Новые приключения несостоявшегося короля-демона, лихого капитана наемников и, по совместительству, бывшего инженера из нашего мира Ингви-Иволгина…
Хитросплетения любовных и политических интриг в столице Империи…
Меч и магия, гомерический юмор и увлекательные детективные сюжеты…
Новые повести Виктора Ночкина - автора популярного цикла "Король-демон", "Все сказки мира" и "Под знаменем Воробья"!
Содержание:
ПУТЬ К НЕБУ 1
ЗВЕЗДА ГЕРОЯ 5
КОНСЕРВЫ 9
ОРАКУЛ 14
ЛАУРА 31
Виктор Ночкин
Оракул
ПУТЬ К НЕБУ
Дед сказал: "Встретимся у горелого дуба. Помнишь - у которого ярилиной молнией верхушка разбита". Гриньша плохо представлял себе, что такое "ярилина молния", он родился за год с небольшим до Завоевания, и на его памяти гроз не случалось - но дуб с искореженной почерневшей верхушкой мальчик помнил. При взгляде на полумертвое дерево он представлял себе молнию в виде гигантской палицы, обращенной в факел. Во всяком случае, вид почерневших и изломанных ветвей наводил на мысли о палице, промасленных тряпках и пламени…
Вот и горелый дуб посреди поляны. Прочие деревья словно боятся близко подступиться к опаленному великану… Мальчик прислушался - тишина… И птиц не слыхать, только холодные капли методично тенькают по листьям. В темное время суток лес всегда такой - сумрачный, неприветливый, истекающий влагой… Гриньша выглянул из-за кустов - у подножия горелого дуба лежит человек. Дед. Мальчик осторожно двинулся к дубу. Дед не пошевелился, не повернул головы. Приблизившись, Гриньша склонился над стариком. На белой дедовой рубахе выделялись широкие разрезы, обрамленные черными потеками… На коленях тускло поблескивал кривой шканский меч, выпавший из ладони… Гриньша неуверенно коснулся дедова плеча - оно оказалось твердым и холодным. Дед всегда был очень твердым на ощупь, куда ни ткни - это Гриньша помнил… Но теперь… теперь тело старика будто вовсе окостенело… Гриньша сел рядом с покойником и заплакал, беззвучно раскрывая рот и смахивая слезы рукавами. Куда теперь? Что делать? Он всегда полагался на деда, получая от старика приказы и разъяснения. А теперь - как же?..
Нынче на рассвете (так дед именовал начало светлого времени суток) старик растолкал Гриньшу и велел собираться. Куда и зачем - мальчик не расспрашивал, не впервой. Потом у околицы они наткнулись в тумане на шканский патруль, дед бросил: "Встретимся у горелого дуба. Помнишь - у которого ярилиной молнией верхушка разбита" - и шагнул навстречу шканам, заслоняя внука и отталкивая его назад, в туман. Убегая, Гриньша слышал топот, стук и визгливые крики чужаков…
В тумане Гриньша заплутал, потом долго выбирался из лесу и по пути корил себя последними словами - дед, должно быть, давно уж на месте и теперь ждет его, недоумка… и бормочет про себя: "Где тебя, Гриньша, леший носит! Я ж велел тебе к горелому дубу идти, сказал - там встретимся…" Вот и встретились… Гриньша всхлипнул от жалости к деду и к самому себе… Сквозь равномерный шепот и шелест капель вроде бы донесся новый звук. Мальчик еще раз утерся рукавом и прислушался. Почудилось? Или нет? Не ночной ли зверь дедову кровь чует? На всякий случай Гриньша отполз от тела в сторону и затаился между выступающими из земли гигантскими корнями. Несколькими минутами позже на опушке показалась тень. Не издавая ни звука, она двинулась на поляну - длинная, статная, словно черный клок ночной тьмы выплыл из лесу - на поляну, в серые сумерки… Человек постоял у опушки - прислушивался, должно быть - и двинулся к горелому дубу. Гриньша затаился в своем убежище, боясь шелохнуться. Пришелец склонился над дедом, только теперь мальчик различил шуршание одежды, до сих пор чужак ступал совершенно бесшумно… Прошла минута… Снова шорох… Потом - тихий голос:
- Ну здравствуй, боярин Прохор Еремеевич… Здравствуй, друг старинный…
Прохором Еремеевичем деда Прокшу никто не звал, но слова показались Гриньше смутно знакомыми.
- Вот и ты, значит, не дождался… - добавил пришелец. - Эх… Прохор, Прохор… Что ж теперь? Один я, стало быть, остался… Один.
Гриньша не сдержался и всхлипнул в голос. Раз - что-то мелькнуло над головой, и Гриньша обнаружил, что незнакомец уже стоит над ним, прижимая лезвие шканского меча к его, Гриньшиному, горлу. Металл был холодным, сырым - прикосновение показалось мальчику очень неприятным.
- Кто?
- Внук я… - вот и все, что смог выдавить Гриньша.
- Прохора Еремеевича внук? - Рука с мечом немного отодвинулась.
- Ага… Деда Прокши…
Незнакомец опустил меч и отступил на шаг.
- Ну и что мне с тобой делать… внук? Здесь тебе нельзя оставаться… Домой тоже, наверное, нельзя… А как с дедом-то вышло?
Гриньша рассказал, как они с дедом Прокшей вышли в путь накануне, как встретили шканов, как дед велел бежать и явиться к горелому дубу…
- Значит, домой нельзя, - подытожил незнакомец. Найдут шканы своих мертвыми - уж доищутся, кто их упокоил. Тогда тебе несдобровать. Слушай, как тебя…
- Гриньша я, - назвался мальчик, исподлобья разглядывая незнакомца. Тот был долговяз и широк в плечах. По тому, как уверенно ухватил шканский меч, чувствовалось, что к оружию привычен. Лица Гриньша разглядеть толком не мог, видел лишь силуэт.
- Гриньша - это по-простому, - поправил пришелец. - Григорием тебя звать. Вот что я думаю, Григорий…
Незнакомец на минуту задумался, потом твердо закончил:
- Григорий Ярославич. Помню отца твоего, Ярослава, боярина Прохора сына. Вот что я думаю - дед неспроста тебя с собою взял. Думал, должно быть, что вместе с нами пойдешь. Значит, так тому и быть. Тебе что со мной, что без меня - все опасно. Ну а мне без помощника не управиться. Идем…
- Куда идем? - насупился Гриньша. - А дед?
- Куда идем - по пути расскажу. А дед…
Незнакомец обернулся к деду Прокше, поклонился в пояс и произнес медленно:
- Ты уж извини меня, боярин Прохор Еремеевич. Не серчай, а только не могу я нынче о тебе позаботиться как след… Если живым останусь… Если бывать такому чуду - непременно разыщу твои косточки и схороню по обычаю древнему. А теперь прощай… Идем, Григорий!
Не тратя больше слов, незнакомец повернулся и размашисто зашагал прочь от горелого дуба, заткнув за пояс шканский меч. Гриньше ничего не оставалось, как припустить следом… Мальчик шагал вслед за нежданным проводником, стараясь не отстать. А лес вокруг шептал, скрипел и булькал - чем ближе к светлому часу, тем обильнее роса стекает по ветвям, собирается в развесистых широченных лопухах, разливается между узловатых древесных корней, уходит в мягкий слой хвои, пружинящий под ногами… Так покойно кругом и так страшно…
Капли все обильнее падали на Гриньшу, мальчик натянул капюшон - но одежка быстро пропиталась водой и помогала слабо, вскоре путники вымокли до нитки. А незнакомец - хоть бы что, знай шагает себе… Гриньша только теперь, на исходе часа ходьбы по мокрому лесу, вспомнил, что не знает, как зовут спутника.
И уж собрался спросить, но тот остановился и поднял руку:
- Стой! - Гриньша послушно замер. - Дай сообразить… Эк тут все переменилось… Ага, вон она, просека. Давай-ка за мной…
То, что странный человек назвал просекой, скорее напоминало обычный лес, хотя деревья в указанной стороне и впрямь росли не так густо, как обычно в здешней чащобе. И деревья-то все молодые, догадался Гриньша - после Завоевания выросли… Значит, была просека… При Яриле была. Набравшись смелости, мальчик догнал спутника и, стараясь заглянуть в лицо сбоку, спросил:
- Дядь… А звать-то тебя как?
- Волхвом люди кличут.
Опасная кличка. Кто волхвом назовется - тому не жить, шканы уведут, точно.
- А…
- Погоди, Григорий, - остановил следующий вопрос Волхв. - Сейчас привал сделаем… Отдохнем, поговорим. Вот избушка-то.
Темное пятно в стороне от просеки оказалось покосившимся срубом. Странник толкнул низенькую дверь и нырнул, согнувшись, внутрь. Гриньша неуверенно заглянул следом, в лицо пахнуло теплой прелью…
В темноте затеплилось крошечное пятнышко - словно у Волхва в ладонях загорелся живой огонек. Гриньша сморгнул - странный человек поставил на стол крошечную плошку с тлеющим фитилем. Когда разжечь-то успел, вроде ведь и кремнем не стукнул…
- Заходи, - кивнул Волхв, - и дверку прикрой.
Гриньша протиснулся в затхлое нутро, раскисшая тяжелая дверь сама затворилась со скрипом за спиной. Мальчик стянул капюшон, распустил узел у горла и присел, всматриваясь в лицо нового знакомца. Тот, не глядя на младшего товарища, расстелил на столе тряпицу и выложил сухари. Толком лица мужчины было не разглядеть - закрывали влажные кудри с обильной проседью. Гриньша засуетился - у него в котомке был сыр и несколько ломтей хлеба. Когда поднял глаза, Волхв развесил на стене промокший плащ и тоже присел к столу. Теперь только мальчик рассмотрел спутника как следует: чертами тот напоминал более всего хищную птицу. Все в его лице было тонким, острым, злым. И нос, и подстриженная бородка, и глаза - малость раскосые, пронзительные.
Гриньша по примеру спутника развесил мокрую накидку и вернулся к столу.
- Ешь, - бросил ему Волхв. - Потом поспим часок - и в путь.
- Дяденька Волхв, а куда мы идем?
- Мы?.. А у тебя есть, где схорониться? Родня или знакомцы дедовы?
- Не… Одни мы были с дедом… - протянул Гриньша. Потом, помолчав, добавил: - Всегда.
Сколько мальчик себя помнил, они с дедом жили в Мушанке, хотя… Иногда, пожалуй, в голову приходили какие-то смутные образы - широкие чистые горницы. Не деревенские, с высокими сводами. И было там почему-то очень светло. Странно, в общем, все это было - и помнишь, и не помнишь одновременно… А в Мушанке их с дедом звали "чужинцами" - за глаза, когда дед Прокша не слыхал.
Волхв в ответ кивнул:
- Значит, точно со мной пойдешь… - и в упор посмотрел на Гриньшу. Глаза Волхва были тоже птичьи, желтые. Бесчувственные глаза. - Суров был Прохор Еремеевич, всегда суров и к себе, и ко всем прочим… Стало быть, с самого начала он так решил… о тебе решил, Григорий. И обратного пути у тебя уж нет. Поел? Отдохни, а потом я разбужу, да и в путь.
- Так куда идем-то, дяденька Волхв? - повторил Гриньша.
- В Завеев. Слышал о городе Завееве?
- Как не слыхать… Да ведь разрушили его шканы? Нет боле города?
- Города нет. Черная башня шканская есть. Туда и лежит наш путь.
- А потом?
Волхв опустил глаза и почти неслышно бросил:
- Поспи. Скоро дальше пойдем…
Когда Волхв разбудил Гриньшу, светать еще не начало. Задув крошечный огонек, путники завернулись в плащи и покинули убогое пристанище. Гриньша, шагнув из затхлого уютного тепла под зябкую лесную капель, невольно вздохнул. Что впереди? С каким странным человеком свела его судьбинушка… Словно в ответ на этот вздох, Волхв промолвил, как будто ни к кому не обращаясь:
- Вечная лесная капель… Теперь до самого полудня не иссякнет… - затем, обернувшись к Гриньше: - А ты, поди, и не помнишь, что все было иначе?
- Как иначе, дяденька?
- Дед тебе не рассказывал, что было прежде, до Завоевания?
- Дед Прокша о прежних днях мало говорил. А он боярин?
- Боярин. Прохор Еремеевич твоего деда зовут. Звали… Прежде, Григорий, был твой дед боярином и в самом Завееве при князе в палатах жил. И ты там родился. И тогда были дни и были ночи… не то что теперь…
Гриньша смолчал. Что такое "день" и "ночь", он знал. Это когда светло и когда темно. И сейчас тоже есть день и ночь. Вот теперь темно, и небесная влага садится на остывшие ветви, стекает по стволам и листьям наземь… Это ночь. Потом развиднеется, посветлеет - тепло станет, вода поднимется паром, уйдет в небо… Это, стало быть, день. И будет дымка над головой все плотней, и небо - все темнее. Когда совсем темно будет - станет ночь. Дома, трава и деревья остынут, а влага осядет вновь… И так вечно. Вот сейчас, пока шли, уже порядком развиднелось…
- …А потом пришли шканы, - словно продолжая прерванную сказку, снова заговорил Волхв. - Приходили они и прежде, да князь с дружиной им всегда от ворот поворот давал.
- При Яриле? - несмело спросил Гриньша.
Что такое "Ярило" мальчик не знал, но мальчишки в Мушанке так говорили, имея в виду прежнюю - до Завоевания - жизнь: "при Яриле". Это слово олицетворяло прежний, добрый уклад, по которому украдкой вздыхали старшие.
- При Яриле? Да, пожалуй, так, - согласился Волхв. - Когда Ярило мало не каждый день нам свой лик казал, другая жизнь была… От Ярилы шла силушка, ее волхвы могли в пользу людям обращать… И боялись шканы той Ярилиной силы. Но однажды напали они в ночь и было их много… Неужто не рассказывал Прохор-то Еремеевич?..
Гриньша покачал головой и спросил:
- А дальше что было?
- Дальше… Дальше князь Вольга и его дружина бились со шканами всю ночь и ждали лишь рассвета, чтобы показался Ярило, дал светлую свою силу… Но рассвет не пришел. Эх, не поймешь ты… До проклятого часа за ночью всегда шел день и являлся Ярило… Но вслед за той ночью рассвета не было… И бились мы… Бился, говорю, князь и дружина против шканов еще день. Отступали, вырывались с боем из черного кольца шканских мечей и снова нападали… И снова ночь была… И снова не пришел за ночью рассвет. Если бы знал князь, что всему виной черное шканское колдовство, то не ждал бы Ярилиных лучей понапрасну… А как понял - поздно было. Пали все кони под дружинниками и пешими приняли мы… они… приняли они последний бой. И почти все полегли на том поле окаянном.
- Почти все? - переспросил Гриньша. - А дед? Дед же спасся, да? А князь Вольга? Тоже спасся?
- Князя мертвым никто не видел… И не увидит никто. Никогда. Для людей - князь живой. И вернется когда-нибудь, прогонит шканов. И разрушит черную башню в Завееве, тогда падут вражьи чары, и снова за ночью день настанет. Люди ждут.
Гриньша подумал было, что в Мушанке никто князя Вольгу не ждет, но потом решил - все же ждут. Ждут, просто вслух не говорят о таком, неровен час - прослышат шканы, несдобровать тогда княжему ожидальщику… Вслух же спросил:
- А что за черная башня такая?
Вместо ответа Волхв поднял руку - нишкни, мол. И, согнувшись, нырнул в кусты. Гриньша, ступая неслышно, как дед учил, сунулся следом… Теперь и он разобрал сквозь шепот капель и первые птичьи невеселые трели топот, звяканье…
Десяток шагов - и за кустами открылся тракт. Тяжелая рука спутника легла на Гриньшино плечо, придавила к земле, вжала в мокрющие лопухи. Странники замерли, вслушиваясь, а звуки, чужие лесу, доносились все ясней да ближе. Вот из-за поворота показались шканы. Сперва - всадники на низеньких мохнатых лошадках. Кожаные латы с медными и костяными накладками, украшенные полосками черного меха… круглые щиты с тусклыми ржавыми бляхами… увенчанные вороньими перьями шлемы… Над колонной нестройно качались копья - бунчуки под жалами наконечников тоже черны. Кривые мечи в черных ножнах… Следом за всадниками - пехота. Лучники с меховыми футлярами за спиной. Щитоносцы. В хвосте - кибитки обоза и снова конный конвой.
Затаившиеся в кустах путники проводили шканский отряд взглядами и, когда скрылись из глаз черные всадники, поднялись на ноги.
- Далеко идут, - определил Гриньша, - луки не распакованы.
- Да, берегут от сырости, - кивнул Волхв. - А ты молодец, примечаешь. Они идут к Светихе, там сейчас большой бой начинается.
- А с кем бой-то?
- Княжич Горислав из лесу с дружиной вышел. Теперь шканы постараются его от лесов отрезать, оттеснить на равнину, со всех сторон окружить - потому и спешат сейчас отряды отовсюду к Светихе.
- Чай, не окружат, - буркнул Гриньша, - не поспеют. Княжич Горислав никогда…
- В этот раз - поспеют, - странным голосом ответил Волхв. - Да и нам торопиться надо. Идем пока по тракту, а за мостом снова в лес свернем.
Шли часа два - Волхв не проронил ни слова, Гриньша тоже помалкивал, берег дыхание. По битому тракту прошагали совсем недолго, только до речушки, а как мост миновали - снова увлек молчаливый проводник в лес. Теперь, днем, лес выглядел поприветливей. Гомонили птахи, с шорохом сновала мелкая живность по кустам и папоротникам. И капель смолкла - зато из падей потянул туман. Вокруг глянешь - вроде ничего, а уж в двух десятках шагов будто кисея между стволов натянута. Туман. И небо в просветах среди древесных крон, тоже как туман - белесое, мутное, низкое. К середине дня глаза поднять стало невмочь. И нет света большого над головой, а глазам больно, слепит мутное небо…
Еще раз попадался по пути шканский отряд - поменьше первого, душ тридцать. Эти спешили, лугом шли, без дороги, да не колонной - рассыпным строем.
- Торопятся, - пояснил Волхв, - потому с дороги ушли. Хотят угол срезать, чтобы поспеть.
- А куда так спешат, дяденька?
- Все туда ж, к Светихе. Горислав прежде никогда такого случая им не давал, вот они и торопятся нынче у Светихи его окружить… И из Завеева небось тоже почти вся стража к Светихе ушла… А мы с тобой хорошо уж отмахали. Не устал?
- Дык мне привычно… - В самом деле, дед Прокша приучил внука сызмальства к дальним концам.
- Вот и славно, - одобрил Волхв. - Сейчас маленько переждем, чтобы шканы подальше убрались, потом вон тот лесок пройдем - и на дневку станем. До Завеева уж рукой подать…
Дневку Волхв определил опять же в лесу - опасался, видать, шканов. Леса черные воины не жалуют, без причины не сунутся…
Путники присели за поваленным стволом, удобно прислонились к сырой поросшей лишайником древесине - с той стороны, откуда света небесного больше. Гриньша сбросил накидку, ткань почти совсем просохла, паром исходить перестала. Тепло, хорошо. Влага в небо, считай, вся поднялась - благодать. Небеса белые, как молоко парное, свет с теплом широко льются на землю-то… Только вверх глядеть - глаза режет, так вверх-то можно и не глядеть… Волхв достал припасы, разложил хлеб и сыр на расстеленном плаще, кивнул:
- Давай, Григорий. Ешь, потом поспишь маленько. Вечером дальше двинем…
- А зачем идем-то, дяденька? Зачем торопимся?
- Нынче шканы к Светихе соберутся, но боя большого не будет, потому что они захотят роздых дать и коням, и людям… Ночью, пожалуй, на приступ пойдут…
Гриньша молчал, а странный его вожатый, похоже, не отвечал на вопрос, а сам с собой, размышляя, беседовал. Да и не глядел он на паренька, в сторону косился.
- …Первый приступ слабым будет, пробным. Горислав отобьется играючи. А с утра начнется… Волна за волной, приступ за приступом… Ну да уж до полудня-то простоит дружина, выдержит… А там и мы поспеем дело сладить.
Тут только Волхв глянул в упор на мальчика немигающими желтыми глазами:
- Поел? Тогда - спать! Нам еще полночи шагать до Завеева.