- Под боевым опытом в этой части Сеты, - усмехнулся он, - подразумевается участие в одной, от силы в двух пограничных стычках с отрядами соседей. В лучшем случае один солдат из десяти имеет такой опыт. С другой стороны, каждый мужчина - а особенно если этот мужчина - нахарец - мечтает стать участником столь драматических событий.
- Значит, первая атака будет самой яростной.
- И я, и Кенси - мы оба тоже так думаем. Рад слышать, что ты разделяешь наше мнение. Все пойдут в первую атаку - не только следуя долгу солдата, а желая превзойти в геройстве своих товарищей. Если удастся справиться с первой, очень вероятно, что во второй отважатся участвовать уже далеко не все. Главная задача - отбиться от первой волны. Когда их много - все они храбрецы. Но с каждой новой захлебнувшейся атакой доблесть начнет покидать их сердца. А мы будем убивать их, и тогда пусть думают - так ли они хотят подохнуть здесь, за этой стеной, когда сойдутся с нами лицом к лицу.
- Хорошо. Как ты думаешь, сколько выступит против нас?
- По меньшей мере одного из пятидесяти остановит только смерть, - спокойно ответил Ян. - Если половину мы выбьем еще на подходе, считай, останется человек шестьдесят. При этом процентов тридцать потеряем сами. Это самая оптимистическая цифра, не надо забывать, что наши воиныт может быть, и отличные трубачи, но солдаты из них никакие. Если банда мятежников все-таки доберется до стен, наши музыканты в лучшем случае смогут драться один на один. Падму из нашего списка я, естественно, исключаю, значит, на тебя, Кенси, Мигеля и Аманду придется порядка тридцати человек. Как у тебя со здоровьем, форму еще не растерял?
Я усмехнулся.
- Вот и прекрасно, - сказал Ян. - Прошу, улыбайся вот так, когда они приблизятся. Пара секунд передышки, пока они будут приходить в себя, нам гарантирована.
Я рассмеялся.
- Если Мигелю ты больше не нужен, зайди к Кенси.
Кенси я застал все в той же позе за столом, на котором, кроме карт, появились фотографии и распечатки.
- Встретил его? - спросил он, поднимая на меня глаза.
- Да, и Ян сказал, что ты горишь желанием занять меня делом.
- Могу, присаживайся.
Мы работали вместе всю вторую половину дня. Так называемые крупномасштабные топографические карты из военной библиотеки, на наш взгляд, могли служить лишь путеводителями для туристов. А Кенси должен был знать, как выглядит каждый участок земли, метр за метром, начиная от крепостной стены и далее вниз по склону, включал пару сотен метров равнины. Имея такую информацию, вполне можно представить, по какому сценарию будет развиваться атака, сколько солдат окажется в первых рядах, какие естественные преграды могут приостановить штурмующих, где возможна свалка, если на бегу, в суматошной давке, кто-нибудь поскользнется, оступится, упадет.
Трудно было ожидать от нахарских карт подобной точности, вот почему все утро Кенси провел за встроенными в крепостные стены видеокамерами, снимая на пленку участки площадью три на три метра. Используя полученные фотографии, мы теперь исправляли и дополняли никчемные карты.
Работали до самого вечера, а когда закончили, то без ложной скромности могли считать, что досконально изучили окрестности Гебель-Нахара, и не только с точки зрения нападающих, но и как защитники, которым сегодня ночью собственными животами придется проверять практическую ценность приобретенных знаний. А пока ночь не наступила, мы, сложив карты, отправились ужинать.
Время ужина уже подходило к концу, а кроме нас и Яна, в зале никого не было. Мигель все еще пытался превратить своих солдат в боевую группу, а наши ученые одиннадцать часов без перерыва продолжали искать ускользающее решение.
- Пойдите поспите немного, - предложил Ян. - Если все сложится удачно, до рассвета можно будет прихватить еще пару часов, но я бы не советовал сильно на них рассчитывать.
- Хорошо, - кивнул Кенси. - Думаю, и тебе отдых не повредит…
Брат смотрел на брата. Они знали друг друга до последней черточки, понимали с полуслова. Все решили мимолетным обменом взглядами, и теперь их мысли были уже далеко.
Проспал я целых три часа, а в десять по местному времени мы с Кенси уже покидали Гебель-Нахар.
Я думал, что придется спускаться по веревке со стены Гебель-Нахара. А вышло все гораздо проще, но зато таинственней.
В полной экипировке, с лицами и руками, намазанными черной краской, мы шли за Мигелем по мрачным подземным казематам, а потом по туннелю, который, если верить словам нашего провожатого, должен был вывести нас метров на пятьдесят от крепостной стены прямо на равнину.
- Как ты узнал об этом ходе? А если здесь еще есть подобные туннели? Знают об этом ли мятежники? - забросал я его вопросами.
- Других нет, а об этом не узнают, - объяснил мне Мигель, пока, держась за стены, двигаясь друг за другом, мы все ниже и ниже опускались в недра Гебель-Нахара. - О туннеле знает один Конде, еще его отец соорудил этот туннель тридцать восемь местных лет назад. А наш Конде, когда узнал, что армия его предала, открыл семейную тайну мне…
Чувствовалось по всему, что между стариком и Мигелем установились полные взаимной симпатии, доверительные отношения, о причинах возникновения которых все не хватало времени спросить. Может быть, так непохожие на всех остальных в Гебель-Нахаре, они больше других страдали от одиночества?
Наконец туннель закончился у короткой деревянной лестницы, что вела к круглому металлическому люку. Мигель выключил свет, и неожиданная, непроглядная тьма окутала нас. Я ничего не видел, а мог только догадываться, что наш провожатый включил поворотный механизм, по всей видимости хорошо смазанный, так как до наших ушей доносилось только легкое, едва различимое пощелкивание. Крышка медленно отодвинулась, открывая круг ночного неба, усеянного звездами.
- Можно выходить, - прозвучал свистящий шепот Мигеля, - Осторожней головы, наверху кусты с острыми колючками.
И мы с Кенси пошли. Я, как персона менее значительная, впереди, а он чуть сзади. Колючки не поранили меня, хотя не один раз, продираясь ползком сквозь стену густой растительности, слышал я их противный скрежет о плотную материю моего боевого комбинезона. Позади нас с мягким стуком захлопнулась крышка люка. Мигель снова откроет ее через два часа четырнадцать минут.
Я почувствовал осторожное прикосновение - это Кенси догнал меня и дотронулся до плеча. Повернув голову, увидел я на фоне звездного неба очертания его поднятой руки. Жестом показав, что пора расходиться, он еще раз прикоснулся к моему плечу и растворился в ночном мраке. А я развернулся и, еще теснее прижимаясь к земле, пополз в противоположном направлении.
Признаться откровенно, я уже забыл, что значит ночная вылазка. "Быть всегда в отличной физической форме" - вот девиз, с которым воспитывалось не одно поколение дорсайцев. Это образ жизни, начинающийся с колыбели и становящийся таким же естественным, как мытье рук или чистка зубов.
Может быть, поэтому в нашем мире так много людей доживает до глубокой старости, не говоря о тех, кто, как в семействе Аманды, еще и выглядит гораздо моложе своих лет. Но далее самые интенсивные занятия не дают блестящих результатов, если ты не проверяешь свои возможности практикой.
Ян был прав, когда - нужно отдать ему должное - достаточно мягко подтрунивал над моими физическими возможностями. Самые лучшие спортивные тренажеры на борту самого большого из линейных галактических крейсеров не сравнятся с тем, что может ждать воина в полевых условиях. Моя служба - просторы Вселенной, и все прекрасно понимают, что годы, проведенные в полетах к звездам, сказываются на возможностях человеческого тела, которое, хотел бы ты того или нет, "ржавеет", становится менее гибким и послушным. И сейчас - один в ночи, лежа на земле, я ощущал свой вес, чувствовал, как тяжело дается каждое мускульное усилие.
Кенси досталась левая часть склона, а я полз по правой половине, метр за метром исследуя его, сравнивая участки ландшафта с тем, что запечатлелось в памяти по фотографическим снимкам. Ночной ветер холодил кожу, и потому казалось, что ты плывешь в невидимом океане, под бездонным, без единого облака небом. Наверное, нам не помешал бы свет луны, но, к сожалению, Сета вполне обходилась без нее.
Минут через пятнадцать я достиг первой из девяти предполагаемых позиций, которые могли занять лазутчики-наблюдатели из неприятельского лагеря. Выбирали мы эти позиции исходя из опыта, знания психологии и здравого смысла. Пожалуй, даже самые опытные дозорные, получив задание следить за объектом, подобным Гебель-Нахару, от которого вряд ли можно ждать активных действий, почувствовали бы, как бесконечно долго тянется время. Особенно если эти долгие часы нужно провести на голой равнине холодной темной ночью. В таких условиях даже у самого бдительного возникает предательская мысль, что ничего не случится, и тогда он инстинктивно ищет самое удобное, закрытое со всех сторон место и с этой позиции продолжает вести свое томительное наблюдение. Но в укрытии, что в памяти моей значилось под номером один, было пусто, и пришлось отправляться еще дальше.
Вот тут я и ощутил первые признаки наступающих перемен. Тело мое, постепенно привыкая к физическим усилиям, темноте и ночной прохладе, перестало быть упрямым. Наоборот, я начал испытывать радость движения. Старые навыки проснулись во мне. Глаза мои привыкли к блеклому мерцанию звезд, и теперь мне казалось, что я вижу так же хорошо, как и при ярком дневном свете.
Со слухом происходило то же самое. То, что раньше казалось невообразимой какофонией непонятных и тайных звуков, распалось на отдельные мелодии, легко различимые, ясные и четкие в главенствующей тишине ночи. Я слышал шорох ветвей кустарника, движение ветра в его листьях и отличал эти звуки от шороха скрывающихся в норках степного суслика или мыши. Более того, я не только все это чувствовал, я как бы стал с ними одним целым - полноправным обитателем сетанской ночи.
Как было восхитительно ощущать близость и единство с природой, в этом тихом блуждании по земле, освещенной спокойным мерцанием звезд. Ветер, ароматы, звуки - все это переполняло меня, и неожиданно в сознании своем перестал я представлять себя как физическое тело. Я забыл Гебель-Нахар, я забыл, что я человек… Кажется, я даже забыл Элизу.
А потом чувство долга вернуло меня к действительности. Ни в одном из укрытий, так же как и на всем правом склоне, лазутчиков не было. Совершенно необъяснимо, но мятежники не потрудились выставить своих дозорных. Может быть, Ян и все остальные, считающие утреннюю атаку неизбежной, ошибаются и у нахарцев нет намерения наступать?
Я вернулся к замаскированному входу в туннель, где меня уже дожидался Кенси. Молча, знаками рук он показал, что и в его части склона не встретилось ни одной живой души. Таким образом, мы спокойно могли вывести в поле наших музыкантов и приступить к минированию.
Вход туннеля открылся в точно условленное время. Мы спускались в кромешной темноте, осторожно нащупывая деревянные ступени, но стоило люку над нашими головами захлопнуться, как зажегся свет.
- Что нашли? - поинтересовался Мигель, пока мы приводили в порядок свое снаряжение.
- Ничего, - ответил Кенси, - Они нас за людей не считают и ничего от нас не ждут. Мины успели приготовить?
- Так точно, - по-военному четко доложил Мигель. - Если за стенами все спокойно, может быть, выпустим людей через основные ворота? Я обещал Конде никому не рассказывать про туннель.
- Ты прав, - кивнул Кенси, - Чем меньше народа будет знать об этом пути в крепость, тем для нас будет спокойней. Давайте трогаться - слишком много дел впереди.
Мы собрались в рабочем кабинете Кенси; к нам присоединилась Аманда, позволившая себе короткий перерыв в тщетных попытках найти правильное решение в водовороте социальных конфликтов под названием нахарская революция. Все внимательно слушали Кенси и меня о результатах ночной охоты.
И снова странные мысли возникли в моем сознании.
- Что-то произошло в лагере, - решил я вслух высказать мучившие меня сомнения. - Могло что-то случиться, и они отказались от атаки.
Кенси и Ян настолько дружно замотали головами, словно и не думали, а лишь бессознательно подчинились только им одним известному инстинкту. По своему опыту я уже знал, что если эти двое выказывают такую уверенность, значит, всем остальным можно не сомневаться - все будет так, как считают Грэймы.
- Я своих еще не поднимал, - сообщил Мигель и, встретившись глазами со взглядом Яна, быстро добавил: - После напряженных занятий им нужно хорошо отдохнуть. Сейчас дневальный объявит подъем, и через полчаса они будут на склоне. Если работать поочередно с короткими сменами на еду и отдых, то к рассвету все мины окажутся на своих местах.
- Хорошо, - кивнул Ян.
А я сидел и молча переводил взгляд с него на остальных дорсайцев. Ощущение единства с ночью не оставило меня, обнажив каждый нерв моего тела, выше пределов возможного обострив чувственное восприятие. Я был словно дикий зверь, попавший в мир глухих стен. Лампы под потолком неестественно ярким светом слепили и раздражали глаза. Казавшийся некогда таким свежим воздух комнат отравляли чужие, враждебные моему звериному чутью запахи пыли и машинного масла из труб вентиляции… а над всем этим царил запах множества собранных вместе человеческих тел.
И с такой же остротой я понимал, что чувствуют эти люди.
Все они смертельно устали - все и каждый по-своему. Физическая усталость обнажила то, что скрывалось в их истомленных душах… и там тоже почти ничего не осталось, кроме нечеловеческой усталости и напряжения последних дней…
- …тогда, пожалуй, не будем терять дорогого времени, - донеслись до меня слова Яна, - Аманда, нам с тобой пора переодеваться. Из оружия - только нож и пистолет.
Слова Яна вернули меня к восприятию действительности.
- Ты и Аманда? - удивленно переспросил я, - Мне казалось, что к лагерю пойдут Кенси, я, Мигель и Аманда.
- Так было запланировано, - ответил Ян, - Но только что один из губернаторов вылетел к нам на аэролете. Он уже сообщил, что желает говорить с Кенси и более ни с кем.
- У него есть реальные предложения?
- Может быть. - На лице Кенси не дрогнул ни один мускул. - Я не питаю особых иллюзий на этот счет, но, с другой стороны, пренебрегать такими контактами мы не имеем права. Я остаюсь, а с вами пойдет Ян.
- Мы вполне можем отправиться втроем, - сказал я.
- Вы, конечно, справитесь, но поверьте, что хуже, чем вчетвером, - возразил Ян, - Лагерь большой, а делать все придется крайне быстро. Если, кроме нас, найдутся еще такие, кто бы смог незамеченным войти, а также выйти оттуда, я бы взял и полдюжины. Это ведь не обычный лагерь, где существует лишь одна штабная зона. Нам придется проверить штабы всех полков, а их ровно шесть. Пойди лучше что-нибудь поешь, Корунна. Мы можем не вернуться до самого рассвета.
Я не преминул последовать доброму совету, а когда вернулся, все трое разведчиков ждали меня в кабинете Яна, уже полностью экипированные и готовые к походу. С правого бедра Мигеля свисал длинный нож, но для нас это скорее был рабочий инструмент. Другого оружия я у него не заметил. Ян, кажется, и не думал возражать. В тяжелых сапогах, в боевом комбинезоне, с раскрашенным черным лицом и руками и в плотно натянутой на лоб, закрывающей волосы шапочке Аманда показалась мне гораздо выше и мощнее, чем в своей повседневной одежде.
- Все в порядке, - произнес Ян. Перед ним лежала карта, составленная на основании съемки наших видеокамер и рассказов Мигеля о порядках построения нахарской армии.
- Давайте руководствоваться боевым опытом, - обратился к нам Ян, - Я возьму на себя два полка - вот этот и этот, оба в центре. Мигель, поскольку еще не должен был забыть, чему учат в академии, а также потому, что знает этих людей, возьмет тоже два полка, но на левом фланге. Один из них, как я понимаю, его родной, третий полк.
Ты, Корунна, определишь обстановку во втором полку, а Аманде останется четвертый. Я говорю об этом сейчас - вдруг мы не сможем обсудить детали на месте.
- По-моему, тебе и Мигелю лучше выбрать соседние полки, - предложил я Яну, - Быстро разобраться в обстановке двух полков не так-то просто, а вы могли бы работать в паре.
- Яна интересует пятый полк, - вступил в разговор Мигель, - Пятый гвардейский - у него самое лучшее вооружение. Мой полк и этот традиционно враждуют между собой, вот почему их развели как можно дальше друг от друга. Пятый занял позицию в центре, а третьему достался самый дальний фланг.
- Еще что-нибудь есть? - спросил Ян, - Если нет, тогда тронулись.
Вышли мы все через тот же тайный туннель, но на этот раз люк пришлось оставить полуоткрытым. На равнине разделились и, держа дистанцию метров в десять, бегом начали свой путь к мерцающим в далекой ночи огням лагеря.
Нам потребовалось чуть больше часа, прежде чем мы достигли границ лагеря. С каждым новым пройденным метром все громче становились звуки его жизни, и то, что наконец предстало перед нами, менее всего напоминало военный лагерь накануне сражения, а скорее вечеринку под открытым небом.
Лагерь, расположенный на голой равнине полукругом, был застроен обычными для походных лагерей пластиковыми, похожими на ульи строениями. Изготовленные из легкого надувного материала, они легко и быстро разбирались и собирались. За ними в живописном беспорядке теснились разномастные, всевозможных конструкций и размеров обыкновенные палатки.
Мы стояли всего в сотне метров, а могли подойти еще ближе, говорить в полный голос, кричать, снять защитную форму и все равно чувствовать себя в полной безопасности - так, словно находились не на виду многотысячного лагеря, а за высокой каменной стеной.
- Сбор на этом месте через сорок минут, - объявил Ян, и, сверив часы, мы растаяли во мраке ночи.
Моя цель - второй полк - расположился между полками Яна и Мигеля. Двигаясь в тени пластиковых домиков, я беспрепятственно преодолел их первую линию. Это оказалось до смешного просто. Далее, изучая обстановку, я понял, что, сменив свой черный комбинезон на обычный костюм нахарца, вполне мог бы ходить совершенно открыто где угодно. И все благодаря мужчинам в штатской одежде, снующим повсюду наравне с военными, причем было очевидно, что лишь малая толика гражданских известна солдатам в лицо и по имени. Если бы на меня обратили внимание - так только из-за боевого маскировочного костюма.
Но как раз этого я боялся в самую последнюю очередь. Снующие повсюду люди не видели того, что происходило чуть дальше их собственного носа. Оставаться невидимым в подобном окружении означало: ты передвигаешься очень спокойно и размеренно, то есть все в тебе, включая дыхание, следует подчинить единому ритму, а если уж остановился, то должен полностью расслабиться и замереть в том же положении, в котором тебя застала вынужденная остановка.