- Плохо я к нему отношусь! - сердито сказал Николай Дмитриевич. - Можете не оглядываться, здесь нас никто посторонний не услышит. Вредный закон, хоть и говорят, что к его принятию приложил руку сам государь. Много работников, особенно из молодых, употребляют эту пакость и становятся никуда не годными людьми. В деревнях этого меньше, а в городах, особенно среди фабричных, встречается чаще. Мало нам было пьяни, так теперь еще и это! А к чему вопрос?
- А к тому, что вдобавок к тому закону хотят принять еще один, который разрешает дурь посильнее! Кто этим занимается из наших европейских соседей, я не знаю, но думаю, что многие. В Азии устраивают огромные плантации мака и заводы по его переработке, а сбывать готовый продукт собираются у нас.
- Если у них получится, это будет конец нашей жизни! - мрачно сказал он. - Если не всех потравят, остальных возьмут голыми руками!
- Им‑то что! Только этого и добиваются. Всем нашим соседям, а теперь еще и американцам, не дают покоя наши земли и все их богатства, да и империю многие воспринимают, как соперника.
- А кто проталкивает? - спросил Николай Дмитриевич. - Не наши?
- Нет, это не прогрессивная партия, - ответил я. - Кадеты. Только это большой роли не играет. Многие депутаты куплены и просто выполняют заказ. Я узнал об этой возне от отца, и возникла мысль подложить им свинью. Если опять ждать указа императора, потом всем заткнут рты. А пока это только инициатива одной из думских фракций, цензура пропустит…
- Вы написали статью? - спросил он. - Уже вышла?
- Выйдет в завтрашнем номере, - ответил я. - Потом день–два будут разбираться, кто посмел раскрыть пасть. Деньги в этом замешаны большие, а привлечь императора будет сложней, особенно если эту тему подхватят другие. За себя я не слишком опасаюсь. Ношу с собой пистолет и без него кое–чему обучен, да и не станут сейчас связываться.
- Почему? Из‑за отца?
- Отец в таких делах не защитник, - покачал я головой. - Он сам может пострадать, хоть не слишком в это верит. Просто я автор этой статьи, и если меня сейчас грохнуть, толку будет мало, а шума - много. А вот наказать кого‑нибудь из близких мне людей… Это нельзя будет напрямую связать со статьей, но меня может ударить посильнее смерти. Мертвые боли не чувствуют, а я буду страдать. Так сказать, урок для наглого бумагомарателя.
- И что предлагаешь? - переходя на ты, спросил он. - Ты об этом уже думал, и должны быть какие‑то мысли.
- На работе я за ней пригляжу, - сказал я, - а во всех других случаях нужна охрана. Было бы неплохо возить ее на машине и постоянно менять маршруты. Да и вам с Иваном надо поберечься. Вряд ли на вас будут отыгрываться, но все равно…
- Зря ты это затеял! - недовольно сказал он. - Один бог знает, чем это закончится для Веры! Не мог напечатать под чужим именем или кому‑нибудь отдать!
- А смысл? - возразил я. - Ну да, обыватели никогда не узнали бы, что это написал князь Мещерский, но тем, кого я обижу, узнать автора будет проще простого. Чиновнику департамента полиции приносят бумаги, которым он чинит препоны, а через несколько дней в газете, где работает его сынок, всплывает их содержание. Думаете, будет сложно сделать правильные выводы? В конце концов, как следует прижать редактора, и он все выложит. Я вообще удивился, что он легко пошел на подобную публикацию. А отдавать статью в другую газету… Я очень сомневаюсь, что ее там напечатают, но кого‑нибудь из своих пошлют в Думу к кадетам для проверки, и я попаду под удар без всякой публикации. Тогда точно грохнут. А если вообще ничего не делать, то нужно собирать вещички и вместе с Верой уезжать куда‑нибудь подальше, например, в Австралию. Там, конечно, тоже можно прожить, но уже наши внуки точно не будут русскими.
- Почему так думаешь? - спросил Николай Дмитриевич. - Из‑за наркотиков?
- Наркотики - это то, что бросается в глаза, - ответил я. - У нас мало кто читает "Вестник полиции", а в газетах этого указа не было, поэтому вы вряд ли знаете, что главой департамента полиции назначен француз. Он, конечно, принял подданство, но русским из‑за этого не стал. Более того, ему теперь и министр не указ, потому что не сможет отменить его кадровые решения. И это только первая ласточка!
- Я тебе назову еще двух таких ласточек, - зло сказал Николай Дмитриевич. - Товарищем министра путей сообщения у нас теперь англичанин Джеймс Хант, а Горный департамент Министерства государственного имущества возглавляет еще один англичанин Брайан Шорт.
- Раньше нас только стригли, а теперь решили снять шкуру. Кредитами всех не задавят, да и потравить всех водкой с наркотиками будет трудно, но если европейцы захватят ключевые посты, справиться с оставшимися будет нетрудно. В конце концов, для подавления недовольства могут ввести свои армии. Нашей к тому времени уже не будет, а если и будет, что она сделает при таком императоре? Своего дела у вас тогда точно не будет, хорошо если возьмут приказчиком. И это время не за горами.
- А что дворянство? - спросил он. - Неужто все на это будут спокойно смотреть? Зачем вы тогда нужны?
- Я еще чином не вырос, чтобы передо мной отчитывались, - сказал я. - Недовольных много, и большинству уже видно, к чему все идет, но есть ли этому сопротивление, я не знаю. Я еще потому написал под своим именем, что есть надежда, что меня заметят и используют. Есть у меня кое‑что ценное для таких людей, но вначале на них нужно как‑то выйти.
- Озадачил ты меня, - мрачно сказал Николай Дмитриевич. - Я русский и не желаю становиться каким‑то там австралийцем! Машину с охраной я для дочери сделаю, но мой тебе совет - жениться быстрее. Наплюй на обиду своей престарелой родственницы и сделай все дня за три. Напишешь, что вошел в ее положение и не стал беспокоить. Как‑нибудь переживет, а не переживет, так ей все равно пора помирать. Ладно, об этом я поговорю с твоим отцом. Давай теперь поговорим о приданом. Я вам даю пятьсот тысяч, да еще куплю дом или квартиру. Вот только как вам сейчас жить одним?
- Нам сейчас лучше пожить вместе с моей семьей, - сказал я. - Их тоже нужно будет охранять, и там это будет проще сделать.
- Дело хозяйское, - вздохнул он, - но мое предложение о доме остается в силе. И учти, что если тебе потребуется какая‑нибудь помощь, обращайся. Помогу всем, чем смогу.
Я простился с отцом Веры и перед уходом зашел в ее комнаты. Она предупредила, чтобы заходил без стука, что я и сделал. Моя невеста уже искупалась и сейчас сидела у окна в самой маленькой из комнат и сушила волосы феном.
- Долго вы разговаривали, - сказала она, обернувшись на звук моих шагов. - О чем договорились?
- Мне отдали тебя и полмиллиона в придачу, чтобы не отказался, - пошутил я.
- Дешево он оценил единственную дочь! - ответила шуткой Вера. - Что‑нибудь еще дает?
- Предлагал купить дом, но я пока отказался.
- А почему? У нас очень большой дом, но вряд ли ты захочешь в нем жить. У вас просторная квартира и замечательная семья, но свой дом всегда лучше.
- Все я понимаю, - вздохнул я, - но нам придется сейчас себя во многом ограничивать. Нет, деньги здесь ни при чем, дело идет о безопасности, в первую очередь о твоей.
- Это из‑за твоей статьи? И кто нам будет мстить?
Вера не читала статью, только слышала эмоциональное высказывание профессора Лазарева, поэтому я пересказал ее содержание и повторил то, что только что рассказывал Николаю Дмитриевичу.
- И долго нам так… беречься? - поежившись, спросила она. - Я не возражаю против машины, но я же не смогу работать! Охрана имеет смысл, если охраняет постоянно, а не только по пути на работу и обратно. А как быть на выездах по заданию редакции? Таскать на хвосте вооруженных охранников или безвылазно сидеть на разборе почты! Разве это работа? Я поняла, почему ты так сделал, и не обвиняю, но лучше какое‑то время посижу дома. И тебе нужно меньше мотаться. Навалятся где‑нибудь - очень тебе тогда поможет пистолет! А могут просто выстрелить из автомобиля. Это ты думаешь, что тебя не станут трогать, а они могут наплевать на шум.
- Пока наплевать предложил твой отец, - улыбнулся я. - Плевать будем на нашу итальянскую родственницу. Если на это пойдет мой отец, можно будет пожениться через три дня.
- Давай наплюем! - сказала Вера, выключила фен и прижалась ко мне. - Хочу, чтобы ты был моим, тогда готова терпеть любые неприятности!
- Я поговорю с отцом, - пообещал я. - Давай я тебя поцелую и пойду домой.
- Не хочу тебя никуда отпускать! - сказала она, оторвавшись от моих губ. - Давай сейчас закроемся, и будь что будет! Все равно скоро свадьба.
- Мы оба обещали твоему отцу, что этого не будет, - вздохнул я. - Я сам хочу остаться, но он может сюда войти в любой момент. Только дурак не догадается, чем мы с тобой занимаемся, а мне очень важно его доверие. Придется несколько дней потерпеть.
Я отказался от машины и пошел пешком сначала к редакции, а от нее к себе домой. От дома Водениковых на Садовой до здания, в котором располагались типография и редакция нашей газеты, пришлось идти двадцать минут, а потом еще пятнадцать - до нашего двора. Дорога на машине занимала минуты, а вот ходить пешком было опасно. На всем маршруте почти не было мест, где можно было укрыться. Надо покупать машину и нанимать шофера. Конечно, можно звонить в таксопарк и вызывать такси, но такой звонок несложно отследить. Черт, почему мы раньше не купили машину!
Я сильно задержался после работы, и отец уже давно был дома и встретил меня в коридоре.
- Зайди, - сказал он и первым вошел в свой кабинет.
Мы сели в кресла, и он спросил о моем разговоре с отцом Веры.
- Николай Дмитриевич не в восторге от того дерьма, в которое я влез сам и втянул его дочь, но принял мои резоны, - начал я рассказывать. - Он обеспечит Вере машину с охраной, но я с ней договорился, что пока посидит дома. Насчет свадьбы он созвонится с тобой. Отец, он предложил сыграть свадьбу через три дня. Напишем тете Наталье, что понимаем ее состояние и не настаиваем на приезде, а пригласим моих кузин с семьями. Лиза наверняка не придет из‑за купечества Веры, а Маруся будет, да и Катерине нетрудно приехать. За три дня обиженные до нас не доберутся, и можно будет спокойно отпраздновать.
- Пожалуй, - согласился он. - Что с костюмом?
- Сразу после работы сходили в салон "Бризак" и заказали мой смокинг и свадебное платье для Веры. Через два дня обещали сделать. Кольца я уже купил, а все остальное обещал сделать Николай Дмитриевич. Сам он это будет делать или за компанию с тобой - это меня не интересует.
- Лодырь, - улыбнулся отец.
- Да, он тоже так сказал, - вернул я улыбку. - Когда я возвращался, в голову пришла мысль: не продать ли нам оба наших дворца, пока они еще хоть что‑то стоят?
- Я понял твою мысль, - задумался он. - В обоих дворцах по десятку слуг и никакой охраны…
- И при разборках ничего не стоит сжечь эти дворцы, можно вместе со слугами, - добавил я. - Расположены за городом и охраняются только от бродяг. Да и зачем они нам?
- Ты же знаешь… - начал отец.
- Какое величие рода, папа? - перебил я его. - Если дворянство не остановит развал империи, то грош ему цена, и я постараюсь забыть о своем княжеском титуле. Тогда отсюда придется бежать, а дворцы у нас в лучшем случае купят по дешевке, а то и вовсе отберут. А если найдутся те, кто попытается встать на пути развала, им придется применять силу, а это война, причем и в самой империи, и с нашими соседями. Если дворец под Москвой еще может сохраниться, то в Полтавской губернии от него наверняка останется один фундамент, а мы потеряем деньги.
- У нас есть полмиллиона в банке, - напомнил он.
- Которые неплохо обратить в золото, - сказал я. - В случае потрясений бумажные деньги быстро обесцениваются, а наши европейские соседи могут приравнять наши рубли к туалетной бумаге. Отец Веры дает нам полмиллиона, и часть этих денег я переведу в золото, пока это еще не запретили.
- Что он еще обещал?
- Купить по нашему выбору дом или квартиру. Но я думаю с этим не торопиться. Поживем пока с вами, так будет безопасней. Ты не думал, что нужно как‑то защитить маму и Ольгу? Ты почему‑то уверен в своей безопасности, а у меня такой уверенности нет. Их тоже могут убить или похитить просто чтобы нам досадить. Сейчас это легко сделать.
- И зная это, ты все‑таки решился на публикацию.
- Вовсе не обязательно до этого дойдет, - возразил я. - Я просто хочу подстраховаться, чтобы потом не кусать руки. Когда профессор Григорьев подписал петицию против "легких" наркотиков, его дочери изрезали руки и пообещали изрезать лицо. Я очень надеюсь на то, что не напрасно подвергаю вас опасности. Если поднимется большой шум, и на нашу публикацию отреагируют другие газеты, у императора будут связаны руки. Конечно, это никого не остановит, и в том или ином виде закон примут, но это будет гораздо позже.
- Я подумаю, что можно сделать, - пообещал он.
- Есть еще один вопрос… - замялся я. - Хотелось бы знать, кто из живущих в империи иностранцев проталкивал этот закон. Кадеты - пешки, которыми легко пожертвуют. У вас в девятом делопроизводстве должны знать.
- Может, и знают, - пожал он плечами. - Только вряд ли кто‑нибудь из них поделится с тобой своими знаниями. Я понял, что ты хочешь знать, от кого может исходить опасность. Польза от таких знаний может быть только в том случае, если ты готов отвечать ударом на удар.
- Смотря как ударят, - сказал я. - Если пострадает кто‑нибудь из вас, я постараюсь ответить так, чтобы надолго запомнили.
- Рассказывай, что с тобой случилось! - потребовал он. - Иначе у нас не будет разговора.
- Да ничего особенного, - сказал я, решив, что пришла пора поговорить с ним начистоту. - Просто кто‑то подарил мне память семидесяти лет своей жизни. И мир, в котором он жил, очень похож на наш, только не такой отсталый.
- И ты думаешь, что я поверю в подобную чушь? - спросил он. - Почему не хочешь сказать правду?
- Я тебе часто врал? - в свою очередь спросил я. - Постарайся вспомнить, когда это было, а то у меня не получается. Я понимаю, что это звучит дико, но мои слова нетрудно проверить. Конечно, проверить не рассказ о прожитой кем‑то жизни, а научные знания, которые сейчас лежат в моей голове. Чтобы тебе было понятней, приведу пример. В нашей радиоле шесть ламп размером с мой кулак. Я знаю, что их уже научились делать размером со спичку, только немного толще, и больше уменьшить размеры не получится. Для того, кто поделился со мной памятью, лампы, даже самые маленькие и современные - это древность. У них давно используются другие усилительные приборы, которые в десятки и сотни раз меньше и почти не потребляют тока. И с моей помощью будет нетрудно сделать и их, и многое другое.
- Ты не шутишь? - изумленно спросил отец, уставившись на меня во все глаза. - Многого ожидал, но не такого! И кем же был этот подаривший?
- Он долго и многому учился, потом работал инженером, а к концу жизни стал писать книги. Он тоже жил в России, был женат и имел двух сыновей.
- И ты помнишь всю его жизнь? - спросил отец.
- Большую ее часть, - ответил я. - Он не помнил раннее детство, поэтому и я его не помню. Остальное вспоминается очень хорошо. Ты же знаешь, какая у меня память.
- Если правда то, что ты говоришь, моего сына больше нет! Наша личность - это в первую очередь наша память, а память у тебя на четыре пятых чужая. Понятно, почему ты так изменился. Был мальчишкой, и вдруг сразу стал умным и много прожившим человеком. Вера знает?
- Личность это не только память, отец! - возразил я. - Я как был, так и остался твоим сыном! Конечно, поведение изменилось, но мой характер, привычки и привязанности остались прежними! Вы, как и раньше, мои родители, Олег - друг, а Вера - любимая девушка, за которую я готов отдать жизнь. И не сказал я ей не из‑за того, что боюсь ее потерять, просто я еще сам со всем этим только что освоился. Сколько прошло времени! Но обещаю, что до свадьбы она все узнает.
- Твой литературный дар от него?
- Отчасти, - сказал я. - Я бы и сам написал эту статью, просто с его даром она получилась немного лучше.
- Матери с сестрой ничего говорить не надо, - предупредил он, - а вот мне расскажешь, что у него была за Россия, и в чем у нас разница, кроме твоих крошечных ламп. А я все‑таки кое к кому обращусь, чтобы проверить эти твои знания. Извини, но я не могу полностью поверить в такое без доказательств.
- И они потом удержатся и никому не откроют того, что узнают? - с сомнением сказал я. - Мои знания могут нам позволить вырваться далеко вперед. Не хотелось бы их сейчас всем открывать. С нами бы таким никто не делился.
- Это будет ученый и мой хороший друг. Он никому ничего не скажет.
- Тогда я согласен. Отец, я понимаю, что со мной не будут откровенничать работники девятого делопроизводства, хотя мне от них не нужно ничего секретного. Но, может быть, ты хорошо знаком с кем‑нибудь из тех, кто недавно вышел в отставку? Мне не нужна ваша агентура, только сведения об иностранцах. Наверняка о них многие знают, просто я не вхожу в их число.
- Я сейчас ничего не могу сказать, - ответил он. - Завтра кое с кем поговорю, а потом позвоню и узнаю, будут ли с тобой разговаривать. На них и после выхода в отставку действуют все подписки.
- Так что все‑таки с дворцами? - спросил я.
- Один продадим, - решил отец. - Оставим тот, который под Москвой, и наймем в него охрану. Я этим займусь завтра.
- Может, купим машину? - предложил я. - В нашем положении с ней будет безопасней.
- Бронированную мы не купим, потому что они делаются только под заказ, - ответил он, - а остальные можно прострелить даже из нагана, что уж говорить о винтовке! Мало того что она тебя не защитит, так еще и врежешься на скорости во что‑нибудь вроде стены. К тому же никто из нас не учился вождению, поэтому придется брать шофера. Может, мы ее и купим, но не сейчас. Мне пока будет достаточно мороки с вашей свадьбой, продажей дворца и охраной семьи.
Вскоре после моего возвращения поужинали, а потом пришлось рассказывать маме о визите к отцу Веры, а Ольге - о наших заказах в салоне "Бризак". Рассказ закончился показом колец, после чего меня наконец отпустили. Я раньше заснул и очень рано проснулся, что дало возможность дольше поиздеваться над телом. В результате вчерашних тренировок все мышцы немного побаливали, но это не мешало заниматься. После душа был завтрак, а потом я пошел в редакцию. Сегодня я в первый раз пришел раньше Веры, которую через десять минут после моего прихода привез брат.
- Ну вы и жук, князь! - одобрительно сказал мне Александров. - Ваша первая статья заняла треть всей газеты! Из‑за нее много чего выбросили, в том числе и одну мою статейку. Нет, я не обижаюсь: не было в ней ничего интересного, а вам я завидую! Такой материал и прекрасное изложение. Но тема очень острая, удивляюсь тому, что пропустил Степанов и подписал в печать Меркушев. Если честно, я бы при всей своей зависти на такое не решился. Как бы нам всем из‑за вас не отгрести неприятностей.
- Вы молодец, князь! - сказал подошедший Денисов. - Рискуете, конечно, но я бы тоже рискнул. Нельзя допускать такого непотребства! Если будет нужно чем‑нибудь помочь…