- Смотри, что мне привезли из дома! - сказала Вера, наставив на меня наган.
Я машинально ударил ее по руке, выбив оружие, а потом бросился целовать ушибленное запястье.
- Вы меня сделаете заикой, - сказал я чуть не плачущей жене. - Сначала наставил ствол какой‑то тип с уголовной рожей, потом ты суешь наган в лицо. Тебе никогда не объясняли, что с оружием так нельзя обращаться? Сильно ушиб? Извини, я не хотел.
- В барабане нет ни одного патрона! - сердито сказала она. - Я не дура и знаю, как им пользоваться. Ты мог бить не так сильно? Теперь будет синяк…
Я подобрал с пола действительно разряженный револьвер и отдал Вере.
- Матери не показывала? Как ты с ним управляешься?
- Твоя мама отнеслась спокойно, а вот Ольга завидует. А стреляю я из него лучше брата. Пошли ужинать, а то уже подвело живот. Если вы и дальше будете так задерживаться, я начну ужинать сама.
Я быстро переоделся, и мы присоединились к остальным, которые уже сидели за столом. Все проголодались, поэтому разговоры начались только после того, как почти все было съедено.
- Ты что‑нибудь решил? - спросила мама отца.
- Договорился о переводе наших денег, - ответил он. - Есть возможность все прокрутить через Японию, но за это придется заплатить.
- Нам все равно ехать через Сибирь, - сказал я, - так что Япония - это удобно.
- Я тоже так думаю, - согласился он. - У нас будут сертификаты одного из японских банков, имеющего отделение в Сиднее. Это удобно тем, что нигде не всплывут наши имена, и не придется возиться с золотом. Паспорта у нас тоже будут другие.
- Не заложат нас твои коллеги? - спросил я. - А то вся конспирация пойдет коту под хвост.
- Это не только коллеги, но и друзья. Плачу я не им, они в этом деле только посредники. Мне дали гарантии, что никто ничего не узнает, но за все услуги берут двадцать тысяч.
- Дорого, - недовольно сказала мама и с укором посмотрела на меня. - Может, не будем оставлять дворец Катерине? Зачем он ей?
- Мы заплатим из своих денег, - пообещал я. - А что ты такая грустная, сестренка?
- Зато ты почему‑то очень веселый! - зло сказала Ольга. - Не хочу я никуда уезжать, ясно тебе? Здесь я была княгиней Мещерской, а кем я буду там? Вот надо тебе было вылезать с этой статьей? Умные люди наркотики не употребляют, а губить всю нашу жизнь из‑за дураков… Сам же говорил, что этот закон все равно примут позже!
- Оля! - одернула ее мама.
- Что ты мне затыкаешь рот! - выкрикнула сестра. - Он сам спросил, вот пусть и слушает!
- Пусть выговорится, мама, - остановил я возмущенную мать. - Она член семьи и имеет право на свое мнение. Значит, ты не хочешь жить в Австралии. А где хочешь?
- Меня вполне устраивает империя! - уже тише сказала Ольга. - Или хотя бы Франция. Для чего ехать на другой конец света?
- А империи скоро не будет, - сказал я. - Еще два–три года, может быть, пять, и ее раздерут на куски, а оставшиеся жители станут людьми второго сорта. Может, к их детям будет другое отношение, но они уже не будут русскими. Пруссы тоже когда‑то были славянами, а их потомки ничем не отличаются от немцев. Франция, конечно, ближе, но нас там выловят в первый же день. Сколько там той Франции!
- Как не будет? - опешила сестра. - Кто нас может разорвать?
- Англичане, - начал я перечислять, загибая пальцы, - твои любимые французы и немцы. Это основные, но будут еще и другие. Наверняка попробуют отхватить по куску турки, японцы и янки. После развала империи на ее останках не захочет поживиться только ленивый. И много после этого будет значить благородство твоего рода, если за ним нет силы? Ты не просто княгиня, а княгиня Российской империи! Хотя тебя можно будет пристроить замуж где‑нибудь за границей. Ты красивая девушка с хорошей родословной, так что кто‑нибудь возьмет.
- Ты все врешь… - растерянно сказала она.
- Империя в долгах как в шелках, - сказал я. - Промышленность, транспорт и горное дело нам уже не принадлежат. Банки тоже контролируют иностранцы, которые высокими процентами по кредитам сейчас разоряют торговцев и тех промышленников, которые еще были на плаву. Армию разрушают, народ спаивают и травят наркотиками, а править нами ставят иностранцев. Вон у отца в департаменте всем заправляет выписанный из Парижа француз. И отец Веры мне сказал, что такие уже возглавляют другие департаменты и работают товарищами министров! Не было бы этого засилья, нам бы никуда не пришлось уезжать! Первое же покушение стало бы для его организаторов последним.
- Господи! - сказала мама. - А почему не вмешается император?
- А он постоянно вмешивается, - объяснил я. - Наши долги - это во многом заслуга его отца и его стервозной жены, а закон о "легких" наркотиках пропихнул лично он. Наши Романовы виноваты больше всех остальных. Впрочем, они уже давно не русские. В Николае до черта немецкой крови, а его женушка вообще немка с примесью английской крови. Очевидно, и воспитание соответствует родословной. Убил бы, если бы мог!
- Сережа, это правда? - спросила мама. - Неужели все так, как говорит Алексей?
- Так, - ответил отец. - В чем‑то он, может быть, немного сгустил краски, а в остальном все верно. Если не найдется сила, которая пресечет династию и вернет нам наши богатства, то все закончится плохо. А если найдется, то это война и, наверное, не одна. Бог знает, что здесь будет твориться, так что мы еще можем выиграть от этой поездки. Только боже вас упаси об этом с кем‑нибудь болтать! Слышишь, Ольга? Иначе мы все попадем не в Австралию, а в ссылочные лагеря! И это еще в лучшем случае, потому что можем и туда не доехать.
Ужин закончился, и все разошлись по своим комнатам. Жена заняла кресло и сидела в нем молчаливая и печальная, не делая попыток завязать разговор. Я лег на кровать и тоже задумался. Ведь знал, что мне постараются отомстить, но отнесся к этому как‑то легкомысленно, что ли. Понятно, что сделал большое дело и даже прославился, но заговорщики на меня так и не вышли, а мертвому слава не нужна. А ведь можно было навестить этого отставного коллежского советника до публикации, а не после, но для меня главным было пропихнуть статью! Почему не сработала голова, и я проявил легкомыслие? Чьей личности я этим обязан? Может быть, обеим? Я–Рогов был старым человеком с большими знаниями и опытом, но мозги уже соображали не очень… Ведь полез же я на того мордоворота! Какой толк от знания приемов, если разваливаешься на ходу! Но девчонка так кричала, что я не выдержал… А молодой князь Мещерский еще ни разу не был крепко бит ни жизнью, ни даже родителями. И что получилось в результате нашего слияния? Плохо, если я и дальше, как сейчас, буду крепок задним умом. Отец мне подыграл, потому что никогда не сталкивался в своей работе с мафией и плохо знал, с кем мы имеем дело. Какой‑нибудь оперативник из девятого делопроизводства действовал бы совсем иначе. Мысли от собственного поступка, который я в глубине души по–прежнему не считал глупостью, перетекли на сегодняшний разговор с физиком. Что он имел в виду, предлагая мне помощь? Откуда такие возможности у не обремененного знатностью и богатством преподавателя университета? Заговорщики? Может, и так, но я не собирался вслепую совать голову в мешок, который кто‑то куда‑то унесет и неизвестно что с ним потом сделает. Я понимал, что никто передо мной раскрываться не будет, но ведь можно было хоть что‑нибудь сказать! В голову по–прежнему не приходило ничего, кроме отъезда за границу. А тут еще на Ольгу навалилась хандра. Так, что‑то моя Вера слишком долго молчит. То не может молчать и пяти минут, а теперь такое впечатление, что заснула.
Я слез с кровати, подошел к ней со спины и обнял за плечи.
- Что грустим, малыш?
- Переживаю за свою семью, - тихо ответила она. - Мы с тобой и раньше о многом говорили, но когда ты все вывалил на сестру с матерью, я почему‑то сразу поняла, что так на самом деле и будет. И они это поняли и растерялись. Мы увезем твою семью, но моя‑то остается! А я их очень сильно люблю. Я для твоих уже родная, хотя мы с тобой женаты всего несколько дней, но все равно буду тосковать по своим. Австралия - это навсегда или очень надолго. Я уже вряд ли когда‑нибудь увижу отца, а брата… Если увижу лет через двадцать, это будет уже совсем другой человек. И мне не только страшно их потерять, мне страшно за них. Если знать, что они где‑то есть, и у них все в порядке, уже легче жить. Но если империю начнут рвать на куски, они свое дело просто так никому не отдадут! А кто тогда будет считаться с русскими! Я боюсь, Алексей, что их обоих просто убьют! И звать с собой бесполезно. Не нужна русским чужая сторона, пока совсем не припечет. Нас припекло, а их еще нет, поэтому никуда они сейчас не уедут, а потом будет поздно.
- Твой отец не такой уж безрассудный человек, - возразил я. - Драться он будет, но и подготовит пути отхода. Если станет совсем невмоготу, заберет сына и уйдет. Надо только дать знать, где мы будем, но так, чтобы это нигде не всплыло. Не будут нас разыскивать по всем странам, но если засветимся, тогда отыграются. Нужно получить адрес его доверенного человека, которому можно было бы отправить письмо. И им самим ничего нельзя отправлять, только через кого‑нибудь.
В дверь постучали, и, когда я открыл, увидел Ивана.
- Вам звонят, князь, - сказал он. - Какой‑то ваш друг, который не захотел себя называть.
Я сходил в прихожую и взял трубку. Звонил Олег.
- Кто у тебя на телефоне? - встревоженно спросил он. - Вы там целые?
- Пока целые, - ответил я. - А ты звонишь по делу или просто так?
- Я хочу к тебе сейчас приехать.
- К нам сейчас нежелательно приезжать, - нерешительно сказал я. - И охрана уже уехала, да и вообще это может быть для тебя опасно.
- Я сейчас буду! - сказал он и бросил трубку.
- Скоро ко мне приедет друг, - чертыхнувшись про себя, сказал я Ивану. - Это князь Олег Игоревич Гагарин. Когда приедет, скажите мне, откроем вместе.
Олег приехал на машине через пятнадцать минут, и почти тотчас же зазвонил дверной звонок. Наверное, он поднимался бегом, прыгая через три ступеньки. Я на всякий случай спросил, кого принесло, и, услышав его голос, открыл. Друг посмотрел на громилу с пистолетом и изменился в лице.
- У тебя разговор для меня одного или сможешь говорить при жене? - спросил я. - Спрашиваю, чтобы знать, куда тебя первым делом вести.
- Наверное, лучше поговорить наедине, - сказал он, - а потом можно поговорить с Верой.
Олег был на нашей свадьбе и видел жену, но близко с ней не общался. Надо было к нему съездить или пригласить к себе, но я не хотел светить нашей дружбой. А сейчас он примчался сам.
- Чтобы занять кабинет, нужно спрашивать у отца, - сказал я. - Мне этого делать не хочется, поэтому остаются кухня или столовая.
- А где ваша Наталья? - спросил он.
- Охранники перед отъездом забрали с собой. Никого из нас сейчас просто так не отпускают. Слушай, пойдем на кухню: туда сейчас никто не зайдет.
На кухне мы сели за стол, которым пользовалась служанка, и он мне рассказал, из‑за чего примчался.
- К отцу сегодня пришел статский советник князь Сергей Михайлович Путятин. Ты его у нас как‑то видел. До недавнего времени он был товарищем министра юстиции.
- Выгнали и заменили иностранцем? - попробовал я догадаться.
- А как ты узнал? - поразился друг. - Это же случилось всего три дня назад и пока никому не сообщалось. Отец сказал?
- Не он первый, не он последний, - сказал я. - Кем его заменили?
- Каким‑то англичанином. Но я к тебе приехал не из‑за этого. Когда он плакался отцу, я был в соседней комнате и не участвовал в их разговоре. Просто они говорили громко, а дверь была неплотно прикрыта. От его отставки перешли к другим делам и стали разговаривать тише, а потом меня позвал отец. Слушай, говорит, в какое дерьмо влез твой дружок Мещерский, и мотай на ус. Не дай бог тебе так подвести семью. Лично убью! И с Мещерскими чтобы не знался!
- И что же тебе сказал князь Путятин? - спросил я.
- Что вас с отцом непременно должны убить и не поможет никакая охрана. Любому дураку ясно, что старший Мещерский ознакомил сына с этим проектом. Это, говорит, его счастье, что еще болеет новый глава Департамента, он бы живо организовал служебное расследование. Сергей Александрович, говорит, хитрый жук и наверняка подчистил все концы, да и статья написана со ссылками на источники в Думе, но господину Дюкре не нужны доказательства. Хотя вряд ли Мещерский доведет дело до разборок. Он, как умный человек, сейчас должен выйти в отставку и забиться в какую‑нибудь глушь. Это правда, что вы уедете?
- Может быть, - сказал я, отведя взгляд в сторону. - Пойми, я больше боюсь не за себя или отца, а за женщин.
- Князь сказал, что женщин не тронут. Не из благородства, а потому, что это вызовет слишком большой шум, а убийство легко связать с твоей статьей.
- Это он высказал свое мнение или англичан? - с иронией спросил я. - Если наймут каких‑нибудь бандюг, очень они будут разбираться. Ладно, спасибо за то, что предупредил, но ты мне не сказал ничего такого, чего бы я не знал. Машину не отпустил? Ну и хорошо, пойдем, поговоришь с женой и поедешь домой.
Приезд Олега немного оживил Веру, но долго мы не общались, и вскоре друг уехал. После его отъезда я пересказал наш разговор отцу.
- Надо поторопиться, - озабоченно сказал он. - Завтра же подпишу прошение об отставке. Как твоя Вера? На ужине она мне показалась подавленной.
- Она переживает из‑за своих близких, - ответил я. - А я из‑за них беспокоюсь мало. Николай Дмитриевич очень предусмотрительный человек. А вот Ольга меня тревожит по–настоящему. Попробую сейчас к ней сходить. Вера может утешиться со мной, а Ольга предоставлена самой себе.
Я подошел к комнате сестры и постучал. Мне никто не ответил, и я повторил стук. Дверь приоткрылась и Ольга спросила, что мне нужно.
- Хочу поговорить, - сказал я. - Пустишь?
- Проходи, - она посторонилась, и я вошел в комнату, освещенную лишь слабым светом ночника.
- Пришел к тебе поплакаться, - сказал я, садясь на краешек ее кровати. - Сядь рядом.
- Тебе‑то что плакаться? - с неприязнью спросила она. - Я думала, что ты сейчас будешь меня утешать.
- Почему ты меня так не любишь, Оля? - спросил я. - В детстве мы дружили, и я всегда был хорошим братом. У тебя не было причин меня в чем‑то обвинить. А когда повзрослели, ты начала от меня отдаляться. Появление Веры поставило на наших отношениях крест. К ней ты свое отношение изменила, а ко мне - нет! Я понимаю, что виноват, но все это началось задолго до моей статьи. Не скажешь, в чем причина? Часто братья и сестры ближе друг к другу, чем к родителям. Родители уйдут, и мы останемся вдвоем, единственные близкие по крови люди. У нас в будущем может быть много испытаний, в которых мы должны поддерживать друг друга…
- Не трать на меня свое красноречие, - сказала она, встав с кровати. - Ты очень сильно изменился, говоришь, как какой‑то старик. Лучше тебе не доискиваться причин. Не бойся: я постараюсь вам не мешать. А сейчас иди, я буду спать.
Я хотел ее обнять, сказать что‑нибудь ласковое, но ей это было не нужно. Ну что же, насильно мил не будешь. Я вышел из ее комнаты и прошел в свою. Здесь меня ждал сюрприз: впервые с тех пор, как Вера осталась ночевать в этой комнате, она не стала меня ждать, а легла и заснула. Я постарался не шуметь, разделся и лег рядом. За весь день не было никакой физической нагрузки, кроме моих спортивных занятий, но из‑за постоянного нервного напряжения я к концу дня чувствовал себя уставшим, поэтому очень быстро заснул.
Утром Вера была весела и до завтрака успела получить от меня то, что не получила перед сном. После этого она опять заснула, а я пошел в коридор заниматься спортом. Немного мешала стоявшая в нем кушетка, на которой ночью отдыхал Иван, и его взгляды, но я на все наплевал и очень хорошо поработал, впервые с гантелями. Наталья пришла до моего появления и сейчас занималась готовкой. Потом был завтрак, после которого отец ушел на службу. Прошла минута с его ухода, когда во дворе раздались выстрелы, и кто‑то закричал. Я не собирался никуда уходить и был в халате. Метнувшись в свою комнату, схватил пистолет и побежал в прихожую. К этому времени выстрелы стихли. Пока я обувал туфли, меня догнала жена со своим наганом.
- Никого не впускай! - сказал я Ивану. - А ее не выпускай!
Открыв дверь, я осторожно спустился на первый этаж и выглянул из подъезда. Первое, что бросилось в глаза, это тело одного из охранников, лежавшее возле автомашин. Левее входа с пистолетами в руках стояли два охранника, а посмотрев направо, я увидел еще одного охранника, который помогал идти к подъезду раненому отцу. Я подбежал к ним и поддержал отца с другой стороны.
- Прострелили руку, - сказал он, морщась от боли, - а вторая пуля попала в плечо и, по–моему, там осталась.
- Нам кто‑то помог, - сказал идущий со мной охранник. - Пять бандитов прошли во двор и открыли огонь, убив одного из наших. Нам удалось подстрелить только одного, а потом кто‑то начал стрелять со стороны соседнего дома, и за полминуты положил всех напавших. По–моему, стреляли с чердака из винтовки.
Мы подняли отца на второй этаж, завели в квартиру и уложили в коридоре на кушетку Ивана. Я вызвал скорую, а пришедший со мной охранник позвонил сначала в свое агентство, а потом в полицию. После этого мы оставили отца на попечение перепуганных девушек и плачущей мамы и спустились во двор.
- Пять трупов, - сказал нам один из охранников. - Мы своего ранили, но его потом кто‑то добил выстрелом в голову. Кто бы это ни стрелял, он нас спас. Место открытое, а нападение было внезапным, причем тогда, когда двое из нас собирались на выезд. Наша охрана рассчитана на одного–двух вооруженных преступников, но не пятерых.
- Как они выглядят? - спросил я.
- Очень прилично одеты, - ответил он. - Лица лично мне незнакомы. Вооружены пистолетами разных систем. Карманы мы им еще не смотрели, но только идиот возьмет с собой на дело документы.
Прозвучал приближающийся сигнал сирены, и во двор въехала машина скорой помощи. Почти сразу же за ней появились два "форда" полиции. Врач с санитаром побежали в нашу квартиру, а полицейские занялись осмотром места происшествия. Не знаю, был ли кто из жильцов во дворе во время налета, но если такие и были, они все попрятались по своим квартирам и сейчас выглядывали из окон. Оставив охранников разбираться с полицией, я поднялся в квартиру. Отцу делали перевязку, и я спросил у врача о его состоянии.
- Два ранения, и оба сквозные, - ответил он. - Кости не задеты, и небольшая кровопотеря, поэтому мы вашего отца быстро поставим на ноги.
- На ноги мы его будем ставить сами, - категоричным тоном сказал я. - Сделайте перевязки, а потом будете его лечить здесь, или я обращусь к частникам.
- Как же можно… - растерялся он.
- В вас часто стреляли во дворе вашего дома? - спросил я.
- В меня вообще никогда не стреляли…
- А если мы отвезем к вам моего отца, его в вашем госпитале убьют, и могут пострадать те, кто окажется рядом. Скажите своему начальству, что родственники отказались от госпитализации, и объясните почему, а потом позвоните нам. Вот визитка.
Медики закончили свои дела и ушли, а я присел на отцову кровать.
- Плохо дело, Алексей, - сказал он. - Ранения не тяжелые, но дней десять мне придется полежать.