Много столетий живут они рядом с нами - морфанты, наполовину люди, наполовину звери. Много столетий охотятся за ними солдаты ИНКВИЗИЦИИ. Но когда в долгой битве с врагом пользуешься его методами - трудно в конце концов понять, где свои, где чужие…
Пробил час последней схватки, и для жалости нет места - ни к себе, ни к врагам. И те, кому суждено выжить, поймут: любое АУТОДАФЕ есть акт веры, акт любви, акт надежды…
Содержание:
ПРОЛОГ 1
Часть первая - АУТОДАФЕ КАК АКТ ВЕРЫ 2
Часть вторая - АУТОДАФЕ КАК АКТ ЛЮБВИ 24
Часть третья - АУТОДАФЕ КАК АКТ НАДЕЖДЫ 43
Эпилог - АУТОДАФЕ КАК АКТ УНИЧТОЖЕНИЯ 59
Примечания 63
Виктор Точинов
Аутодафе
ПРОЛОГ
Дела минувших дней - I
Кукушонок
Битое стекло похрустывало под подошвами. Усыпавшие пол стреляные гильзы сплющивались почти бесшумно. После оглушительных очередей и двух взрывов казалось, что тишина стоит мёртвая.
Существо, лишь отдалённо похожее на человека, опасливо забилось в угол. Напряжённо прислушивалось к звукам, доносящимся из соседнего помещения. Происходило нечто, непонятное его крохотному мозгу. Существо давно (или недавно, счёта времени для него не существовало) разобралось, что двуногие бывают разные. Были хорошие люди в белых халатах, приносившие еду. Были похожие на них, но плохие - те вытворяли всякие мерзкие штуки, и от них стоило ожидать любой гадости… Были и третьи - в странных коротких халатах тёмных расцветок, порой увешанных смешными блестящими побрякушками… От этих пользы никакой, но и вреда тоже - приходили, смотрели на существо сквозь толстое стекло, слушали белохалатников, кивали, изредка что-то говорили сами…
Сегодня налаженное, по кругу идущее бытие рухнуло. Никогда не выключавшийся яркий свет погас, глаза существа с трудом приспособились к полумраку аварийного освещения. Потом был грохот - оглушительный, страшный, и вспышки огня - тоже пугающие… Мимо пробегали люди - незнакомые, вообще без халатов, с невиданным железом в руках, с телами, усеянными зелёными пятнами (обтягивающий камуфляж существо увидело впервые). Потом один незнакомый направил свою железку на него, и снова по глазам ударили вспышки, а по ушам грохот, толстое стекло покрылось трещинами и не выдержало напора испуганного пленника, не знающего, что делать с нежданной свободой..
Существо притаилось в дальнем закутке. Охранник, стрелявший в него сквозь прозрачную стенку вольера, лежал с нелепо вывернутой шеей - существо убило его мимоходом, не понимая, что убивает…
Совсем рядом, за стенкой, прозвучал одиночный выстрел. Затем раздался голос:
- Беркут, я Сапсан. Второй ярус - ещё трое холодных, одного доправили. И один из этих… По-моему, свои пристрелили.
- Водоплавающий какой-то… - протянул один из бойцов без удивления - способность удивляться атрофировалась начисто: за считанные минуты им пришлось увидеть немало удивительного, странного и омерзительного…
Сапсан кивнул, не тратя время на комментарии, - время операции просчитано ювелирно, ни секунды лишней. Скомандовал коротко:
- Выносите к машинам.
Двое оперативников без труда подхватили тельце маленького и тщедушного как бы человечка, торопливо пошагали к выходу. Одна рука мертвеца свесилась, волочилась по полу - было хорошо видно, что пальцы соединены полупрозрачными перепонками.
Три других тела - охранников - пришельцев не заинтересовали. Сапсан бросил взгляд на план лабораторного корпуса, кивнул оставшемуся с ним бойцу:
- Пошли. Последнее помещение…
Лучи фонарей заметались по стенам, по лабораторным столам, заставленным приборами, - и высветили сжавшееся в дальнем углу существо.
В ту же секунду оно вскочило на ноги, объятое диким страхом. И бросилось бежать. Дорогу преграждали страшные, бесконечно опасные пришельцы. Существо понеслось на них, надеясь проскочить…
Два автомата загрохотали одновременно, пули били в упор, в грудь, в живот и должны были остановить, опрокинуть существо - но поначалу не останавливали; боли оно не ощущало, не было к тому способно, просто неожиданно почувствовало, что ноги подгибаются, не держат, тяжело рухнуло на спину, грохочущие вспышки надвинулись, заполнив собой весь мир, слившись в сплошное море огня - и оно утонуло в этом море…
Существо умерло.
- Морфант? - неуверенно предположил оперативник.
- Хрен его знает… - отозвался Сапсан, глядя на огромную, облепленную гипертрофированными мышцами тушу. Ему было не по себе. Когда человекообразная тварь надвинулась почти вплотную и тянула к ним четырёхпалые лапы, украшенные когтями-кинжалами, и, казалось, не реагировала на пули, - он был близок к тому, чтобы бросить автомат и удариться в паническое бегство… Ладно, хоть удержался, не опозорился перед подчинённым.
- Уносим? - спросил оперативник.
- Не знаю… В нём центнера три, тащить замаешься. Поглядим, нет ли чего ещё интересного.
Оба говорили излишне громко - в ушах до сих пор стоял грохот выстрелов. И Сапсан не сразу услышал звук, совершенно здесь неуместный, - младенческий плач.
Метнулся в угол, разом позабыв про убитого монстра. Дверь - низенькая, неприметная, полураспахнутая и… не обозначенная на плане. За дверью - помещение, отличающееся от обыкновенной жилой комнаты разве что отсутствием окон и каких-либо мелочей, безделушек, обыкновенных там, где действительно живут. Безликая ширпотребовская мебель: стол, кушетка, три стула, двустворчатый шкаф. И детская кроватка, а в ней… Ребёнок. На вид - самый обыкновенный человеческий ребёнок. Полгода, не старше… Малыш плакал, разбуженный их стрельбой.
- Десять минут на эвакуацию всего ценного, - отрывисто приказал Беркут в микрофон.
Он не добавил, что через десять минут сработает механизм ликвидации объекта, - подчинённые и без того знали это из вводной информации, полученной перед операцией. Затянутые в камуфляж фигуры стремительно мелькали между машинами и главным корпусом. Голос кого-то невидимого громко отсчитывал: "Семь минут сорок секунд… Семь минут тридцать секунд…"
Рядом с Беркутом, не принимая участие в общей суете, стоял лишь Сапсан. Неловко держал завёрнутый в одеяло свёрток. Сказал, перекрывая детский плач:
- Если бурильщики многого тут недосчитаются - землю ведь носом рыть будут, на три метра вглубь… Всю страну перевёрнут.
- Нечего считать будет, - ответил Беркут. - Тут у них система самоликвидации та ещё, в подвалах столько термита - ни камня, ни металла не останется, всё в один монолит сплавится…
На секунду задумался, стоит ли подкинуть подчинённому ещё немного информации, которой полевому агенту знать не положено. И решил: стоит. Стремительно делавший карьеру суб-координатор Беркут имел достаточно поклонников среди оперативного состава - и Сапсан был из их числа. Даже псевдоним выбрал явно в подражание кумиру. Таких надо гладить по шёрстке, считал Беркут, и внушать ощущение посвящённости, сопричастности тайнам…
Он добавил доверительно, понизив голос:
- Дежурный на оперативном пульте столицы - наша креатура. Гипнограмму накладывали при помощи лучших технарей. Помудрит немного товарищ майор с аппаратурой - и получится, что полыхнуло почти сразу, через пару минут после атаки: дескать, напавшие ничего ни вывезти, ни даже понять не успели бы… Учти - информация закрытая, даже для своих.
- Понятно… - протянул Сапсан с ноткой восхищения. - После такой операции прямая дорога на повышение Координатора дадут, не меньше…
- Возможно, - сухо ответил Беркут. Он знал, что наград за совершенное сегодня ждать не приходится… Шумными силовыми акциями не выдвинешься: бегать и стрелять - большого ума не надо. Повышение наверняка ждёт человека, без внешних эффектов провернувшего вторую закулисную операцию, которая создаст у двух-трёх очень высоко сидящих людей убеждение, что за нападением на сверхсекретную лабораторию КГБ стоят люди Николая Анисимовича Щёлокова - генерал-лейтенанта и министра внутренних дел СССР…
* * *
"Сейчас он скажет, что младенца надо уничтожить… - думал Семаго-младший. - И докажет мне как дважды два, что прав, что не имеет права рисковать сотнями и тысячами жизней ради того, чтобы жил один маленький человек, который даже и не поймёт, что его убивают… Добрый дядя в белом халате сделает ещё один укольчик, совсем не больно, как комарик укусит, - и всё…"
Но обер-инквизитор ничего такого не говорил. Продолжал терзать вопросами начальника Трёх Китов, словно хотел, чтобы тот сам произнёс роковые слова.
- Вы постоянно пеняете оперативникам филиалов и полевым агентам, - тяжело ронял слова Юзеф. - Дескать, материал чаще всего поступает в состоянии, исключающем полноценные глубокие исследования. Мол, доставьте нам не изуродованные останки, а живого тенятника, ликантропа, некровампира, уж мы тогда… Доставили. Провели аутодафе чуть ли не в белых перчатках… И что? Какой прок от всей вашей науки, сжирающей половину средств Конторы? Если вы не можете даже сказать, что перед вами… Или кто… Кто это, Илья? Кто?!
Он указал обличающим жестом на детскую кроватку - особую, со стенками из толстого пуленепробиваемого стекла, облепленную всевозможными приборами и оборудованную системой экстренной ликвидации. Обитатель кроватки отпрянул от резкого движения Юзефа, не устоял, шлёпнулся на попку, сморщил личико, словно собирался расплакаться. Но передумал: с трудом вновь поднялся на ноги и продолжил крайне увлекательное занятие - пытался дотянуться до какого-то хитрого датчика…
- Не надо идеализировать науку, - огрызнулся Семаго. - Всеведением отличается лишь Господь Бог, в которого ты не веришь… И чудеса способен творить лишь Он. Я не утверждаю, что существуют в принципе не познаваемые вещи. Но нельзя требовать всех тайн мироздания разом, на блюдечке с голубой каёмочкой… А именно этого, похоже, в последние годы ждут от всей науки, не только от Китов. Вперёд, к тайнам Вселенной! Вперёд, к загадкам микромира! Засеем мерзлоту яблонями и кукурузой! Да мне…
Трах! - кулак обер-инквизитора грохнул по лабораторному столу. Илья Модестович Семаго осёкся. Малыш на сей раз заплакал…
- Ты мне зубы не заговаривай, - тихо и зловеще сказал Юзеф. - И волюнтаризм не поминай… Отвечай коротко и конкретно: что андроповские орлы сделали с мальчишкой?
- Коротко и конкретно - изменили генетический код. Предположительно - на ранних стадиях деления оплодотворённой яйцеклетки. Каким способом - не знаю. С какой целью - не знаю. За какие именно свойства организма отвечают модифицированные гены - не знаю. Всё. Коротко и конкретно.
- Ружич бы разобрался, - подковырнул обер-инквизитор.
- Сомневаюсь… У него была гениальная интуиция, не спорю. Но порой Константина Аркадьевича заносило не туда. И большинство гипотез Ружича остались гипотезами. Стройными, красивыми - но ничем не подтверждёнными. Его идеи о том, что в геном собаки можно "вшить" ген, к примеру, каракатицы и получить на выходе нечто странное, - это, знаешь ли…
Илья Модестович неодобрительно покачал головой, словно не понимал, как взрослые люди могли всерьёз воспринимать бредовые построения его покойного коллеги.
Юзеф не стал спорить. Как бы то ни было, главное теоретическое обоснование деятельности и Трёх Китов, и всей Конторы принадлежало именно Ружичу. Он и никто иной первым додумался связать геном человека и появление на свет странных тварей, вроде бы ничего общего с людьми не имеющих.
Учёные-генетики выделили гены, отвечающие за рост, цвет волос и глаз и т. д. и т. п. Но предназначение не менее восьмидесяти процентов генов человека осталось неясным. Вроде бы информация из них никак не использовалась. Ружич предположил: именно эти гены-модификаторы при особых условиях способны вызывать трансформации людей в нечто чуждое… Впрочем, не всегда в опасное.
Ортодоксальные генетики поначалу не спорили с работами Ружича, опубликованными под псевдонимами: да, мол, в генокоде людей прошита вся история их эволюции как вида - от простейшего одноклеточного существа. Известно, что человеческий эмбрион на определённых этапах своего развития имеет и хвостик, и жабры наподобие рыбьих…
Но Ружич пошёл дальше. Стал утверждать, что в геноме хомо сапиенса замаскированы латентные гены не только прямых предков человека, но и всех живых существ земного биоценоза. Как ныне здравствующих, так и давно вымерших. Как общеизвестных, так и почитаемых за миф официальной наукой. Самый банальный пример, утверждал Ружич, - свинья. Вроде бы никак в предках человека она не числится. Однако порой случается спонтанная девиация человеческих генов - и рождается ребёнок с самым натуральным поросячьим хвостиком. Или со свиным пятачком. Или с двумя рядами сосков - точь-в-точь как у свиноматки.
О том, что порой рождаются и вампиры, и ликантропы, в открыто напечатанных работах Ружича, естественно, не упоминалось. Но и остального хватило, чтобы учёный мир встал на дыбы. Этак, знаете ли, и до сотворения человека дойти можно - Богом ли, инопланетным ли Высшим Разумом. На доктора биологических наук Милославского (под таким псевдонимом выступал в научных изданиях Ружич) обрушились со всех сторон, Мы сами! Сами зародились в тёплом протоокеане, сами развились до нынешнего своего вида. Всё сами! Согласно законам марксистко-ленинской диалектики…
Ружич в бесплодную полемику не втянулся. Но спустя пару лет выделил Т-ген, активизация которого превращала людей в тенятников (научный мир, понятно, об этом открытии не узнал).
Потом пришёл черёд W-гена, гена ликантропии… А потом… Потом Ружич погиб. При обстоятельствах, до сих пор до конца не выясненных.
Теории его, конечно, продолжали и развивали, но… Но Семаго-младший (хотя дело иметь ему приходилось с вещами, куда как нетрадиционными) был приверженцем традиционного пути развития науки: накопить побольше фактов и уж затем выстраивать опирающиеся на них гипотезы. И в битве идей десятилетней давности находился на стороне противников Ружича.
Юзеф - сугубый практик - в научных дискуссиях участия никогда не принимал, терпеливо дожидаясь прикладных результатов. Однако сейчас именно ему предстояло решить, что делать с ребёнком. С плодом чужих генетических экспериментов. С кукушонком, оказавшимся в гнезде хищных свирепых орлов…
Обер-инквизитор знал, какого приказа ждёт от него Семаго. Возможно, будет возражать, но ждёт… И выполнит с чувством внутреннего облегчения.
И он сказал неожиданное для руководителя Трёх Китов:
- Ребёнок будет расти под твоим плотным наблюдением. Не в этой стеклянной клетке, разумеется. Подберу ему бездетную семейную пару, мечтающую о ребёнке, наложим папе-маме долгоиграющие гипнограммы… Но рядом всегда должен находиться кто-то из твоих спецов. Из самых лучших…
- Но… Как же… - недоумённо начал Семаго. Предложить ликвидацию ребёнка самому у него язык не поворачивался.
- Почему я иду на такой риск? - Юзеф прекрасно понял смысл невысказанного вопроса. - Илья, ты, наверное, не поверишь… Но однажды я не мог, не имел права рисковать. И с тех пор мне часто снятся убитые дети. Иной причины нет.
Семаго-младший не поверил.
Часть первая
АУТОДАФЕ КАК АКТ ВЕРЫ
Непонятно, за что мы клянём инквизицию?
А. И. Солженицын, "Архипелаг ГУЛАГ", ч. 1, гл. 3
Глава 1
ГОРОД ДРЕВНИЙ, ГОРОД ДЛИННЫЙ…
1
Встретить цыганку поутру, едва выйдя из дома, - к чему бы это? Наверняка есть на сей счёт какая-нибудь примета. И, сдаётся, ничего хорошего такая встреча не предвещает. Особенно мне. Особенно сегодня. Хотя цыганка на моём пути попалась нетипичная. Не похожая ни на ухоженных ресторанно-опереточных цыган, ни на чумазых "людей нездешних". И вела себя нестандартно - не предлагала погадать на суженую, не требовала позолотить ручку… Даже не вздымала городскую пыль подолом цветастой юбки - за отсутствием таковой. Была упакована в стильный брючный костюмчик с бейджем на груди. Но нечто неуловимо восточное в её облике, иссиня-чёрные волосы и тёмно-карие с хитринкой глаза заставили немедленно окрестить подошедшую девушку "цыганкой". Дурную привычку - мгновенно прилеплять прозвища каждому новому объекту - я приобрёл после полугода, проведённого в нашем "штрафбате" (иначе говоря - в службе наружного наблюдения).
Цыганка направила на меня длинный, навевавший фрейдистские мысли микрофон, и сказала с обаятельным напором:
- Несколько слов для регионального радио, пожалуйста. Передача "Ярмарка вакансий" проводит опрос населения. Вы не слишком спешите?
Трудно отказать девушке, которая умеет так улыбаться. Но я собрал бы волю в кулак и смог бы. Спешу на работу, дескать. Смог бы, но… Но не сегодня. Сегодня в радость любая отсрочка от ожидающей Голгофы.
Я тоже улыбнулся - поощрительно. Цыганка восприняла улыбку как сигнал к атаке:
- Как вас зовут?
- Сергей.
Фамилия и прочие анкетные данные её не заинтересовали.
- Скажите, Сергей, вы довольны своей работой?
Ну и вопрос… За пять минувших лет служба в Конторе вызывала у меня самые разные чувства. А уж сегодня… Ладно, не буду врать ни себе, ни региональному радио.
- Доволен, - заявил я твёрдо.
- Вы довольны своим служебным положением?
М-да… Звание младшего агента и должность уполномоченного оперативного отдела - не предел карьерных мечтаний, что и говорить. Но если меня сегодня упекут на год в "наружку", то и наш отдел покажется райским местечком. И опять же - кто мешал подать рапорт на поступление в Академию? Никто не мешал. Наоборот, начальство не раз намекало - пиши, поддержим… Да всё как-то не складывалось…
- Доволен, - сказал я, не балуя "Ярмарку" разнообразием ответов.