- Здоров ты спать, брат, - шагнул в комнату купец. - Забыл, о чём вчера уговаривались?
- С тобой ехать.
- Так собирайся живо. Сейчас поедим немного, и в путь.
Чего мне было собирать? Мешок с деньгами - правда, неполный, едва одна треть, сумка с бельишком, и ещё одна - с инструментарием. Одеться - одна минута, ещё две - на туалет и умыться, и вскоре мы ели кашу с мясом, запивая сытом. Поев, надели тулупы и вышли во двор.
Слуга кинулся осёдлывать мою лошадь, а купец принялся проверять, как уложен да увязан груз на санях. Конь у него был здоровый, как немецкий першерон. Скорости от такого не жди, зато любой груз тянуть легко будет.
Когда слуга привёл моего коня, купец предложил:
- Клади свои пожитки в сани. Тебе удобнее ехать будет, а мой конь даже не почувствует.
Я так и сделал. Сунул свои вещи под полог на сани и поднялся в седло. Завидев саблю на боку, купец спросил:
- Владеешь али для грозности носишь?
- Учён немного, за себя постою.
Купец вытащил из‑под полога секиру, показал мне и вновь убрал.
- А мы по–дедовски, так оно надёжнее. Вдвоём‑то мы уже не всяким разбойникам по зубам, как мыслишь?
- Лучше без этого обойтись.
- Твоя правда.
Калашников по дороге ехал впереди, я верхом - за ним. Узковата дорога, только когда съехали на лёд реки, я пристроился рядом.
До вечера мы наговорились всласть, перебрав многие темы - от чумы, гулявшей по Руси о прошлом годе, до торговли.
- Пока снег да дороги проезжие, думаю ещё пару ходок за товаром сделать, а ежели удача не отвернётся, ладно куплю, - мечтательно произнёс купец.
- Зачем она тебе? Её покупают не в соседнее село сплавать. В дальние города, а то и чужие страны на ладье ходят. Каждое путешествие, почитай - по полгода. Когда же с семьёй быть?
- Зато выгодней. За море сходил - сам–три, а то и сам–пять обернуться можно. По месту же крутишься–вертишься, а получается - то с товаром прогорел, то разбойники обчистили. А три года тому назад опричники лапу на товар наложили, вообще с пустой телегой домой вернулся. Хорошо, хоть сам живой остался. Нет, ладья - замечательно. За морем товар купил, и в своём городе к пристани причалил.
- Так и в море пираты да каперы есть.
- Пушку куплю, - рассудил купец.
Эх, Александр, знал бы ты, что одной пушкой от каперов не отбиться. Видимо, не был в море никогда, не обжигался.
До полудня мы успели проехать вёрст пятнадцать, что для лошади, запряжённой в сани, довольно неплохо. Мирно тянулся наш разговор.
На берегу замёрзшей реки показалась большая деревня, и только мы с ней поравнялись, как оттуда на лёд хлынула толпа парней и молодых мужиков. Все они были изрядно выпивши, многие без верхней одежды - кровь молодая да вино грели. И прямым ходом - к нам. Видно - кулаки чесались. Нет, чтобы между собой кулачный бой устроить - стенка на стенку, так решили чужаков побить.
Я, надо признать, слегка струхнул. У них в руках никакого оружия нет - ни ножей, ни кистеней, о саблях я уж и не говорю - откуда они у деревенских. Стало быть, и против них оружие применять нельзя. Ранишь кого или убьешь - видаков полдеревни. Никакой суд - хошь княжий, хошь наместника - не оправдает.
Положение спас купец. Он шустро соскочил с саней, вытащил из‑под облучка кнут. С толстой ручкой, длинным - метра четыре - хлыстом. Расставив ноги, он преградил путь приближающейся толпе. Мне стало неуютно. Я расстегнул тулуп, проверил пистолет. Оружия‑то у них нет, только и кулаками можно калекой сделать али до смерти забить.
По мере того как толпа приближалась, пьяные выкрики усиливались. Александр стоял молча - спокойно, незыблемо. Толпа остановилась, вперёд выскочил шустрый подросток, и, как водится, стал поносить нас, провоцируя на драку.
Купец стоял молча, с непроницаемым лицом.
Наконец некоторым, наиболее рьяным парням, надоело ждать. И они кинулись к купцу. Александр как‑то ловко взмахнул кнутом, и хлыст из бычьей кожи прошёлся по рубахам, разорвав их.
Толпа взвыла, собираясь просто затоптать нас. Купец заработал хлыстом, как голодный - ложкой. Щелчки бича следовали один за другим, удары были сильные, мощные. Такие, что если под удар попадал один человек, то его отбрасывало назад, а одежду рвало в клочья, обнажая исполосованную кожу.
Толпа сначала остановилась, затем стала медленно отступать, а потом и вовсе рванула назад. На льду реки остались треухи, варежки, клочки порванной одежды. Такого владения кнутом я ещё не видел. Один! Один бичом разогнал пьяную толпу. Я был удивлён без меры. У меня всегда профессионализм, в чём бы он не проявлялся, вызывал уважение.
- Александр, ты силён. Глянь–ко, один толпу разогнал.
- Так на кулачках мы бы вдвоём с ними не справились, не секиру же доставать.
Купец снова уселся в сани, сунув кнут под полог, и мы продолжили путь.
- Александр, а зачем тебе секира?
- Как зачем - от разбойного люда да лихих людей обороняться.
- Это понятно. Но почему именно секира, а не другое оружие? Секира тяжеловата, в бою не всякий мужик ею долго махать сможет.
- А я и не воин, в сечах не бывал. Секира мне от батюшки досталась. Мне нравится, от неё ни одна бронь не убережёт. Коли попал удар по ворогу, считай - не жилец. На том и стою.
У меня просто слов не нашлось в ответ.
Некоторое время мы ехали молча, переживая первое дорожное происшествие. Неплохой мужик купец этот, мне он нравился. И выпить может, и за себя постоять.
- Саш, а ты чего обоза попутного ждать не стал?
- Как ты меня назвал? - удивился купец.
- Сашей - ну, от Александра имя, дома обычно так называют.
- Дома меня Ксандром зовут.
- Хочешь - и я буду звать так же.
- Обоза я два дня ждал; ещё бы сидел, да ты удачно подвернулся, вот и решился я.
- Так ведь ты меня не знаешь, может я - тать.
- Не похож ты на татя. А одному ехать никак нельзя. Случись разбойники или ещё какая напасть - спину прикроешь или другую помощь окажешь. В пути русские люди помогать друг другу должны, коли веру блюдут.
- Верно мыслишь.
- А ты чего в лекари подался? От нужды?
Я удивился:
- Почему же от нужды?
- Ну вот отец мой и дед торговлей промышляли, мне ремесло передали, с нужными людьми познакомили.
- Нравится мне это дело - людей лечить, здоровье возвращать. Можно сказать - по велению сердца.
- Бона как! И что - кормит ремесло?
- А ты загляни в мой мешок, дозволяю.
Ксандр перегнулся с облучка, дотянулся до мешка, развязал и залез в него рукою. Вытащив пригоршню золотых и серебряных монет, ахнул.
- Похоже, не тем я всю жизнь занимался.
Бросил деньги в мешок, завязал его.
- Чего же с собой такие деньжищи возишь? Пустил бы в дело!
- Хотел пустить, часть уже потратил. Дом каменный в Пскове строил, да вот до конца не успел.
- Погоди‑ка, недалеко от постоялого двора дом из белого пиленого камня стоит. Стены и крыша есть, но без окон. Твой?
- Мой.
- Хорошие хоромы будут. Я уже смотрел на него - красив и ладен, глаз не отвести. Я уж думал про себя - повезло человеку. А ты вон со мной из Пскова уезжаешь. Стало быть - не такой ты и везучий.
- Ага, белая полоса в жизни, потом чёрная. Тестя убили - отомстил, потом жена выгнала. Точно - неудачник.
- Не унывай, не вешай носа. Уныние - грех.
Так мы и ехали до вечера, разговорами скрашивая дорогу. На ночь остановились на постоялом дворе.
Через три дня были в Великих Луках, а потом - Ржев, Можайск… К концу третьей седмицы мы въезжали в Москву. Ксандр сразу предупредил:
- Возьми свой мешок из саней и рот не разевай. В Москве народ шустрый - коня из‑под тебя уведут, и не заметишь. Лучше бы её вообще проехать, пока не вечер.
Так и сделали, хотя это было непросто. Улицы узкие, кривые, народом запружены. Но Ксандр дорогу знал, и часа через три мы уже выезжали из городских ворот.
По Владимирскому тракту почти непрерывно тянулись сани, ехали верховые. Такой же поток шёл в Москву. Отстроилась Москва после пожаров, каменных домов много появилось, но и бревенчатых изб хватало. Новых, желтевших ошкуренными брёвнами до следующего пожара.
Мы отъехали вёрст на пять - ещё виднелись купола московских храмов, - как начало смеркаться. Вовремя подвернулся постоялый двор, где и заночевали.
Так, хоть и неспешно, но непрерывно двигаясь, к концу недели мы подъехали к Владимиру. Купец, завидев городские стены, встал во весь рост на облучке и заорал:
- Дома!
Мой Орлик от испуга аж в сторону шарахнулся, а Ксандров битюг только ушами запрядал и продолжал тянуть ровно. Наверное - дом чуял, конец дальнего пути.
Мы миновали городские ворота, где Ксандр заплатил мыто стражникам.
- Ну что, Ксандр, давай прощаться?
- Как "прощаться"? Не по–людски будет. Ко мне едем - покушаем домашнего, в баню сходим, а то я запаршивлю скоро, отоспимся. А там уж решай - что делать. Может, и я чем помогу.
Так и сделали.
Дом у Ксандра оказался хлебосольным. Жена встретила мужа радостно, меня - приветливо. Быстро собрала на стол, пока купец товары из саней в подклеть сносил. Слуга кинулся печь в бане топить, воду греть. Время провели за рассказами жене о путешествии, попутно подъедая угощение.
- Ты не налегай на еду, Юра. В баню сытым лучше не ходить. Вот помоемся, тогда и поесть от пуза можно, и выпить.
Вошёл слуга, объявил:
- Банька готова!
Я достал из своей сумы чистое исподнее, и мы отправились в баню. Банька приятно удивила: чистый предбанник, парная, моечная. Везде выскобленные до желтизны полки, чистота, запах дерева. Пахло распаренными вениками. Ксандр щедро плеснул на каменку квасом, и нас окутало облако пара, вкусно пахнущего хлебом. Я и сам люблю русскую баню, но Ксандра перещеголять было невозможно. Он лежал на самой верхней полке и кричал:
- Поддай парку!
А у меня от жара аж волосы трещали, хотя на голове войлочная шапка была.
Я сдался первым - выскочил в моечную, ополоснулся тёплой, а потом холодной водичкой, и уселся в предбаннике. А тут на столе - холодный квас и холодное же пиво в запотевших горшках, рыбка вяленая и копчёная.
Посидели, попробовали из обоих кувшинов, попотели, остыли, смыли в моечной пот - и в дом. Славно - в чистом белье, сам чистый до скрипа кожи, стол от яств ломится.
Мы ели и пили до полуночи, и ещё сидели бы, да глаза слипаться начали. Заметил Ксандр, что носом я клюю, и проводил в спаленку. Эх, благодать!
И утром никто не будил, спал до полудня. В доме тишина - дети не кричат, слуги на цыпочках ходят, жена на кухне посудой не гремит - хозяин вернулся!