– Вот и убьем одним выстрелом двух зайцев, – зевая, заявил Никита. – Причем, лысого зайца – буквально...
Глава пятая
Никите снился знакомый уже мир. Был этот мир все также прекрасен и светел. Только вот люди теперь казались ему какими-то непривычно странными.
Никита все так же путешествовал по чудному миру, любовался его чистыми морями и сверкающими горами, вдыхал полной грудью звенящий свежий воздух.
Он думал о том, как расскажет теперь жителям этого мира о своем внезапном прозрении. Теперь, во сне, он чувствовал, насколько он снова приблизился к разгадке сущности бытия, всех этих сложностей и странностей, нагромождений миров, взаимосвязи сознаний...
И он говорил это быстро, горячечно, будто боясь, что сон закончится, и он снова станет обыкновенным человеком – ничего не знающим, страдающим от собственной глупости и беспомощности. Никита делился своим сокровенными знаниями, своими новыми сверхчеловеческими ощущениями.
И тот человек слушал, а в руке его по-прежнему был загадочный прозрачный куб. И Никита, глядя на этот куб, начинал сбиваться, путаться в словах, терять нить собственных рассуждений...
И когда он в смущении поднял взгляд на человеке, то увидел, как тот глядит на него бессмысленными немигающими глазами.
И Никите стало страшно. И он бросился прочь, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, чтобы предупредить об опасности, чтобы спасти этот прекрасный мир.
Но всюду на него смотрели пустые стеклянные глаза, такие же прозрачные и звенящие пустотой, как и этот мир, лишенный души.
Никита закричал.
Он проснулся в поту, а сонный страх никак не хотел выпускать его из холодных липких лап. Вокруг был полумрак. Тесную каморку освещала единственная дежурная лампочка.
– Где я? – прохрипел Никита.
– Все нормально, – ответил Стас. – Здесь все свои, не беспокойся. Погони за нами нет, можно не торопиться. Отдыхай...
Но Никита не слушал его. Он пытался разобраться в собственных ощущениях. Это казалось невозможным, так как ощущения менялись, словно в калейдоскопе, бросая тело то в жар, то в холод.
Никита встал. Осмотрел товарищей тяжелым взглядом. Внезапно все существо его пронизало острое желание.
Желание убить. Кого угодно. Только сразу, сейчас.
Никита тяжело задышал, пытаясь вернуть себе ощущение реальности. Но ничего не выходило. Ведь он знал, что именно может помочь ему найти мир с самим собой, обрести понимание сути вещей и потерянное душевное равновесие.
– Экстракт... – прохрипел Никита.
– Что? – не понял Стас.
Никита подошел к нему, и борясь с искушением свернуть наставнику шею, выдавил:
– Пошли к Доктору...
– К доктору? Тебе плохо?
Никита сжал кулаки.
– Пойдем, вытрясем из него душу... Узнаем у него... Кто он, этот... Ганс...
Стас удивленно посмотрел на Никиту. И кивнул.
– Ну, пойдем. Рано или поздно все равно надо было разобраться с этим Гансом. В конце-концов, мы ведь не партизанить пришли в этот мир... Ребята! Эй, народ! Хватит спать! Вставайте. Пора приступать к нашим поискам.
Батхед открыл глаза, похлопал редкими ресницами и послушно поднялся. Пилигримы во сне отмахивались и бормотали что-то бессвязное.
Последним проснулся Копатель. Причем, проснулся он от собственного смеха. Стас с удивлением посмотрел на улыбающегося вражеского нейронавта. Все-таки, с психикой у того явно было не все в порялке.
Никита с трудом, но все же взял себя в руки. Ударил несколько раз сам себя по лицу. Вместе с хлесткой болью пришло, наконец, ощущение реальности.
– Погодите, – произнес он, – я выйду первым. Осмотрюсь...
Они брели по лабиринтам подсобных помещений, словно по незнакомой каменистой пустыне – без воды и еды, то и дело спотыкаясь о какие-то трубы и кабели. На этот раз их вел Копатель, который пообещал указать безопасный путь прямо к медицинскому центру. Выходило, что Копатель довольно хорошо знал местность, несмотря на месяц сидения взаперти. Если он не врал, конечно.
Стасу было бы интересно услышать историю Копателя, но сейчас его занимала более актуальная проблема. Он, наконец, осознал реальность нового, чуждого ему мира, хотя до сих пор с трудом верил в то, что находится на огромной космической станции, которую почему-то Никита и Копатель упорно именовали Отелем. В другое время этот факт сам по себе был бы для него невероятным открытием, чудом. Но какое чудо может сравниться с путешествием в глубины сознания человека?
Батхед, правда, утверждал, что эти миры, эти внутренние вселенные не имеют отношения к сознанию, как таковому. Скорее, они являются важным элементом человеческой души, что к сознанию имеет довольно косвенное отношение. Стас не понимал различия между душой и сознанием. Но предпочитал не спорить с психологом. Тем более, что на истину в таком споре вряд ли кто мог претендовать серьезно...
– Ой, смотрите! Кто это? – сказал вдруг Батхед. В голосе его послышались испуганные нотки.
Все остановились и принялись вглядываться в полумрак, царивший на этом уровне. Стас вначале не очень понял, на кого указывал психолог. И вскоре стало ясно – почему.
Фигуры, стоящие впереди, были неподвижны. Поэтому бросались в глаза не сразу. И будучи уже замеченными, вызывали оторопь своей неестественной неподвижностью.
– Жмых, – сказал Копатель. – Это всего лишь жмых. Не бойтесь.
Стаса передернуло. Он никак не мог привыкнуть к такому явлению, как люди с начисто выжатой душой. Это было ужасно. Это просто не укладывалось в голове.
Зато становилось понятно, что же теперь происходит в его родном мире. Срединном Мире, как назвал его сперва Алекс, а следом – пилигримы. Теперь и люди Срединного Мира становятся материалом для сублимации жуткой выжимки из человеческих душ. И то, что творит сейчас кэп Хантер в Никитиной шкуре – это только цветочки, если верить тому человеку в белом...
Они прошли мимо группки безмолвных фигур, что следили за ними ничего не выражающими взглядами. Стас невольно вжал в голову. Он старался не смотреть на этих несчастных. Но, как назло впереди показались еще несколько похожих фигур. Затем еще и еще.
– Нормально, – сказал Никита. – Откуда их здесь столько?
Чтобы продолжить движение им пришлось буквально врезаться в гущу "жмыха", отчего пилигримы принялись что-то громко суеверно бормотать. Очевидно, какие-то молитвы.
Никита вдруг остановился, отчего сзади на него налетели остальные ныряльщики.
– Черт, сказал он. – Я ведь совсем забыл! Здесь где-то должен быть Денис...
– Какой еще Денис? – не понял Батхед.
– Денис... Денис?! – встрепенулся Стас. – Он же в коме... Что я говорю... Где он? Что с ним?
Никита покрутился на месте, огляделся. Местность была не слишком знакомая, но помогал инстинкт.
– Ищем лестницу. Надо подняться на один уровень. Похоже, оттуда их всех разогнали. Может, они выстрелов испугались, или еще чего...
Лестницу нашли довольно быстро. Поднялись.
Никита сразу узнал это место. В прошлый раз здесь колыхалось жуткое море отработанного человеческого материала. Теперь жмыха было гораздо меньше. На решетчатом полу всюду лежали неподвижные тела. Бурые пятна намекали на недавние довольно жестокие события.
– Похоже, они чем-то не угодили этим уркам, – мрачно сказал Никита. – Не пойму только – чем? Безобиднее существ просто быть не может по определению.
– Существ... – повторил Стас, будто пробуя на вкус это слово. Оно с трудом подходило к людям. Впрочем, и образ жмыха мало ассоциировался с тем, что принято называть разумным существом.
Пилигримы выглядели подавлено. Они, озираясь, бродили между неподвижными фигурами и бормотали что-то о проклятии Финального Мира. Батхед же, напротив, оживился и бегал от фигуре к фигуре, светя зажигалкой в зрачки, оттягивая несчастным губы и стукая их костяшками по коленкам.
– Рефлексы проверяешь? – догадался Стас. – Брось. Смотреть на тебя жутко. Не будь мародером...
– К науке данный термин не применим, – гордо ответил Батхед. – Как этого самого Доктора найдем – вы там, поаккуратнее с ним. Жутко хочется поговорить с этим типом. Видимо, он ученый немалый...
– И негодяй порядочный, – вставил Копатель.
– Это не меняет дела, – возразил Батхед. – Чтобы понять, как с проблемой бороться, хорошо бы разобраться с ее источником...
– Чтобы разобраться с нашей проблемой, надо найти Алекса. А потому вначале надо найти этого типа из списка... Ну, вы в курсе...
Никита огляделся по сторонам и увидал знакомый пандус.
– Денис! – крикнул он. – Где ты? Это свои...
Ответа не последовало.
Никита не стал ждать. Он кинулся к лестнице. Следом за ним принялся подниматься Стас.
– Это – Денис?! – дрогнувшим голосом спросил Стас. Он ожидал чего угодно, только не того, что увидел.
Никитины опасения не были беспочвенными. Старик сидел в кресле, понурив голову, а на руке его засохла струйка крови. Подоспевший Батхед коснулся пальцами шеи Дениса.
– Жив, – удивленно сказал он. – А ну, дайте-ка я посмотрю...
Рана Дениса оказалась неглубокой. Похоже было, что его просто пырнули заточкой. Крови также он потерял не слишком много, внутренние органы не были задеты.
Но старик был слишком слаб. Покачав головой, Батхед вынес свой вердикт: проживет то не больше суток. Никита быстро пересказал суть своей недавней беседы с бывшим однокашником.
Стас сжал кулаки. Игры кончились. Из-за этого проекта множество людей лишилось жизни, а у кого-то жизнь превратилась в кошмар, сравнимый с самой смертью. Нужно было действовать немедленно. Может, они найдут способ вытащить Дениса обратно. Но время на поиск решения у них появится только после нырка.
Надо искать очередного хозяина. Ганса.
– К Доктору! – коротко приказал Стас.
Все повиновались. Хотя Стас и не устанавливал своего формального первенства, а более яркой лидерской харизмой несомненно теперь обладал Никита в шкуре кэпа Хантера.
Никите было не до дележа первенства. Его снова накрыло волной странных, засасывающих ощущений, основой которых был страх. Страх непреодолимый, животный, вселенский. Страх того, что он не успеет найти свою очередную дозу. Что не найдет экстракта. Что его дозу экстракта впитает чужой мозг. Что не ему, а кому-то другому откроются на миг тайны мироздания...
...На этот раз медицинский центр встретил Никиту не сверхчеловеческой чистотой и четкостью работы своего механизма, а мертвым запустением. Кругом было пыльно, словно не убирали здесь не один десяток лет. Хрустели под ногами битые стекла, посреди холла лежала опрокинутая тележка с рассыпавшимися металлическими ящичками, остро пахло медикаментами.
– Что-то мне подсказывает, что никакого Доктора мы здесь не найдем, сказал Копатель.
Из-за опрокинутой тележки вдруг выскочила какая-то всклокоченная фигура и в панике бросилась прочь, громко дыша и всхлипывая на бегу.
– Эй! – крикнул Стас. – Стойте! Куда же вы?!
– Здорово, видно их напугали, – сказал Батхед. – Это, наверное, сбежавший недовыжатый "материал"?
– Все, все обезумят! – пообещал Ромис могильным голосом. – Все, кто не следует заповедям Великого Алекс-са...
– А что это за заповеди? – поинтересовался Батхед.
– О, брат наш, внемли голосу правды! – оживился Ромис, и глаза его засверкали в предвкушении обращения нового адепта своего учения. – Ибо, как сказал Алекс-с – "много людей, миров еще больше, страх потеряться с бездне велик, но помни – ты сам Вселенная. Мир с самим собой – это мир с Великими Песочными Часами..."
– Ваше учение не лишено практического смысла, – признал Батхед. – Во всяком случае, в части психотерапевтического воздействия. Надо будет на досуге побеседовать подробнее...
– Конечно, брат, – сурово, но доброжелательно сказал Егорис. – Ощути с нами силу веры, и путешествуй свободно меж мирами, неси заблудшим светоч истинного знания...
Пилигримы тихонько взяли Батхеда под локти и потащили в сторону, что-то горячечно бормоча ему на ухо. На лице психолога проявилась паника. Он вяло попытался вырваться из цепких влажных лап.
Копатель засмеялся, довольно фамильярно толкнув локтем Стаса:
– Батхед попал! Эти живчики быстро возьмут его в оборот. Как бы вам не потерять ценного специалиста. Ударится ведь в религию, как пить дать!
Стас молча направился к Батхеду, схватил того за шиворот и выдернул из рук пилигримов.
– Спасибо, дружище... – тихо пробормотал психолог.
– Мы еще продолжим наш разговор, брат! – радостно бросил вслед Ромис. Егорис смотрел на психолога сверкающими счастливыми глазами.
– Не думал, что вы дадите им повод для такой массированной психологической обработки, – сказал Копатель.
Батхед развел руками. Он был красен. Должно быть, ему было стыдно. А может – просто от усилий вырваться. Пилигримы о чем-то оживленно переговаривались, посматривая на психолога. Видимо, созерцательный период для них заканчивался.
– Пойдемте, посмотрим, что стало с оборудованием, – предложил Стас. – Никита, проводишь?
Никита молча кивнул. Его начала бить мелкая дрожь. Он уже не мог думать о том, что где-то за стенкой, в каком-то десятке шагов, лежит кубик, до краев наполненный чудесным экстрактом, этой прекрасной мерзостью, этой сладкой смертью...
Он скрипнул зубами. Нельзя выдавать своего состояния. А вдруг его в чем-то заподозрят? Вдруг эти люди не захотят поделиться с ним экстрактом? Вдруг они попытаются помешать ему?!
– Убью... – одними губами беззвучно произнес Никита, и в голове его промелькнули картинки: вот он выхватывает шпагу и с остервенением начинает бить, кромсать, колоть... А тех, кто, лежа на металлическом полу, все еще хрипит в агонии, он с наслаждением добивает, вонзая шпагу в судорожно дергающееся горло...
– Ты чего скалишься, Ник? – голос принадлежал Копателю.
Никита медленно растер себе щеки, прогоняя наваждение. Скорее, скорее туда...
В апартаментах Доктора все двери были нараспашку. Большое окно, через которое Никита наблюдал жуткие сцены сублимации, было покрыто сетью мелких трещин: очевидно, его пытались выбить, но бронированное стекло не поддалось. Огромного кристалла над центром кабинета не было, вместо него на полу, вперемешку со стрелянными гильзами, тускло отблескивала кучка обломков.
– Это и был тот самый сублиматор? – спросил Батхед, с любопытством перебирая осколки.
– Да, – бесцветно ответил Никита. Он начал ощущать беспокойство: здесь царили такой хаос и разрушение, что надежд найти экстракт почти не оставалось. Никита и сам недоумевал – откуда у него вообще взялась эта надежда? С чего он взял, что Доктор будет ждать его здесь с серебряным подносиком в руках, на котором будет лежать сверкающий, манящий кубик, способный утолить его жестокую жажду...
Через кабинет медленно прошла фигура в знакомом синем одеянии. Никита с отстраненным удивлением отметил, что один из помощников Доктора почему-то тоже стал жертвой сублимации. Это, конечно, вызывало множество вопросов. Но Никиту интересовал ответ только на один из всех вопросов, которые способен задать человек.
Где?!
Сознание отказывалось работать. В голове только раздавался учащенный, тяжелый стук сердца и проплывали картинки сменяющихся интерьеров. И вот он снова в том кабинете, в котором произошел роковой обмен душами...
Вот эти кресла. А вот здесь стоял Доктор. Смотрел и скалился своим поганым мыслям...
А вот, на кресле, аккуратно лежит знакомый прозрачный кубик...
Что?!
Не может быть...
Вот так удача!
Удача? Или ловушка?
Плевать, плевать! Не важно! Скорее! Скорее взять его непослушными дрожащими пальцами и прижать, вдавить в основание черепа за ухом...
Ну?! Что?! Давай же...
Никита часто дышал и надеялся только на то, чтобы кубик не оказался использованной пустышкой...
Ничего.
Проклятье!!! Ничего! Ничего из того густого спектра ощущений, что пронизали его тело и душу с прошлый раз. Только легкое головокружение, от чего к горлу подступил отвратительный комок...
Никита тихо зарычал от отчаяния.
Все. Это конец. В жизни нет больше ничего. Ни одной зацепки, ни одного повода, чтобы остаться в этом, или каком-либо из множества иных миров. Это факт. Нет ничего более мучительного, чем оставаться здесь.
Пора выныривать. Выныривать окончательно...
Никита достал из кобуры пистолет. Только сейчас он вспомнил о нем. Как кстати.
Пистолет был красивый. Красновато коричневая изогнутая рукоять была покрыта тонким рисунком с изображением батальных сцен, каких-то диковинных животных и непонятных монограмм. Вороненый ствол был сплошь покрыт густой вязью узора. Даже массивный курок был замысловато завит и венчался разинутой волчьей пастью, сжимающей кремень.
– Красота смерти... – прошептал Никита.
Он взвел тугой курок и тот сочно щелкнул, будто подведя какую-то черту. Взведенный курок не оставлял никаких шансов. Корсар должен умереть именно так. Раз уж не осталось для него вражеского кусочка свинца...
Никита заглянул в черное в дуло и коснулся курка.
Ему казалось, что он летит черный колодец, бесконечно глубокий, пахнущий пороховой гарью и дымом сражений. А там, на дне колодца...
– Красиво. Браво, кэп! – раздался насмешливый голос.
Никита с трудом вынырнул из колодца, заставив разогнуться задеревеневший на спусковом крючке палец.
Перед ним стоял Доктор собственной персоной. Выглядел он весьма довольным.
– Стреляться задумали, сэр? – понимающе сказал Док. – Это хорошее занятие. Весьма достойное. Только, сдается мне, не вполне уместное в данное время. Вы ведь пришли за экстрактом?
Никита выронил пистолет. Раздался выстрел и толстое стекло окна, наконец, рассыпалось на мелкие осколки. Доктор засмеялся.
– Люблю адекватные реакции. Это значит, что ситуация находится под контролем...
– Док... Экстракт... Мне... Сейчас... – тихо произнес Никита, подаваясь вперед.
Доктор кивнул:
– Безусловно! В свое время. Вы не уйдете обиженным, кэп. Только мне нужно ваше внимание. Сейчас.
Никита замер в неподвижности. Он боялся только одного – что на звук выстрела потянутся его приятели.
Доктор подошел ближе и брезгливо, двумя пальцами, поднял пистолет.
– Да, – сказал он. – Старое доброе оружие. Рвущее в клочья плоть и освобождающее кровь. Ах, как это просто и прекрасно...
В голосе Доктора звучали ностальгические нотки. Он усмехнулся и разжал пальцы. Пистолет грохнулся на пол.
– Ну, что, Никита, не спешат твои друзья на выстрелы?
Никита молчал. Он ждал. Ждал своей дозы.
– А все очень просто, – сказал Доктор. – Все то, что ты сейчас видишь, – лишь игра твоего воображения. И моих технологий, разумеется...
Доктор рассмеялся.
– Ведь это ты устроил бунт? Ты натравил материал на собственную команду?
– Она не моя, – бесцветно сказал Никита.
– Ну и черт с ней, – согласился Доктор. – Вот лаборатории жалко. Все разнесли твои протеже. Наркотики искали, надо полагать. Как и ты сейчас.
Никита промолчал.