* * *
После съездов эсеров и большевиков стало очевидно, что правительство Керенского доживает последние дни. Понимал ли это сам Керенский? Думаю – да. Но, будучи холериком от политики, Александр Фёдорович отчаянно пытался доказать, - кому? - что он, в отличие от своего друга Савинкова вовсе не политический труп. Опровергнув мнение большинства аналитиков, он до сих пор не вышел из партии эсеров, и это несмотря на негативные для него итоги партийного съезда. Теперь вот принялся за популярных в армии и на флоте военных. Короче, ЭТОТ Керенский повторял действия ТОГО Керенского, несмотря на совершенно иную политическую ситуацию в стране – это-то и было самым удивительным, но нас устраивало. Чтобы снизить вероятность начала Гражданской войны, мы торопились если не привлечь этих военных на свою сторону, то хотя бы сделать их позицию более терпимой по отношению к нам.
Стройную фигуру в морской форме нового образца я заприметил ещё на ступенях резиденции Керенского. Тотчас покинул автомобиль и пошёл навстречу. Когда между нами оставалась пара шагов, окликнул:
- Если не ошибаюсь, адмирал Колчак?
Тот остановился и недоумённо посмотрел в мою сторону.
- Точно так. А вы…
- Моя фамилия Жехорский, Михаил Макарович. Я член Исполкома Петроградского Совета и заместитель начальника штаба Красной Гвардии.
Недоумение на лице Колчака сменилось отчуждённостью.
- Чем обязан? - сухо спросил он.
- Имею к вам, Александр Васильевич, предложение, и хотел бы тотчас его обсудить.
Щека адмирала дёрнулась.
- Прошу покорно меня простить, но ваше предложение вряд ли представляет для меня интерес, так что обсуждать нам с вами нечего!
После этих слов Колчак чуть кивнул и намеревался продолжить движение, но произнесённые мной слова заставили его остаться на месте.
- Для человека, только что отправленного в отставку, вы уж больно поспешно отвергаете предложение, даже его не выслушав.
Щека адмирала дёрнулась во второй раз.
- Однако вы довольно осведомлены, - сухо сказал он. - Хорошо, буду с вами предельно откровенен. Та сила, которую представляете вы, нравится мне гораздо меньше, чем та, представителем которой является господин Керенский. К тому же я спешу.
- Тогда могу предложить вам компромиссный вариант, - сказал я. - У меня тут машина. Я подвожу вас по указанному вами адресу, а вы соглашаетесь по дороге выслушать наше предложение.
Неожиданно Колчак рассмеялся.
- Чёрт с вами! - весело воскликнул он. - Показывайте, где ваш автомобиль.
Вступительную часть моей речи Александр Васильевич выслушал безо всякого интереса, зато когда я добрался до сути предложения, брови адмирала удивлённо приподнялись.
- Я не ослышался? - переспросил он. - Вы действительно предлагаете мне пост морского министра в вашем будущем правительстве?
- Вы не ослышались, мы действительно предлагаем вам этот пост.
Вот тут Колчак задумался крепко. Человек он был самолюбивый. Обожал держать в руках власть. А пост морского министра был для него пока пиком карьеры.
- А вас не смущает тот факт, - произнёс, наконец, адмирал, - что я являюсь твёрдым сторонником продолжения войны, и, как минимум, буду противиться развалу флота?
- Нет, не смущает, - ответил я. - Вы человек военный. Прикажут воевать – будете воевать, прикажут прекратить боевые действия – прекратите. А разваливать флот мы не планируем. Наоборот, с вашей помощью мы рассчитываем его укрепить и модернизировать.
Колчак в сомнении покачал головой.
- Как я могу вам верить? - сказал он.
- А мы и не рассчитывали, что вы согласитесь поверить нам на слово, - улыбнулся я. - На днях в Петрограде открывается Всероссийский съезд Советов. На нём выступят все наши лидеры и будут определены задачи для будущего правительства. Вот вам пропуск на гостевые места. Поприсутствуйте на заседаниях, пообщайтесь с другими высокопоставленными офицерами армии и флота, они там будут. Составьте мнение, основанное на ваших собственных наблюдениях. После окончания работы съезда мы с вами встретимся, и вы скажете о своём решении, договорились?
Автомобиль уже минуту стоял возле нужного адреса, но адмирал не спешил покидать салон. Наконец он взял пропуск, пожал мне руку и произнёс:
- Но теперь я ничего не обещаю.
После этих слов Колчак быстро покинул машину.
Глеб
Продолжая начатую Макарычем тему, скажу, что и мне довелось поучаствовать в работе по склонению к сотрудничеству высокопоставленных армейских офицеров.
В этот день я встречал на вокзале поезд, на котором в Петроград прибыл Верховный главнокомандующий генерал Брусилов. Прибыл для участия в работе I Всероссийского съезда Советов. Но, в отличие от Колчака, Брусилов был на съезде не гостем, а полноправным участником – делегатом от действующей армии. Алексей Алексеевич вышел на перрон в сопровождении нескольких офицеров, в добром расположении духа. Со мной поздоровался, как со старым знакомым. Пока шли к машинам, я заметил среди свиты Главкомверха Зверева, с которым мы обменялись короткими кивками.
После того, как Брусилов был размещён в отведённых ему апартаментах одной из лучших Петроградских гостиниц, я в коридоре выловил Зверева, поймал за локоть и отвёл в сторону. Вёл себя старый знакомец как-то уж очень нервно, и я спросил в лоб, что означает такое поведение?
- А как я должен вести себя в присутствии человека, который пришёл меня арестовать? - криво усмехнулся Зверев.
- Я пришёл тебя арестовать? - удивился я. - Что за чушь?
- Пардон, пардон, прошу покорно меня простить, - голос Зверева был полон сарказма. - Я как-то упустил из вида, что вашему превосходительству не по чину самому заниматься арестами. Видимо, меня арестует кто-нибудь из ваших подчинённых.
- Ну вот что, - ситуация стала меня раздражать, - говори толком, за какую такую провинность тебя следует подвергнуть аресту?
- А то ты не знаешь? За то, что в известном нам деле я выказал поддержку генералу Корнилову, которого вы теперь арестовали!
- Корнилов арестован?!
Моё удивление было таким искренним, что Зверев сразу в него поверил.
- Так ты не знаешь? Третьего дня Корнилов был вызван к Керенскому, и прямо оттуда отправлен в "Кресты".
Вот оно что… Тюрьма "Кресты" находилась исключительно в ведении Временного правительства, потому я и прошляпил арест Корнилова.
- Немедленно займусь этим сам! - заверил я Зверева.
- Ты освободишь генерала? - спросил он.
- Это вряд ли, - не стал я брать на себя неосуществимых обязательств, - но изменить меру пресечения постараюсь.
- Без письменного распоряжения министра внутренних дел никак не могу… - канючил начальник тюрьмы. Его можно понять: начштаба Красной Гвардии пользовался сейчас в Питере большим авторитетом, нежели министр внутренних дел правительства Керенского. Я молча слушал стенания тюремщика, и тому было крайне неуютно под моим требовательным взглядом.
Достав носовой платок, он вытер вспотевшую лысину.
- Позвольте позвонить? - попросил начальник тюрьмы.
Я пожал плечами:
- Звоните…
Объяснять, что телефонная станция находится под нашим контролем, а значит, связи он не получит, я счёл излишним.
Тюремщик покрутил ручку, снял трубку, послушал, повторил операцию, зачем-то подул в трубку, опустил и растерянно произнёс:
- Не работает.
- Хотите, чтобы я починил связь? - мой тон вполне мог сойти за зловещий.
- Что вы, нет! - ужаснулся начальник тюрьмы. - Потом осёкся, осел лицом и потерянно произнёс:
- Без бумаги никак нельзя…
Снова да ладом! Пора кончать эту бодягу. Нужна бумага? Будет тебе бумага!
- Чистый лист найдётся? - спросил я.
- Что? Чистый лист… Да, конечно!
Начальник тюрьмы пододвинул в мою сторону лист белой бумаги, перо и чернила. Я начертал расписку и протянул её тюремщику.
- Этого достаточно?
Тот прочёл и радостно закивал…
Увидев меня, Корнилов слабо улыбнулся. Уже в машине спросил:
- Куда вы меня?
- В Петропавловскую крепость, - лаконично ответил я.
Корнилов помрачнел и замкнулся в себе. А мне так даже было и лучше…
Когда я повёл Корнилова не в каземат, а в помещение бывшей обер-офицерской гауптвахты, мрачность потекла с лица опального генерала. Открыв дверь одной из свободных комнат – припас я парочку "апартаментов", как знал, что пригодятся – сделал приглашающий жест рукой:
- Располагайтесь, Лавр Георгиевич!
Корнилов улыбнулся.
- А не слишком роскошно для тюрьмы? - спросил он.
- Ну так вы и арестант особый, - с улыбкой же ответил я. - Впрочем, если вам будет угодно, можете считать себя под домашним арестом.
Устроив Корнилова, прошёл к себе. Адъютант доложил:
- Дважды звонили из министерства внутренних дел, требовали вас.
- Будут ещё звонить, сразу соедини, - приказал я, открывая дверь кабинета. Звонок не заставил себя ждать. Я снял трубку. Голос министра внутренних дел рвал мембрану.
- По какому праву вы забрали из "Крестов" генерала Корнилова? - спросил он.
- Арестованным военнослужащим место не в тюрьме, а на гарнизонной гауптвахте, - вступил я в словесную перепалку.
Глава седьмая
Николай
В какое необычное время я попал! Я теперь (уже привык, в ТОМ времени сказал бы "сейчас") не про Революцию, хотя это тоже очень здорово. Я о нравах этого времени, а если ещё конкретнее – о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Здесь удивительным образом соседствуют "свободная любовь", столь похожая на половую распущенность оставленного нами мира, и патриархальная чистота добрачных отношений, заканчивающаяся алым пятном на белой простыне брачного ложа. Такими белоснежно чистыми являются мои отношения с Наташей Берсеневой. Мне, некогда зрелому мужчине, волшебным образом в одночасье ставшему молодым человеком, все эти потаённые вздохи, трогательное подрагивание длинных ресниц, моментальная пунцовость щёк при каждом случайном прикосновении друг к другу в начале знакомства, и абсолютная доверчивость, основанная на убеждённости, что не обижу, не порушу сейчас, когда дело идёт к свадьбе, кажутся лакомым блюдом, вкусить которое хочется до конца.
Наша глупая размолвка, про причины которой и вспоминать не хочется, осталась в прошлом. И лишь боязнь показаться неучтивым – кто знает, сколько тут принято ухаживать за барышнями? - не позволяла мне пойти к капитану второго ранга Берсеневу, служившему теперь при Главном морском штабе и ставшему после смерти родителей опекуном Наташи, чтобы попросить у него её руки. В конце концов, он сам вызвал меня на откровенный разговор. Выслушав мои путаные объяснения, чуть не рассмеялся и обозвал меня чудаком.
И вот стою я у заветной двери с букетом белых роз, и с трепетным волнением жду, пока мне откроют. На пороге Вадим, как и я, при параде, даже кортик прицепил. Приглашает войти. Присаживаемся вдвоём, Наташи не видно. Сначала, как водится, тары-бары вокруг тары, и лишь потом я излагаю цель своего визита.
- Ну что ж, Николай Иванович, - Вадим вполне проникся важностью момента, - человек вы со всех сторон положительный, думаю, будете для сестры хорошим мужем. Вот только согласится ли она? - Кричит в сторону соседней комнаты: – Наташа, выйди к нам!
Дверь тут же распахивается, входит Наташа, встаёт подле стола, глаза опущены долу.
- Вот, - говорит Вадим, - Николай Иванович просит твоей руки. Прежде чем дать ответ, хочу знать твоё мнение.
Вот тут она глаза подняла, и окатила меня таким счастливым взглядом, что её "я согласна" я почти и не расслышал.
Ольга
- Оля, я не один! - крикнул из прихожей Глеб.
Иду смотреть, кого он там привёл. Жехорский со Спиридоновой. Неожиданно… Перехватив мой удивлённый взгляд, Мишка воскликнул:
- Не поверишь, я в таком же недоумении. Это Ёрш чего-то мутит. Велел трубить большой сбор, а сам, кстати, запаздывает.
- Кстати, почему Ёрш? - спросила Маша после того, как мы расцеловались. У Коли ведь фамилия Ежов.
Я украдкой укорила Мишку взглядом. Тот лишь виновато пожал плечами. Всё никак не решится сказать Маше правду о нас. А может, правильно? Станет женой – куда денется? Пока будем выкручиваться.
- Это он сам виноват, - рассмеялась я. - Проболтался как-то, что его в детстве "ершом" дразнили, любил он с удочкой на бережку посидеть, а мы и прицепились.
- Понятно, - кивнула Маша и прошла в гостиную.
Мишка показал мне большой палец и пошёл следом за невестой. Я стала накрывать к чаю.
- Так ты точно не знаешь чего Ершу из-под нас треба? - спросил неугомонный Мишка.
- Нет, но сейчас, - в дверь позвонили, - узнаю, как и ты, из первых рук. - Сказала и пошла открывать.
На пороге стоял Ёрш с сияющим лицом, а за его плечом робко хлопала ресницами Наташа. Всё ясно. Чаем тут не обойдёшься…
* * *
После разговора с этим странным типом – как его, Жехорский кажется? - Колчак твёрдо решил предложения не принимать и на съезд, понятно, не ходить.
Передумал в последнюю минуту. Решил: схожу разок из чистого любопытства.
Вид Таврического дворца неприятно поразил. Обилие красного цвета раздражало. А вот караул порадовал. Молодцы с красными звёздами на головных уборах вид имели бравый и службу несли исправно.
"А этот Жехорский и иже с ним дело своё, похоже, знают", - подумал адмирал, припомнив, что его новый знакомец представился заместителем начштаба Красной Гвардии. На местах для гостей оказалось немало знакомых лиц, и у Колчака вконец поправилось настроение.
Сегодня он пришёл в Таврический в третий раз. Красный цвет примелькался, и уже не так резал глаза. Речи ораторов, слышанные им в предыдущие дни, скорее веселили, нежели пугали. "Неужто они это всерьёз? - думал адмирал. - Про землю, про свободу, про равенство? Пожелай Господь сделать людей равными, он бы и создавал их такими. Ан нет, кто-то рождается в халупах, а кто-то в палатах, и у каждого свой путь. Мой же путь лежит в стороне от пути этих наивных мечтателей".
Сегодня он пришёл сюда в последний раз – так он решил. Пришёл послушать выступление Ленина, после чего покончить с этим раз и навсегда. Приглашение от командования американским флотом получено, и он этим предложением воспользуется.
Колчак слушал Ленина и поражался не силе его слов – они по-прежнему были ему чужды, - но силе убеждённости этого человека в своей правоте. Вспомнил Жехорского, и впервые подумал, что с этими людьми можно кашу варить.
В перерыве между заседаниями Колчак бродил по коридорам Таврического дворца в глубокой задумчивости, когда буквально наткнулся на Брусилова. До этого они два дня раскланивались на расстоянии, но так, лицом к лицу, столкнулись впервые. Пожимая руку, Брусилов вперился в Колчака цепким взглядом.
- Как вам выступление Ленина, Александр Васильевич? - спросил он.
Адмирал неопределённо пожал плечами.
- А я, знаете, ему поверил! - горячо продолжил Главкомверх. - Поверил не столько в его идеи – некоторые из них меня, признаться, пугают. Поверил в то, что он сумеет увлечь за собой народ российский! И тут у нас с вами только два пути: быть с ними или уйти в сторону, поперёк дороги становиться не советую – сомнут!
Колчак печально улыбнулся.
- А вы, ваше высокопревосходительство, я вижу, со своим решением уже определились?
- Определился, ваше превосходительство, - в тон Колчаку ответил Брусилов. - И готов принять пост военного министра в правительстве Ленина, если таковой будет мне предложен. Вас, я слышал, прочат в министры морские? Советую согласиться! Засим позвольте откланяться. Честь имею!
Михаил
Отшумел I Всероссийский съезд Советов. Ещё с утра в Таврическом дворце было людно. Избранный съездом Центральный исполнительный комитет Всероссийского Совета Народных Депутатов числом 320 человек (120 эсеров, 109 большевиков, 71 меньшевик и 20 представителей других партий) потребовал немедленной отставки Временного правительств. Делегат Керенский, объяснения которого съезд даже не захотел выслушать, прямо тут же подал в отставку. Делегаты немедленно утвердили новый состав Временного правительства и после торжественного закрытия съезда стали покидать Таврический дворец. Уже к двум часам пополудни об их присутствии напоминали лишь кучи мусора, в основном бумаги, возле которых суетился целый отряд уборщиков.
На плечо легла чья-то лёгкая рука. Не оборачиваясь, я накрыл своей ладонью узкую прозрачную ладошку и ласково погладил.
- А если бы это была не я? - раздался сзади весёлый голос председателя ВЦИК Марии Александровны Спиридоновой.
Я обернулся и прижался щекой к щеке моей наречённой. Маша ответила на ласку, потом отстранилась и с тревогой заглянула мне в глаза.
- Ты почему такой смурной?
- Просто устал, - соврал я.
Не мог же я ответить, что в угнетённое состояние меня вверг съезд Советов. Не итоги, разумеется, а некоторые его делегаты. До сего времени я находил себе сторонников среди людей активных, ясно, пусть и не всегда верно, мыслящих. А тут за несколько дней повидал немало людей настороженных, если не сказать боязливых, или откровенно недоверчивых. Об их твёрдые лбы можно было орехи колоть. И то, что они в массе своей проголосовали "за", означало вовсе не их согласие с нашей программой, а простое нежелание ссориться с будущей властью. Сколько же потребуется усилий, чтобы сделать таких – а их миллионы – хотя бы не врагами. Да, о том, что нам предстоит нелёгкая борьба за умы собственных союзников, я как-то раньше не думал.
- Езжай домой, отдохни, - участливо сказала Маша. - Здесь ты пока не нужен.
Поцеловала в щеку и энергичным шагом направилась вершить истинно великие дела. Вот кто не устрашится никаких трудностей!
На улице лил дождь. Летний питерский ливень. Одинокая фигура, стоящая под навесом чуть в стороне от главного входа, как и я, пережидала непогоду. Или дело не только в этом? Я подошёл и поздоровался:
- Здравствуйте, Александр Васильевич. Дождь пережидаете, или меня ждёте?
- Жду вас, Михаил Макарович, - ответил Колчак, пожимая мне руку. - Хотел сказать, что если ваше предложение остаётся в силе, то я готов его принять.