За окном стемнело. Я незаметно погрузился в сон, но как только у двери снова послышалась возня, проснулся сразу. Взвёл курок, поднялся с постели и залез под стол. Если ворвутся, то кинутся к постели.
С той стороны, из коридора, просунули нож и отбросили крючок.
Я поднял пистолет. Ничего не происходило.
Вдруг дверь резко распахнулась, и ворвались двое. Один прыжком преодолел расстояние до постели и ударил по ней топором. Я направил пистолет ему в спину и выстрелил. В маленькой комнате выстрел просто оглушил.
Я выкатился из‑под стола и из положения лёжа ударил второго саблей по ногам. Лучше бы в грудь уколоть, но, лёжа на полу, его не достать.
Грохнулись на пол оба. Один - уже мёртвым, второй орал, как раненый медведь. Я вонзил ему саблю в грудь и провернул. Бандит дёрнулся и затих.
В коридоре захлопали двери, высыпали разбуженные постояльцы.
- Что случилось?
Я вышел в коридор.
- На меня напали. Хозяин здесь?
- Здесь я! - Из‑за толпы постояльцев вышел хозяин. Что‑то он бледноват. Я обратился к постояльцам:
- Позовите кто‑нибудь городскую стражу.
Подхватился маленький щуплый мужичок.
- Сейчас, я мигом обернусь.
Хозяин как‑то тихонько, бочком стал передвигаться по коридору к выходу. Конечно, у него могли быть свои дела, но мне это показалось подозрительным. Я решительно подошёл к нему, тряхнул за грудки.
- Постой здесь, пока стража не придёт.
- Пошто задерживаешь? Дела у меня.
- Вот стража придёт, разберётся - тогда и иди, куда хочешь.
Вскоре заявился мужичок с тремя стражниками - старшим, пожилого возраста, и двумя юнцами с едва пробивающейся растительностью на лице.
Старший, явно для того, чтобы все поняли, кто здесь главный, грозно рыкнул:
- Тихо! Что случилось?
Я вышел вперёд.
- На меня напали двое в моей комнате - проникли, откинув крючок, топором топчан изрубили, едва успел спастись.
- Эка невидаль - топчан порубили! Сам‑то живой!
- Я живой, а нападавшие мной убиты.
- Разбойникам туда и дорога. Пусть хозяин вытащит их во двор, а поутру в управу привезёт.
- В том‑то и дело. Я подозреваю, что хозяин в сговоре с татями. Иначе как объяснить, что они ночью проникли на постоялый двор?
Вмешался хозяин.
- Я по нужде отлучался, вот они и проскочили.
Старший прошёл в мою комнату, осмотрел постель. Матрас и топчан носили следы сильных ударов топором. Оба убитых лежали здесь же. Остро пахло порохом и кровью.
- Так это ты их из пистоля?
- Того, что с топором - из пистолета, второго - саблей.
- Ага, понятно. Ну‑ка, молодцы, переверните татя, на лицо его взглянуть хочу.
Молоденькие стражники перевернули труп.
- Так это же Никишка, брат хозяйский. А говоришь - проскочили незаметно. Хозяин! Поди сюда!
Хозяин не отозвался, хотя только что был тут.
- Найдите хозяина, быстро!
Стражники бросились искать хозяина заведения и вернулись ни с чем.
- В нетях, убёг.
Старший покачал головой.
- Маху я дал, надо было сразу его вязать. Не иначе - с братцем вместе поганые дела проворачивали.
- Старший, ты уж меня прости, что вмешиваюсь. Обыскать постоялый двор надо, вдруг что интересное обнаружите.
Старший приосанился:
- Я и сам хотел. Чего стоите? Идите во двор, ищите в конюшне, подклетях, сараях!
- Чего искать‑то? - Стражники растерялись.
- Необычное чего‑нибудь. Мешок, запрятанный с награбленным, тайник какой!
Стражники бросились выполнять указание.
- Я свободен?
- Не держу, - буркнул старший. - Картина ясная.
- Могу я в другую комнату спать пойти, а то тут эти, - я указал на трупы.
- Конечно. Хозяина вот нету, так прислуга есть, откроют.
Комната свободная нашлась, я перенёс туда свои скромные пожитки и мешок с монетами, подпёр на всякий случай дверь и лёг спать. И так уже полночи прошло.
Встал поздно, отоспавшись за недосып ночью, и удивился царившей вокруг тишине. Обычно в такое время в доме шумно - ходят гости, в трапезной обедают, шумит прислуга на кухне. А тут - тишина!
Я вышел в коридор - никого, трапезная пустая, прислуги тоже нет. Чудеса, да и только! Как хозяин сбежал, так и вся прислуга поразбежалась. Я всполошился - а кони? Как был - без тулупа, выбежал во двор.
В углу, у конюшни, сидел мальчишка, размазывая слёзы по щекам.
- Ты чего? Хозяина жалко?
- Чего его, кровопивца, жалеть? Убёгли все, один я сижу.
- А чего со всеми не ушёл?
- Так кони твои здесь. Уйду я, коней увести из конюшни могут.
Я подивился.
- Молодец! Вот тебе рубль за хорошую службу. Запрягай! Я сейчас оденусь. Где перекусить можно?
- Чего искать? На кухне куры жареные остались, мясо копчёное, хлеб. Не пропадать же добру.
- И то правда.
Я зашёл на кухню, съел жареную курицу, ножом отмахнул половину копчёной свиной ноги, прихватил вчерашний каравай хлеба, завернул всё в найденную чистую тряпицу.
Поднялся к себе в комнату, уложил съестное в мешок с деньгами, оделся и вышел.
Оба коня уже стояли под сёдлами.
- Коней кормил?
- А как же, дяденька! Я службу знаю. Вчера сена дал, утром - овса.
- Молодец. Коли не испортишься, хороший работник из тебя вырастет.
- Когда это ещё будет! Уж больно медленно расту. Ну ладно, я к мамке побежал, а то она беспокоиться будет.
Мальчишка выбежал в открытые ворота. Я погрузил мешок на свою лошадь, а уселся на трофейного Орлика. Так будет легче обеим лошадям.
Не спеша выехал из города. Чего гнать - уж полдень. Однако постепенно лошади разошлись, хотя я их и не подгонял. Орлик был горячим, сам рвался, а поводья моего коня были привязаны к седлу Орлика - вот они и шли плотной связкой.
Без неприятностей за три дня я добрался до Пскова. Когда увидел вдали купола храмов и городские стены, вздохнул с облегчением - вот я и дома!
Через полчаса я проехал городские ворота, проскакал по своей улице. Соскочил с Орлика, рукоятью плети постучал в ворота.
Калитку открыла зарёванная Маша. Сердце сразу сжалось, в животе образовалась пустота.
- Дарья?
- Дарья?
- Нет.
- Кирилл?
- Нет.
- Да говори же ты наконец!
- Илья.
- Что с ним случилось?
- Не знаю… ю… ю…
- Как "не знаю", чего тогда ревёшь!? Объясни внятно, перестань разводить сырость!
Я завёл коней во двор, закрыл калитку.
- Уехал, седмицу как уехал на коптильню, и нету. Он всегда за один день оборачивался. А тут - семь дён! Боюсь - случилось с ним что‑то нехорошее.
- А вы что сделали?
- Чего мы можем? Сидим вдвоём и ревём.
Я про себя выматерился. Думал - вернусь домой, как в тихую гавань. Обрадую Илью выгодной продажей самоцветов, вина попьём, в баньку сходим. Все мечты идиота рухнули в один миг.
Я завёл усталых коней в конюшню, расседлал, налил воды в корыто, задал овса. Прихватил скудные пожитки, мешок с деньгами и пошёл в дом. Едва успел закрыть за собой дверь, как на грудь с плачем кинулась Даша.
- Батюшка!
- Не реви, расскажи внятно.
Дарья прошла к столу, села на лавку. Вытирая рукавом слёзы и заикаясь, она объяснила, что Илья, как и обычно, уехал на рыбокоптильню. Помнил я это место, где нас угощали свежекопчёной рыбкой и где я впервые столкнулся со шведами. Поездки длились недолго - день, иногда - два, если возникали непредвиденные обстоятельства. А тут - седмицу ни слуху ни духу. Опять же с коптильни никто не приезжал. Не случилось ли чего?
- Всё?
- Вроде всё.
- На чём уехал Илья?
- На лошади.
- Это понятно, что не пешком. Верхами или в сани запряг?
- На санях.
Вот, уже кое‑что.
Выезжать на поиски сегодня уже поздно - через час смеркаться начнёт, чего в темноте узреешь? Да и времени много прошло - небось, следы давно снегом могло припорошить.
- Когда снег у вас был?
- А? Что?
Лицо Дарьи опухло от слёз, от волнения она даже не поняла, что у неё спрашивают.
- Снег, говорю, когда был?
- Третьего дня вьюжило.
Плохо, что вьюжило. На сердце легла тяжесть. За прошедшее время Илья мне стал ближе, да и не чужой он - отец жены.
Неделя прошла, спешить теперь ни к чему. Сегодня вымоюсь, поем, а с утра - на поиски.
ГЛАВА XI
Я покушал домашнего, выпил винца, сходил в баню. Вернулся из бани, как всегда, взбодрившимся. Не успел зайти в дом, как Дарья подступила ко мне с упрёками.
- Почему батюшку не ищешь?
- Господь с тобой - только приехал, лошадям отдохнуть надо, да и вечер уже на дворе, темно. Как искать‑то?
Дарья опять ударилась в слёзы. Понять её можно - отец неделю как пропал. Искать надо, это мой долг, но не в ночь же…
Утром я наскоро позавтракал и оседлал трофейного Орлика. Понравился он мне.
Выехал из города - дорогу на рыбокоптильню я знал, потому сразу направился туда. По пути поглядывал на обочины - нет ли там чего подозрительного? Не было, да и откуда взяться - три дня назад снег шёл. Даже если какие‑то следы и были, так теперь всё снегом надёжно укрыто. А как стает, будут обнаруживать люди страшные находки в виде пропавших зимой родственников и знакомых. Боялся я в душе этого, но вовсе не исключал.
Спрашивается - в полном расцвете сил, здравом уме, не пьяница мужчина уезжает на день по делам и уже неделю как не возвращается и не даёт о себе знать.
Любовницы у него не было, а если бы и была - всё‑таки вдовец, не будет он неделю у неё находиться, знак какой подаст. Нет, на Илью это не похоже. Он мужик справный, в первую очередь о семье да о деле печётся. Потому и приходили в голову чёрные мысли.
Как‑то незаметно добрался я до коптильни. Узнали меня работники Ильи, в пояс кланялись да шапки ломали. На расспросы мои отвечали - был, седмицу назад как, уехал ближе к вечеру, рыбки копчёной с собой взял да выручку месячную - сплошь медяками, тяжёлая сума получилась. И посторонних с ним никого не было, один был. Выпил немного с артельным - так то почти о каждом приезде бывало. Меру знали, по чарочке - и баста. И метели тогда не было - вьюга случилась на следующий день.
- А чего случилось? - наконец задали вопрос работные.
- Илья пропал. Я в Москве был, вернулся - а тут такая новость.
- Ай–яй–яй, - покачали головой работные да и разошлись по своим местам.
Артельный угостил меня копчёной рыбой. Запах был такой, что слюнки потекли, и я не смог отказаться.
Когда с рыбой было покончено, и я вытер о полотенце руки, артельный спросил:
- Сам‑то что думаешь?
- Думаю, что на деньги кто‑то позарился. Наверняка из тех, кто раньше в артели работал, знал, когда и зачем Илья приезжает.
- Не должно такого быть. У нас люди серьёзные, работящие, других не держим.
- Год–два назад от вас уходил кто‑нибудь?
- А ведь было! Два года назад и было. Выгнал Илья человека одного - работал спустя рукава. То рыбу недокоптит, то пересолит. Да и вином творёным баловался.
- Кто таков?
- Аристарх, в соседней деревне живёт - тут, за лесом.
- Давно его видел?
- Как выгнали, с тех пор и не видел.
- Ну, спасибо за угощение.
Мы попрощались, и я, сев на Орлика, двинулся по узкой дороге обратно в город.
А ведь если Илью убили, то это должно было произойти именно здесь, на дороге, не ближе двухсот метров от коптильни и до конца леса - чтобы криков было не слышно.
Перед городом, версты за две - голое поле. Дозорные со стен городских бдят, там злодеи напасть не решатся. По–моему, "горячо"! Где‑то здесь следы искать надо. Даже несмотря на то, что снегом занесло всё. И нужно‑то всего - обыскать обочины дороги с обеих сторон. Правда, версты две осмотреть - это не в кошельке монету искать.
Я остановил коня, слез с седла, привязал Орлика к берёзе. Пошёл по снежной целине, отступив от дороги метра три–четыре. Снега было - почти до верха голенища сапог, идти тяжело, и метров через триста я уже начал выдыхаться - пот по лицу струился ручьями. Жарко! Я снял шапку, остудил голову. Надо идти дальше - кроме меня это не сделает никто.
Я шёл, осматривая снежный покров и оставляя за собой борозду в снегу. Если где‑то виднелся бугорок - подходил, сапогом рыл снег. То пенёк попался заснеженный, о который я ушиб ногу, то большой пучок травы.
Вот уже впереди виден просвет - скоро конец лесу. Справа, метрах в десяти, сугроб попался на глаза. Не хочется лезть в глубокий снег, но надо. Взялся за гуж - не говори, что не дюж.
Я с трудом прошёл до сугроба, проваливаясь почти по пояс. Разгрёб снег руками, и похолодел от нехорошего предчувствия - ткань показалась, кусок кафтана суконного. И цвет, как у кафтана Ильи.
Я лихорадочно стал разбрасывать снег руками. Показалась окоченевшая рука. На спине - рваный прорез, вокруг него кровь застыла. Я вытащил труп из сугроба и перевернул. Илья! Лицо спокойное, знать - умер сразу, не мучался перед смертью. Э–хе–хе. Вот беда‑то. Сердце сжало, как тисками, стало тяжело дышать. Как я дочке‑то его скажу о горе таком? Матери нет, так теперь вот ещё и отца потеряла. Какая же сволочь его убила? Из‑за чего? В мешке же одни медяки были. На серебро перевести - рубля три, не больше.
Я перевернул труп на живот - надо осмотреть его, дома мне делать этого не хотелось. На кафтане прореха сантиметров пяти. Удар ножом - скорее всего, с широким лезвием, по всем признакам - удар не столько колющий, сколько режущий. Удар единственный и смертельный, поскольку на одежде нигде я не обнаружил других повреждений и ран. Вот только почему Илья подпустил к себе убийцу, повернувшись к нему спиной? Наверное, не ожидал подлого удара. И убийца был знаком с Ильей. Не такой человек Илья, чтобы на лесной дороге повернуться спиной к незнакомцу. Стало быть, среди знакомых искать татя надо.
Я ещё раз перевернул Илью на спину. Нож в ножнах на поясе висит - не оборонялся Илья. За поясом купец всегда кошель носил с деньгами, а сейчас его нет, не иначе - убийца забрал. Запомню. В душе вскипала злоба и ненависть к ещё не найденному убийце. Найду! Всё равно найду, и ни в какой суд обращаться не буду, сам порешу. Не должен гнида со мной одним воздухом дышать, по одной земле ходить.
Я вздохнул и пошёл назад по дороге. Отвязал Орлика, подвёл его к телу Ильи. С трудом перебросил его через седло, поперёк конской спины. Орлик фыркал и косился. Я повёл лошадь в поводу в город. На городских воротах стражники остановили, заметив страшный груз.
- Ты это, чего сюда везёшь?
- Тестя убили, в семью везу - похоронить по–христиански надо.
- Кто ж его? - сочувствуя, обнажили головы и перекрестились служивые.
- Кабы знал - сам бы убил.
Стражники расступились, и я продолжил свой скорбный путь. Прохожие смотрели - кто со страхом, кто с жалостью.
Я подошёл к дому, остановился перед воротами. Рука не поднималась постучать. Одно дело - беспокоиться о пропавшем отце, не зная, где он, что с ним, и другое - увидеть труп. Если в первом случае ещё надежда есть - пусть и маленькая, то сейчас…
Всё‑таки я собрался, постучал. Выбежала Маша, отворив калитку, увидела коня и тело убитого Ильи. Заголосила в голос. На крики и стенания выбежала из дома простоволосая Дарья. Завидев, как я завожу во двор коня с телом отца, побледнела и упала без сил в грязный снег двора.
Я бросил лошадь, подбежал к Дарье, поднял её на руки, занёс в дом и уложил на лавку. Сам выскочил во двор, запер ворота, подвёл коня к крыльцу, стащил тяжёлое тело Ильи и с трудом затащил его в дом. Уложил на другую лавку.
Вот кошмар‑то! На одной лавке - убитый Илья, на другой - Дарья в глубоком обмороке.
Я выбежал из дома, завёл в конюшню Орлика, расседлал, задал сена. Помог мне он сегодня, славный конь. Бегом вернулся в дом. Около Дарьи хлопотала Маша, хлюпая носом.
- Воды принеси! - приказал я.
Из кувшина набрал в рот воды и прыснул в лицо жене. Она вздрогнула, пришла в себя. Я помог ей сесть, дал попить воды. Дарья уставилась на меня пустыми глазами.
- Кто его?
- Не знаю пока, буду искать.
- Нашёл где?
- Между городом и коптильней, в лесу, под снегом. С дороги и не видно. А лошади, саней и денег нет. В спину его кто‑то ударил, ножом. Сразу умер, не мучился.
Дарья зарыдала взахлёб, бросилась ко мне на шею. Рядом голосила Маша.
- Так, хорош голосить. Дитя накормлено? О живых сейчас думать надо.
Маша первой взяла себя в руки, помогла подняться Дарье, и обе пошли в комнату к ребёнку. Помощники из них сейчас - никакие.
Я накинул тулуп, побежал на торг, нашёл в ремесленном ряду плотников и пригласил их домой - гроб ведь делать надо, мерку снять. И закрутилось - нанять рабочих могилу вырыть на кладбище, в церковь - отпевание заказать, женщин нанять для готовки на кухне на поминки.
В красном углу дома, перед скорбным ликом Богоматери, горела свеча, пахло ладаном. Перед образами, шепча слова молитв и вытирая непрерывно струящиеся слёзы, стояли на коленях Дарья и Маша.
Весь следующий день я метался как угорелый. На меня одного свалилось множество хлопот, связанных с погребением близкого человека. И никаких тебе похоронных бюро и катафалков.
А после отпевания и похорон - поминки. Много народу собралось, в основном купцы да соседи. Каждый считал своим долгом подойти к безутешной Дарье и выразить ей соболезнование. Много добрых слов об Илье прозвучало в этот день.
Мы чинно посидели, помянули раба Божьего Илью, - денег даже собрали, как водится по русской традиции.
И дом как‑то сразу опустел. Никто не кричал с порога: "Как дела, зятёк?" Поговорить, посоветоваться, да что там - кружку вина стало выпить не с кем. Остро чувствовалась потеря. А уж как Дарья переживала! Исхудала вся, молоко пропало. Я утешал как мог, только здесь лекарь один - время.
Немного отойдя от похорон, я кинулся на поиски убийцы. В груди горел огонь отмщения, и ничем его было не погасить, кроме как справедливой местью. Кое–какие зацепки для поиска есть.
Говорил же мне артельный, что человека выгнал с коптильни Илья, а ежели учесть, что Илье нанёс смертельный удар в спину явно знакомый, то и проверить этого человечка следовало в первую очередь.
Оседлав лошадь, я отправился в деревню Крюково, что через лес от коптильни. Дорога к коптильне была тупиковой, но, не доезжая немного до артели, дорога имела ответвление вправо. Узенькая такая дорожка, малоезженная. Невелика, вероятно, деревушка.
Так и оказалось. Одна кривая улочка и четыре избы. Из труб печных дымок вьётся, стало быть, во всех домах люди есть.
Я постучал в ворота первого же двора. Вышел среднего возраста какой‑то расхристанный мужик, без пояса на рубахе, с запахом вчерашнего разгула изо рта.
- Мне бы Аристарха.
- Ну вот он я. Чего надоть?
- Поговорить.
- Пошли во двор, чего на улице стоять.
Мы зашли во двор.
Не ожидал я так сразу на Аристарха наткнуться, подрастерялся слегка, но быстро взял себя в руки.
- Чего хотел? - прогундосил мужик.
- Лошадь у меня украли, видаки говорят - сюда вроде след ведёт.