Намерение Брусилова использовать для укрепления Рижского оборонительного района те самые части, что были рекрутированы генералом Корниловым для отправки на Западный фронт, порадовало меня куда меньше. Иметь в непосредственной близости от Петрограда два отборных корпуса, личный состав которых, мягко говоря, неоднозначно относится к существующей власти, было весьма рискованно.
И всё же, после зрелых размышлений, я решил не препятствовать исполнению этого плана. Просто принял превентивные меры: добился запрета для Корнилова покидать Питер под любым предлогом. Мало того. Для пущей надёжности я решил инициировать вызов в Генштаб командиров обоих корпусов сразу после окончания их развёртывания в районе Риги и больше уже к войскам не отпускать, вплоть до начала отправки добровольцев на Западный фронт. Наступать корпусам всё одно не придётся, а с обороной справятся и заместители. А вот другой инициативе генерала Корнилова – первой была история с корпусами: его, его рук дело! - я воспротивился самым решительным образом. Генерал предложил слить все чехословацкие части, сражающиеся на стороне русской армии, в один корпус. В этом его поддерживали и союзники и обосновавшийся в Париже Чехословацкий национальный совет. А Жехорский, памятуя о старых граблях, сказал: "Нет!" Это я себе сказал "нет", а перед просителями пришлось помести хвостом, мол, формируйте что хотите, но уже там, на Западном фронте. Была в том определённая логика, потому просители поморщились, но слопали.
* * *
За делами военными я не упускал из вида другие важные для государства российского вопросы, а Александровичу даже и помогал. Министерство внутренних дел, как никакое другое нуждалось в обновлении, поскольку старое (царское) ведомство после упразднения Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов функционировать перестало, а новое находилось в состоянии кататонического ступора. Февраль 1917 года вырвал из рук государства контроль за состоянием общественного порядка. Милиция, созданная Временным правительством, функционировала по большей части лишь на бумаге, проигрывая в жёсткой конкурентной борьбе рабочей милиции, Красной Гвардии, прочей местечковой самодеятельности. Если постреволюционному МВД что и удалось, так это отчасти реанимировать работу уголовного розыска. Но многочисленные популистские амнистии прежней (до нас) власти ставили работу этой важнейшей правоохранительной структуры на грань коллапса.
Обо всём этом, и о многом другом, говорили мы с Александровичем часами, которые отрывали ото сна. Хотя говорил, в основном, конечно, я. Александрович с чем-то соглашался сразу, с чем-то после долгих споров, против чего-то вставал на дыбы. Так, он поначалу даже и слышать не хотел о создании при его ведомстве структуры, исполняющей функции бывшего ОКЖ.
- Да пойми ты, дурья башка! - убеждал я упрямца. - Пока существует государство, независимо от формы правления, которая в нём культивируется, у него обязательно будут политические противники, как внутри страны, так и за её пределами. По ним должна целенаправленно работать мощная силовая структура, может, даже независимая от МВД, - но это потом. Пока же необходимо создать такую структуру внутри твоего министерства во главе с чиновником, - Александрович поморщился: не любил он это слово, - по должности не ниже товарища министра. Что?.. Согласен. В лоб её называть не стоит. Как тебе "департамент особых поручений"? Нет? Тогда придумай название сам! Да не переживай ты! Избавимся от приставки "временное" – заберём от тебя эту структуру, добавим в неё что-то от ГПУ и сварим супчик на загляденье!
Не могу сказать, что все предложения по модернизации МВД исходили только от меня. У Александровича голова варила тоже неплохо, отцедить бы в неё от моего опыта – цены бы ей не было! Ну так я и цежу…
В чём Александровичу пришлось убеждать меня, так это в том, что поддержание общественного порядка на местах следует отдать в руки местных властей.
- Но только при обязательном контроле деятельности местечковой милиции со стороны МВД, - поставил я обязательное условие.
- А разве может быть иначе? - удивился Александрович.
Единственным человеком "от Керенского" в первом советском правительстве был министр земледелия Чернов. Опыт сказался, и первым радикальным шагом новой власти стал запрет на куплю-продажу земли. Правые газеты тут же взвыли, как по покойнику, чуя близкую кончину помещичьей России. Чтобы их не разочаровывать, ВЦИК Всероссийского Совета Народных Депутатов тут же объявил о созыве в Москве 20 сентября сего (1917) года Всероссийского Сельского Схода для обсуждения аграрной реформы. Советы всерьёз вознамерились решить вопрос о земле.
Другой важный внутрироссийский вопрос – вопрос о мире, также требовал немедленного решения. Признаюсь, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить Ленина отказаться от большевистской идеи: мир любой ценой. А чего стоило ему убедить в этом же своих соратников – известно только ему одному. Тем не менее, левая пресса уже вторую неделю полощет рабочие, солдатские и матросские мозги новым лозунгом: "Мир на условиях паритета – где стоим, там и замиримся!" Помните? "Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим!" Это ведь тоже большевики, но более поздние. Немцев такой расклад не сильно устраивал, и они методично продолжали подготовку к операции "Альбион". Что ж, их ждал большой сюрприз!
* * *
Выписка из реестра министров третьего Временного правительства:
И. В. Сталин – министр государственного призрения и обер-прокурор Святейшего Синода.
Призрением сирых и убогих товарищ Сталин откровенно манкировал, предпочтя свалить эту обузу на заместителя. Зато делами духовными занимался с удовольствием, с примесью этакого здорового садизма. Ему нравилось ловить на себе встревоженные взгляды православного духовенства разного звания. Сам он говорил мало, на вопросы не отвечал вовсе, только загадочно улыбался, приводя этим собеседника в ещё больший трепет. Много ездил по монастырям да приходам, заглядывал во все щели, до смерти пугая своим видом монахов и священников. В отличие от своих подопечных, он точно знал, чем всё это кончится.
Глава десятая
Николай
Начальник Генерального штаба Духонин поделился моим замыслом с морским министром, и бывший командир минной дивизии пожелал узнать о чудо-мине из первых рук.
Колчак встретил меня приветливо, пожимая руку, спросил:
- Не желаете чаю, полковник?
- Благодарю, товарищ вице-адмирал, но вынужден отказаться.
- Тогда приступим?
Я развернул на столе чертёж.
Колчак всмотрелся, поднял на меня слегка удивлённый взгляд.
- Похоже на торпеду, но без хвостовой части, - сказал он.
- Мина действительно заключена в корпус от торпеды, - подтвердил я. - Она выстреливается из торпедного аппарата подводной лодки и ложится на грунт, где и ждёт своего часа. Из-за этой особенности я назвал мину "донной".
- Любопытно… - пробормотал Колчак и ткнул пальцем в чертёж. - А это что за устройство?
- Гидростат, который при попадании мины в воду на глубину более 5 метров запускает часы, ведущие отсчёт времени до приведения мины в боевое положение.
- На какое время можно установить часы? - спросил адмирал.
- От 1 часа до суток, - ответил я.
- Весьма неплохо, - одобрил Колчак. - А как происходит подрыв?
- Вот здесь, - я показал рукой, - расположено неконтактное взрывное устройство, реагирующее на магнитное поле на удалении 30 метров от мины, при появлении в зоне чувствительности вражеского корабля, оно подрывает заряд.
Колчак долго рассматривал укрупнённый чертёж взрывателя, потом почти весело спросил:
- Обычный компáс?
- Точно так, - подтвердил я.
- Ну что ж, Николай Иванович, - Колчак выглядел довольным, - ваша идея кажется мне весьма удачной. Остаётся проверить её в деле. Вы готовы к испытаниям?
- Готов!
- Тогда завтра выходим на полигон.
Испытания донной мины проходили в условиях повышенной секретности. Морской полигон сторожили по периметру сразу шесть эсминцев. Колчак наблюдал за ходом испытаний с мостика эсминца "Молодецкий". Я стоял рядом с министром. Вахтенный отбил четыре склянки. Как раз в два часа дня находящаяся в этом квадрате подводная лодка "Пантера" должна была начать ставить мины. Вскоре раздался голос сигнальщика:
- Вижу буй!
Для наглядности каждая донная мина, ложась на грунт, выбрасывала на поверхность буй.
Когда на воде заколыхались все шесть буёв, Колчак предложил:
- Пройдём в мою каюту, выпьем чаю?
Через час мы вновь были на мостике. Колчак скомандовал:
- Сигнал тральщику: "Приступить к тралению!"
На этот раз тральщик вместо привычного трала тащил на буксире плотик с установленным на нём магнитом. Как только плотик приблизился к первому бую, прогремел взрыв. После шестого взрыва Колчак с чувством пожал мне руку.
- Поздравляю, Николай Иванович, испытания прошли блестяще! Приглашаю вас пройти в кают-компанию, там для нас приготовлено кое-что покрепче чая.
Уже когда подходили к Питеру, Колчак негромко спросил:
- Скажите, полковник, а ведь трал для ваших мин сделать довольно просто.
- Если знать, что они стоят – да, - подтвердил я. - Но откуда противник об этом узнает?
- В этот раз, будем надеяться, не узнает, - сказал Колчак. - А что потом?
- А потом придумаем что-нибудь ещё, - улыбнулся я.
Глеб
- …Для успешного ведения боя важно знать, где находятся полевая артиллерия, огневые позиции пулемётов, наблюдательные посты и пункты управления противника. Поэтому вскрытие районов их расположения является одной из главных задач войсковой разведки. Также на войсковую разведку возлагается определение характера и степени инженерного оборудования позиций и районов расположения подразделений и частей противника, системы его заграждений, степени проходимости местности. Важнейшей задачей, стоящей перед войсковой разведкой, всегда было также выявление новых средств вооружённой борьбы, приёмов и способов ведения боевых действий.
Разведывательные сведения добываются опросом местных жителей, допросом пленных и перебежчиков, радиоперехватом, изучением захваченных у противника документов, техники и вооружения…
- Достаточно, - прервал я курсанта, - садитесь, Прохоров, отлично! Это было, товарищи последнее теоретическое занятие по теме "Войсковая или тактическая разведка". В течение следующей недели мы так же закончим тему "Планирование боевых операций", после чего вам предстоит закрепить полученные знания в полевых условиях.
- Курсант Демич. Разрешите вопрос?
- Разрешаю.
- На какой срок рассчитаны полевые сборы?
- Если бы я хотел указать сроки, товарищ Демич, - усмехнулся я, - я бы включил их в объявление. На ваш вопрос могу ответить только одно: полевые сборы продлятся столько, сколько потребуется. Вы удовлетворены?
- Так точно!
- Садитесь. - Курсант продолжал стоять. - Что-то ещё?
- Товарищ преподаватель, я хотел бы извиниться за свой вопрос.
- Извинения приняты, занятие окончено!
Вопрос об участии курсантов в операции "Контр Страйк" – вот такие им предстояли "полевые сборы"! - среди преподавательского состава курсов вызвал неоднозначную реакцию.
Ольга надулась:
- Чем я займу на это время инструкторов по стрелковой подготовке и рукопашному бою?
Я поспешил успокоить жену:
- Фигня вопрос! Я уже договорился с Духониным. Организуем на это время краткосрочные сборы для офицеров Генштаба.
- Тогда ладно, - враз успокоилась Ольга.
Ёрш идею поддержал:
- Проведу с ними занятия по подрывному делу в полевых условиях!
Пуще других разнылся Макарыч:
- Ну вот. А я хотел пригрузить их занятиями по оперативно-розыскной деятельности, а то выпуск не за горами, а у меня об эту тему ещё и конь не чесался.
- Потерпит твой конь, - сказал я. - Участие в такой операции станет для ребят настоящим военным университетом!
- Оно так, - сразу остыл Макарыч.
Ольга
"Что за свадьба без цветов? - пьянка и шабаш!" Так у Маши с Мишей и получилось, по Высоцкому: цветы на свадьбы были, - Мишка расстарался – а вот ни пьянкой, ни, тем более, шабашем, там и не пахло. И всё Спиридонова. Объявила, понимаете, свадьбу безалкогольной, и на том упёрлась. Да бог бы с ней, с выпивкой, - кому надо, всё равно ведь клюкнули втихаря – она ещё и от венчания отказалась! Дура! Ой, дура, такую красоту побоку пустила. Короче, не свадьба у них получилась, а заседание смешанной партячейки, я так думаю.
Когда расходились, я толкнула Мишку в бок:
- Не забудь перед молодой женой в попаданстве покаяться.
- Сам разберусь! - Зло так ответил, неласково. Оно и понятно: он-то с нами втихаря не клюкал…
Михаил
Я без Ведьминых подначек собирался всё рассказать Маше, только не мог решить: ДО или ПОСЛЕ? Решил после. И вот лежим мы такие все из себя умиротворённые, Машина голова на моём плече, а я с духом собираюсь. Наконец собрался…
Дослушивала Маша, уже наполовину от меня отвернувшись. Когда я замолк, встала и молча вышла из комнаты. Я полежал, полежал, и за ней. Вижу, стоит у окна в одной сорочке, только плечи платком прикрыла. И до того стало мне себя жаль, что подошёл я к ней и обнял за плечи, осторожно так обнял. А она сразу погрузилась в мои объятия и говорит:
- Хорошо, что ты мне раньше не открылся. Я бы тогда нипочём за тебя не вышла.
За завтраком – Маша приготовила. Встала пораньше и приготовила! - обсуждали подготовку к Всероссийскому Сельскому Сходу и ход выборов в Учредительное собрание.
- Кому в голову пришла идея собрать крестьян в Москве, тебе или Чернову? - спросил я.
- Мне, - призналась Маша. - Понимаешь, Мишкин…
- Предупреждаю! Это дурацкое прозвище терплю только из её уст, кого другого пристрелю сразу!
- …слова "Петроград" и "Сход" в моём представлении не гармонируют друг с другом.
- И правильно: не гармонируют! И нечего вздыхать.
- Я не потому вздыхаю…
- А по чему? По "учредилке"? Так там тоже вроде всё в порядке.
- Порядок меня, Мишкин, и пугает, - призналась Маша. - Тут порядок, там порядок, уж больно всё гладко, в жизни так не бывает…
Сглазили, Мария Александровна! С утра Генштаб, Ставка, ГПУ, правительство – все на ушах стоят! Бунт на кораблях, бунт в частях – анархисты взбунтовали армию и флот. Не всю армию, и не весь флот – лишь малую толику, но перед германским наступлением даже взбунтовавшаяся рота представляется гранатой без чеки посреди порохового погреба, а тут ротой не обошлось.
Ближе к полудню стали известны подробности. Товарищи анархисты обвинили большевиков в отступничестве и призвали войска к неповиновению. Среди военных комиссаров всех рангов изначально было немало анархистов. ГПУ начало их потихоньку заменять большевиками и эсерами, но довести дело до конца не успело – теперь огребаем по полной программе! Эпицентр анархистского взрыва пришёлся – и почему я не удивлён? - на части, обороняющие Моонзундский архипелаг. Может, вражья разведка постаралась? Разберёмся, со всеми разберёмся и каждому воздадим по заслугам его!
В здании правительства мой кабинет находился рядом с кабинетом Ленина. Только что там завершилось экстренное заседание правительства. Было решено: выступление анархистов подавить в кратчайшие сроки, жёстко, но без лишней крови – какие-никакие, но свои. Я только что вернулся в свой кабинет и успел переговорить с Брусиловым. Главкомверх сказал, что в сопровождении Духонина немедленно отбывает в Ставку. Потом позвонила Маша.
- Только что говорила с Кропоткиным. Он согласился написать воззвание, в котором призовёт анархистов в войсках и на флоте прекратить бузу.
- Как тебе это удалось? - восхитился я.
- Ты про Кропоткина? Не спрашивай – сама не понимаю!
- Ты у меня умница! - я чуть не поцеловал телефонную трубку.
На том конце примолкли, потом Маша сказала:
- Ладно, Мишкин, у тебя куча дел, да и мне надо успеть, пока Кропоткин пишет воззвание, переговорить с парой-тройкой известных анархистов – нам их подписи тоже не помешают.
Не успел дать отбой, как телефон зазвонил снова. В трубке звучал голос Васича:
- Мне только что звонил Колчак, просил "Аврору", хочет идти на ней на острова.
Я задумался, потом посоветовал:
- Так дай!
- Я уже дал, - ответил Васич.
- А мне тогда чего звонишь? - возмутился я.
- Для порядка.
Только положил трубку – вошёл секретарь.
- Михаил Макарович, в приёмной сидит полковник Ерандаков. Говорит, что пришёл по срочному делу.
- Проси!
Полковник вошёл, держа в руке папку для доклада, присел на краешек указанного мной стула.
- Что за срочность, Василий Андреевич? - спросил я. - Почему не обратились к своему непосредственному начальнику генералу Духонину?
- Генерал Духонин отбыл в Ставку, - пряча глаза, ответил полковник, - а дело действительно очень срочное.
Понятно! Решил обратиться на самый верх, минуя инстанции и чихая на субординацию. Интересно, какое дело может того стоить?
- Слушаю вас, - довольно сухо произнёс я.
К концу доклада сухость мою как рукой сняло. Я схватил телефонную трубку и попросил соединить меня со штабом Красной Гвардии. Васич по счастью оказался на месте.
- Ты уже отправил "Аврору"? - спросил я.
- Сейчас узнаю, - ответил Васич. Через минуту доложил: – Стоит у Адмиралтейской набережной.
- Ты можешь её задержать до прибытия моего человека?
- Постараюсь, - лаконично ответил Васич.
- Постарайся. Дело очень срочное.
Положив трубку, я пододвинул к себе чистый лист бумаги и набросал короткую записку, которую передал Ерандакову.
- Быстро на Адмиралтейскую набережную, Василий Андреевич. Там стоит крейсер "Аврора". Подниметесь на борт и передадите записку морскому министру. Вместе с Колчаком пойдёте на Моонзунд.
* * *
Крейсер морскому министру понравился. Блестит, как императорская яхта. Экипаж вышколен. Однако взгляды у моряков независимые. Значит, служат не за страх, а за совесть. "Ладно, посмотрим, чего они стоят в походе".
Колчак стоял на крыле и недоумевал: "Пора отваливать, чего они медлят?" Сзади раздались шаги. Колчак повернулся, это был командир корабля кавторанг Стриженов.
- Что-то случилось? - спросил адмирал.
- Радио с берега, - доложил Стриженов. - Помощник председателя правительства просит дождаться и принять на борт его порученца. Какие будут указания, товарищ вице-адмирал?
Колчак пожал плечами.
- Жехорскому отказывать негоже, будем ждать.
Как только Ерандаков поднялся на борт, стали убирать трап, с мостика пошли команды на отшвартовку. Колчака полковник нашёл там же, на крыле ходового мостика. Прочитав записку, адмирал предложил: – Пройдёмте в каюту, доклад приму там.