- "Не вздумайте выбросить", - приказали из штаба.
Тут неожиданно вмешалась Бастет: "Не надо было сразу изучать артефакты, миф превращается в быль со временем и на удалении".
- Пожалуй, она права, - согласилась Василиса, - впредь артефакты рассматривать только в штабе или, если в том есть необходимость, на следующем этаже.
- "Как обстановка на этаже", - обратилась она уже к разведчице.
- "Нормальная, я уже на подзарядке, - отвечала та, - здесь небольшие непонятки с видом из окна".
- Ян, что там у тебя за вид из окна? - спросила Василиса.
- Ты же была там, и бельишко сушила, - с долей иронии ответил тот.
- "Тебя смутили натянутые верёвки".
- "Да нет. Синицы, которые сидят на них. Они по очереди ломятся внутрь помещения, цепляются за раму и долбят её клювом".
Глава 19
Яна устроилась читать на больничной кровати по-домашнему, подмяв под себя подушку, и болтая поднятыми ногами, знакомство с электронным текстом неизвестного писателя об императоре Августе привело её в состояние ажиотажа, ей не терпелась сравнить свои знания в этом вопросе с новой трактовкой лиц, удерживающих её в этом заведении. Она не представляла, что ей это даст в оздоровительном плане и как отразится на её дальнейшей судьбе, ей просто было интересно.
"Северная Италия, конец октября 9317 года".
"Уже интересно, - усмехнулась она про себя, - потом с датой разберёмся".
"В первый день декады накануне ноябрьский календ, в год консульства Пансы и Гирция, гибель которых сделала суффектами Октавиана и Квинта Педия, молодой консул Гай Юлий Цезарь Октавиан разбил лагерь своего войска в долине речушки, впадающей в Рено, близ города Банонии.
Когда ставили палатку Октавиана, над лагерем в небе, чистом и свободном от осенних туч, что являлось редкостью в сезон дождей, парил орёл. Хороший солнечный день принёс тепло, и большая часть воинов не пряталась внутри палаток, потому и стала свидетелем удивительного события. Орёл спикировал и уселся на шпиле палатки Октавиана, откуда не возьмись, молодую птицу атаковали два огромных ворона, но были повергнуты им.
"Хороший знак, - пронеслась молва в войсках, - к добру, двум старым воронам не удастся одолеть молодого орла". В канун предстоящих переговоров это могло стать счастливым предзнаменованием для молодого консула, особенно когда в роли вестников выступали птицы.
Октавиан с другом и советником Гай Меценатом дожидался прибытия Марка Антония и Марка Лепида, чтобы, вступив с ними в переговоры: наказать убийц Цезаря и покончить с гражданской войной в республике.
- Неплохо было бы спросить оракула, что в точности означает сей знак, - не удержался от комментария к птичьей битве и сам Октавиан, - так, где его возьмёшь.
- Не скажи, в окрестностях Баноньи, есть именье отставной весталки, она после службы богам, по доброй воле ещё лет пять прислуживала в Тибуре прорицательнице Альбунеи, можешь послать за ней с подарками, - посоветовал Меценат.
- Чем она знаменита и что может сказать?
- Говорят, у неё есть книга, которую она сама написала, живя бок обок с прорицательницей, теперь у местной знати пользуется популярностью, без её советов шаг ступить боятся.
- А что, вот центуриона Карнелия и пошлю, у него трудные миссии становятся успешными, - заразился идеей друга Октавиан.
После обеда, когда осенний воздух прогрелся почти до летнего, и стало жарко, что непривычно для здешних мест, Октавиана, дремавшего на походном топчане, разбудила шумная суета у палатки. Вспотевший слегка он поднялся и позвал слугу, чтобы умыться и освежить лицо.
- Келад, - обратился он к вольноотпущенному, - что там за шум?
- Какая-то местная знатная дама, сейчас беседует с Гаем Меценатом.
В этот момент в палатку вошёл Меценат. Он оповестил Октавиана:
- Весталка прибыла, звать?
- Как выглядит?
- Прилично.
- Тогда подожди, приведём себя в порядок.
Он посмотрел на Мецената, тот по-летнему был в белой тунике с тонкой пурпурной полосой по краям.
- Пожалуй, это не официальный приём, тога не к чему, останусь и я в тунике, - вслух рассудил Октавиан.
Его белая туника с широкой пурпурной полосой уже говорила, что он принадлежит к когорте высших магистратов.
- Позови Ликина, пусть накроет стол, фрукты, вино, - распорядился Октавий, передавая полотенце слуге.
Через несколько минут в сопровождении Гая Мецената и девушки-служанки, молодой гречанки, вошла нарядная миловидная женщина приблизительно сорока пяти лет. Служанка не была рабыней и её одеяние, белая палла из тонкой овечьей шерсти поверх длинной тоги, покрывающая голову своим краем, говорило об этом.
- Цецилия Амата Корнелла, - представил её Октавиану Меценат.
- Рад видеть благородную женщину, - вышел навстречу со словами приветствия Октавий, - жаль, походные условия не позволяют устроить более пышный приём для столь знатной особы.
Цецилия поклонилась консулу и ответила:
- Долгая служба в храме Весты приучила меня к суровому стилю, что никоим образом не омрачит лицезрение сына и приемника великого Цезаря.
Октавиан, не стесняясь, стал рассматривать женщину и подошёл ближе.
Она была чуть выше его ростом. Длинные рукава белой туники из тонкой овечьей шерсти с тёмно-жёлтой тройной окантовкой у самых кистей выглядывали из-под коротких рукавов столы. Широкая и длинная стола бледно-розового цвета, подпоясанная чуть ниже груди, по низу обшита плиссированной оборкой. Стола была настолько длинной, что не было видно, во что обута весталка.
Вычерненные и заплетённые в косы волосы, обмотаны вокруг головы, удерживались на ней при помощи лет оранжевого цвета. Поверх головы белое покрывало своей окантовкой гармонировало с туникой.
Миловидное лицо, говорило о том, что в прошлом оно было красивым, и тридцать лет суровой службы жрицей лишь незначительно состарили её сетью тонких морщин у кончиков глаз и уголков рта. Если бы Цецилия захотела стать римской матроной, то и в таком возрасте нашла бы себе удачную партию для замужества. Но, видимо, статус отставной весталки её устраивал больше.
Октавиан приблизился вплотную и, вдохнув аромата роз, говорившего о роскоши гостьи, хотя украшений и иных аксессуаров на ней не было, легонько коснулся локтя весталки, повёл её к раскладному стулу за такой же походный стол.
Усевшись за столом втроём, с налитыми слугами кубками рейтийского вина, неспешно повели светскую беседу. Весталка отказалась даже пригубить вино, хозяин с пониманием к этому отнёся. Говорили сначала о местной знати, о её нравах, как они проводят досуг, потом перекинулись на погоду, балующую в конце октября теплом и чистым небом, затем перешли к птицам, которых наблюдали поутру.
На вопрос Октавиана, что ему ждать от таких примет, весталка задумалась и попросила провести небольшой обряд прямо здесь за столом. Служанка зажгла две свечи, подала блюдце и прозрачный шар, диаметром около десяти сантиметров, и небольшую книгу, в красном кожаном переплёте.
После небольшой паузы, прорицательница приступила к гаданью. Она подержала обе ладони над пламенем свечей, запрокинув голову и закрыв глаза, шептала что-то. Затем, правой рукой покатала стеклянный шар, не меняя положение левой руки и не открывая глаз.
Ожидание ответа не затянулось надолго, весталка, по-видимому, посвящённая ранее о сути приглашения к консулу, подготовилась и в книгу заглянула лишь для проформы.
- Всё для тебя сложится хорошо, но главное не в этом, - начала говорить она.
- Тогда в чём?
- Молодому орлу не стоит уподобиться воронам, но и мудростью их пренебрегать ни к чему, - продолжала она туманно вещать, - но впредь всё должно быть заново.
- Что же мне делать?
- Не проливать много крови, не предавать, не оскорблять бога своим приближением к нему, быть милосердным и не мстить.
- Какие знаки или знамения покажут, что поступаю правильно.
- Если у твоего подчиненного не появится почётный когномен Пилат, значит, ты всё правильно делал.
Наделённая подарками отставная весталка удалилась восвояси. Оставшиеся Октавиан и Меценат немного помолчали, попивая вино и обдумывая слова гостьи, а затем стали делиться впечатлениями от услышанного.
- Всё-таки эти оракулы странно изъясняются, - начал Октавий, - сразу не поймёшь о чём речь.
- Вот кто, по-твоему, эти два ворона наделённые мудростью, - спросил он Гая, - Лепид с Антонием, Сулла с Цезарем или вовсе Сократ с Аристоклом?
- Конечно, здесь и Платон не разобрался бы, хотя и он грешен иносказательностью, - поддержал его Гай, - а всё-таки Платон прав, Демиург нас действительно направляет на истинный путь сверху, а если мы упорствуем, сворачиваем не в ту сторону, уничтожает: разбивает, как неудавшиеся горшки, и заставляет начинать заново.
- Ты думаешь? - удивился выводу Октавиан.
- Теперь скорей да, чем нет, - задумчиво ответил друг.
Через день на небольшом островке они встретились с Лепидом и Антонием. Трудные переговоры по созданию триумвирата закончились успехом. Октавиан не уступил нажиму Антония, не разрешил тому включить в первый список проскрибированных Цицирона, хотя имущества великий оратор частично лишился, попав во второй список, где его составу даровали жизнь. Это по инициативе Октавиана и при содействии Мецената были введены два вида проскрипции: жесткая, как во времена Цезаря и мягкая. Мягкая проскрипция не лишала проскрибированных жизни, а лишь заставляла выплачивать репарации за нанесённый своими действиями или бездействиями ущерб республике по разжиганию гражданской войны и запрещала, до особого разрешения сената, занимать любые должности в государстве".
"Вот как всё перевернули, - изумилась Яна, - можно предположить, что их теократия основана на деизме, только, причём здесь Пилат? Однако подозрительно много сходства в мелочах: птицы, имена слуг, октябрьская погода".
Она уже собиралась читать дальше, как неожиданно активизировалось окошко видео-обмена с улыбающимся в нём по центру Николаевым.
- Как сказочка читается? - спросил он.
- Это у тебя сказки, а у меня историко-художественная литература, - ответила Яна.
- У тебя тоже сказка, причём из твоей же головы, - засмеялся Андрей.
- Это что-то новенькое? - удивилась Яна, но ничего опровергать не стала, ожидая дальнейшего развития темы.
- Сейчас я тебе сброшу свою первую прочитанную сказку, - уже более серьёзно говорил Николаев, - я её накануне вспоминал, они отсканировали мои мысли, добавили кое-что своё и готово. Так вот, если тебе, что-то покажется знакомым в историко-художественном сказании, не удивляйся. Да и вообще, советую не читать то, что ты уже знаешь, кстати, у меня забрали все журналы.
Яна бросила взгляд на столик, аккуратно прибрано, периодики нет.
"Молодец Колян, сразу двух зайцев гасит", - догадалась Яна.
- Давай, сбрасывай, прочту и твою сказку, - согласилась она.
В электронной библиотечке появилась папка с новым названием: "СКАЗКА О ВОСПИТАНИИ СОВЕСТИ".
Яна активизировала файл, хотя она не любила сказки, считая их развлечением, но сегодня иной случай, и она начала знакомиться с текстом. "Однако Колян становится в моих глазах авторитетом, - усмехнулась она, - заставляя меня менять вкус. Кто бы мог подумать?"
"Юрик с детства был вруном, с самого раннего. Врал по делу и без дела - просто так. Заберётся в сундук к бабушке, украдёт горсть изюма из мешочка, а завязать мешочек забудет.
- Кто брал изюм? - спросит строго бабушка.
- Не я, - ответит Юра, потупив глазки.
Или возьмёт кусок хлеба, как делают деревенские ребятишки, обмакнёт в молоко и сверху посыплет сахаром, но так неаккуратно, что сахарные песчинки окажутся не только на столе, но и на стуле, полу.
- Кто рассыпал сахар? - спросят его.
- Не я, - отвечает он и прячет в пол взгляд.
Казалось бы, что в этом такого, признайся, ну пожурят и всё, но нет, лучше соврать, и как бы оказаться невиновным.
Когда был маленьким - это было ещё ничего, терпимо. Но он рос, и враньё по мелочам росло вместе с ним.
И вот однажды, когда уже учился в школе, не выучил он урок, а его, как назло, вызвали к доске продекламировать стихотворение. Юрик встал и сказал, что у них в квартире не было света, т. е. электричества, и потому он не успел подготовиться.
Учитель, знающий о склонности Юрия преувеличивать, решил сделать запись в дневнике, но дневник, по словам Юры, он тоже оставил дома.
- Хорошо, - сказал учитель, - я ставлю тебе в журнале жирную точку и спрошу задание на следующем уроке, а для родителей напишу записку.
Учитель написал записку и отдал Юре, но Юра испугался и порвал записку, а родителям сказал, что у него в школе всё хорошо.
"Потерял случайно", - решил он ответить учителю, если тот вдруг спросит о записке.
Ложась вечером спать, Юрий почувствовал некое беспокойство в себе, так ничего страшного, маленькую тревогу внутри, как будто бы вскрылась его ложь, и ждёт его за это наказание. На самом деле всё было по-старому, т. е. нормально в его понимании.
Так и уснул он с таким чувством, и снится ему странный и немножко страшный сон…
Будто бы приехал он на каникулы в деревню к бабушке, к той у которой крал изюм и не признавался, и вот идёт он солнечным деньком через опушку леса к речке купаться. И мерещится ему, что сбоку от тропинки, там, в глубине лесочка, много ягод малины красных и жёлтых, крупных и поменьше. Захотелось ему полакомиться малиной, шагнул он с тропинки в чащу, но кусты малины не приблизились к нему, а наоборот отдалились. Он к ним, а они от него. Что за наваждение, что за обман, расстроился он и, развернувшись, пошёл назад, но тропинку не нашёл, будто и не было её вовсе.
"Заблудился что ли?" - и только он так подумал, вдруг перед ним, откуда не возьмись, появилась старушка с корзинкой в руке. Одета по-современному в спортивный костюм, кроссовки, а на голове кепка бейсболка.
"Сразу видно дачница, наверное, грибы собирает, которых пока ещё нет", - охарактеризовал пожилую женщину Юрий.
Признаться самому в том, что заблудился в трёх соснах, ему не хотелось, и решился он по привычке соврать, чтобы узнать дорогу.
"Скажу бабуле, что у тропинки, которая на речку ведёт, грибов видимо-невидимо. Пойдёт она к тропинке за грибами и выведет меня из чащи", - размышлял он и одновременно начал отмахиваться от мошек, неизвестно откуда взявшихся.
Он даже улыбнулся своему хитрющему плану и с улыбочкой поприветствовал бабушку:
- Здравствуйте.
- Добрый день, внучек, - ответила та ему.
- Грибы ищите? - задал он вопрос, согласно разработанному плану.
- Да нет, сердешный, - это я птичьи яички собираю, - озвучила неожиданный ответ бабуля.
- Так вы, что, бабушка, гнёзда разоряете? - удивлённо воскликнул Юрик.
- Почему разоряю, милок, птицы мне сами отдают, - спокойно отвечала ему бабушка.
- Что же это за птицы такие, которые сами яйца отдают? - заинтересовался Юрик и не заметил, как отступил от своего плана.
- Ложеносцами их кличут. Слыхал про таких? - поставила она встречный вопрос.
"Чё-то не слышал, а бабулька странная, совсем не дачница, говорит не по-городски, да и на деревенских непохожа".
Но, чтобы не показаться невеждой он ответил:
- Слышал, в школе проходили.
- Только ложают они яички, когда сыты бывают, а кормятся они мыслишками вздорными и лживыми, - доброжелательно поясняла она ему.
- Вы имеете в виду, несутся? - переспросил Юрий.
- Несутся куры, а ложеносцы ложают, - уточнила она.
- Ну, тогда откладывают яйца, - снова возразил бабушке Юрий.
- Ты такой же непонятливый, как и мой сын Вздорник, откладывают яйца черепахи с крокодилами, а ложеносцы ложают, - уже раздражённо и категорично разъяснила она.
Юрий отмахнулся от назойливых мошек, которые всё сильнее и сильнее закручивали карусель вокруг него, и заглянул в корзинку, надеясь там увидеть эти самые яйца, но то, что он там обнаружил, было сверх неожиданно в такой ситуации. И от увиденного у него, почему-то сразу, загорелись уши, и сердечко застучало быстрей. Там лежал обыкновенный дневник совести.
"Не мой ли?" - промелькнуло у него в голове.
Он сглотнул слюну и взволновано спросил бабушку:
- А зачем вам яйца?
- Как зачем, сына кормить. Он очень любит яичницу, а когда скушает, то врёт, просто заслушаешься, вся деревня Брехалово собирается, да из соседнего Депутатово иногда приходят послушать и поучиться, - с гордостью отвечала бабушка.
"Что это за деревни такие? Здесь поблизости нет таких названий", - снова пронеслись у Юрия тревожные мысли.
- Одна беда, хоть и стал он уже взрослым, но друга так себе и не завёл, - посетовала бабушка и добавила, - да и птички уже приелись, неохотно клюют его мыслишки.
- А что, вы бабушка, про какие-то мыслишки всё говорите, ими птичек кормите? - переспросил Юрик.
- Ну, милый, так это всё просто. Кто много врёт, тот и создаёт эти самые мыслишки, вон вокруг тебя роем роятся, - показала она свободной от корзинки рукой в его направлении.
- Какие же это мыслишки? Это же обыкновенные мошки, - удивился Юрий.
- А ты внимательно посмотри.
Юрик вгляделся в чёрные точки и обнаружил, что они совсем не похожи на мошек, скорей всего это были мелкие буквы и слова, составленные из них. Они так быстро и хаотично перемещались, и потому, если быть невнимательным, допустимо принять их и за мошек.
- Вот ты врёшь много, и мыслишки вокруг тебя так и вьются, - продолжала объяснять бабуля.
- Но я не врун, - отчаянно выкрикнул Юрий, и тут же осёкся и поправился, - если и говорю неправду, то очень редко и потом извиняюсь.
- Опять врёшь, - радостно воскликнула бабушка.
И в подтверждение своих слов достала из корзинки дневник.
"ДНЕВНИК СОВЕСТИ КРИВДИНА ЮРИЯ", - было напечатано заглавными буквами на его лицевой стороне.
Юрий от удивления открыл рот и не нашёлся, что сказать, а бабушка продолжила:
- В этом дневнике всё захронометрировано, когда и как ты врал бабушке, родителям, соседям, учителям, друзьям и просто встречным людям. Врал, чтобы оправдаться, скрыть свои неприглядные делишки, избежать наказания за неблаговидные поступки и просто так, потому что уже вошло в привычку. А теперь будешь для дела врать, - ложеносцев кормить.
- Я не могу, мне завтра в школу, - наконец-то нашёлся, что сказать Юрий.
- Ай, хорошо, давай, давай ври дальше, вон каких жирных мыслишек на волю выпустил, - воскликнула бабуля.