стихийное бедствие.
Генерал Бэрдри Саламан, начальник штаба оборонительных сил КОГ
Офис Председателя, Дом Правителей, Эфира, через год после прорыва Саранчи, четырнадцать лет назад
Отец был мертв, но, даже будь он в живых, он не дал бы своему сыну ни совета, ни ответов на вопросы.
Война Ричарда Прескотта отличалась от войны его отца. Эта война велась не за источники энергии, не за ресурсы. Никому на Сэре еще не приходилось встречаться с таким противником; здесь не было ни правил, ни прецедентов, и вот теперь, спустя один год и один месяц после того, как из-под земли появилась Орда Саранчи, над Сэрой - точнее, ее поверхностью, занятой людьми, - нависла угроза полного уничтожения.
"Я занимаю этот кабинет два месяца. Я не попал бы сюда, если бы не смерть Дальелла. Что я знаю? Я знаю, что мы все погибнем, если я не предприму хоть что-нибудь - немедленно".
- Сэр? - Дверь кабинета медленно приоткрылась. - Сэр, премьер-министр Дещенко на связи. Прошу прощения за задержку.
Задержка продолжалась десять часов; Прескотт со вчерашнего вечера пытался связаться с этим человеком. Джиллиан, его секретарша, уже несколько суток не покидала офиса. Хотя, вообще-то, теперь мало кто из его персонала проводил дома каждую ночь, и дело было не в естественном человеческом желании видеть вокруг знакомые лица. Их гнало сюда отчаяние. Почему-то всем казалось, что ответ уже близко, что они найдут его, если будут стараться упорнее, если проведут в поисках выхода лишний час.
- Хорошо, - произнес Прескотт, - соединяйте.
Он прижал трубку к уху и закрыл глаза - так ему было проще сосредоточиться. Ему нужно было уловить малейшие оттенки в голосе Дещенко, потому что он собирался просить о невозможном и знал, что обязательно получит это невозможное.
- Йори? Как у вас дела?
- Я только что отдал приказ оставить Остри. - Голос у Дещенко был усталым, хриплым. - Я хочу сказать - всю страну. Со Дня-П я потерял почти двадцать бригад, и теперь остатки армии нужны мне для защиты от Пеллеса.
Прескотт, конечно, не ожидал хороших новостей, но все равно это оказалось неприятной неожиданностью.
- Вы знаете, о чем я хочу вас попросить.
- Ричард, я не в состоянии послать войска ни в Тирус, ни куда-либо еще. У меня через границу идут миллионы беженцев, и самое большее, что я могу сделать, - это удержать север.
- У вас еще осталось химическое оружие.
Дещенко замолчал. Коалиция Объединенных Государств была странным политическим образованием, и ее трудно было контролировать. Прескотт являлся ее Председателем, и сердце ее с самого начала находилось в Эфире, столице Тируса, но в реальности все было несколько сложнее. Союз объединял государства всей планеты. Предполагалось, что главы государств Коалиции хотят сотрудничать друг с другом или по крайней мере не смеют отказать, боясь гнева остальных. Но Прескотт не был способен на принуждение - то есть на такое принуждение, которое требовало применения чрезвычайных мер.
И сейчас он остался в одиночестве. Он понимал это.
Где же Коалиция? Саранча атаковала все государства, и каждое вело свою собственную войну за привилегию погибнуть последним.
"Вы все уже сдались. Вы трусы. Вы маленькие узколобые трусы".
- Да, у меня есть оружие, - наконец ответил Дещенко. - Но это последнее, что у меня есть, и я применю его для защиты от Пеллеса. И они прикончат нас вместе с червяками. Скоро развязка, Ричард.
"О да. Уже скоро".
За последние несколько недель Прескотту уже много раз приходилось выслушивать подобные речи, только названия городов и число погибших были разными. Все лидеры КОГ заняли одинаковую позицию. Они думали только о своих границах. Ни один не соглашался пожертвовать своими гражданами для участия в объединенной атаке.
"Они уже сдались. Они позволят этим ублюдкам перебить нас одного за другим".
Дело было не в Пеллесе, не в Остри, не в Тирусе, речь шла не об отдельных государствах. Речь шла обо всей планете, обо всей Сэре. Речь шла о выживании человечества.
- Я понимаю, что прошу слишком многого, - осторожно начал Прескотт. - Я понимаю, что кажусь вам мальчишкой, только что получившим управление отцовской компанией и еще не усвоившим, как делаются дела. Но у меня нет времени - у Сэры нет времени.
- И чего же вы просите, Ричард?
- Я прошу у вас того же, чего просил у других лидеров. Согласия на мой план - объединенную, координированную атаку на основные скопления Саранчи. Нужно переломить им хребет.
- Большинство этих скоплений находится на территории Тируса…
- Государственные границы сейчас не имеют значения, Йори. Саранче плевать на наше административное членение. Для них мы все одинаковы. Вы со мной?
Дещенко, казалось, несколько раз сглотнул. Возможно, он пил кофе, а может, просто мучительно обдумывал предстоящий апокалипсис. Но Прескотт знал, каков будет ответ. Он просто хотел убедиться в том, что сделал все, что мог.
- Нет, Ричард, - в конце концов услышал он. - Боюсь, что нет.
Таков был вежливый способ ускорить массовое уничтожение людей.
- Спасибо, Йори. Я вас понимаю. - Прескотт помолчал, автоматически едва не пожелав собеседнику здоровья, удачи или еще чего-нибудь такого же банального, чего ждать уже было бесполезно. Но это было бы ложью. А он еще не научился лгать с легкостью. - До свидания.
Несколько минут Прескотт пристально смотрел в окно. По обеим сторонам от окна на стенах висели телевизоры с выключенным звуком; по телевизору шли нескончаемые новости; но Прескотт сосредоточился на реальном мире, который он мог видеть своими глазами. В небе жужжали вертолеты. Стоял прекрасный летний день, и странно было в такой день делать такие жуткие вещи. Если бы он выключил телевизор, то почти смог бы убедить себя в том, что нормальная жизнь продолжается. Но он не стал этого делать. Он подошел ко второму окну, выходившему на Эфиру, и всмотрелся в город, протянувшийся на двадцать миль, до самого горизонта. Виднелись столбы дыма, многие знакомые здания исчезли. Саранча была почти у ворот.
"Еще одна попытка?
Они все отказали мне, кроме Южных островов, но им нечего предоставить, кроме солдат. А мне нужно нечто большее, чем живая сила".
Он нажал на кнопку интеркома:
- Джиллиан? Пригласите ко мне генерального прокурора, пожалуйста. Я не хочу разговаривать с ним по телефону - попросите его прийти сюда, и как можно скорее.
- Хорошо, сэр. Вы знаете, что его брат пропал без вести, да?
Каждый человек потерял кого-то из близких.
- Да.
Прескотт сел и принялся ждать, затем включил звук и взглянул на экран. Его поражало то, что репортеры все еще находят силы выезжать туда и снимать картины разрушения. Но что еще им оставалось? Во время кризиса люди стремятся делать то, что им знакомо, - отчасти это рефлекс, отчасти поиски утешения.
И он делал то же самое. Он удивлялся тому, что последний отказ, полученный от Дещенко, - подтверждение того, что у него не было реальной власти, что он потерпел неудачу в попытке убедить государства КОГ в необходимости решительных действий, не привел его в отчаяние. Его охватило даже чувство освобождения. Как будто камень упал с души.
"Боже, помоги мне, неужели я действительно хочу сделать это?"
Нет, он не чудовище. Он был в этом уверен. Теперь он знал, как выглядят чудовища. Они были серыми, они принимали всевозможные обличья, и они наслаждались страданиями людей.
И их следовало уничтожить, чтобы спасти человечество от неминуемой гибели.
"Что же мы наделали? Не следовало допускать подобного. Нужно остановить это, немедленно. Любым способом".
Он снова нажал на кнопку:
- Джиллиан, вам пора домой.
- Ничего, все в порядке, сэр.
- У вас есть родные где-нибудь еще? Я имею в виду - за пределами Хасинто?
- Только сестра, сэр. Она живет в Толлене.
- Советую вам попросить ее переехать сюда. Эфира пока единственное место в Тирусе, где нет Саранчи. Сделайте это побыстрее. Червяки приближаются с каждым днем.
Джиллиан ответила не сразу, что было на нее не похоже. Прескотт надеялся, что она поняла, как это срочно, и он знал - она догадывается о том, что он собирается сделать.
- Спасибо за заботу, сэр, - наконец ответила она. - Но я подожду, пока не придет генеральный прокурор. Я могу еще что-нибудь для вас сделать?
Прескотту хотелось спать. Он решил, что до появления посетителей успеет вздремнуть полчаса.
- Да, - ответил он. Если это необходимо сделать, то все можно решить во время одного совещания. - Мне нужен также генерал Саламан. И глава спецназа Хоффман. Этот грубый маленький полковник с кучей медалей.
- Поняла, сэр.
Теперь у Прескотта будет кворум.
- И Адам Феникс. Свяжитесь с профессором Фениксом. Нам понадобятся кое-какие технические сведения.
Коттедж Сантьяго, Эфира
- Мария! Мария, дорогая, ты здесь?
Разумеется, она была здесь. Теперь она почти не выходила на улицу. Дом стоял в коридоре и ждал ответа. Он знал, где она, он мог просто подняться наверх и открыть дверь спальни, но ему было слишком тяжело видеть ее неподвижно сидящей там, перед детской кроваткой. Ей тоже нужен был покой. Год назад они заключили молчаливое соглашение о том, куда можно ходить и куда нельзя, и теперь передвигаться по дому было не проще, чем по минному полю.
Он снял этот дом, чтобы жить здесь счастливо, чтобы у детей была большая площадка для игр, но все получилось иначе.
- Мария, я привел Маркуса. - Дом подождал, прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты, давая ей время собраться с силами. - Я приготовлю обед. Приходи, когда будешь готова, детка.
Маркус по-прежнему стоял на пороге, глядя на птиц. Теперь он всегда ждал, когда его пригласят войти, как будто чувствовал себя посторонним, и это огорчало Дома; Маркус был членом семьи, и жилище Дома было и его жилищем в любое время дня и ночи. Теперь, когда не стало Бенни и Сильвии, Дом еще больше дорожил друзьями. Он потянул Маркуса за рукав:
- Эй, заходи. Кастрюли ждут.
- Ты уверен, что так не будет хуже?
- Уверен. Она рада тебя видеть. Ты это знаешь.
Они молча чистили овощи и разделывали курицу; в это время наверху раздались шаги - это Мария вышла из комнаты Сильвии и зашла в ванную. Дом знал ее ритуал: сейчас она закроет дверь и проведет пятнадцать минут, прикладывая мокрую холодную губку к глазам.
Но он все равно знал, что она плакала много часов. Никакое сочувствие, никакие таблетки не могли изменить прошлое: их дети мертвы, и их родители, и их братья, и половина их друзей. Тот факт, что семья Сантьяго была лишь одной из миллиона погруженных в горе семей во всем Тирусе, во всем мире, ни на секунду не помогал облегчить боль.
Это просто значило, что соседи не задавали неуместных вопросов, не делали доброжелательных, но глупых замечаний о том, что время - лучший целитель, потому что большинство соседей тоже потеряли близких.
"Дерьмо это собачье. Я еще не забыл Карлоса, а это было три года назад".
А у тех, кто не потерял никого, родственники служили в армии. Так что это был лишь вопрос времени.
- А с этим что делать? - Маркус показал бутылку вина. Он таскал из драгоценного погреба своего отца по несколько бутылок, но пил он мало и еще меньше разбирался в напитках. - Какое под цыпленка?
- Белое. Красное придает пище странный цвет.
Маркус некоторое время рассматривал ярлыки, затем вытащил пробку.
- Впечатляюще.
- Что?
- То, как ты научился готовить.
- Ну… ты сам понимаешь. - Мария теперь с трудом справлялась с домашней работой, и Дом начал помогать ей. Ей, казалось, становилось немного легче, когда она видела, что обед уже приготовлен. Он хотя бы мог быть уверен, что она ест как следует - по крайней мере, когда у него увольнительная. - Я не знаю, что еще могу сделать для нее.
- Послушай, я должен тебе кое-что передать, - начал Маркус. - Отец говорит, что Мария может переехать в поместье в любой момент. Он волнуется, что она здесь совсем одна. Он наймет кого-нибудь ей для компании. И он может пригласить к ней самых лучших врачей. - Маркус замолчал. На его лице отражалось смущение; он понимал, что отец предлагает это из лучших побуждений, но Дом все равно не согласится. - Прости, Дом. Ты знаешь моего отца. Он думает, что наука всесильна.
Дом отвел взгляд и уставился на кастрюлю с рисом, словно она внезапно пробудила в нем огромный интерес. Подобное предложение застало его врасплох. Фамильный особняк Фениксов представлял собой гигантский пустой мавзолей, великолепный, но подавляющий, и Адам Феникс слишком походил на свой дом. Этот человек был далек от окружающих, главным в его жизни являлась работа. Но в глубине души он был хорошим отцом, и отчаянно пытался поступать правильно; он просто не понимал, как обычные люди выражают свои чувства.
- Это очень, очень великодушно с его стороны, Маркус. - Голос Дома надломился. - Твой отец - хороший человек. Передай ему, что я благодарен, но Марии нужно быть здесь. Ну, ты понимаешь. Их комнаты для нее…
Он не закончил, не смог произнести слово "святилища". Дом очень хорошо понимал ее, и все равно его это пугало. Сам он сумел справиться с собой. Он не прикасался ни к одному предмету в мастерской отца; он по-прежнему видел их всех там, возящихся с каким-то двигателем, - Карлоса, Маркуса, отца, маму, принесшую сэндвичи. Но он больше никогда не заходил туда, потому что только так можно было заставить себя принять тот факт, что они никогда не вернутся.
Мария вошла в кухню и улыбнулась Маркусу фальшивой улыбкой; глаза ее при этом были мертвы. Тем не менее выглядела она превосходно: как всегда, тщательно подобранная одежда, безупречная прическа, вечерний макияж. Она по-прежнему следила за собой, и это давало Дому надежду на то, что она поправится. Черт, ведь прошел всего лишь год; как можно за столь короткое время забыть такое горе? Он ждет от нее слишком многого. Но он просто хочет, чтобы боль перестала терзать ее.
"А потом уже можно будет подумать и о моей боли".
- Ты видел отца?
Голос Марии был хриплым. Теперь она приобрела привычку вместо приветствия как будто продолжать прерванный разговор с человеком. Она клюнула Маркуса в щеку, и он растерянно моргнул.
- Я не видел его с тех пор, как вернулся, - сказал он. - Он сейчас очень занят.
- Тебе нужно проводить с ним больше времени, - Мария сжала руку Маркуса. - Обещай мне.
- Я с ним повидаюсь, - со смущенным видом кивнул Маркус. - Обещаю.
- Ну, пойдемте, садитесь, - вступил Дом, подталкивая их в сторону гостиной. Это поможет ей. Сегодня ему показалось, что ей лучше. - Давайте пропустим по стаканчику, пока обед готовится.