С этими словами она скрылась в другой комнате и вскоре появилась в яркой блузке и юбке; расписанный узорами шарф теперь был обмотан вокруг головы. Затем прошла в маленькую кухоньку и вернулась несколько минут спустя, неся поднос с кофейником и печеньем.
- Амлет! Au lit!
Неохотно пес оставил Ская и прокрался к лежанке возле камина.
- Садись сюда, - указала Паскалин внуку на софу.
Она налила в чашку кофе, предложила печенье. Скай взял одно, а в это время бабушка встала, подошла к окну и закрыла все ставни, так что комната почти полностью погрузилась во мрак. Затем закрыла окна, и доносившийся с улицы шум превратился в отдаленное гудение. Женщина взяла с каминной полки коробок и попыталась зажечь спичку. Одну, другую, третью. Они вспыхивали, но не загорались.
- Можно я? - Скай достал зажигалку.
Паскалин некоторое время смотрела на нее, затем кивнула.
Скай пересек комнату, зажег две свечи и, повинуясь жесту бабушки, ароматическую палочку позади них. Теперь он увидел то, что не заметил раньше, - ту же самую фотографию, что была в гробнице и которую ему впервые показал в своем кабинете отец.
Когда Скай закончил, Паскалин подошла к нему и взяла зажигалку. Он сел, а бабушка осталась стоять перед горящими свечами.
- А теперь, - сказал она, крутя в руках зажигалку, - я расскажу, как Эмилия Фарсезе убила твоего дедушку.
Она улыбнулась своей ужасной улыбкой.
- И почему мы ждали тебя.
ГЛАВА 5
КРОВНАЯ ВРАЖДА
Паскалин щелкнула колесиком, и сине-желтое пламя стало четвертым в комнате источником света, наряду с горящими фитилями двух свечей и тлеющим кончиком ароматической палочки. Дым последней наполнял комнату густым травяным ароматом. Скай на мгновение смежил веки, а затем глаза его широко раскрылись, будто он хотел спать и в то же время - вскочить и бежать куда-то.
Паскалин пристально изучала его.
- Узнаешь запах?
- Я не уверен. Я…
- Ты ощущал его с первой секунды, как появился на острове. Потому что это запах диких кустарников, которые на Корсике называют маки. В его зарослях путаются розмарин, лаванда, тимьян и сотни других растений. Он распространен по всему острову, он - сама его сущность; это воздух в наших легких, столь же необходимый нам, как и кровь, что течет в наших жилах. - Она прервалась и сделала глубокий вдох. - И как этот аромат уникален, так и сами мы совсем не похожи на прочие народы Европы. Римляне, готы, арабы, испанцы и итальянцы - все они приходили на остров и верили, что властвуют над нами. Мы же скрывались в маки и сражались. Мы проливали их кровь на нашу землю, поглощали тех, чью кровь не могли пролить, и смотрели, как уходят одни завоеватели и им на смену приходят другие. Все они в итоге сгинули. А мы до сих пор живем здесь.
Чтобы не выглядеть полным невеждой, Скай спросил:
- Но ведь французы пришли в восемнадцатом веке, так? И они…
Паскалин прервала его:
- Французы? Да, конечно, они и сейчас тут. Но ты должен знать, что человек, которого они считают величайшим из правителей, был корсиканцем.
- Наполеон…
- Буонапарте. Oui. Один корсиканец властвовал над ними. Они же не смогли покорить корсиканцев.
В глазах ее вспыхнул огонь, и то не было отражением пламени свечей. На Ская произвело впечатление то, как ревностно бабушка относится к истории своего народа. Его народа, поправил он себя. Вспышкой промелькнула мысль о школьных товарищах, которые в эту самую минуту, вероятно, сидят в классе и проходят промышленную революцию или битву на Сомме. А он сейчас слушает проповедь лысой патриотки о величии Наполеона. Скай наклонился к бабушке.
- Ну и какое все это имеет отношение к моему деду?
Она со снисходительной улыбкой посмотрела на внука.
- Самое прямое. Теперь ты понимаешь, откуда он родом. На какой земле он родился. Ибо племя, которое не подчиняется захватчикам, создает свои собственные законы. И первый из наших - закон вендетты.
- Око за око.
- Больше чем око. - Глаза ее вспыхнули. - Жизнь за жизнь. Семья за семью, пока одна из семей не будет полностью уничтожена.
- Но это варварство!
- О, мой маленький английский внучек! Ты просто не понимаешь.
Скай уставился на бабушку, пораженный чувством гордости, прозвучавшим в ее словах, и скрытой за ними глубокой печалью.
- Значит, если кто-то убивает человека, то семья убитого начинает мстить?
- Должна мстить. Мертвец будет взывать к мести и не успокоится до тех пор, пока она не свершится. - Она с грустью покачала головой. - Но в прежние времена причиной вендетты не обязательно служила смерть. Я слышала, что как-то вендетта началась из-за того, что собака помочилась на стену соседа. Или еще был случай: из-за фрукта, упавшего на чужой участок и подобранного садовником.
Скай ужаснулся.
- И что, люди из-за этого идут на убийство?
- О да. Ведь дело здесь вовсе не в преступлении, а больше - в оскорблении, в попрании гордости. - Она склонила голову. - У нас есть поговорка: "Честь - что банка с чернилами. Уронишь, и пятно уже не отмоется вовеки".
- Вовеки? Даже если за смерть отплатить смертью?
- Да. Потому что каждая сторона считает себя неправедно обиженной. И никакая смерть не может положить этому конец. Каждая смерть должна быть отомщена. И так продолжается год за годом.
Скай уставился прямо перед собой, снова думая о школе - о том, как один парень ударит другого по руке, тот ответит, получит снова, но уже сильнее, и так будет продолжаться, пока один из них не отступит или не вмешается учитель. Скай полагал, что это и называется местью. Он сам много раз оказывался в подобных ситуациях. Но в худшем случае все заканчивалось ушибами. А чтобы за этим следовала смерть… Да еще и всей семьи!
Он взглянул на Паскалин.
- Вы говорите то в настоящем времени, то в прошедшем. Ведь все это ушло в небытие? Вендетта сегодня, в двадцать первом веке, невозможна. Эта традиция, наверное, умерла!
- Не для всех.
Скай прочитал ненависть на ее лице, такую же, какую видел прошлой ночью в слепых глазах старой Эмилии. Он с трудом сглотнул.
- Но почему Фарсезе так ненавидят нас? Как началась эта вендетта?
До сего момента бабушка яростно взирала на него сверху вниз, стоя возле камина. Но после вопроса Ская в ней, кажется, что-то надломилось, и она опустилась в кресло.
- Никто не знает.
- Никто…
- Эта история теряется в прошлом. Как объяснял отец, началось все сотни лет назад. Так сказал его отец. Ходят разные слухи, старые россказни. О любви, обернувшейся ненавистью. Об убийстве, произошедшем во время войны. Но никто не знает, как было на самом деле.
- Это безумие! - Теперь уже Скай еле сдерживал чувства. - Вы ведь тоже считаете, что это безумие?
Паскалин коснулась пальцем лба.
- Я понимаю это разумом, внучек. Учительница английского, которая преподавала грамматику и поэзию, изучала Шекспира, знает это. Но она знает и другое, знает не разумом, а здесь. - Паскалин постучала себя по груди. - И здесь. - Она сжала руку в кулак на животе.
Скай насупил брови.
- Но ведь вы живы. Так же как и Эмилия Фарсезе.
- Женщин и мальчиков обычно не убивают.
- Значит, я могу спокойно убраться отсюда?
Он выдавил улыбку. Паскалин, однако, сохраняла серьезный вид.
- Ты не мальчик. Уже не мальчик.
Скай крякнул.
- А мой дедушка… Он был последним из мужчин семьи Маркагги, кто погиб в ходе этой вендетты?
- И последним, кто свершил возмездие, ибо он убил перед смертью двух последних мужчин Фарсезе.
Скай покачал головой. Он подумал о своем отце, любителе домашнего пива и крикета. А всего поколением раньше…
- Что произошло?
Паскалин с трудом встала, подошла к камину и облокотилась на него. Скай видел в зеркале отражение ее лица в обрамлении пламени.
- С течением лет каждая вендетта то разгорается с новой силой, то затухает. Некоторые семьи вымирают естественным образом, многие эмигрируют. Случалось, что те, кто правил Корсикой, обрушивали мощь своих законов на жителей, и многие погибали в петле или на гильотине. Кроме того, корсиканцы потеряли больше народу во время Первой мировой, чем любой другой департамент Франции. Некоторое время на острове просто не было мужчин, способных убивать.
Она отвернулась.
- Но месть - как огонь. Она может долго и почти незаметно тлеть где-то глубоко, но никогда не погаснет. Просто ждет появления того самого трута и той самой искры, от которых заполыхает вновь. - Паскалин закрыла глаза. - Твой дед был тем трутом. А Эмилия Фарсезе была искрой.
- Старая слепая женщина?
- Она не всегда была старой. И не всегда слепой. Она была такой же хорошенькой, как и ее внучка, даже красивее. Но в ее красоте крылось что-то темное, жестокое. Их семья была богатой, и они свысока смотрели на нас, Маркагги, простых, честных фермеров, вполне счастливых в постоянной борьбе за выживание.
Паскалин снова села в кресло.
- Лука вернулся спустя несколько лет после окончания Второй мировой. Красавец мужчина, летчик, он сражался под флагом "Свободной франции", и Эмилия воспылала к нему страстью. Тогда было не то время, что сейчас, когда девушке достаточно сказать "Ты мне нравишься" и парень тут же упадет перед ней на колени…
Скай улыбнулся. Он еще ни перед одной не падал на колени.
- В те дни девушка не могла даже просто пройтись вместе с парнем и едва ли могла заговорить с ним. Но были знаки. Взгляд, брошенный исподволь в церкви, опущенная на улице вуаль. Эмилия ими пользовалась. Прямо как у Шекспира. "Ромео и Джульетта". Для нее, но не для Луки. Он всегда любил только одну - твою бабушку, Марию. Когда Эмилия поняла это, ее любовь моментально переросла в ненависть. Она вспомнила о кровной вражде, об огне, который все еще тлел. И раздула этот огонь. Она подняла двух своих братьев против заклятого врага семьи Фарсезе.
- Но почему дедушка просто не уехал?
- Мог бы. Но он был гордым, этот Лука. И он уже поездил, повидал свет. Он думал, что поможет создать на острове новое общество, верил французским законам, которые тогда как раз усиленно у нас насаждались. Власти заявили - возможно, с подачи самого Луки, - и полиция поклялась, что если тронут кого-то из двух семей, то обе они будут лишены всего, что имеют. Фарсезе потеряли бы намного больше, чем бедняки Маркагги. Семья приструнила Эмилию. По крайней мере, они так думали.
Паскалин охрипла от долгой речи. Она взяла со стола чашку, сморщилась, увидев, что кофе уже остыл, но все же сделала глоток и повела рассказ дальше, хотя говорила теперь так тихо, что Скаю пришлось нагнуться, чтобы не упустить ни единого слова.
- Лука женился на Марии. Они во всем преуспевали. Прошло несколько лет. Появился на свет твой отец, Генри. Все, казалось, было в порядке. Но ненависть Эмилии не угасала. Она терпеливо ждала, когда чаша гнева наполнится до краев, ждала особой ночи, когда сможет заманить Луку в такое место, где не действуют никакие современные законы. Эта традиция еще более древняя, чем даже вендетта. Это место доступно только немногим избранным - тем, кому даровано видеть невидимое. Эмилия имела такой дар, как и твой дед. Как и я.
Паскалин пристально уставилась на внука, взгляд ее выражал одновременно жалость и ужас.
- О чем вы? - мягко спросил Скай.
- Путь маццери, призрачных охотников. Эти избранные - одновременно благословенные и проклятые - по ночам выходят из своих тел и отправляются на охоту. И сама смерть является их добычей.
"Бабушка ведь говорит о фюльгиях, - взволнованно подумал Скай. - Только другого рода".
Теперь он понял значение ее взгляда.
- И у меня тоже есть этот дар? Это благословение? Это проклятие?
- Есть. - Она перекрестилась. - Да поможет тебе Господь, есть у тебя этот дар.
Скай попытался говорить непринужденно, как обычно, хотя при последних словах его желудок сжался.
- Этим маццери… Им, то есть нам… Нам трудно выходить из своего тела?
- Трудно? Стоит тебе только узнать, как это делается, и выход станет для тебя не сложнее выдоха.
Вот оно! Вот причина, по которой он оказался на Корсике. Сигурд мог обращаться в двойника, когда пожелает. Это умение давало ему силы, позволяло размножиться, появляться и исчезать в любой момент, принимать любой облик. Для Ская же обращение было трудным, всегда требовало проведения ритуала жертвоприношения, боли и… Сигурда. Сигурда, контролировавшего весь процесс. Но если научиться перевоплощаться самостоятельно… Так же легко, как он дышит…
Но было и кое-что еще.
- Вы говорили, что Эмилия использовала какое-то место для отмщения.
- Да. И тем самым осквернила само предназначение маццери. Но ее это не волновало, так сильна была ее ненависть.
Скай не мог больше сидеть на месте. Вскочив, он воскликнул:
- Говорите же. Я хочу знать все!
- Я не могу.
- Вы должны! - Он едва не кричал на свою бабушку. - Ради этого я и приехал сюда! Мне это необходимо.
Паскалин встала, подошла к внуку и взяла его руки в свои. Скай еле сдержал рвущееся наружу недовольство, но что-то в ее прикосновении, во взгляде остановило его.
- Я не могу рассказать, потому что подобное нельзя "рассказать". Если я попытаюсь объяснить, это только собьет тебя с толку и запутает. Единственный способ понять - испытать самому. Единственный способ стать маццери - отправиться с ними на охоту.
Слушая бабушку, юноша испытал некое подобие дежавю: Сигурд при первой их встрече говорил, что Скай должен встретиться со своим предком Бьорном, чтобы научиться кое-чему, "испытав это сам". А научился он тогда убивать. Воспоминания - о том, как убивали викинги, как он стал соучастником убийства Олава в горах Норвегии, - разом обрушились на Ская. Его передернуло.
- Вы сказали, что их добычей является смерть?
Паскалин коснулась пальцами щеки внука, будто пытаясь измерить силу бушующих в нем страстей.
- Не в том смысле, в каком ты подумал. Это… - Она покачала головой. - Нет! Говорю тебе, это невозможно объяснить. Ты должен пойти со мной. Сегодня вечером. Тогда и узнаешь ответы. Ну, или, по крайней мере, хоть что-то для тебя прояснится.
Паскалин внимательно смотрела на внука, на лице ее отражалась внутренняя борьба.
- Доверься мне, Скай. Раз ты прибыл на остров, чтобы что-то познать, сегодня будет преподан первый урок. Когда ты отправишься охотиться в качестве ученика маццери.
ГЛАВА 6
УЧЕНИК
Они договорились, что Скай вернется на закате и принесет свои вещи; у бабушки была свободная комната, в которой он мог поселиться и сэкономить на проживании в хостеле, пусть стоило оно и недорого. Скай не стал говорить, что мог бы при желании позволить себе самый лучший отель Сартена, что на банковском счету в Лондоне у него десять тысяч фунтов, вырученных от продажи одного из бриллиантов Сигурда. Но шестнадцатилетний юноша, сорящий деньгами, привлек бы ненужное внимание. Он догадывался, что родители станут его искать, хотя, конечно же, в оставленном для них послании Скай не уточнял, куда направляется. Он написал только, что с ним все в порядке, что ему требуется побыть какое-то время наедине с собой, и прочий юношеский вздор. Они вполне могли поверить, а Скай планировал просить туристов отправлять родителям открытки, будто бы от него, из их родных стран: Италии, Швеции и других. Только вот Сигурд знал, что внук поехал на Корсику, а возможно, и что именно в Сартен. Этот факт серьезно беспокоил молодого человека. Ему совсем не хотелось снова повстречаться с дедом. До тех пор, пока он не будет готов к встрече.
Скай выбрал длинный путь к хостелу, лишь бы не проходить снова мимо дома покойного адвоката. Дважды Скай оказывался рядом с ним, и оба раза происходило нечто, мягко говоря, странное. До места он добрался слегка уставшим, вспотев от длительного подъема в гору, и в смятенных чувствах… Он оказался совершенно не готов к тому, что (или, вернее, кого) увидел на скамейке под каштаном.
Прошлой ночью она показалась Скаю хорошенькой, но сейчас, при свете дня, выглядела настоящей красавицей. Никаких черных одежд - на ней были белые джинсы и голубая блузка, выгодно оттенявшие загар. Она сидела на скамейке и болтала босыми ногами, сандалии валялись на земле. Следы от ремешков образовывали на загорелой коже букву V, и Скай сразу подумал о руне Кеназ, ассоциирующейся с факелом. Означала руна инициацию. Или ученичество, о котором говорила Паскалин? Он вдруг подумал: а не может ли узнать больше от этой девушки, чем от своей лысой бабки, пусть та ему и родня? Ощущение это только усилилось, когда Скай заметил что-то блестящее на стройной лодыжке - золотой ножной браслет.
Он оторвался от ног и посмотрел в ее глаза. Когда он только подходил, девушка читала, теперь же уставилась на Ская. Они играли в гляделки довольно долго, пока он наконец не шагнул вперед.
- Bonjour, - поздоровался Скай.
Она подняла руку и прикрыла глаза от солнца.
- Bonjour.
- C’est Jacqueline, n’est-ce pas?
Она кивнула.
- Jacque. Et vous? - Она указала большим пальцем в небо.
- Oui. - Скай кивнул на скамейку. - Puis-je…?
- Je vous en prie.
Он последовал приглашению. Жаклин отложила книгу и посмотрела на юношу. Даже сидя, Скай на фут возвышался над ней. Теперь он видел, что глаза у девушки не черные, как показалось прошлой ночью, а темно-карие. И очень густые ресницы, черные, как вуаль, которая накануне скрывала ее лицо, и как волосы, сегодня аккуратно обрамлявшие лицо. Когда Жаклин кивала, они падали ей на глаза.
Накануне Скай убедился, что девушка говорит по-английски намного лучше, чем он - по-французски, и не хотел сейчас оказаться в невыгодном положении.
- Вы ждали здесь меня?
- Ждала? Почему же? Разве это не прелестное местечко?
Он улыбнулся.
- Разумеется. Но наверняка здесь много прелестных местечек, где, как вы знали, меня можно встретить.
Девушка пожала плечами, но не в знак отрицания. Множество вопросов, вертевшихся на языке, казались слишком прямыми. Трудно вести непринужденную беседу с человеком, с которым познакомился только накануне ночью, прячась от толпы призраков. Поэтому Скай просто сказал:
- Вы хорошо владеете английским.