Сколько здесь не верти по сторонам головой, вокруг тебя одни только люди, которые говорят на каком-то непонятном шепелявом языке. Если же попробовать и самому на нем поговорить, то свой язык можно к чертям собачьим поломать. Вот и приходится русскому человеку на чужбине изъясняться жестами рук и пальцев. Только как можно было бы этими самыми руками договориться с какой-либо местной девчонкой о любви? Всегда впоследствии вдруг выясняется, что это ты зря время тратил на эти пустые разговоры! Той девчонке требовалось денег заплатить за эту самую любовь, французы лягушатники попросту не понимали, что же это за настоящая любовь такая без денежных выплат?! Ну, а какой русский будет деньги платить за любовь, когда любовь за деньги для русского человека, - это же самый настоящий стыд и срам, да и только! Любой русский человек не приемлет платного подхода к любви, он и жизни не сможет прожить без этой чистой и бесплатной любви! Ведь, когда он руками махал, договариваясь с француженкой, он в первую очередь именно любовь в виду имел, а не секс там какой-то?!
Бой десятки русских драгун плутонга Епифаненко с грабителями и убийцами очередной парижской улицы пока еще продолжался, но его завершение становилось все более и более предсказуемым. По моим предположениям, дружный драгунский коллектив должен был в итоге победить, поставить на колени эту неорганизованный парижский сброд. Тонкая, коллективная тактика ведения уличного боя давали прекрасные результаты! Каждый боец десятки прекрасно знал о том, что в этом бою друг не бросит его на произвол судьбы, всегда придет на помощь в момент обострения ситуации. Поэтому бойцы десятки бесстрашно шли на обострение этой самой ситуации, в атаку на превосходящие силы противника. Решительными и коллективными действиями они одного за другим успокаивали наиболее храбрых противников, нанося им шпагами и кинжалами легкие или весьма серьезные, едва ли не смертельные, ранения.
Я удобнее устроился на постели, которую делил с мадам Ксавье, подоткнул себе под бок одну из полушек, продолжая наблюдать по одной из фаянсовых тарелок за ходом уличного боя. Мадам Ксавье сладко посапывала своим аристократическим носиком, всем телом зрелой женщины она плотно прижалась ко мне с другого бока. Наша с ней страстная любовь несколько подогрела атмосферу спальни, поэтому мне пришлось принять полбокала охлажденного Пино Гриджо, включить кондиционер на слабые обороты. Затем я полностью отдался наблюдению за картиной завершающегося ночного боя, правой рукой продолжая ласкать левую грудь своей прекрасной возлюбленной.
Мадам Ксавье только что поделилась со мной очередной тайной королевского двора Франции, рассказав о том, как чуть ли не в один день и одну ночь умерли прямые наследники Луи XIV, его дети и внуки. Но эта великая тайна французского двора сейчас меня мало волновала или интересовала, как говорили люди, что сделано, - то прошло!
Сегодня меня в первую очередь интересовал Филипп II герцог Орлеанский. Но я не спешил своей мадам Ксавье задавать столь прямые вопросы по этому человеку. Филипп занимал третье место во властной структуре французского государства после самого французского короля. Но и наводящих вопросов у меня было столько, что после третьего оргазма, мадам Ксавье, мило покраснев, кротко призналась в том, что в свое время ей пришлось разделить ложе с герцогом Орлеанским. Что он, как мужчина, не произвел на нее особо большого впечатления!
В этот момент мне пришлось прервать свои лирические воспоминания о мадам Ксавье, о ее искусстве любви, чтобы вновь вернуться к изображению уличного боя, магически выводимого на фаянсовую тарелку. Русские драгуны, ведомые своим вахмистром Епифаненко, в очередной раз наголову разгромили парижский сброд, который начал в панике разбегаться. Я облегчено вздохнул, перестал ласкать грудь мадам Ксавье. Женщина тут на это прореагировала, она широко раскрыла свои небесно-синие глаза, внимательно на меня посмотрела и, переворачиваясь на спину, тихо прошептала:
- Мой милый и сердечный друг, ты чем-то недоволен? Может быть, я была не столь послушной козочкой в твоих руках. Так, позволь, мой дорогой, мне тотчас же исправить свою неловкую ошибку! Я хочу еще раз доказать свою любовь к тебе!
Как только вахмистр Епифаненко с солдатами своего плутонга, собрав трофеи или, вернее было бы сказать, по праву победителя обобрав раненых и убитых бойцов противника, скрылся за поворотом улицы, то я наклонил голову и в мои уста впились губы мадам Ксавье. Вскоре было невозможно разобрать, какая часть тела принадлежит или мужчине, или женщине, так как они оба тесно переплелись в страсти любви!
2
Утром, вежливо, как и подобает истинному кавалеру, мадам Ксавье я проводил до дверей особняка и, нацеловавшись, посадил ее в уже ожидающий шартрез. Как только шартрез вынесли на улицу, я направился в караульное помещение, чтобы переговорить с вахмистром Епифаненко. До настоящего времени этот служака ветеран жестко держал в руках рядовой и капральский состав своего плутонга. Он наладил образцовую караульно-постовую службу, охраняя мой парижский особняк. Что касается служебного времени драгун, то с этой стороной пребывания русских драгун в Париже все было в полном порядке. Драгуны вовремя мылись, несли постовую и караульную службу, содержали в порядке свое личное оружие, - кремневую фузею, палаш и пику.
Что же касается одежды для драгун Епифаненко, то мы были вынуждены отказаться от мундиров русских кавалеристов, уж слишком она привлекала чужое внимание. Наняли пару парижских портных, которые сами придумали фасон, полувоенного образца, и для епифановских драгунов пошили по несколько комплектов одежды на все случаи жизни. Таким образом, простые русские мужики, стараниями своего вахмистра, превратились во французских шевалье. Правда, одного только драгунам не хватало, так это дворянского происхождения. Но Франция даже в те времена стала уже другой страной, в которой не одно только дворянское происхождение, но и наличие денег стало играть существенную роль в становлении человека на ноги. Имея достаточно денег, простолюдин мог у самого короля выкупить себе патент на офицерское звание, которое несло в себе дворянское происхождение.
Наши драгуны получали по сотне золотых луидоров в месяц, так что по возвращении из Франции многие из них имели возможность из государственной казны выкупить себе по деревеньке с крепостными, чтобы в старости жить-поживать в полном достатке. Одним словом, что касается внутреннего распорядка, то с драгунами Епифаненко и самим вахмистром все было в порядке.
Острая проблема возникла в том, что эти русские парни не знали, чем им заняться в свободное от службы время. Первое время они не покидали территории моего особняка, знакомились со слугами и служанками, которые за небольшие деньги оказывали им кое-какие интимные услуги. Но, повторяю, любовь за деньги для русского чудака, это стыд, срам и полное позорище. Тогда драгун Епифаненко потянуло на подвиги за пределами моего особняка. Но первый же опыт по поиску приключений, когда он производился в одиночестве и в отрыве от товарищей, привел к печальному результату. Из таких похождений драгуны начали возвращаться с побитыми мордами, синяками под глазами и разбитыми в кровь фалангами пальцев.
Епифаненко уже на втором таком случае отреагировал соответствующим образом, он ввел свободное командное времяпрепровождение. Теперь на поиски приключений на стороне чуть ли не каждый вечер отправлялась команда из десяти драгун и при легком холодном вооружении - шпагах и стилетах. Одиночное мордобитие тут же сменились на командные драки и смертоубийства. И знаете, русская коллективная драка со смертоубийством стала весьма популярным зрелищем в Париже, появились даже букмекеры, которые стали принимать ставки сначала на ту команду, которая победит в драке. Когда же стало ясно, что победителями в любой драке становится охрана моего особняка, ставки стали делать на отдельных бойцов и возможное количество трупов.
Епифаненко, как всегда, находился на рабочем месте, он зуботычинами поучал молодого драгуна, который во вчерашней ночной драке решил побороться с противником без какого-либо оружия в руках. Увидев меня, перешагивающего порог караульной комнаты, вахмистр Епифаненко довольно-таки резко попытался вскочить на ноги, козырнуть, не смотря на то, что был в цивильном камзоле, и браво рапортовать об успехах русской охранной службы. Но он тут же согнулся в три погибели и громко застонал от боли в пояснице. Старика уже давно мучил прострел, нажитый в сырых русских казармах, но он страшно не хотел лечиться, полагая, что со временем все пройдет само собой. Но, как видно и на старуху бывает проруха, боль не прошла, старик вахмистр не мог спину разогнуть! На этот раз я решил с ним особо не церемониться, поэтому я негромко приказал молодому драгуну позвать товарищей. Они должны были этого старика вахмистра осторожно, не причиняя ему боли, на руках перенести в парилку помывочной комнаты на мое лечение.
Как же Епифаненко громко орал, стонал и матерился, когда его же драгуны раскладывали его тело на прогретой лавке. Когда с него сняли верхнюю одежду и исподнее, тогда я приступил к работе, кончиками пальцев пробежавшись вдоль хребта вахмистра. Уже на первой пробежке вдоль стариковского хребта я заметил такое количество повреждений и смещений хребтовых дисков, что мне стало понятным, что вахмистром Епифаненко никто из врачей не занимался. Теперь мне же предстоял долгий и нудный процесс излечения этого старика упрямца, я скинул с плеч легкий домашний камзол и, засучив рукава своей любимой батистовой рубахи, принялся за работу костолома.
Первым же делом посредством ментального зонда я усыпил Епифаненко, а затем занялся его позвоночником, проверяя и вправляя по месту каждый его хрящ, обращая особое внимание на то, чтобы волоски его нервной системы нигде не были бы ущемлены или повреждены. Это была труднейшая и нуднейшая на белом свете работа, но я старался работать на высоком профессиональном уровне еще неизвестной в те времена науки нейрохирургии.
Возясь с хребтом и спиной вахмистра, я вдруг почувствовал на себе чьи-то взгляды.
Обернувшись через плечо, я увидел, что в трех шагах от моей операционной лавки, в кожаных креслах устроились мои парижские друзья и знакомые. Пани Яна Береславская, маркиз Антуан де Монморанси, маршал Франции Никола Шалон дю Бле, маркиз де Юксель, мосье Франсуа-Августин Слюсар или попросту демон Марбас, Бунга-Бунга и, разумеется, капитан де Рунге. За креслами высокопоставленных друзей рядком с палашами наголо пристроились четыре епифановских драгуна. Больше я уже не отвлекался от своей работы и, не обращая внимания на присутствие своих друзей, я завершил работу с хребтом Епифаненко. Затем посредством мысленного зонда проник в его сознание, проделав кое-какие манипуляции с отдельными зонами и секторами головного мозга старого вахмистра, слегка его омолодив, одновременно превращая старика в телепата и ясновидящего.
С улыбкой наблюдая за тем, как после только проведенной операции вдруг заскакал вахмистр Епифаненко, я вполголоса пригласил друзей присоединиться ко мне для завтрака. Почти уже забытый дядюшка Густав встретил нас всех на пороге своей кухни. Ему не надо было объяснять цель нашего и столь неожиданного визита, дядюшка Густав нас рассадил за простым кухонным столом и на этот стол начал выкладывать деликатесы для завтрака, он проявил себя во всей свое красе и поварском великолепии. Он сумел приготовить такой очаровательный завтрак, от которого все мои друзья ожили, за столом тут же завязался приятный и к ни чему не обязывающий разговор.
После операции на позвоночнике вахмистра я чувствовал себя утомленным человеком, поэтому в разговоре принимал минимальное участие. Незаметно в моей голове появились воспоминания, связанные с именем дядюшки Густава и именем своего нового знакомого Филиппа II герцога Орлеанского, с которым мне все-таки удалось познакомиться на морском балу у маркиза де Сеньоле, но пока близкими друзьями мы не стали.
Только-только на балу я с герцогом перекинулся парой слов, как моя беседа с великим человеком была прервана. И виновником этого разрыва стал сам маркиз де Сеньоле, этот плюгавенький трейси, английский шпион и французский морской министр. Он, не стесняясь, подвалил ко мне именно в тот момент, когда я только что представился Филиппу II герцогу Орлеанскому, когда в разговоре мы с ним перешли на обсуждение преимуществ того или иного способа питания. Филипп оказался большим знатоком и ценителем питания на ходу, когда жуешь что-то во рту и день, и ночь напролет. Этот карлик бедром оттеснил меня от Филиппа II герцога Орлеанского, склонил перед ним голову и заговорил о какой-то финансовой проблеме, будто бы французскому флоту не хватало денег на ремонт боевых бригов.
Чуть позже я, разумеется, выяснил подоплеку всего этого дела по французским бригам. В войне за испанское наследство король Луи XIV решил воспользоваться силой и мощью военно-морского флота Франции. По его приказу была сформирована ударная эскадра, в которую вошли бриги, только что построенные на французских верфях. Но эта эскадра так ни разу не покинула Марсель, она не плавала к берегам Испании. Не трудно было бы догадаться о том, что наш маркиз де Сеньоле по приказу своих истинных хозяев, англичан, наверняка, приложил свою руку к строительству этих бригов, и к тому, чтобы они никогда не покинули бы французских берегов. Красивая и миниатюрная шатенка, графиня Вексельроде, однажды в постели мне призналась в том, что маркиз де Сеньоле получил очень большие деньги за то, чтобы эти бриги так и не были бы достроены, их остовы до сих пор пылятся и гниют на несуществующих французских вервях.
Я так и не позволил маркизу де Сеньоле завершить разговор с герцогом Орлеанским, выпросить у того дополнительные государственные субсидии на ремонт и достройку несуществующих бригов, вытеснив бедром маркиза из круга людей, беседовавших с герцогом. Сам же продолжил беседу с герцогом Орлеанским о значении его метода питания на ходу. Хорошо понимая, что меня могут прервать в любую минуту, я поспешил обратиться к Филиппу II, герцогу Орлеанскому, нанести неофициальный визит вежливости в мой особняк, который был расположен на улице Фран-Буржуа, в любое удобное ему время. Видимо, герцог Орлеанский не ожидал столь молниеносного с моей стороны предложения, поэтому, думая о чем-то своем, совершенно машинально кивнул мне утвердительно головой.
К слову сказать, я набрался терпения, ожидая, что такой визит герцог Орлеанский нанесет мне через пару месяцев, не раньше! Но каково же было мое удивление, когда на вторую ночь, слуга, дежуривший у ворот особняка, прибежал ко мне, запыхавшись, чтобы донести о том, что какой-то там герцог Орлеанский желает меня видеть. К этому времени я уже так часто думал о встрече и о знакомстве с Филиппом, что привык к тому, чтобы его называть только по имени "Филипп". Когда же слуга начал кричать о каком-то герцоге Орлеанском, то я не сразу сообразил о том, что появления именно этого человека я очень ожидал. Щелкнув сразу несколькими пальцами, на глазах изумленного слуги я моментально разоделся в пух прах по парижской моде. Схватив слугу за шкирку, я вместе с ним перенесся к входу в особняк.
Простым пинком колена я отправил слугу за дверь встречать и провожать дорого гостя во входной вестибюль особняка, а сам стал перед входными дверьми принимать приветственную позу для встречи очень важной персоны королевских кровей. Слегка согнулся вперед, вывернул колени в противоположные друг от друга стороны, а руки развел широко в сторону, чтобы при появлении гостя ими махать и еще больше разводить в стороны. Одним словом, малейшая ошибка, шажок в сторону и вместо приветствия гостя ты оказываешься на своем собственном заду. Но тут-то начала приоткрываться входная дверь… вот-вот Филипп должен был переступить порог моего особняка. От волнения я тут же взмок до исподнего и еще больше склонил голову, чтобы выказать должное уважение племяннику французского короля.
- Ванька, - тут же послышался задушевный и такой знакомый голос польской стервы у меня за спиной, - ты, что свой зад выпячиваешь, хочешь его мне продемонстрировать? Так я должна с прискорбием признать, что он у тебя несколько тощеватый для приличного шевалье! Тебе следует…
Моя попытка обернуться, чтобы своего заместителя по агентурной разведке поставить на должное ей место, как все дело обернулась тем, что и должно было со мной произойти. Я не удержал равновесия, шлепнувшись на свой несколько тощеватый зад. Когда же поднял голову, то прямо перед собой увидел фигуру француза в темном плаще, которая показалась мне очень высокой. Ну, знаете, это был такой французский мачо весь в черном, черные полусапожки, черные панталоны и с мордой, до бровей закутанной в складки плаща. Весь этот антураж завершался черной шляпой с неплохим белым плюмажам.
Этот лягушатник стоял и во все глаза смотрел… Должен честно признать, что этот мачо на меня не смотрел. В тот момент он меня попросту не видел, так как его взгляд был устремлен на белое видение, поднимающееся по моей любимой мраморной лестнице на второй этаж особняка. Понимаете, мне все-таки надоело, чтобы мои покои занимала какая-то там гордая полячка, вот я на некоторое время перестал лениться и второй этаж особняка очистил от всякой там мелочевки, немного покрасил потолки и стены, пол выложил амьенским мрамором. И весь этот этаж отдал в аренду своему заместителю по агентурной работе, чтобы у нее, мол, было бы свое место, где эта стерва могла бы в тайне от всех принимать своих агентов.
Так, вот эта польская стерва сейчас, оскорбив меня словами, медленно поднималась по этой самой лестнице. На ней было то ли вечернее платье, то ли утреннее неглиже, иными словами эта баба была прилично неодета. Поэтому было неудивительным то, что Филипп, который уже давненько слыл полным слабаком по бабским юбкам, стоял надо мной и в оба глаза зрил за тем, как Яна поднималась по мраморной лестнице. Черный мрамор выгодно контрастировал с ее белым неглиже, под которым сзади работали, совершенно не соприкасаясь друг с другом две нежных персиковых половинки. Что вам там какой-то французский герцог, я сам лично, все еще продолжающий сидеть на полу в позе йога, соответствующим образом отреагировал на это прекрасное колыхание и был готов к немедленному действию.
Филипп II герцог Орлеанский невежливо обошел меня и, словно компасная стрелка, учуявшая очередную железорудную аномалию, устремился на внутренний зов. Ну, вы, вероятно, не знаете зверского характера этих милых стерв, так моя заместительница Яна поступила именно так, как я и Филипп не рассчитывал. Она решила не спешить со своим новым знакомством и спокойно исчезла за дверьми своих покоев, в обстановку которых вбухала такие деньжищи, что перед казной русского государства мне никогда уже не отчитаться. Воспоминания о потраченных на полячку деньгах тут же вернули меня в реальность, я подошел к Филиппу и пару раз ладонью похлопал его по плечу.
Он повернулся ко мне и сказал, на французском языке, разумеется:
- Ну, и бабища! Чуть сердце от такой прелести не остановилось!
Затем, видимо герцог пришел в сознание, и сделал свои глаза чрезвычайно удивленными и мило поинтересовался: