Все расслабились, но команды не сбрасывали ход.
К нам подошёл капитан:
- Похоже, пронесло, вовремя каперы вышли навстречу шведам. Пока удача нам сопутствует. Ещё два дня - и мы будем в Ростоке, если сохранится попутный ветер.
До вечера плавание проходило мирно, встречались пузатые торговые суда разных стран, но пиратов не было.
К вечеру мы встали на якоря недалеко от какого‑то островка. Ладьи стояли близко друг к другу, и знакомые матросы и купцы громко перекрикивались.
Поужинав, мы улеглись спать. Полный впечатлениями прошедшего дня, убаюканный лёгкой качкой, я быстро уснул.
Около полуночи раздался ощутимый удар в борт судна. Ладью качнуло. Все повскакивали в тревоге. Рядом с нами, борт о борт стояло чужое судно.
"Каперы!" - пронёсся приглушённый шепоток. С каперского судна раздался голос невидимого в темноте человека:
- Лекарь есть на судне?
Купцы переглянулись:
- Так это же Карстен Роде - цел, шельма!
К борту ладьи подошёл наш капитан, всмотрелся.
- И судно его - "Варяжское море"!
Мне совсем не хотелось связываться с каперами, пусть и ходившими под русским флагом, и я благоразумно промолчал. Однако купцы меня выдали.
- Есть, есть лекарь на судне. Юрий, ты где? Выйди вперёд.
Делать было нечего. Я подошёл к борту. На другом судне к борту подошёл человек, - как я потом понял, сам адмирал Роде.
- У меня на судне много раненых. Инструменты с собой?
- С собой.
- Настоятельно прошу перейти на моё судно и оказать необходимую помощь.
Голос был жёсткий. Думаю, моих возражений никто бы не принял. Да и каперы могли запросто перелезть через борт и увезти меня на свой корабль силой.
- Хорошо. Сейчас возьму инструменты.
- Прошу поторопиться.
Я подошёл к Илье.
- Илья, каперы меня к себе требуют, - да ты и сам слышал весь разговор. Если мы каким‑то образом разлучимся, буду искать тебя на пристани в Ростоке.
- Храни тебя Бог! - Илья перекрестил меня.
Я нашёл сумку с инструментами, перелез через борт ладьи. Меня тут же подхватили сильные руки и потащили вперёд. Я успел увидеть, как каперская шхуна медленно отошла от ладьи. Затем моряки "Варяжского моря" довольно грубо поволокли меня по трапу вниз, на вторую палубу.
Здесь довольно сильно пахло порохом, скудный свет масляного фонаря освещал небольшой круг, но даже и этого света хватало, чтобы увидеть масштабы разрушения. В бортах пушечной палубы зияли рваные дыры от шведских ядер, некоторые пушки были перевёрнуты, валялись обрывки верёвочных снастей, а сама палуба была липкой от крови. Шхуна была сильно потрёпана.
Меня завели в каюту. Здесь стоял стол и горели два светильника. На сундуке сидел сам адмирал - в разорванной форме с закопченным от пороховой гари лицом. Было ему около сорока, и принадлежность к мореходам выдавала шкиперская бородка.
Лицо можно было бы назвать даже приятным, если бы не глаза - какие‑то бесцветные, водянистые - но пронизывающие, и взгляд очень даже неприятный. Заглянуть в них второй раз вовсе не хотелось.
- Наш медикус убит. Из экипажа в живых осталось лишь четырнадцать человек, и почти все ранены. Но кому‑то же надо управлять кораблём и привести его в порт. Я не хочу, чтобы на этой чёртовой посудине все сдохли! Делай, что можешь, теперь эта каюта - твоё рабочее место. Как только прибудем в порт, ты свободен.
Деваться мне было некуда.
Двое каперов принесли первого раненого. Ему оторвало ядром руку по локоть, задело рёбра.
- Ром, вино покрепче есть?
- Ты работай - пить потом будешь, пока не заслужил.
- Мне именно для работы и надо - причём Много.
Капер удалился, и вскоре принёс две бутылки зелёного стекла с ромом.
С его помощью я положил раненого на стол, дал ему настойки опия, ополоснул руки ромом, щедро полил ромом культю у раненого.
Сначала капер смотрел на всё с интересом, но когда я достал инструменты, он выскочил из каюты. Может, так даже и лучше.
Я прооперировал раненого, сделал перевязку. Его унесли, а на его место положили второго. Едва взглянув на его живот, я понял, что он не жилец.
В открытую рану живота выпирал порезанный и размозженный кишечник, причём - вперемешку со щепками. В ране была тёмная, почти чёрная кровь. Видимо, есть разрыв печени.
Я покачал головой. Каперы быстро поняли безысходность положения моряка, а может - у них это было принято.
- Прости, Ральф!
Капер вытащил кривой абордажный нож и всадил его в сердце раненому. Затем извлёк нож из раны и не спеша обтёр об одежду только что убитого сотоварища. Вдвоём каперы подхватили тело, вынесли из каюты и через огромную дыру в борте пушечной палубы сбросили его в море.
Ни фига себе, порядки у них тут! А если и меня после завершения работы вот так же - ножом по горлу, и за борт? Ладно, прочь дурные мысли из головы, надо работать. Тем более что эти раненые моряки помогли нам уйти от шведов.
Я доставал из тел пули, куски щепок, ампутировал раздробленные руки и ноги. Устал так, что после того, как прооперировал последнего раненого, едва разогнул спину.
В изнеможении я сел на сундук. Пальцы рук подрагивали от напряжения, сами руки, как, впрочем, и одежда, были в крови. Ё–моё, запасной одежды‑то я не взял. Пристанем к пирсу в гавани, сойду на берег - от меня все шарахаться будут, а может, и арестуют - объясните, господин, откуда кровь на одежде?
Хлопнула дверь, и вошёл сам Карстен. Он посмотрел на меня и сказал что‑то матросу, который стоял у двери. Сам присел на рундук.
- Лекарь, ты неплохо поработал. Один человек умер, но я и так видел, что он не жилец. И что меня удивило - если оперировал наш медикус, прими Господь его душу, - так тихо на судне не было.
Карстен вытащил из‑за пояса небольшой кожаный мешочек и ловко швырнул его мне прямо в руки.
- Не хочешь ли перейти в мою команду? Головорезов у меня хватает, а вместо убитых новых наберу. Судно подремонтирую в порту - и снова в море.
Лицо его вдруг омрачилось. Он вытащил из отворота рукава трубку, взял её в рот и прикурил от свечи. По каюте поплыл ароматный дым. Отвык я уже от вида и запаха табака - гляди‑ка, в Европе курят уже вовсю.
- Не хочешь - неволить не буду, только сам подумай: за один удачный рейд денег можешь получить больше, чем за год–два работы до седьмого пота.
- Так‑то оно так, только не все эти деньги получат. Почти все раненые, которых я сегодня оперировал, к службе будут негодны. Кстати, а где два других судна - кажется, "Царица Анастасия" и "Весёлая невеста"?
- На дно пошли, - нехотя признал каперский адмирал. - Сегодня удача нам изменила - слишком много сил у шведов было. Да и командовал ими Хенрик Торн, я его вымпел на флагманском фрегате отлично видел. А он хитёр и удачлив.
Вошёл капер, принёс целый ворох одежды.
- Переодевайся, ты на мясника похож, - бросил Карстен и вышел.
Я снял свою окровавленную одежду, примерил принесённые штаны, курточку и рубаху. Переоделся. Посмотреть бы на себя в зеркало, но его в каюте не было. И то - не в дамском же я салоне, а на борту каперского, считай - пиратского судна. Надел на голову смешную шапочку - нечто среднее между беретом и пирожком. Выглядел я, наверное, смешно, но кто его знает, какая сейчас мода за границей - коротенькие штанишки носят или длинные?
Я подпоясался, сунул кошель за пояс и вышел на пушечную палубу. Команда мирно спала, и я поднялся по трапу наверх. У штурвала стояли рулевой и Карстен, сжимавший зубами трубку.
Неяркая луна едва освещала море. Чего они здесь видят? Так и на отмель или островок налететь можно - или они знают эти места как свои пять пальцев?
- Спать иди, медикус, - заметив меня, сказал каперский адмирал. - А хочешь выпить - пей, перекусить только утром можно будет.
Подышав свежим воздухом, я спустился в каюту и улёгся на сундук, благо - крышка его была плоской. Так, интересно - у Карстена из трёх кораблей остался лишь один, да и то здорово потрёпанный. Он что - вновь будет собирать эскадру или забросит каперство? А какое мне до этого дело? Надо поспать.
Вставшее солнце било прямо в лицо. Я продрал глаза. На судне слышалась возня. Я вышел из каюты. Матросы из легкораненых делали на палубе приборку - сбрасывали за борт куски досок, обрывки верёвок, замывали следы крови.
- Скоро в порт придём - надо прибраться, - буркнул Карстен. - На камбузе можно поесть.
Я отправился на камбуз, найдя его по запахам. Кок, который выглядел как бандит самого устрашающего вида, без слов навалил мне в оловянную миску овсянки, сверху припечатал куском солонины и добавил пару сухарей. Не ресторан, конечно, но утолить голод можно. Пока я ел, кок выглянул в иллюминатор и равнодушно сказал:
- Борнхольм проходим.
До меня не сразу дошло - потом сообразил, что остров Борнхольм - это же то место, где базировалась эскадра Карстена Роде. Тогда почему он идёт мимо?
- Куда мы идём?
- Копенгаген, - бросил неразговорчивый кок.
От Борнхольма до Ростока было не так уж и далеко, от Копенгагена - чуть ли не вдвое дальше. И что теперь - идти и требовать сменить курс? Смешно! Меня запросто скинут за борт, повесив на шею вместо камня мою сумку с инструментами. Придётся плыть с ними - иного выхода не было.
От нечего делать я прошёлся по шхуне - заодно осматривал раненых. Состояние их было вполне удовлетворительным.
Шхуна мне понравилась - конечно, я делал скидку на разрушения, полученные в бою. Видел я раньше пиратские суда - грязь и вонь. Карстен же содержал судно в чистоте и порядке. Скорее всего, он держал на судне железную дисциплину, причём держал жёстко - на пушечной палубе я видел парочку плетей. Провинившихся моряков клали на ствол пушки, руки связывали под стволом, и по голой спине боцман или назначенный из приближённых человек наносил отведённое количество ударов. Ещё на английском флоте любили протаскивать провинившихся на верёвке под килем.
В полдень следующего дня корабль причалил к портовой стенке Копенгагена, встав подальше от центра порта. Конечно, кому охота показывать всем изрядно повреждённый в бою корабль?
Команду отпустили на берег - вместе с ней сошёл с корабля и я. Не по душе мне пиратская стезя.
В этот же день мне удалось найти попутный корабль, и к вечеру следующего дня я был в Ростоке.
Побродив по причалам, я нашёл наши, русские ладьи. Ильи на судне, как и других купцов, не было.
- Все на торгу, - пояснил дежурный.
Я улёгся отдыхать под навесом, на своём месте. Не знаючи города, найти Илью невозможно.
Вечером купцы взошли на судно все вместе - возбуждённые, обсуждающие итоги торгов. Завидев меня, Илья обрадовался.
- Жив! Молодец, что нашёл меня. А чего на тебе за одежда такая - ты же в другой был?
- Пришлось поменять.
- Чудная - здесь не такую носят.
- Знаю, Илья, - мне выбирать не пришлось.
- Не обижайся - это я так, к слову.
Назавтра мы пошли на торг вместе, нагруженные тюками с товаром. Меха продавались бойко, торговал Илья умело, весело, зазывая горожан прибаутками, из которых немчура не поняла и половины.
Распродав товар, мы зашли в местную таверну и поели горяченького, довольно жиденького супчика. А пиво и свиные сардельки оказались хороши.
Проходя мимо кирхи, я обратил внимание на разноцветную мозаику в окнах.
- Илья, - зайдём, поглядим.
- Чего я не видал у этих схизматиков? Церковь‑то не наша, не православная.
- Не молиться зову, Илья, - поглядеть на искусство стекольное.
- Ну, разве что так.
Мы вошли, направились к западной стене. Лучи солнца били в разноцветные стёкла и на полу рассыпались всеми цветами радуги. Было необыкновенно красиво.
Илья застыл, сражённый заморским дивом.
- Порадовал ты моё сердце, Юрий, сроду не видывал таких чудес.
- Илья, я ведь тебя не любоваться привёл.
- Чего тогда?
- Ты подойди поближе, приглядись.
Мы подошли, осмотрели мозаику. В свинцовый переплёт были вставлены кусочки разноцветного стекла, образуя рисунок.
- Что‑то не пойму я тебя, зятёк.
- Э, Илья. Вот что тебе дома организовать надо. Переплёты делать - не проблема. Как стёкла разноцветные лить - вот вопрос.
- Эка ты задумал! А я всё думаю - чего ты меня сюда потащил?
- Делают ведь люди, и мы сможем. Ты хотел деньги в производство вложить - вот и вкладывайся. Не иди по мостовой, глядя под ноги - крути головой по сторонам.
- Не, не потянем. Мало того что стекло лить надо - так ещё и цветное. Такое только в Венеции делают, я слыхал.
Мы вышли из кирхи в глубокой задумчивости. Я размышлял - нельзя ли перекупить опытного стекольщика, предложив ему неплохое жалованье, или же попробовать самому. Возни достаточно, времени это отнимет много, но и денег можно сэкономить изрядно.
Весь следующий день, пока Илья торговал, я шнырял по Ростоку, пытаясь найти стекольную мастерскую. Тщетно - все витражи были привезены из Венеции или юга Франции. Видно - судьба, придётся всё начинать самим.
Через пару недель весь товар был распродан. Илья на все вырученные деньги закупил местных товаров для продажи на родине. Удалось это с трудом. Завидев русских купцов, немцы начали завышать цены - не зря организовали Ганзейский союз, дабы торговать с Русью самим.
И всё‑таки настал день, когда наша ладья вышла в море и направилась к родным берегам.
Капитан советовался с купцами - как путь держать: ближе к польским берегам - есть опасность нарваться на польских пиратов. В прибрежных странах все уже были наслышаны о том, что шведы разбили эскадру Карстена Роде - стало быть, поляки осмелеют. Держаться севернее, подальше от ляхов - можно нарваться на шведов.
Решили не идти одним курсом, а периодически его менять. К тому же смотрящих выставили не одного, а троих, чтобы за морем смотрели. Как появится где парус - докладывать сразу, чтобы попытаться уйти или укрыться за каким‑либо островком.
С трудом, общими усилиями и напряжённой работы всей команды удалось дойти до Финского залива без происшествий. Ну а уж дальше - по своей земле, вернее - воде, там полегче.
Вот вдали показались купола церквей Пскова, и к вечеру мы причалили к Псковской земле.
На берегу ожидали грузов портовые амбалы, поэтому затруднений при выгрузке товаров не было. Их сразу перегрузили на подводы, и мы отправились домой.
То‑то радости было! Дарья и Маша соскучились. Я удивился, как за полтора месяца моего отсутствия вырос живот у Дарьи.
Пока все вместе сносили товар с подвод в подклеть, наступила полночь. Утомлённые, мы повалились спать.
Утречком уже поели не спеша, сходили в баньку, рассказали женщинам, что интересного видели в чужедальней стороне. Илья живописал бой каперской эскадры со шведским флотом, моё отплытие на "Варяжском море". Женщины ахали и удивлялись. Потом купец рассказал о виденной в кирхе мозаике.
- Вот, зятёк хочет мастерскую сделать по выделке стекла. Думаю - дело неподъёмное, не знаем мы всех тонкостей. Вот, к примеру, я - даже не представляю, из чего оно делается.
Мы немного поболтали ещё, когда раздался стук в ворота. Маша, как всегда, пошла открывать. Вернулась растерянная, за ней маячили двое дюжих молодцев в серых кафтанах, похоже - служивые.
- Кто будет лекарь Кожин?
Я поднялся из‑за стола.
- Я. Чем обязан?
- Мы из Разбойного приказа. Велено доставить тебя к дьяку.
- В чём моя вина?
- Мы не знаем, наше дело - указания выполнять.
Я собрался и вышел из дому, сопровождаемый то ли провожатыми, то ли конвоирами.
Идти было недалеко - квартала три. Каменный дом Разбойного приказа был довольно мрачного вида - под стать учреждению.
Вины за собой я не чувствовал никакой - никого не грабил, не воровал, своим трудом зарабатывал на хлеб, но под ложечкой сосало. На Руси во все времена никто не мог чувствовать себя спокойно перед властью. Боярин или князь мог легко попасть в опалу - просто за принадлежность к роду, хоть в чём‑то вызвавшему неудовольствие государя. Чего уж говорить о людях неименитых, неродовитых? В памяти народной ещё свежи были бесчинства опричников, науськиваемых деспотом Иваном Грозным. Поэтому не без некоторой душевной робости вошёл я под крышу Разбойного приказа.
Меня завели в комнату, где за столом восседал вальяжного вида дьяк в серой суконной одежде. На столешнице лежали исписанные листы бумаги. Меня усадили на стул, сзади встали двое сопровождаемых.
- Лекарь Кожин, именем Юрий?
- Он самый.
Дьяк уставился на меня сверлящим взглядом. Ха, не таких видал! Я спокойно выдержал его взгляд.
- Мы будем в гляделки играть, или мне скажут, в чём моя вина? - первым спросил я дьяка.
- Не торопись, всё обскажу. Ты в Швеции бывал?
- Бывал.
- О! - поднял палец дьяк. - Стало быть - правду писано.
- Так я и не отрицаю, что был в Швеции. Разве это преступление?
- Пока нет. А позволь узнать, зачем ездил?
- Больного лечить. За мной приехали, обещали достойно заплатить за работу - я и поехал. У меня работа такая - людей лечить. Я лекарь.
- Не учи учёных, - огрызнулся дьяк, повысив голос. - Я знаю, чем лекарь занимается. Кого же ты лечил?
- Высокопоставленного шведа.
- Кто он?
- Не знаю, мне не сказали.
- Ай–яй–яй! Не надо врать. Может, ты на дыбу захотел?
- Я не вру. Думаю, то король шведский был, Юхан. Но это - мои догадки, больно дворец роскошный да одежды богатые. Имя больного мне никто не называл.
- Деньги заплатили?
- Заплатили - шведскими дал ерами.
- И обратно из страны выпустили?
- Ну я же перед тобой сижу, стало быть - выпустили.
- Странно!
Дьяк задумался.
- Ежели бы на самом деле был король, тебя должны были убить.
- Вот и я о том же.
- Как он выглядел?
Я описал внешность королевского лейб–медика Рика. Полностью фантазировать и описывать несуществующего человека нельзя - обязательно проколешься потом. Я описал его лицо, походку, одежду, рассказал о болезни и операции.
- Сколько ты был в Швеции?
- Немного - чуть больше седмицы. Ну а ежели с дорогой - поболее.
Дьяк замер, то ли размышляя, то ли не зная, что предпринять. Понятное дело - король и его окружение не афишировали болезнь, как, впрочем, поступали в подобных случаях и остальные европейские дворы. Скорее всего, осведомителей в близких к престолу кругах у государя и его тайных служб не было, вот и пытались выведать чего‑либо ценное у тех, кто мог что‑то знать.
- На дыбу тебя надо. Вот повисишь на ней - всю правду расскажешь.
- Я рассказал всё, что знал. Нового ты ничего не услышишь, а какой после дыбы из меня лекарь будет, какая польза людям?
- Гляди‑ка, о пользе заговорил! Не хочется на дыбу‑то?
- Кто же в здравом уме на дыбу хочет?
- Правильно говоришь. Теперь правду рассказывай.