Вероятно, он все же не был так уверен в собственных доводах. Иначе не поглядывал бы на Аль-Хашима. Надеясь, не иначе, на поддержку старого и вроде бы мудрого спутника. Но тот хранил благоразумное и непривычное для себя молчание. Трезво оценивая свои знания, ограниченные областью алхимии и некоторыми вопросами колдовства. И понимая в глубине души, что мудрость и глубокомысленная речистость - как ни крути, вещи разные.
- Ну, можем хоть монетку бросить, - обескураженным тоном предложила мой охотник. И, не дожидаясь ответа, извлек из кошеля блестящий кругляш. С профилем короля на одной стороне. Да тремя маленькими и одной большой короной - с другой.
Но Эдна в ответ лишь небрежно махнула рукой.
- Ладно, в лес, так в лес, - бросила она таким же тоном, с каким преподаватель из моего мира соглашается поставить тройку опостылевшему студенту на экзамене.
Эх, если бы разбойница тогда настояла на своем… Да что там: если бы и я не стал отмалчиваться, весь такой невидимый и скромный. А сказать и мне было чего. Ибо с первого взгляда в сторону леса я почувствовал в нем некую странность. Причем странность недобрую. А когда мы подошли поближе, я смог даже увидеть ее конкретное воплощение. Своим уникальным зрением, живому человеку недоступным.
Со стороны леса… точнее, из его глубины во все стороны тянулись призрачные щупальца… нет, скорее лапы с множеством пальцев… или даже ветви. Нечто похожее я наблюдал еще в гробнице. Только на сей раз призрачные конечности были почему-то зелеными, а не белыми. А всмотревшись, я понял, почему.
На несколько мгновений в сознании промелькнул фантом поляны. И стоявшего посреди нее дерева. Необычным в этом дереве было то, что росло оно буквально не по дням, а по часам. По секундам даже. На моих глазах превращаясь из тощенького почти саженца в молодой, но уже полноценный… кажется, тополь.
Дерево разрасталось, набираясь сил. А от ветвей его отходили те самые, призрачные, отростки, которые я и заметил вначале. И они тянулись к моим спутникам, ничего не подозревающим. Оплетали их, тянули к лесу.
Вот тут мне и стоило предостеречь хотя бы упрямца Вилланда. Но я почему-то не решился. Боялся, видно, что опять не поверит. Впрочем, не все ли равно? Прошедшего не воротишь. И от этих "если" да "кабы" проку нет. Терзания одни.
"Да чтоб я, охотник, боялся леса, - приговаривал Вилланд, раздвигая подвернувшиеся на пути кусты и ступая под сень высоченных деревьев, - пускай лучше он меня боится".
Разделял его бравурно-благодушный настрой разве что Аль-Хашим. Да и то лишь в силу возраста. Когда не столько боишься смерти, сколько чувствуешь усталость от жизни. А вот Эдна с первых шагов по лесу держала руку на эфесе шпаги… или легкого меча. Был напряжен и я. Готовясь в любой момент покинуть тело охотника и вступить в схватку. Только пока неясно было, с кем.
Нет, поначалу лес и не думал подтверждать наши подозрения. Зловещим местом, где водятся чудовища или царит древнее проклятье, он вовсе не выглядел. Наоборот, даже мог показаться красивым… слишком красивым и пышущим жизнью.
Здесь все было чересчур. Чересчур густая зелень на деревьях - даром, что и в этот мир уже пришла осень. Чересчур высокая трава: временами она даже Вилланду достигала груди. Такой высоты я не встречал не то что у себя на родине, что можно было списать на экологию. В Тергоне тоже травка была заметно ниже.
На некоторых кустах росли цветы - опять-таки, чересчур яркие, пышные и крупные. Грибы же, что встречались нам, были столь велики, что любого из них хватило бы на полноценный обед одному человеку. Тут даже снедаемая тревогой Эдна не выдержала. И, наклонившись, прихватила один из грибов да положила его в дорожную сумку.
Да и сам зеленый цвет здешних листьев и травы… Был он настолько сочным и ярким, что мог бы, наверное, считаться эталоном. Хоть в Палату мер и весов помещай. Да и гринписовцам, наверное, пришелся бы по нраву.
Однако очень скоро всем нам стало ясно: эта нарочитая красота вокруг - гибрид обманки и приманки. Наподобие безупречного внешнего вида и подчеркнутой вежливости жуликоватого риэлтора и ушлого продавца-консультанта.
А случилось прозрение на первом же привале. Сначала, краем глаза, мой охотник приметил невдалеке темную фигуру, мелькнувшую меж деревьев. Затем со свистом в нашу сторону вылетела стрела. И упала на траву, на облюбованной нами поляне.
Испуганно вскрикнул Аль-Хашим. Вилланд, вполголоса бранясь, сам потянулся за луком. Пригнувшись к земле Эдна всматривалась в лесную чащу, уже сжимая в руках легкий меч или шпагу. Что касается меня, то я лишь гадал: промахнулись ли, стреляя в нас, или просто хотели предупредить.
Более правильным оказался второй вариант. В противном случае ни к чему было новоявленным врагам бросаться в ближнюю атаку.
А те бросились. С окружавших поляну деревьев спустилось десять человек. Семеро светловолосых, как один крепких, парней и три девахи им под стать. Соскользнули по веревкам, чем напомнили не то пауков, не то промышленных альпинистов. И с мечами да топорами надвинулись на нас с трех сторон сразу.
- Вот и "рукоблуды" пожаловали, - проговорил один из нападавших. Изъяснялся он на том же языке, что и другие жители Фьеркронена, но с заметным акцентом.
И оскорбление его, оброненное мимоходом, отнюдь не свидетельствовало о желании мирно побеседовать. А тем паче с миром же разойтись.
- О, дети недоверчивости, - совсем некстати подал голос старик-алхимик, - мы вовсе не желаем никому зла… и денег у нас собой совсем немного. Если на десятерых разделить, останутся жалкие гроши.
- Ты что, старик, - усмехнулся один из нападавших, - за татей нас принял? Ха! Не нужны нам ваши деньги… нам вообще деньги не нужны. Нет, мы пришли… за вами.
- Сложите оружие и топайте, куда скажем, - добавил его товарищ, - тогда проживете… немного подольше.
- Нет уж, - сухо отвечала Эдна, - лично у меня другие планы.
И ответила она, по сути, за нас всех. Потому что атакой своей сделала дальнейшие переговоры бессмысленными.
Метнувшись в сторону ближайшего из противников, разбойница пронзила его шпагой. Пронзила без труда, ибо доспехов у нападавших не было. Только штаны, да белые, вышитые зеленым узором, рубахи. То есть, с виду обычные крестьяне… если б не оружие.
Им, кстати, новоиспеченные супостаты владели неплохо. Мстя за рухнувшего замертво, окровавленного товарища, на Эдну накинулись сразу двое: парень и девушка. Да скрестили с ней клинки.
- Эй, как там тебя… Игорь, - крикнула разбойница, с трудом отбивая атаку за атакой, - ты-то чего ждешь?
И действительно, чего?.. Вырвавшись из тела Вилланда, я подхватил меч, выпавший из рук первого и пока единственного, сраженного Эдной, противника. Оружие оказалось тяжеловатым, даже громоздким. Однако мне хватило сил, чтобы вывести из игры аж троих врагов. Первому я подрубил ноги, второму изловчился и отсек руку, сжимавшую топор. А третьему меч угодил в живот. Извлечь же его обратно я не успел.
"Дух! Нечистый дух здесь!" - загомонили оставшиеся противники. Двое даже попятились, подарив надежду на нашу победу. Но, надежду, как вскоре стало ясно, тщетную.
Из темнеющей чащи на поляну выступил еще один человек. Безоружный - если не считать за оружие длинную узловатую палку-посох. Да и внешность имел совсем не боеспособную. Низенький сгорбленный старик… постарше даже Аль-Хашима, пожалуй. Весь в белом. И с седой опять же до белизны бородой, что едва не касалась земли.
А направился старик… прямо ко мне! Как будто видел. На что живые, не имеющие Кристалла Душ, вообще-то неспособны.
Ну да ладно. Я тоже двинулся навстречу старику, надеясь избавиться от него одним ударом. Но не тут-то было. От старца с посохом исходила неведомая и непреодолимая сила. Даже инквизитор-колобок казался более уязвимым. И те амулеты, что носил белый старец под одеждой - я не видел, но живьем ощущал каждый из них.
Но даже неуязвимость старика помешала мне меньше, чем совершенное им действие. Приблизившись, старик ткнул посохом в землю. И, обойдя меня кругом, проделал в ней небольшую борозду. Так, чтобы я оказался внутри круга.
- Дух пленен… на какое-то время, - провозгласил старик.
И действительно, покинуть очерченный пятачок я не мог при всем желании. Точно натыкался на невидимую, но глухую и сверхпрочную, стену.
Возможно, я так бы и остался на поляне. И борозда, проделанная посохом, держала меня прочнее бетона. Но хоть по мелочи, а мне повезло. Еще пробуя обороняться, слишком близко к борозде подошел Вилланд. В тот момент я и смог вернуться в наше общее с ним тело.
Хорошие новости на этом заканчивались. Без моей поддержки ни сам охотник, ни Эдна долго не продержались. Не говоря уж про Аль-Хашима. Тем более что на помощь первому десятку пожаловали новые группы вооруженных людей. Целая толпа в бело-зеленых рубашках стекалась к поляне.
Убить, правда, моих спутников так никто не убил. Зато сумели обезоружить и скрутить. И бока всем троим намяли, что называется, от души.
* * *
Рыцаря-храмовника звали сэр Готтард. И надо сказать, что его присоединение к отряду брата Теодора принесло тому не только пользу.
Нет, конечно, боеспособность отряда от такого пополнения только выросла. И заметно. Что пришлось как нельзя кстати в продолжающемся походе. Когда, например, на пути отряда встретилась шайка разбойников, великан в доспехах разделался с ними в одиночку. Кого-то растоптал копытами своего огромного коня. Кого-то зарубил на скаку. А прочих добил, уже спешившись.
Монахам, не говоря уж про брата Теодора, в этой схватке досталась лишь роль зрителей - причем благоговейных и восхищенных. Кто-то даже захлопал в ладоши, уподобившись детям на представлении уличного балаганчика.
А инквизитор внутренне порадовался своей удаче и сообразительности. Благодаря которым он, собственно, и обрела столь могучего союзника. Тем более что путь отряда лежал на восток - в земли дикие и безбожные. Где опасности ждали похлеще каких-то отбросов рода людского, взявшихся за луки и тесаки. И где эльвенстадские монахи едва ли могли обойтись собственными силами.
Но видно прав был некий схоласт, утверждавший, что добро и зло неразлучны, как день и ночь. А значит, стремясь к первому человек помимо воли, неизбежно порождает второе. Потому что издержки рыцарь-храмовник принес с собой в отряд тоже. И отнюдь не в качестве лишнего рта - путешествовал-то сэр Готтард тоже не налегке.
Дело было в другом. Каким скользким типом ни слыл сбежавший вор Киф, а с ним отряду было легче. Ибо на Кифа, как и на любого другого мирянина монахи привыкли смотреть свысока и снисходительно. Как на младшего брата или большого ребенка.
Со своей репутацией предателя и перебежчика, со своими немудрящими интересами, вроде денег, выпивки, вкусной кормежки и баб, бывший вор не только напрашивался на дежурное порицание. А то даже на воспитательный подзатыльник. При нем и сами монахи считали, что имеют право немного расслабиться. И то крепкое словечко употребить, то вином-пивом потешиться. Благо, один пост недавно закончился, а до следующего далеко. Не было смысла изображать смиренных святош, которые даже по нужде не ходят. И коим только нимба не хватает для полного счастья да отреченья от всего мирского.
Но теперь… Первого же привала в компании с храмовником монахам хватило, чтобы усомниться: а точно ли сэр Готтард не имеет нимба? Или, может, просто им, грешникам, не полагается его видеть?
А началось с того, что накануне, в придорожной лавке святые братья прикупили вина. Чтобы с его помощью скрасить досаду от очередной неудачи. Аль-Хашим-то со своими сообщниками опять ушел от погони. Предложили хмельной напиток и рыцарю… однако тот решительно отказался. Да еще смерил предложившего монаха холодным и пустым взглядом.
Не то чтобы сэр Готтард выразил презрение, впав в грех гордыни. Скорее, к вину он был заведомо равнодушен. Не считал нужным пить его, как волк не считает съедобными для себя ягоды и грибы. А корова - мясо.
Более того. Когда монахи пытались шутить, храмовник даже бровью не повел в ответ на вымученные пьяные остроты. А все попытки разговоров с ним сводил к обсуждению некоторых глав "Откровения". Оказавшись грамотным… но отнюдь не к радости спутников. Потому что более всего сэра Готтарда интересовали жития мучеников за веру, истории про особо ярых праведников… а также о божественных карах на головы грешников. И про всяческие искушения с неизбежной расплатой.
Само собой, это были не самые лучшие темы для болтовни под хмельком. И, естественно, что окончание таких разговоров было скорым, предсказуемым и далеко не приятным. Очередной собеседник предпочитал отвалить от рыцаря-храмовника. Причем с ощущением собственной неполноценности. Сам же сэр Готтард продолжал молча сидеть в сторонке. На спутников почти не оглядываясь.
Но не только угрюмость и холодность храмовника, да его подчеркнутое презрение к мирским радостям досаждали другим участникам похода. Вдобавок именно сэр Готтард указал направление поисков. Погнав весь отряд к восточным рубежам Фьеркронена, если не дальше.
И здесь у брата Теодора появился новый повод вспомнить пройдоху Кифа с теплом. В очередной раз сожалея о его бегстве. Потому что Киф, будь он хоть трижды пройдохой, работу свою выполнял умело и добросовестно. Можно даже сказать честно. Да что там: просто выполнял. Изучая следы да по сходной цене находя свидетелей пребывания беглого трио в очередном поселении или постоялом дворе. А главное - чертов ворюга, перебежчик и предатель умел убедить в верности своих выводов и предположений самого инквизитора. Который, не будучи дураком, ворюге-перебежчику не шибко доверял.
И вот Киф бесследно растворился в дебрях Краутхолла. Не иначе, вернувшись к прежнему ремеслу. У нового же спутника и союзника вопрос "куда идти?" решался во сто крат проще.
"Сегодня ночью ангел явился ко мне, - заявил сэр Готтард на третий день совместного похода, - и велел идти на восток. В Лес Великого Рода… или Священный Лес, как зовут то место его жители-язычники. Именно туда отправился безбожный колдун".
Голос у рыцаря-храмовника был, кстати, глухой и низкий. Куда больше он, наверное, подошел бы каменной или бронзовой статуе, если б та ожила. Но гораздо тягостнее брату Теодору было не слушать сам голос, а воспринимать смысл сказанных им слов.
В голове инквизитора тараканами носились злобно-ехидные реплики. "Ишь, как все просто!" "А почему мне за всю жизнь ангел ни разу не являлся?" "А если с утеса в пропасть шагнуть тебе во сне велят - ты шагнешь?" И все в таком духе. Лишь от понимания, что эдак можно и в ересь впасть, брат Теодор вовремя остановился. Так и не произнеся ни одной из этих фраз вслух.
Более того, через час окончательно успокоившись, инквизитор подумал: а почему бы и нет? Известие о том, что в некоем лесу могут жить люди… и не только разбойники, его несколько удивило. Хотя о стычках с язычниками именно на восточных рубежах брат Теодор был наслышан. В отличие, скорее всего, от мирян, включая Аль-Хашима и посланцев рыцаря-разбойника. Эти-то как раз могли счесть лесистые и почти безлюдные земли к востоку от Фьеркронена безопасными. И вполне подходящим убежищем как от инквизиции, так и от королевского гнева. Особенно если сами привыкли жить среди лесов и болот.
С другой стороны, конечно, оставался вопрос, а что сам отряд будет делать, достигнув Священного Леса. Ведь искать трех человек в чащобе не легче, чем иголку в стоге сена. Не говоря уж про язычников, которые вряд ли встретят очередных чужаков гостеприимно.
И имелся соблазн повернуть обратно в Эльвенстад. С надеждой, что беглецы либо сами сгинут посреди Священного Леса, либо попадут к его обитателям в плен. Где неизбежно будут съедены или принесены в жертву какому-нибудь камню с глазами, Великому Пню или чучелу медведя.
Но не привык брат Теодора полагаться на счастливые совпадения. А тем паче - бросать дело на полпути, признавая собственное поражение. И, наконец, как бы странно это ни прозвучало, инквизитор боялся разочаровать рыцаря-храмовника. Или не боялся, но стеснялся, но не суть важно.
А как ни крути, именно брат Теодор сам призвал сэра Готтарда обещанием совершить подвиг во имя веры. Всякий святой воитель не смеет и мечтать о большем. И что ж теперь - идти на попятную? Инквизитор предчувствовал, что духу ему не хватит. Не выдержит он холодного, твердого и тогда уж точно презрительного взгляда храмовника.
Посему колебался брат Теодор недолго. И в тот же день велел отряду следовать на восток. А где-то на полпути к Священному Лесу наткнулся на первое, хотя бы косвенное, подтверждение своих догадок и видений сэра Готтарда.
Трое конных латников, как известно, сила внушительная. Даже против целой пешей толпы, не говоря о горсточке путников. Однако толпе в этих, уже малолюдных, местах взяться было неоткуда. Зато у обочины полузаросшей дороги валялись три человеческих трупа в доспехах. Тут же нашла вечный покой оседланная лошадь. Ворона как раз теребила клювом ей голову. И испуганно вспорхнула, почуяв приближение людей.
Наличие этих трупов инквизитор не мог объяснить иначе как колдовством. Колдовством сродни тому, коим владел не то Аль-Хашим, не то кто-то из его спутников. И с которым сам брат Теодор уже успел познакомиться в Ларне - добро, хоть не слишком близко.
Когда отряд достиг опушки Священного Леса, участникам похода пришлось спешиться. Так удобнее будет передвигаться через чащу, уверял спутников сэр Готтард. Само собой, брату Теодору тоже пришлось оставить повозку. Оставить с неохотой: в чем должно выражаться обещанное удобство далеко не худенький инквизитор не понимал.
Когда один из монахов принялся искать подходящие деревья, дабы привязать лошадей, рыцарь-храмовник осадил его.
- Не стоит их мучить… отпусти, - произнес он привычным, тяжелым и лишенным эмоций, голосом, - пусть бегут, куда хотят. Хоть маленький шанс выжить появится.
- А… как же мы? - не понял и оттого возмутился монах, - сами-то как возвращаться будем?
- Скорее всего, нам не придется возвращаться, - отрезал сэр Готтард.
И вот ведь чудо! В каком-то ином случае подобное заявление вызвало бы ропот, желание повернуть назад и убраться подальше от заведомо опасного места. Но здесь, глядя на лес впереди себя, брат Теодор с удивлением поймал себя на мысли, что ни капельки не боится. Напротив, инквизитор чувствовал что-то вроде почитаемого за грех азарта. Действительно ли ему суждено погибнуть? Или все-таки выдюжит, вернется в Эльвенстад с триумфом?
Подобные настроения владели и спутниками-монахами. Никто ни словом не выказал страха и желания вернуться. Наоборот, все принялись на разный лад хвалиться, что уж с какими-то дикарями непременно должны сладить.
Но вот лошадей все равно пришлось отпустить.