- Нужно, Борис! - хлопнул я его по плечу. - Приглашаю вас с камерой на свою свадьбу. Там, наверное, будут еще фотографы, но и гостей наберется сотни полторы, поэтому можно будет хорошо заработать. Это в воскресенье, так что работа не пострадает. Придете?
- Я такими заработками не занимаюсь, но ради вас с Верой приду, - согласился он.
Появился редактор, и почти все ушли на совещание, а мы уединились в корректорской.
- Ты знаешь, мне немного страшно, - призналась Вера. - Никогда не считала себя трусихой, а сейчас всю прямо трясет!
- Не надо бояться, - я обнял ее и прижался щекой к щеке. - До свадьбы будешь под охраной, а потом посидишь у нас дома.
- Дурак! - рассердилась она. - Я не за себя, я за тебя боюсь! Я‑то посижу в квартире, тем более что и твои мать с сестрой будут сидеть, а вот ты дома не усидишь! И что мне делать, если с тобой что‑нибудь случится?
Разговор прервался, потому что из типографии пришел Семен Мясников с кипой свежих газет.
- Держите по одной на память, - улыбнулся он, протягивая нам две газеты. - Все в редакции попросили для них взять. Не каждый год такое печатаем. Шуму будет! Я слышал, что у нас собираются печатать дополнительный тираж. Расшевелили вы змеиное гнездо, князь, будьте теперь осторожней.
В этот день нас не трогали. Сначала все разобрали газеты и принялись читать мою статью, а потом разошлись работать.
- Вот что, князь, - сказал мне Меркушев. - Я вас двоих сегодня отпускаю, а приходить вам завтра или нет - решайте сами. Наши газеты расхватывают, как в мороз горячие пирожки. Уже во многих ларьках все продано, а покупатели подходят. Сейчас начнем развозить допечатку, а потом, может быть, начнем печатать еще. А вы бы пока лучше посидели дома. Давно не было такого скандала. С законопроектом теперь однозначно надолго затихнут, а эти три кадетских депутата пойдут под нож! Я к вашей статье допечатал и рецензию профессора, чтобы сделать ее весомее. Давайте, я сейчас отдам команду, и вас отвезут на нашей машине.
- Поехали к нам, - предложил я Вере, когда мы спускались к выходу. - Мои мать с сестрой будут рады, а как буду рад я… А потом позвоним Ивану, и он тебя отвезет домой. Хорошая программа?
- Я не виноват! - чуть не плакал полный, обильно потеющий мужчина. - Вот извольте прочитать! Мы даже в Думе никому…
- Что это вы мне принесли, Александр Михайлович? - с небольшим акцентом спросил сидевший за низким столиком худощавый господин с резкими чертами лица и густыми, зачесанными назад волосами. - Отравители? Хороший заголовок для статьи. Это, случайно, не о вас?
- Вы нас убили! - обреченно сказал полный. - Нас выведут из фракции на первом же заседании! Даже если не отзовут, я больше в Думе не появлюсь. От меня теперь все будут шарахаться, как от зачумленного!
- Кто, кроме вас троих, видел законопроект? - спросил худощавый. - Отвечайте, Белов!
- Я же говорил, господин Бенсон, что в Думе его не показывали никому. Его отнесли на оценку во второе делопроизводство департамента полиции надворному советнику князю Мещерскому! А потом я его вернул вам. О законопроекте знали, но с ним не знакомился никто из наших коллег!
- Как зовут этого Мещерского? - спросил Бенсон.
- По–моему, Сергей Александрович, - ответил Белов. - Смотрите на подпись?
- Это его сын?
- Да, это его единственный сын, - подтвердил Белов. - Мне в редакции сказали, что он у них работает третий месяц.
- Это хорошо, что он у него единственный, - задумчиво сказал Бенсон. - Вам, Александр Михайлович, вместе с вашими коллегами все‑таки придется еще раз сходить в Думу. Скажете, что этот законопроект - целиком и полностью ваша инициатива, а потом заявите о досрочном прекращении своих полномочий. Лучше вам уйти самим. И не нужно так переживать: никто из вас не будет забыт. А сейчас идите - мне нужно работать.
Депутат, шаркая ногами, вышел из гостиной, а вместо него вошел молодой, подтянутый мужчина, чем‑то неуловимо похожий на сидевшего в кресле.
- Вот что, Грин! - сказал ему Бенсон. - Соберите мне все, что сможете, по князьям Мещерским. В первую очередь меня интересует тот Мещерский, который работает во втором делопроизводстве департамента полиции, и его сын. Вы все поняли? Срок исполнения - два дня.
Молодой по–военному четко развернулся и хотел выйти, но должен был посторониться, пропуская невысокого и полного господина с большими залысинами и тонкими усами под мясистым носом.
- Объясните мне это, Гален! - раздраженно сказал вошедший, бросив на столик газету.
- У меня уже есть такая, - ответил Бенсон. - Нас переиграли, только и всего. Теперь придется немного подождать, пока утихнет шум, ну и отблагодарить тех, кому мы обязаны задержкой.
- Как бы нас с вами тоже не отблагодарили! - сказал усатый. - Для тех, кого мы представляем, время - это деньги, а мы их этих денег лишили. Кто в этом виноват?
- Судя по всему, князья Мещерские, - ответил Бенсон. - Я только что отдал приказ собрать по ним данные, потом начнем работать. Не беспокойтесь вы так, Дидье, наверху прекрасно понимают, что у нас с вами свои сложности.
- Придется сделать паузу! - по–прежнему зло сказал усатый. - Сколько, по–вашему, придется ждать?
- Два–три месяца, - сказал Бенсон. - Я бы подождал и больше, но боюсь, что нам этого не позволят.
- Я надеюсь, с виновными разберутся? Подобную наглость нельзя спускать! Если у вас не хватит людей, скажете, и я вам выделю своих.
Глава 6
Весь день Вера пробыла у нас, но я с ней общался мало. Сначала на мою невесту предъявила права мама, а потом - сестра. Мне же пришлось отвечать на бесконечные звонки. Чтобы не бегать в коридор, я занял кабинет, и уже к обеду возникло желание хоть на время разорвать один из проводов. Увы, отключать телефоны было нельзя из‑за того, что мог позвонить отец. Пока звонили знакомые. Были среди них мои приятели и те, кого я мог назвать друзьями, но в основном звонили приятельницы мамы. Конечно, причиной таких звонков была моя статья. Спрашивая мать, они узнавали, что у аппарата я, и сразу же переходили к поздравлениям, при этом многие благодарили, удивлялись моему мужеству и советовали поберечься. Когда тебя благодарят, это приятно, но все должно быть в меру. Мне осточертели звонки, поэтому очень обрадовал приход отца, который решил сегодня пообедать дома.
- Я отключил твой телефон, а сейчас отключу тот, который в прихожей, - сказал я ему, - иначе звонки не дадут нормально поесть. Ну как, успел что‑нибудь сделать?
- Давай поговорим после обеда, - ответил он. - У меня мало времени, поэтому расскажу сразу всем.
За нашим столом прибавился стул, на котором слева от меня сидела Вера. Все знали, что отец торопится на службу и ели быстрее обычного. Он закончил обедать раньше других и быстро рассказал о своих делах.
- Вам Алексей не говорил о нашем решении продать часть недвижимости?
- Какая недвижимость? - спросила мама. - У нас не было разговоров на эту тему.
- Не было у меня возможности с ними говорить, - сказал я отцу. - Все время сидел на телефоне. Когда ты уйдешь, я все объясню.
- Мы продаем дворец в Полтавской губернии, - сказал он в основном для матери. - Я уже оформил договор в имущественной конторе, и меня заверили, что дней за десять сделают. Почему на это пошли, вам объяснит Алексей. Теперь о свадьбе. У меня был обстоятельный разговор с Николаем Дмитриевичем. Свадьбу будем играть в воскресенье в ресторане "Контан". Всего должно быть около сотни гостей, но заказ будем делать с большим запасом. Я уже обзвонил тех, кого мы приглашаем. Обещали прибыть все, кроме семьи Лизы, но это было ожидаемо. Письмо Катерине я отправил, а письмо Наталье в Венецию я попрошу написать тебя, дорогая. Извинись и передай ей, что брат по–прежнему о ней помнит и любит. Алексей, с охраной я тоже решил. Сейчас об этом распространяться не буду, скажу только, что охранять начнут с воскресенья, раньше в этом просто не будет необходимости. Я уже ушел, а вы все вопросы задавайте Алексею.
- Рассказывай, для чего нас охранять! - потребовала у меня мама, как только ушел отец. - Недвижимость подождет!
Я подробно рассказал о законопроекте кадетов и о своей статье.
- Мы принесли газету, так что можете ее почитать сами. Сейчас уже, наверное, продают третий тираж, а мне надоело отвечать на звонки твоих подруг.
- Ну и что? - не поняла она. - Написал и правильно сделал, мы‑то здесь при чем?
- Я перешел дорогу очень влиятельным людям, - объяснил я. - Из‑за меня они потеряли сотни миллионов рублей. Когда один из профессоров выступил против предыдущего закона, его дочери во дворе порезали руки.
- Так я теперь никуда не смогу уйти без охраны? - дошло до Ольги.
- Если бы приняли этот закон, мы бы тебя и так никуда не отпустили без охраны, - сказал я. - Не сейчас, а примерно через год. Ты просто не можешь представить, на что способен наркоман ради очередной дозы. Наркотики стоят денег, а у этой братии их вечно не хватает. Они не просто травят себя, они отравляют жизнь всем остальным. Никакая полиция не справится с таким разгулом преступности. А охрана будет не вечно. К тому же тебе это будет только удобно. И отвезут, и привезут обратно.
- Так будет машина? - спросила она. - Тогда ладно.
- А о какой недвижимости шла речь? - спросила мама.
- Продаем полтавский дворец, - объяснил я. - Он нам совершенно не нужен, только лишние расходы.
- Правильно делаете, - одобрила она. - Ты говорил, что мне звонили? А почему не позвал к телефону?
- Перед тем как я его отключил, только тебе и звонили, - засмеялся я. - Хотели поговорить о моей статье, а тут я на телефоне, так что они о тебе тут же забывали и наваливались на меня.
- Подключай аппарат! - распорядилась мама. - Я сама посижу в отцовом кабинете, а ты развлеки Веру.
- И как же мне тебя развлекать? - спросил я невесту, после того как мы ушли в мою комнату и сели на кровать.
- Я сейчас позвоню отцу и попрошу разрешения остаться у вас на ночь! - прижавшись ко мне, прошептала она. - Если разрешит, мы найдем, чем заняться. Сколько можно только целоваться? Мне этого мало! Как на это посмотрят твои?
- Я думаю, что нормально, - ответил я. - Для них ты уже своя, а свадьба послезавтра.
Она позвонила, и отец разрешил. Мои это тоже приняли совершенно нормально, только отец после ужина спросил, будем ли мы предохраняться. Мол, если нужно…
Я ответил, что в этом нет необходимости, и этой ночью моя любовь стала женщиной. Далеко не всем девушкам везет испытать прелесть любви с первого раза, но ей повезло. У меня был большой опыт, а Веру не требовалось долго разжигать, поэтому ночь у нас вышла сказочная. Весь следующий день мы провели, почти не выходя из комнаты. Днем позвонили в редакцию, и еще Вера звонила домой отчитаться отцу. Мой отец на обед не приходил, а когда вечером вернулся с работы, позвал меня в кабинет.
- Ноги еще передвигаешь? - насмешливо спросил он. - Смотри, не перетрудись, а то на свадьбе будешь иметь заморенный вид. Что с вашей одеждой?
- Я звонил, чтобы привезли на дом. Должны вот–вот подъехать.
- Заварил ты кашу, сын! Замаранные депутаты сегодня же заявили, что досрочно прекращают работу. Объявлено, что законопроект - это их личная инициатива, которую фракция безусловно осуждает. Ты уже звонил в редакцию?
- Еще до обеда. А что?
- Другие газеты не остались в стороне. В "Родине" опубликовано большое интервью с тем профессором, который давал тебе отзыв, в "Новом голосе" есть результаты опроса жителей столицы, а в "Вечернем Петербурге" напечатали свою статью.
- А как же цензура? - спросил я. - Я думал, что после моей статьи прекратят все публикации на эту тему.
- Правильно думал, - усмехнулся отец. - Так бы и было, но начальник Главного управления по делам печати уехал отдыхать во Францию, его товарищ тоже в отъезде, а наш новый глава Департамента отравился грибами.
- Как же это у вас получилось?
- А при чем здесь мы? - ненатурально удивился отец. - Он, если хочешь знать, питается только в своем новом доме. Повар у него тоже француз, так что я понятия не имею, где они взяли эти поганки. Выживет, конечно, но два месяца ему будет не до работы. Слушай дальше. Я говорил с отцом Веры. Он решил все заботы взять на себя, а я не стал навязываться. В общем, к вашей свадьбе все готово. Завтра к двенадцати прибудут машины. Венчаться будете в Исаакиевском соборе, а потом едем в ресторан. В связи с нашими сложностями, свадьбу сыграем за один день. Да, я отправил в Москву доверенного человека, который организует охрану дворца, так что, считай, выполнил все самое срочное. Сейчас тебе некогда, но после свадьбы сведу с одним отставным коллежским советником. Это по поводу твоей просьбы. Он согласен с тобой побеседовать и в разумных пределах поделиться кое–какой информацией. А потом ты поделишься своими секретами с моим другом.
Весь следующий день прошел со сказочной быстротой. Для молодых время тянется медленно, а для стариков оно летит так быстро, что они не успевают считать дни. У меня время после нашего слияния тоже летело, но день свадьбы прошел особенно быстро. В памяти остались отдельные фрагменты праздника и длинная череда знакомств с родственниками Веры и другими гостями, приглашенными ее отцом. Венчание было торжественным и красивым, но самой красивой среди всех красот собора была моя белоснежная невеста. С нами было с сотню гостей, и кое‑кто сразу приехал в ресторан. Зал был огромный, и в нем осталось много места для танцев. После застолья с чествованием молодых многие пошли танцевать. Дамы в своих облегающих шелковых платьях до пола были похожи на разноцветных бабочек, а вот большинство мужчин, особенно пожилых, пришли в черных фраках и напомнили мне императорских пингвинов. Немногочисленная молодежь предпочитала смокинги, которые выглядели, с моей точки зрения, не так архаично. Веселились часов пять, после чего стали разъезжаться. Моя московская тетя не захотела ехать к нам ночевать, а сразу отправилась на вокзал, на вечерний экспресс. Как позже сказал отец, ее поспешный отъезд был результатом его разговора. Он боялся за сестру и посчитал, что так будет лучше. Выглянув утром в окно, я увидел во дворе "форд", возле которого курили двое крепких мужчин.
- Это наша охрана, - сказал стоявший рядом отец. - Они отвезут меня в Департамент и вернутся. Если мне понадобится их помощь, я вам позвоню. Без них никто никуда не выходит! И Вере скажи, чтобы не ездила с братом. Если приедет ее охрана, тогда можно. И будь готов к разговору. Если ничего не изменится, я в конце дня позвоню.
Он уехал на службу, а я вернулся в свою комнату, думая, чем нам занять время. В голову ничего путного не пришло, и я обратился с этим вопросом к жене:
- Чем будем заниматься? В редакцию ехать не стоит, да мне, если честно, и не хочется. Я там больше околачивался из‑за тебя.
- У тебя талант! - возразила она. - Как его можно зарывать в землю? Я пробовала писать, но все получилось намного хуже твоей статьи.
- Писать можно, не выходя из дома, - повторил я слова отца. - Хоть сейчас могу сесть и написать какую‑нибудь выдуманную историю. Не знаешь, сколько платят за книги?
- Не знаю, - ответила она, - но, наверное, много. Так в чем же дело? Садись и пиши. Или тебе для этого нужна машинка?
- Мне для этого нужно желание, - вздохнул я. - И не собираюсь я здесь трещать машинкой. Если я займусь писаниной, ты у меня умрешь от скуки.
- Ты не дашь, - прошептала она, прижимаясь ко мне и пуская в ход руки. - Надо выполнять супружеский долг!
- Не весь же день, - возразил я. - Так я быстро кончусь, и ты останешься вдовствующей княгиней. Милая, убери руки. Надо придумать что‑то такое, чем можно заниматься вдвоем, помимо твоего долга.
- Долг не мой, а твой, - недовольно сказала она. - Ходить по театрам, как я понимаю, нам нельзя, в кино тоже не сходишь. И что остается? Съездить к кому‑нибудь в гости? Еще можно почитать книги, но надолго меня не хватит.
- Идея! - воскликнул я. - Ты играешь на гитаре?
- А почему я должна на ней играть? - спросила Вера. - Гитара - это мужской инструмент. Я играю на фортепиано. У меня дома есть хороший инструмент.
- Я его не видел в твоих комнатах, - сказал я. - И хорошо играешь?
- А зачем мне в моих комнатах инструмент? - не поняла она. - У нас есть для этого музыкальная комната. У отца в доме три десятка комнат, да еще часть большого дома на Гороховой, которую он отдал Ивану. А играю хорошо, но только под настроение. Мне больше нравится слушать, как играют другие.
- Вот я тебе сейчас и сыграю, - пообещал я, - а заодно и спою. Подожди, сначала настрою гитару, а то я ее уже полгода не брал в руки.
Я взял гитару, с удивлением убедился, что она не нуждается в настройке, и запел "Эхо любви", подражая манере исполнения Анны Герман:
- Покроется небо пылинками звезд, и выгнутся ветви упруго. Тебя я услышу за тысячи верст, мы эхо, мы эхо, мы долгое эхо друг друга…
- Откуда такое чудо? - со слезами на глазах спросила Вера. - Никогда не слышала такой песни!
- Садись на кровать, - сказал я вскочившей с нее жене. - Сейчас я тебе расскажу такое, что можешь хлопнуться в обморок, а это лучше делать на кровати. Надо было рассказать до свадьбы, но сначала было много других дел, а потом я решил этого не делать. Мы любим друг друга, и мои слова ни на что не повлияли бы, только могли испортить тебе настроение.
- Хочешь сказать о том, что у тебя до меня были женщины? - спросила она. - Так я об этом и так догадалась!
- Какие женщины? - не понял я. - О чем ты говоришь?
- В тот вечер, когда я с тобой осталась, ты действовал так решительно, что я сразу поняла, что это у тебя не в первый раз. Мне поначалу стало так горько…
- А потом? - спросил я.
- А потом ты начал делать такое, что у меня из головы вылетели все мысли, - залившись румянцем, призналась Вера. - Я с девушками часто говорила о парнях. Ну ты понял, о чем я. И в гимназии, и со служанками. Кто‑то что‑то слышал, у других уже были мужчины, но никто из них о таком не рассказывал. Мне было так хорошо, что я даже подумала, что это неплохо, когда жених умеет… Мало ли кто был до свадьбы, главное, чтобы никого не было после нее!
- Все так и не так, - сказал я, вешая гитару на крючок в стене. - Понимаешь, у меня не было никого, кроме тебя, и не будет, но я знаю, как делать это и многое другое из чужой памяти. В это трудно поверить, но ко мне в голову попала память всей жизни другого человека. И самое невероятное в этой истории - это то, что он прожил свою жизнь не в нашем мире. У него была жена и двое детей, поэтому я у тебя такой грамотный. Если бы не этот подарок, я бы толком не знал, за что тебя трогать. Мы тоже болтали о девушках, но толку от такого трепа! И песня эта из его мира. Я их много знаю.
- Ты ее сам перевел? - спросила она. - И так складно! Может быть, у тебя есть и талант поэта?
Я видел, что Вера не усомнилась ни в одном моем слове, ей просто было страшно интересно.